настоящие колдуны справиться могут, типа нашего
Архангела.
     Очень скоро Синяков, испытывавший искреннюю симпатию ко всем, кто разделил
Димкину  судьбу,  разговорился с  солдатами.  У  каждого  в  прошлом была  своя
собственная беда,  которая,  пройдя через  череду бездушных казенных инстанций,
привела столь разных людей к одному общему знаменателю - дисбату.
     Белобрысый  Мишка,  например,  поплатился за  чрезмерную сыновнюю  любовь.
Прибыв в отпуск,  он обнаружил,  что его мать тяжело больна, а отец пребывает в
глубоком запое. Полагающихся по закону десяти суток не хватило ни на устройство
матери  в  больницу (кому,  спрашивается,  хочется связываться с  потенциальной
покойницей), ни на приведение папаши в божеское состояние.
     Визит в военкомат закончился неудачей.  О продлении отпуска якобы не могло
быть  и  речи  (Воевода  как  раз  разбирался с  очередным  своим  политическим
противником).  Более  того,  Мишке  пообещали,  что  доставят его  в  часть под
конвоем.
     Тогда  он  сыновний долг  предпочел долгу гражданскому и,  как  говорится,
забил на службу болт.
     Полночи Мишка проводил у  постели метавшейся в  бреду матери,  а весь день
бегал в  поисках хоть какого-нибудь заработка.  (Отец к этому времени пропил не
только все имеющиеся в доме деньги, но даже кур-несушек вместе с петухом.)
     По факту его дезертирства вскоре было возбуждено уголовное дело,  однако о
появлении  военного  патруля  или   милицейского  наряда  Мишку  всегда  загодя
предупреждала сторожевая собака Альма,  на диво умная и  чуткая.  Он немедленно
выскакивал  в  окно  и  растворялся в  обширных  яблоневых  садах;  подходивших
вплотную к его надворью.  Постепенно мать стала выздоравливать,  чем несказанно
удивила  даже  участкового врача,  а  отец  с  крепких  напитков,  лишавших его
человеческого облика, перешел на пиво, легкое вино и одеколон, что само по себе
было уже положительным симптомом.
     Можно уже было и  в прокуратуру с повинной идти,  да на Мишкиной шее висел
еще один долг,  на этот раз денежный.  Слишком много денег ушло на приобретение
лекарств,  цены  на  которые  к  тому  времени  достигли  запредельных величин.
Наверное,  в Гарлеме было проще героин купить,  чем в каком-нибудь Кировске или
Дзержинске - банальный аспирин.
     Дабы одним махом решить все финансовые проблемы семьи, как нынешние, так и
будущие.  Мишка присоединился к  стройбригаде,  собравшейся ехать в  столицу на
шабашку.  Там он и  был задержан прямо на перроне работниками линейной милиции,
чей  наметанный глаз легко отделял козлищ от  агнцев,  тем более что фотографии
этих самых козлищ,  снабженные детальным описанием примет,  красовались в самых
людных местах вокзала.
     Все остальное укладывалось в три емких слова:   следствие,  суд, тюрьма (в
данном случае дисбат, что было малосущественно).
     Второго солдатика, назвавшегося Игорем, привели в Пандемоний совсем другие
обстоятельства.
     Он вырос в семье старообрядцев,  правилами которых запрещались все мирские
соблазны вроде курения или пьянства, а уж ношение оружия - тем более. Призывной
комиссии военкомата на такие тонкости было,  конечно,  наплевать, тем более что
про  закон об  альтернативной службе пока только слухи ходили.  Был  один,  уже
испытанный выход  -  отправить призывника-сектанта в  строительные войска,  где
кирка и лопата с успехом заменяли автомат.  Но,  как назло,  разнарядки имелись
только в десант и мотопехту.
     Конфликты с начальством начались у Игоря еще в учебной роте.  Сначала дело
ограничивалось только устными замечаниями да нарядами вне очереди,  но когда во
время принятия присяги он отшвырнул автомат,  который чуть ли не силой пытались
повесить ему на грудь, терпение у отцов-командиров лопнуло. Упрямого новобранца
принялись обрабатывать по такой схеме -  душевный разговор,  гауптвахта,  опять
душевный разговор,  опять гауптвахта...  К чести восемнадцатилетнего парня надо
сказать,  что  он  высказал твердость и  упорство,  достойное потомка протопопа
Аввакума. Поскольку попытка признать Игоря психом тоже не удалась, его передали
с рук на руки военной прокуратуре и судили по серьезной статье -  "Неисполнение
приказа", в военное время влекущей за собой расстрел.
