вшийся его  взору
пейзаж,  стараясь  мысленно  стереть  все  атрибуты  человеческой  цивилизации,
возникшие здесь за  последнюю тысячу лет.  Затем,  взяв Дашку за руку,  он стал
переходить с места на место, все время меняя точку обзора.
     Нужный  ракурс  он  нашел,  только спустившись по  боковой улочке вниз,  к
подножию холма, увенчанного одновременно и храмом веры, и обителью беззакония.
     Район этот  с  прежних времен был  хорошо знаком Синякову.  Слева от  него
располагался стадион  спортивного общества "Трудовые резервы" (благодаря своему
высокому забору прозванный "Зоной малолеток"),  где  он  в  свое  время изрядно
погонял футбольный мяч.  Впереди -  "Шмонькин лазарет",  больница,  в  которой,
кроме  всего  прочего,   лечили  и   от   венерических  заболеваний.   Сзади  -
нагромождение серых административных зданий "Рейхсканцелярия".
     - Веришь,  вчера я  стоял именно на этом месте и созерцал вон ту горку,  -
для убедительности Синяков постучал каблуком по асфальту.  -  Правда,  было все
это в другом мире. Никаких построек и в помине не существовало, а вокруг лежали
мертвые воины. Тут в древности какое-нибудь сражение проходило?
     - Не знаю,  -  пожала плечами Дашка.  - Я в истории не разбираюсь. Выдумки
все это...  Но место действительно неважное.  Почти такое же,  как и то, что ты
ищешь.  Хотя  разница есть...  Как  между свежей раной и  раной поджившей.  Обе
болят, однако по-разному.
     - Подожди, сейчас выясним, - Синяков оглянулся по сторонам.
     Вокруг шла бойкая торговля всяким мелочным товаром, в том числе и книгами.
Выбор литературы был побогаче, чем на Дашкином, ныне уже не существующем лотке,
зато и цены кусались.
     - У  вас что-нибудь о  местной истории есть?  -  поинтересовался Синяков у
продавщицы, седой дамы ученого вида.
     - А  как же,  -  ответила та.  -  Вот книга о  детских годах Воеводы.  Вот
воспоминания его армейских сослуживцев.  А это новинки, только вчера поступили.
"Воевода и спорт", "Воевода и искусство".
     - Нет, меня эпоха феодализма интересует. Век этак десятый-двенадцатый.
     - Тогда лучше в библиотеку сходите. Соловьева почитайте или Ключевского. В
крайнем случае  академика Рыбакова.  Он  очень  популярно излагает.  -  Заметив
разочарование,  отразившееся на лице Синякова, продавщица спохватилась: - А что
вас конкретно интересует?  Какой-нибудь эпизод?  Или личность? Я, между прочим,
тридцать лет в школе историю преподавала.
     - Эпизод, эпизод, - кивнул Синяков. - Была ли здесь какая-нибудь битва еще
до основания города?
     - Вы,  очевидно,  имеете  в  виду  побоище у  Соборной горы,  упомянутое в
Радзивиловской  летописи?  -  бывшая  преподавательница профессиональным жестом
поправила очки.
     - Вот-вот,  что-то такое,  - кивнул Синяков. - Именно побоище... Кстати, а
кто кого побил?
     - Это  была  династическая распря между сыновьями князя Святослава Тетери,
прозванного так за  свою глухоту.  Старшего сына звали Всеволодом,  а  младшего
Глебом. Победил Всеволод, полностью уничтоживший дружину брата, составленную из
ратных смердов.  Но день спустя он сам умер на пиру, подавившись рыбьей костью.
Есть легенда, что братьев-врагов похоронили в одной могиле, - дама говорила как
по-писаному, слегка нараспев.
     - Это,  значит,  и есть Соборная гора? - Синяков покосился на холм, крутой
склон которого нависал над улицей.
     - Предположительно.  В  Средние  века  здесь  существовало  еще  несколько
возвышенностей, которые были срыты во время строительства города.
     - Ясно...  -  произнес Синяков задумчиво. - Стало быть, мы стоим сейчас на
костях Глебовой дружины.
     - Чего-чего,  а костей здесь хватает. Немало сражений случилось и позже, -
она  стала загибать пальцы.  -  При Батыевом нашествии.  В  Ливонскую войну.  В
Северную.  В Отечественную двенадцатого года. Ну и в нашем веке, конечно, всего
хватило.  При  оккупации тут  неподалеку гетто  находилось.  Каждый день  людей
уничтожали.
