нет, - развел руками Синяков.
     - А  как насчет похвальных грамот,  дипломов,  официальных благодарностей,
правительственных наград,  полученных  непосредственно  вашим  сыном?  Суд  это
учитывает.
     - Откуда у него в восемнадцать лет возьмутся правительственные награды?
     - Ладно.  Будем строить защиту,  опираясь на ошибки следствия,  -  адвокат
тряхнул счетами, как шаман своим бубном.
     - Думаете, есть они?
     - Уверен, - безапелляционно заявил адвокат. - Иногда их даже преднамеренно
допускают. Чтобы была возможность в случае чего дать задний ход.
     -Хорошо бы, - вздохнул Синяков. - Но ведь приговора все равно не избежать.
     - Ну и что! Зато полгодика можно скостить.
     - А если иначе?  -  Синяков откашлялся в кулак. - Мне, конечно, просить об
этом неудобно...  Но поймите правильно,  я  ведь отец...  Если,  как говорится,
подмазать кому-нибудь? Судье или прокурору...
     - Нет,  уже  поздно.  -  Столь  откровенное предложение ничуть не  смутило
адвоката.   -   Раньше  надо  было  беспокоиться,  на  стадии  предварительного
следствия... А когда дело в прокуратуру попало - все.
     - Понятно.  -  Надежды рушились одна за  другой,  словно птичьи гнезда под
ударами бури. - А нельзя узнать, где он сейчас находится?
     - Почему  нельзя?  Можно.  -  Адвокат  постучал  углом  счетов  в  стенку,
оказавшуюся вовсе не кирпичной,  а фанерной.  -  Сергей, зайди ко мне! Разговор
есть.
     За хлипкой стеночкой кто-то недовольно буркнул и тяжко заворочался, словно
зверь  в  клетке.  Заскрипел стул.  Хлопнула соседняя дверь.  Запела  паркетная
доска, на передвижения Синякова никак не отзывавшаяся.
     Человек в форме, ввалившийся в кабинет, был всего лишь старлеем, но страха
он внушал не меньше,  чем маршал. Столь импозантные фигуры мать-природа создает
редко, и то, наверное, по спецзаказу.
     Спецзаказ,  по  которому был  создан  этот  самый  Сергей,  формулировался
примерно так - "Идеальный образец коменданта гауптвахты".
     - Ну? - пробасил он, мельком глянув на адвоката. - Чего звал?
     - Рядовой  Синяков  за  тобой  числится?  -  несколько заискивающе спросил
адвокат.
     - Почем я знаю? Их за мной больше полсотни числится... Из какой он части?
     - Особая бригада внутренних войск, --вспомнил Синяков.
     - А-а...  этот...  Лежит на нарах.  Суда ждет. Таких на работу выводить не
положено.
     - Вот отец его приехал, - адвокат указал на Синякова. - Увидеться хочет.
     - До суда не положено, - обронил комендант равнодушно.
     - Ты пойми, он же не из пригородного колхоза сюда пришлепал!'- загорячился
адвокат. - Он за тысячу верст на самолете прилетел!
     - Хоть на ракете.  Какая разница,  -  комендант и бровью не повел. - Устав
забыл?
     - Я больше забыл, чем ты помнишь! - Адвокат схватил счеты, словно это было
какое-то  неотразимое оружие вроде меча-кладенца.  -  Разве нельзя для хорошего
человека исключение сделать?
     - Нет  в  уставе такого термина "хороший человек".  -  Комендант осторожно
отобрал у адвоката счеты и от греха подальше положил их на шкаф.  - Еще вопросы
имеются?
     Тут  внутренний голос  подсказал Синякову,  что  пора  брать инициативу на
себя.  По некоторым приметам -  значку мастера спорта и переломанным ушам -  он
почуял в коменданте родственную душу.
     - Борьбой занимаетесь? - поинтересовался Синяков как бы между прочим.
     - Бывает, - буркнул комендант.
     - Каким видом?
     - Всеми...
     - Зубаря  случайно  не  знаете?  Или  Метлицкого?  -  Это  были  ровесники
Синякова,  вместе с ним начинавшие спортивную карьеру и впоследствии добившиеся
немалых успехов.
     - Про какого Зубаря речь? - В светлых рысьих глазах коменданта пробудилось
что-то похожее на интерес.
     - Про Илюху.
     - Илья Ильич тренировал меня одно время,  -  комендант в упор уставился на
Синякова. - А вы ему кем доводитесь?