     Однако  время  было  мирное,  и  суд  ограничился  тремя  годами  дисбата.
Пребывание  в  Пандемоний Игорь  воспринимал как  неизбежное зло  и  к  мрачным
чудесам,  творившимся здесь, привык раньше других. Как-никак, а в существование
бесов он верил с детства.
     Маленький отряд, старавшийся держаться открытых мест и стороной обходивший
каждое  очередное  препятствие,   будь  то  баньяновая  роща,   неизвестно  как
оказавшаяся в столь неблагоприятном климатическом поясе (впрочем, не исключено,
что  миллион лет  назад  баньян был  распространен в  Восточной Европе столь же
широко,  как  нынче  сосна),  или  вполне современный мотель,  реклама которого
обещала  усталому  путешественнику  все  виды  услуг,  мало-помалу  продвигался
вперед.
     Дважды они  задерживались возле постов,  оборудованных,  как  правило,  на
господствующих высотах,  и, перекинувшись парой слов с их гарнизоном, следовали
дальше.
     Бесы,  питавшие к  физическому труду отвращение куда  большее,  чем  люди,
готовы были вот-вот выйти из  повиновения.  Они так расшалились (если только их
садистские выходки можно  было  назвать шалостями),  что  Додику даже  пришлось
однажды пустить в  ход  детский водяной пистолет,  заряженный концентрированным
настоем особо горькой полыни, произрастающей только на солончаках.
     Несколько  раз  Синяков  замечал  на  горизонте  силуэты  хорошо  знакомых
сооружений, в Пандемонии приобретших несколько иной, зачастую гротескный облик.
Так,  например,  огромная ТЭЦ,  в  срединном мире  снабжавшая теплом  и  светом
полгорода,  здесь имела сходство с  Пизанской башней -  и  все благодаря сильно
покосившейся набок градирне.
     Железнодорожные рельсы,  которые им пришлось не единожды пересекать, через
каждые пятьсот-семьсот метров были завязаны в аккуратные узлы.
     - Все,  -  сказал бес,  а вернее,  бесовка, щеголявшая в корсете и ажурных
чулках с шелковыми подвязками,  - прибыли. Отсюда до вашей братвы рукой подать.
Теперь сами доберетесь. А нам перед ними светиться нечего.
     Вся  веселость бесов сразу пропала.  Они  явно  не  верили в  человеческую
порядочность.  В  любую  секунду мог  вспыхнуть конфликт,  последствия которого
трудно предсказать. В намечающейся свалке от арбалета и огнемета пользы было бы
столько же,  сколько и  от  динамита,  употребленного для уничтожения комнатных
мух.
     Понял это,  видимо, не только Синяков, но и Мансур, отпустивший козочку на
волю да  еще  наподдавший ей  под зад ногой.  Отлов очередной жертвы должен был
отвлечь бесов не менее чем на четверть часа, а этого времени вполне хватило бы,
чтобы  добраться до  горы  щебня,  на  вершине которой красовался вырезанный на
манер  флюгера силуэт  святого Георгия -  победоносного воина  и  авторитетного
драконоборца.
     На  позициях первой роты гостей встретили исключительно радушно -  видимо,
соскучились по свежим людям.
     Пока  Додик решал с  ротным какие-то  узкоспециальные проблемы.  Синяков с
бешено бьющимся сердцем приглядывался к суетящемуся вокруг люду.  Издали каждый
солдатик казался ему Димкой,  но стоило только тому подойти поближе, как острый
коготь разочарования оставлял очередную царапину на  и  без  того  кровоточащей
душе несчастного отца.
     Додик,  укрывшийся вместе с  ротным в  единственной здесь  палатке,  вдруг
громко позвал Синякова:
     - Федор, принеси-ка мне чайку!
     Уже одно то, что он обратился с такой просьбой не к Мансуру, а к Синякову,
должно было что-то значить. Похоже, Додик приступил к реализации некоего плана.
     Синяков налил  в  чистую  кружку чай,  заваренный по  лагерным рецептам до
консистенции дегтя, и поспешил в командирскую палатку.
     Если бы на плечах ротного не красовались офицерские погоны, его можно было
бы принять за школьника,  предпочитающего математику и  астрономию физкультуре.
Шея его была тонкой и  нежной,  как у  девушки,  а  щеки вместо щетины покрывал
какой-то цыплячий пух.