     - Спасибо за консультацию,  - вежливо поблагодарил ее Синяков. - Зря вы из
школы ушли. Вам бы и дальше преподавать.
     - Кто же меня,  пенсионерку,  обратно возьмет.  -  От комплимента Синякова
дама буквально расцвела.  - У нас молодым часов не хватает. Пенсия копеечная...
Вот и приходится подрабатывать.  Но надежды не теряем.  Верим,  что скоро жизнь
вернется в прежнюю колею. Так обещает наш дорогой Воевода, - дама приосанилась,
словно говорила о чем-то святом.
     - В прежнюю колею? - заинтересовался Синяков. - В каком смысле?
     - Во всех смыслах.  В  смысле зарплаты.  В смысле заботы о трудящихся.  Во
всех смыслах... А вы случайно не иностранец? - насторожилась вдруг она.
     - Свой я, в том-то и дело, - признался Синяков. - А как насчет райкомов? И
они вернутся?
     - А разве они мешали!  -  горячо возразила дама.  - Одно время, помню, мой
зять на стороне загулял.  Так его по партийной линии быстро на место поставили.
Домой вернулся как миленький. А теперь куда обратиться?
     - Действительно...  -  Синяков  с  трудом  сдержался,  чтобы  не  почесать
затылок.  -  Разве что к богу...  Но вы ведь сами историк.  И должны знать, что
прошлое вернуть невозможно.
     - Возможно,  если очень захотеть, - гнула свое бывшая преподавательница. -
Главное, было бы кому этим заняться. И такой человек есть!
     - Ну с вами,  допустим,  все понятно.  - Синяков уже и сам был не рад, что
ввязался в этот дурацкий спор.  -  А как же дети ваши?  Внуки?  Им тоже прошлое
любо?
     - Что они понимают в  жизни?  Старшее поколение надо слушать!  Разве мы им
зла желаем?
     - Пойдем,  -  Дашка потянула Синякова за рукав. - Народ соберется, могут и
по шее накостылять.
     - Всего хорошего,  -  начал прощаться Синяков.  - Еще раз спасибо. От всей
души  желаю вам  исполнения надежд.  Пускай жизнь побыстрее вернется в  прежнюю
колею! Пускай наступят времена братьев Глеба и Всеволода!
     - Хам!  -  вскрикнула дама так,  словно по отношению к  ней было совершено
какое-то непристойное действие. - Провокатор! Вредитель!
     Прохожие уже действительно оглядывались на них,  и  Дашка поспешила увести
Синякова прочь, тем более что он и не сопротивлялся.
     - А я думала,  что ты спокойный! - выговаривала она ему по пути. - Зачем с
дураками связываться! Молчи себе в тряпочку и здоровее будешь!
     - Да  я  почти всю жизнь молчу!  -  вяло огрызнулся Синяков.  -  В  кои-то
времена захотелось высказаться... Думал, уже можно...
     - Можно.  Но не нужно.  С  одной стороны,  бабка права.  Жаловаться теперь
некому.  Мешок  на  голову  наденут -  и  с  приветом.  Ни  Москва за  тебя  не
заступится,  ни  Хельсинки,  ни Вашингтон,  ни планета Марс.  Здесь только один
человек все решает... Купи мне мороженое, - вдруг попросила она.
     - У тебя ведь горло болит.
     - Один черт... Клин клином вышибают.
     Сначала Синяков хотел оставить Дашку в  скверике,  но,  вспоммив,  что  за
контингент собирается тут под вечер, захватил ее с собой в прокуратуру.
     К счастью,  день был свободным от судебных заседаний, и народу в коридорах
толкалось не  так уж  и  много.  Адвокат сначала сделал вид,  будто бы не узнал
Синякова,  но когда этот номер не прошел,  с кислым лицом сообщил, что все свои
профессиональные  обязанности  выполнил  в  полном  объеме,  а  местонахождение
осужденных в круг его компетенции не входит.
     - Все верно, - подтвердила Дашка, не сводившая с адвоката глаз. - Не знает
он.  И знать не хочет.  А хочет он втихаря дернуть стакан водочки и отправиться
домой на боковую.  На,  закусишь!  -  Она сунула палочку с недоеденным эскимо в
верхний карман адвокатского пиджака.
     Для юриста-ветерана такое обращение было внове,  и он сначала даже опешил,
но потом с самым решительным видом стал приподниматься из-за стола. Синяков уже
решил, что без потасовки здесь не обойдется, однако Дашка опередила его.