     - Другом.  Ну и соперником, конечно. В одном весе боролись. То он меня, то
я его. Говорят, он потом на Европе призеромстал? В Мадриде, кажется?
     - В Лиссабоне, - уточнил комендант.
     - Привет ему от меня при встрече передавайте.
     - Помер Илья Ильич в прошлом году. Не вышел из запоя.
     - Вот так несчастье! - Скорбь Синякова была совершенно искренней. - А ведь
помню, он раньше и пива в рот не брал.
     - Именно это  и  губит  нашего брата!  -  вмешался адвокат.  -  Кто  резко
начинает или резко завязывает, тот обречен. Нужно понемногу, но постоянно.
     - Вроде как ты,  - усмехнулся комендант, поворачиваясь боком к двери. - Ну
ладно... Если вы Зубаря знали, это меняет дело. Заходите через четверть часа ко
мне, что-нибудь придумаем.
     - Вот так надо улаживать дела!  -  воскликнул адвокат,  когда они остались
наедине  (можно  было  подумать,   что  это  именно  он  уломал  несговорчивого
коменданта). - А у нас с вами осталась одна небольшая формальность.
     - Вы деньги сразу берете? - Синяков понял его прозрачный намек.
     - Половину сразу, половину потом.
     - У меня, правда, с собой только доллары...
     - Ничего,   сейчас  по  текущему  курсу  пересчитаем.  Подай-ка  сюда  мой
деревянный калькулятор. Затем быстро-быстро защелкал костяшками.
     За все время,  проведенное Синяковым в  кабинете адвоката,  это был первый
случай, когда счеты использовались по их прямому назначению.
     Гарнизонная гауптвахта располагалась в  том же  самом здании,  только вход
имела со двора.
     Автоматчик,   вызванный  дежурным  по  КПП,   отвел  Синякова  в  обширное
помещение,  где раньше,  надо думать,  проводились молебны.  Об этом можно было
судить  по  непомерной высоте  потолка,  на  котором даже  крюк  от  паникадила
сохранился.
     То,  что  находилось здесь сейчас,  шутки ради  можно было  назвать музеем
решеток.
     Решетки были повсюду:  на окнах, на дверях, на стенных нишах, в коридорах,
даже  под  потолком  -   все  разного  размера  и  разной  конфигурации.   Были
решетки-солнышко,  решетки-елочка  и  просто решетки без  всяких изысков.  Были
решетки раздвижные, были и стационарные. Одни были сварены из прутка, другие из
уголка, а третьи вообще из швеллера. Из материалов шире всего была представлена
сталь, но имелся и алюминий, как простой, так и анодированный.
     Чувствовалось,  что кто-то из былых комендантов (а может, даже и нынешний)
вложил в это дело немалую частичку души.
     Процесс передвижения по гауптвахте представлял собой череду перемещений из
одной  клетки  в  другую.,  В  первой  из  этих  клеток Синякова обыскали (надо
сказать,  что такой процедуре он подвергался впервые в жизни). Изъяли купленные
для Димки сигареты,  колбасу,  сгущенку,  шоколад, сыр. С собой разрешили взять
только булочки и фрукты.
     В  конце концов он  оказался в  загоне,  где  три  стены-были кирпичными и
только  одна  решетчатой (но  уж  эту-то  решетку  не  смог  бы  свернуть  даже
взбесившийся африканский слон).  Из  мебели здесь  имелись стол,  две  лавки  и
рукомойник.
     Тот  же  самый конвоир,  приведя Димку,  сказал:  "Время свидания двадцать
минут" - и остался стоять между ними, нервно теребя ремень своего автомата.
     Отец  и   сын  поздоровались  за   руку  через  стол.   Конвоир  при  этом
непроизвольно вздрогнул.  Похоже,  он побаивался этой парочки куда больше,  чем
они его.
     - Ты ешь,  ешь.  - Синяков выложил на стол все, что ему позволили пронести
сюда. - Жаль только, сигареты отобрали.
     - Ничего...  По  одной  штуке в  день  нам  разрешается.  Димка уже  ел  -
торопливо и жадно, как никогда не ел в домашней обстановке. За время разлуки он
вытянулся и  похудел.  На  его  щеке  появился незнакомый Синякову шрам,  а  на
обритой наголо голове - несколько голых проплешин. Грязные ногти были выгрызены
почти до мяса. Форма Димке явно не шла. Выглядел он в ней почти что чучелом.
     "Вот вам и элитные части", - с горечью подумал Синяков.