     В  данный момент он  был  занят  составлением схемы  окружающей местности,
смело  переводя  на   бумагу  результаты  глазомерной  съемки.   При   этом  он
растолковывал мало  сведущему в  военном деле Додику значение каждого условного
знака:
     - Вот  первая  линия  обороны.  А  вот  вторая.  Это  направление наиболее
вероятной атаки противника.  Кстати,  сегодня на  исходе ночи нас  уже пытались
прощупать.
     - С чего бы это бесы сюда сунулись?  - удивился Додик. - Раньше ведь у вас
вроде тихо было.
     - В  центре не  получилось,  вот  они  и  проверяют нашу оборону в  других
местах,  -  ответил ротный. - Разведка доносит, что вчера из города целая армия
вышла. Вроде бы даже во главе с одним из Соломонов.
     - Ты не шутишь?
     - Где уж  тут шутить...  Я  доложил куда следует.  Не  исключено,  что сам
комбат сюда явится.
     - Надеюсь, об атаке бесов мы узнаем загодя?
     - Я  тоже  надеюсь.  На  всех  высотках сидят  наблюдатели.  Дозоры вперед
выдвинуты, - он ткнул карандашом в свою схему.
     - А кто в составе дозоров? - Додик наконец-то соизволил принять чай из рук
Синякова, что, очевидно, тоже было каким-то знаком.
     - Да я уже вам говорил.
     - Напомните.
     - Слева -  Торбаев и  Коленкин.  В центре -  Антонов и Курбанов.  Справа -
Шмалько и Синяков.
     - Доверяшь им?
     - А других у меня нет.
     - Ну а все же?
     - Проверенные ребята.  Из новичков один только Синяков. Но и тот уже успел
зарекомендовать себя с  лучшей стороны.  Кем бы только бес не прикинулся,  а он
его  со  ста  шагов запросто вычисляет.  Редкая способность.  Среди переменного
состава мне такие ребята еще не попадались.
     - Хорошо,  -  кивнул Додик  с  таким видом,  словно носил по  крайней мере
генеральский чин.  - Не мешало бы эти дозоры проверить. Как-никак, а на них вся
ваша оборона держится. Может, с правого и начнем?
     - В своем ли вы уме?  -  ротный удивленно уставился на Додика.  -  Туда ни
пройти, ни проехать. Особенно в вашей коляске. Это же бывшая промзона. Там черт
ногу сломит.
     - Тогда я своего человека пошлю.  Хотя бы вот этого,  -  Додик через плечо
ткнул большим пальцем в Синякова. - Участник локальных конфликтов. Опыта ему не
занимать.
     - По  уставу не  положено,  -  возразил ротный.  --  На  проверку постов и
дозоров необходимо иметь  предписание из  штаба  батальона.  Есть  оно  у  вас?
Откуда,  говорите... Вот и я про то же... А без предписания вы для меня частные
лица.  Тем  более  что  комбат  строго-настрого приказал глаз  с  этого  самого
Синякова не  спускать.  И  препятствовать любым  его  контактам с  посторонними
лицами.
     - Даже с нами? - возмутился Додик.
     - С любым, кто не числится в составе первой роты.
     - Ну  и  строгости у  вас...  -  Додик искоса глянул на  Синякова и  вновь
вернулся к разговору с ротным: - А в каком часу дозоры сменяются?
     - Да они только что заступили. Сутки как минимум придется ждать.
     - Ладно, подождем.
     - Но  вы  ведь  сами  недавно  говорили,  что  собираетесь назад  засветло
вернуться? - удивился ротный.
     - Вы  меня не так поняли,  -  Додику уже приходилось выкручиваться.  -  Не
засветло,  а при свете. Время и так, слава богу, к вечеру идет. Куда мы на ночь
глядя попремся? Переночуем у вас. Не выгоните?
     - Ночуйте,  -  пожал  плечами  ротный.  -  Только  никаких особых  удобств
предложить не могу. Сами видите, в каких условиях жить приходится.
     - Мы люди привычные.  Костер разожгем,  в шинелки завернемся.  - Тут Додик
обратился к Синякову:  -  Ты ступай пока.  Походи вокруг,  набери валежника.  А
Мансур пусть шалашик организует...
     Ждать  встречи с  Димкой еще  целые  сутки Синяков не  собирался,  особено
сейчас,  когда  отца  и  сына  разделяли  всего  километра полтора.  На  схеме,
составленной ротным,  он успел разглядеть все ориентиры,  до которым можно было
легко отыскать любой из выдвинутых далеко вперед дозоров.