     Когда  сын  справился с  едой,  запив  ее  водой из  рукомойника,  Синяков
спросил:
     - Чем вас хоть кормят тут?
     - А  ты  как думаешь?  -  невесело,  одними губами улыбнулся Димка.  -  По
крайней мере не шашлыками.
     - Прекратить неположенные разговоры! - пискнул конвоир.
     Димка покосился на него и негромко сказал:
     - Ты,  салага,  много на  себя не  бери.  А  то  ведь можем встретиться на
гражданке.
     - Не надо.  Не обращай внимания,  - попросил Синяков. - Нам и так осталось
всего десять минут. Лучше расскажи, что с тобой случилось.
     - Засветил сержанту между  рогов,  -  как  о  чем-то  совершенно обыденном
сообщил Димка.
     - За что?
     - Доставал он меня,  понимаешь?  -  В  словах сына вдруг прорвалась злоба,
которой Синяков за ним раньше не замечал. - В гроб хотел загнать.
     - А просто пожаловаться кому-нибудь нельзя было?
     - Папа, ты в армии служил?
     -Нет.
     - Тогда не возникай. Ничего ты про эти дела не понимаешь.
     - Но ведь тебе тюрьма грозит?
     - А где,  по-твоему,  я был до этого? На курорте? На каторге так не пашут,
как мы в бригаде пахали!
     - Но служить тебе всего год оставалось, а сидеть придется целых три!
     - Убегу.  -  Сказано это  было абсолютно спокойно и,  что  самое страшное,
вполне серьезно. - Хорошо, если бы на зону послали... А то про дисбат тут такое
говорят... Уши вянут.
     - Я  сейчас обо  всем  доложу начальнику караула!  -  конвоир уже  чуть не
плакал.
     - Докладывай,  -  Димка недобро,  исподлобья глянул на  него.  -  Сам же и
нарвешься.  А мне что будет?  Пайки лишат? Так я ее уже съел. В карцер посадят?
Не посмеют, мне завтра на суд идти.
     - Ну почему ты такой!  - прервал Синяков сына. - Столько не виделись, а ты
и разговаривать со мной не хочешь.
     - Я хочу .Да только мешают некоторые...  А за то,  что ты,  папа, приехал,
большое спасибо. Я, честно сказать, мать ожидал.
     В  это  время  снаружи  к  решетке  подошел прапорщик с  ключами и  зычным
голосом, словно все они находились где-нибудь в чистом поле, объявил:
     - Время свидания истекло!
     Отец и  сын одновременно встали и  обнялись,  чуть не перевернув стол.  За
недолгое время,  проведенное на  гауптвахте,  Димка  успел пропитаться тюремным
запахом, неистребимым и прилипчивым, как зараза.
     - Ты только не верь тому,  что здесь по радио болтают и в газетах пишут, -
торопливо шепнул он. - Ты больше людей слушай и сам в оба гляди.
     Прапорщик уже стучал ключами по  приоткрытой решетчатой двери,  а  конвоир
тыкал Димку стволом автомата в спину.
     - До завтра! - крикнул Синяков.
     - До завтра, - отозвался Димка.
     Сейчас в  его жизни было не  самое лучшее время,  однако на  перепуганного
зайца  (чего заранее опасался Синяков) он  совсем не  походил.  Скорее это  был
волчонок - усталый, голодный, загнанный, злой, но уже клыкастый...
     ...На  выходе  из  гауптвахты Синякову вежливо вернули все  конфискованные
продукты. Пропала только одна пачка самых дешевых сигарет...
     Минут пять Синяков слонялся по  горбатой улочке,  отделявшей божий храм от
гнезда  сатаны  (по  крайней  мере,  такое  впечатление осталось у  него  после
посещения прокуратуры), и старался успокоиться.
     В  принципе сделано было немало.  Он  многое узнал о  деле,  ради которого
прилетел  сюда,  нанял  адвоката,  а  главное  -  свиделся с  Димкой.  Хотелось
надеяться,  что  эта  встреча поможет сыну пережить завтрашний день,  обещавший
стать для него таким тяжелым. Да и знакомство с комендантом кое-что значило.
     Теперь не мешало бы подумать и  о себе самом.  Еды,  слава богу,  хватало.
"Секретный No  З"  пусть подождет в  камере хранения до завтрашнего дня.  Вопрос
сейчас упирался только в ночлег.
     Искать  кого-нибудь из  старых знакомых было  уже  поздно,  тем  паче  что
Синяков не  помнил толком ни одного адреса.  Этим можно будет заняться завтра с
утра, когда откроются справочные бюро. А пока придется воспользоваться услугами
гостиницы,  тем  более что по  дороге сюда он  уже успел присмотреть одну,  чей
обшарпанный фасад, по идее, должен был свидетельствовать о либеральных порядках
и умеренных ценах.
     Действительно,   какие-либо  дополнительные  препоны  в   лице  бдительных
швейцаров  или  неустрашимых  агентов  службы  безопасности в  фойе  гостиницы,
носившей  скромное  название "Первая  Советская",  отсутствовали.  Единственным
живым  существом  (кроме  двух  пестреньких кошечек),  обратившим  внимание  на
появление Синякова, была немолодая дама, вязавшая что-то за барьерчиком.
     Синяков   попытался   вспомнить,   как   называется  служащая   гостиницы,
занимающаяся регистрацией постояльцев  и  выдающая  им  ключи  от  номеров.  По
крайней-мере не ключница.  Это что-то из области фольклора. И не регистраторша.
Может,  дежурная?  Нет,  дежурные сидят на этажах,  кипятят чай и  надзирают за
нравственностью жильцов...  Тогда  скорее всего портье.  А  если  это  женщина?
Неужели портьера? Или портьерша?
     Прежде  чем  заговорить  о   деле.   Синяков  внимательно  просмотрел  всю
гостиничную  документацию,   вывешенную  на  видном  месте.   Свободные  номера
действительно имелись в избытке,  а цена на них хоть и превышала ту, на которую
заранее рассчитывал Синяков, но все же была вполне приемлемой.
     Однако стоило только "портьере" перелистать паспорт потенциального жильца,
как ситуация сразу осложнилась.
     - Почему же  вы  сразу не  сказали,  что  у  вас  иногородняя прописка?  -
возмутилась она.
     - Вы хотите сказать, что проживать у вас дозволено только местным жителям?
- осведомился удивленный Синяков.
     - Нет,  конечно,  -  ответила "портьера",  -  но  на  них распространяются
льготные расценки,  какие и указаны на информационном стенде. Для иногородних у
нас существуют специальные расценки. - Она выложила на свой барьерчик тоненькую
белую папочку.
     Эти  специальные расценки  были  таковы,  что  Синяков  немедленно  забрал
паспорт,  пожелал "портьере" почаще привечать в своей гостинице арабских шейхов
и американских миллиардеров,  которым это,  возможно,  и по карману, после чего
поспешил откланяться.
     Уж лучше переночевать на скамеечке в парке, благо погода способствует, чем
платить бешеные деньги  за  сомнительное удовольствие воспользоваться панцирной
койкой в четырехместном номере с удобствами в дальнем конце коридора.
     Самый длинный в жизни Синякова день (если приплюсовать выигранные в полете
часы) медленно клонился к вечеру.  Закатное небо сверкало на крестах храма и на
хромированных деталях автомобилей, поток которых стал заметно иссякать.
     В скверике появилась обильная тень,  а вместе с нею и прохлада.  Между тем
всего в двухстах шагах отсюда парился в душной камере Димка.  Сколько еще таких
ночей ожидает его?  В том,  что прокурор попросит по максимуму,  сомневаться не
приходилось. Сомневаться приходилось в способностях адвоката скостить срок хотя
бы на полгода.
     Тоска,  почему-то особенно коварная вот в такие тихие,  предзакатные часы,
вновь навалилась на Синякова. Чтобы не завыть волком, надо было срочно выпить.
     В  ближайшем магазине он  купил пару  бутылок вина  вкупе с  пластмассовым
стаканчиком (пить из  горлышка даже  Стрекопытов считал зазорным) и  вернулся в
сквер.
     Народу  там  заметно прибавилось,  хотя  дети  и  пожилые женщины исчезли.
Лавочки занимали сплошь красотки в полном соку, а также представительницы более
молодого поколения, которых в мире спорта принято называть "юниорками".
     Все,  как  одна,  чадили сигаретами.  Дым от  рабоче-крестьянской "Примы",
смешиваясь с  дымом  от  аристократических "Морэ",  исчезал в  кронах каштанов.
Синякову даже подумалось,  что  при  столь интенсивном и  регулярном окуривании
листва в сквере облетит еще задолго до наступления осени.
     На  Синякова все  поглядывали как-то  странно,  что  мешало  ему  спокойно
приступить к трапезе.  Можно было,  конечно, предложить соседкам по стаканчику,
но  тогда обидятся остальные.  Вон их  здесь сколько!  Да  и  наряд милиции уже
дважды проходил в  подозрительной близости от него.  Никаких условий для личной
жизни!