     Здание заброшенного растворного узла он хорошо видел и отсюда. Дальше путь
предстояло  держать  вдоль   узкоколейки  до   эстакады,   на   которой  раньше
разгружались вагоны с цементом.  Где-то там,  среди нагромождения разнообразных
железобетонных изделий,  и  находился сейчас Димка  вместе со  своим напарником
Шмалько, скорее всего хохлом.
     На  помощь Додика в  ближайшее время рассчитывать не  приходилось.  Скорее
всего он исчерпал все свои возможности. Его фразу относительно сбора валежника,
обращенную  к  Синякову,   можно  было  расценивать  как  совет  самостоятельно
приступать к поискам сына.
     Но только как это сделать прямо на переднем крае обороны, не имея при себе
никаких документов и  рискуя в  любой  момент напороться на  всесильного Дария?
Нет, что ни говори, а Додик как был теоретиком чистой воды, так им и остался...
     Синяков,  треща щебнем,  спустился с  холма вниз  и  тут  же  напоролся на
солдатика, затаившегося за пирамидой черных битумных слитков.
     - Куда прешь? - грубо поинтересовался тот. - Бесам в пасть?
     - Командир послал.  Валежника для  костра собрать.  -  Синяков помимо воли
перешел на заискивающий тон.
     - Вы что там все,  охренели?  -  возмутился солдатик,  весь облик которого
носил явные признаки физической и умственной деградации. - Какой валежник, мать
твою! Тут не земля, а цемент пополам с известкой! Даже пырей не растет!
     - Интересно тебе со всякими козлами связываться.  - Этот голос раздался из
перевернутой железнодорожной цистерны.  - Они же из четвертой роты. Сам знаешь,
какие там  дебилы.  Час  назад сюда прибыли и  уже  права качают.  Валежник им,
видите ли, понадобился!
     - Из четвертой роты? Тогда другое дело, - сразу смягчился первый солдатик.
- У меня там земляк парится...  Ты,  браток, вон в ту сторону пройдись. Найдешь
доски от старой опалубки. Только выбирай, а то гнилья много. Закурить не будет?
     - Пусто, - Синяков для убедительности даже похлопал себя по карманам.
     - Тогда гуляй. Далеко вперед не лезь. На ловушку нарвешься. Или кто-нибудь
из наших тебя с бесом спутает. Тоже хорошего мало.
     Пробную вылазку можно было считать законченной.  Каждый столб, каждая яма,
каждая стена  имели  здесь  свои  глаза  и  уши.  Уж  лучше  вернуться назад  и
поделиться своей бедой с  Мансуром.  Тот наверняка найдет какой-нибудь выход из
создавшегося положения:  или тенью проскользнет мимо всех постов,  или подкупит
офицера,  ведающего расстановкой дозоров. Синяков уже двинулся было обратно, но
тут  обычную для  Пандемония глухую  тишину нарушил резкий хлопок.  В  тусклое,
линялое небо взлетела красная ракета.  Она еще не успела погаснуть, как со всех
сторон  раздался волчий вой  -  не  заунывный,  как  это  чаще  всего  бывает в
срединном мире,  а  злой и  призывный,  по интонации скорее напоминающий боевой
клич.
     Далеко за  растворным узлом,  чей  вертикальный силуэт четко  выделялся на
фоне  мутных  далей,  что-то  взорвалось,  и  густой черный дым  сразу  затянул
горизонт.
     В первый момент Синяков растерялся. Он сразу понял, что угодил не в мелкий
шухер,   а  в  крутую  заваруху,  которая  ожидалась  давно,  но,  как  всегда,
разразилась внезапно.  Сейчас здесь должно было стать так горячо, что у многих,
даже не самых трусливых,  на задницах вскочат волдыри и  задымятся пятки.  Надо
было срочно решать,  в какую сторону лучше направиться -  вперед,  к Димке, или
назад, к Додику и Мансуру.
     - Бесы!  Бесы!  - закричал кто-то невдалеке. - Вплотную подобрались! Дозор
отрезали!
     Эта  жуткая весть  мгновенно определила все  дальнейшие действия Синякова.
Подхватив с  земли  осколок  кирпича  -  ничего  другого  просто  под  руку  не
подвернулось,  -  он  бросился туда,  где,  по  его представлениям,  должен был
находиться Димка.
     Отовсюду вскакивали солдаты,  вооруженные чем попало - начиная от факелов,
в  которых  горело  что-то,  запахом  напоминающее  ладан,  и  кончая  садовыми
опрыскивателями,   применяемыми  дачниками  для  борьбы  с   яблоневой  тлей  и
бабочкой-капустницей.  На вершине холма гулко заколотили в  пустотелое железо -
скорее всего в котел, из которого до этого раздавали на обед борщ.
     Синяков хоть  и  ошалел  слегка,  однако  предупреждения насчет ловушек не
забыл, а потому старался бежать след в след за каким-то крепышом, внушавшим ему
доверие своим  добротным снаряжением -  самодельным жестяным щитом с  прорезями
для глаз и широким обручем, прикрывавшим шею до самых ушей.
     Вокруг стояли шум и гам, скорее свойственные донельзя перенаселенному аду,
чем  пустынному Пандемонию -  ревело  пламя  повсеместно разгорающихся пожаров,
выли  бесы  в  волчьем обличье,  орали люди,  им  вторили бесы  с  человеческой
внешностью,  продолжал  тревожно  гудеть  импровизированный  набат,  взрывались
гранаты, хоть и малоэффективные против потусторонних созданий, зато укрепляющие
боевой дух их врагов.
     Откуда  ни   возьмись  на  длинных  голенастых  ногах  выскочила  какая-то
фантастическая,  не существующая в природе тварь -  не то паук, не то комар, не
то марсианин с полупрозрачным нутром и длиннейшим, похожим на шпагу жалом.
     Бежавший впереди Синякова крепыш успел отбить атаку щитом, однако на ногах
не  удержался.  Бесовская тварь  мигом  вскочила на  него.  Жало  прошло сквозь
прорезь  щита  и  вонзилось  в  узкий  промежуток  между  челюстью  и  защитным
ошейником.  Уж  в  чем-чем,  а  в  практической  анатомии  исчадия  преисподней
разбирались прекрасно.
     Синяков еще  только подбегал к  месту схватки,  а  просвечивающая насквозь
утроба этого странного беса  уже  наполнилась густой багровой жижей.  От  удара
кирпичом его  хрупкая,  как стекло,  голова разлетелась вдребезги.  Из  обломка
жала, оставшегося торчать в ране, фонтаном ударила венозная кровь.
     Отбросив в  сторону уже ненужный щит.  Синяков склонился над раненым,  чей
взор быстро тускнел, а губы синели. Жало беса казалось тонким только издали. На
самом деле его уцелевшая часть была почти точной копией старого русского штыка,
только в  сечении не трехгранной,  а  ромбовидной.  Когда Синяков извлекал жало
наружу,  в  глубокой открытой ране мелькнуло розоватое кольцо перебитой яремной
вены, уже абсолютно опустевшей.
     - Берегись! - Кто-то изо всей силы толкнул Синякова в спину.
     Огромное крылатое существо -  что-то среднее между летучей мышью и летучей
акулой,  -  метившее в него,  упало на своего обезглавленного сородича, который
немедленно вскочил и помчался прочь,  унося в утробе бесценную добычу. Крылатый
бес,  чье тело уже было сплошь утыкано топорами,  пожарными баграми и осиновыми
кольями, с пронзительными воплями погнался за шустрым кровопийцей.
     Синяков,  с  головы до  ног перепачканный цементной пылью,  сорвал с  себя
опостылевшие  бинты  и  вновь  устремился  туда,  куда  направлялось абсолютное
большинство поднятых по тревоге бойцов.
     Судя  по  быстро  возрастающему числу  пожаров,  в  зависимости от  своего
источника разукрасивших небо  черными  кляксами,  рыжими  хвостами  и  белесыми
султанами,  а  также по сигнальным ракетам,  взлетавшим все дальше и  дальше по
флангам, сражение шло уже повсеместно.
     Так уж  получилось,  что бесы сумели скрытно преодолеть линию заграждений,
стороной обошли дозоры и  обнаружили себя только в непосредственной близости от
позиций первой роты.  Теперь городская промзона (вернее,  ее  мистическая тень,
овеществленная в  Пандемонии),  некогда  славившаяся  своими  домостроительными
комбинатами,  была  заполнена ордами  врагов  рода  человеческого.  К  счастью,
большинство  из   них,   по   классификации  Додика,   принадлежали  к   самому
распоследнему классу, даже само название которого было неприли