     Тут  к  Синякову вдруг  подсел  какой-то  мужчина,  раньше  предпочитавший
держаться в глубокой тени.  Чтобы освободить себе место,  ему пришлось довольно
бесцеремонно шлепнуть одну  из  девиц  пониже  спины.  (Как  отметил  для  себя
Синяков,  шлепнуть там  было  куда -  девица уже  удалялась игривой,  семенящей
походочкой,  а  ее  задница все  еще продолжала упруго вибрировать,  как нежный
телячий студень.)
     - Мужик, ты по делу? - осведомился у Синякова его новый сосед, к внешности
которого как нельзя лучше подходило краткое определение "хлюст".
     - По делу,  -  солидно ответил Синяков.  (А разве закусить и выпить это не
дело?)
     - Тогда решай в темпе. Девчонки волнуются.
     - Главное,  чтобы ты не волновался, - смысл речей соседа не вполне доходил
до Синякова, и это начало раздражать его.
     Хлюст оказался тонким психологом, а возможно, просто трусом. Его тон сразу
изменился, из деловито-небрежного став заискивающим:
     - Я,  конечно,  извиняюсь,  но ты, должно быть, не в курсе. Ваши здесь уже
были. Все чин-чинарем.
     - Может,  здесь кто-то и был, но только не наши, - веско произнес Синяков,
догадавшись,  что  разговор нужно  строить именно в  таком тоне.  -  Когда наши
придут,  тебе  сразу пятый угол  придется искать.  (Это  была  одна из  любимых
присказок Стрекопытова.)
     - Ну ты даешь в  самом деле...  -  Хлюст,  похоже,  растерялся,  хотя виду
старался не  подавать.  -  Можно ведь и  по-людски договориться...  Возьми пока
любую девчонку задаром. А попозже потолкуем.
     Тут только до Синякова, за время добровольного заточения в стрекопытовской
берлоге изрядно поотставшего от жизни,  стало доходить,  с  кем он сейчас имеет
дело и что за девицы прохлаждаются в тени каштанов.
     - Ты,  приятель,  зря икру мечешь, - он даже хохотнул слегка. - Не за того
меня принял. Я здесь чисто случайно.
     - Ага.  Проездом.  -  Хлюст покосился на ботинки Синякова, внешне ничем не
отличавшиеся от обуви патрульных милиционеров.  -  Только вот маузер и  кожанку
забыл надеть...
     Дабы  не  мешать  людям  заниматься  пусть  и  не  вполне  легальным,   но
повсеместно процветающим бизнесом (одни только Нелкины успехи на  этом  поприще
чего стоили!),  Синяков решил покинуть сквер.  Все равно ему не  дали бы  здесь
спокойно выпить, а тем более отоспаться.
     Припомнив прошлое,  он  пришел к  выводу,  что  лучше  всего  его  целям и
устремлениям отвечает парк культуры и отдыха имени Диктатуры пролетариата -  те
самые "Джунгли", за контроль над которыми он сражался еще в юности.
     Заросли кустарника там были столь густыми,  а  фонари такими редкими,  что
парк   имел   и   другое  название  -   "Сад  любви".   Участвуя  в   ежегодных
добровольно-принудительных субботниках по  уборке его  территории,  Синяков мог
убедиться,  что  по  крайней  мере  десятую часть  тамошнего мусора  составляют
использованные презервативы (далее по возрастающей шли битое бутылочное стекло,
консервные  банки,   пивные,  а  также  водочные  пробки,  окурки  и,  наконец,
макулатура разных видов).
     Если кому-то  случалось получить здесь перо в  бок или кирпичом по голове,
труп потом приходилось искать сутками.
     Главными  местными достопримечательностями считались:  кинотеатр "Летний",
впоследствии мистическим образом сгоревший во  время  демонстрации фильма  "Нет
дыма без огня"; открытая эстрада, на которой не только концерты проводились, но
и  разыгрывался юношеский кубок  города  по  самбо,  неоднократно достававшийся
Синякову,  и,  наконец, танцплощадка, носившая стандартное для таких сооружений
название "Зверинец".
     Все эти пустяковые подробности Синяков припомнил, следуя в соответствующем
направлении  троллейбусом  второго  маршрута.  Возвращаясь  мыслями  к  недавно
покинутому скверику,  он вынужден был констатировать, что из всего в