     - Ой,  я пошутила!  -  воскликнула она. - Вы не водочки хотите! Вы чихнуть
хотите! Ну давайте! Напрягайтесь! Изо всех сил! А-а-а...
     - Пчхи!  -  Если бы  у  адвоката была вставная челюсть,  она,  безусловно,
вылетела бы из его пасти.
     - Ну, еще, еще! - не унималась Дашка. - Сильнее!
     Они уже выскочили в коридор,  а адвокат все еще чихал,  словно нанюхавшись
самой ядовитой махорки.
     - Перестань хулиганить!  -  прикрикнул на Дашку Синяков.  -  Здесь,  между
прочим, гауптвахта рядом. Охрана быстро прибежит.
     - Что они мне сделают?  Гражданскому человеку женского пола, к тому же еще
и больной?
     - Тебе, может, и ничего не сделают, а на меня управу найдут..
     Приемная прокурора была битком набита посетителями. Увидев вновь вошедших,
секретарша закудахтала:
     - Куда вы! Запись на прием окончена! На следующей неделе приходите!
     - Я сына ищу!  -  Синяков пробился поближе к ее столу. - Его вчера судили.
Где он сейчас может находиться?
     - Осужденных у  нас забирают сразу после вынесения приговора,  -  отвечала
секретарша с таким видом,  словно делала величайшее одолжение. - Так что помочь
вам ничем не можем.
     - А кто же мне может помочь?
     - Не знаю. Если сын грамотный, сообщит вам свой новый адрес.
     Она раскрыла косметичку и  стала демонстративно накрашивать свои бледные и
тонкие рыбьи губы.
     - Вам такой цвет не идет,  -  сказала Дашка вполне дружелюбно.  -  Слишком
светлый. Лучше этот попробуйте, - она указала на тушь для ресниц.
     За  подобную шутку можно было и  соответствующий ответ схлопотать,  однако
секретарша  послушно  сменила  тюбик   губной   помады  на   кисточку,   чем-то
напоминавшую (а  уж  цветом -  в  точности) миниатюрный ершик для чистки печных
труб.
     - Так лучше? - томно осведомилась она, намалевав на лице что-то похожее на
продолговатую чернильную кляксу.
     - Конечно! - охотно подтвердила Дашка. - Дайте-ка я вам помогу...
     Прежде  чем  Синяков  успел  предпринять какие-либо  решительные действия,
шустрая  девчонка  выхватила  у  секретарши кисточку  и  несколькими уверенными
штрихами продолжила ее рот до самых ушей.
     - Спасибо, - поблагодарила секретарша, пряча свои причиндалы в ящик стола.
     Те из посетителей, которые находились поближе, с нескрываемым любопытством
следили за  этой  сценой,  однако  никто  не  спешил  указать секретарше на  ее
оплошность.  Вполне вероятно,  что  ей  предстояло носить новый грим  до  конца
рабочего  дня,   интригуя  своим   видом   сослуживцев  и   пугая  слабонервных
посетителей.
     Дашкины сумасбродства переполнили чашу терпения Синякова.  Из  приемной он
вывел ее за ухо, как нашкодившее дитя.
     - Все! - сказал он решительно. - Хватит! Можешь отправляться на все четыре
стороны!
     - Больно!  -  Дашка попыталась вырваться.  -  А  куда  это,  интересно,  я
отправлюсь?  На  пожарище?  Оставили девушку без  крова,  лишили  единственного
заработка, а теперь бросаете! Хорошенькое дельце!
     Сраженный столь весомыми доводами,  Синяков вынужден был  оставить Дашкино
ухо в покое.
     - Что же мне теперь,  всю жизнь с тобой вожжаться?  - буркнул он, стараясь
не смотреть девчонке в глаза.
     - Лично я вижу два варианта, - произнесла она с комической серьезностью. -
Или вы меня удочеряете,  или на мне женитесь.  Второй вариант предпочтительнее,
поскольку вы со мной уже переспали.
     - Когда?  Где? - удивился Синяков. - В курятнике? Да я же к тебе и пальцем
не прикоснулся!
     - Какая разница! Спать-то все равно мне не дали. Храпели в самое ухо.
     Подумав немного, Синяков вынужден был сдаться.
     - Ладно, - молвил он. - Беру свои слова обратно.
     - Какие именно? - быстро осведомилась Дашка.
     - Насчет четырех сторон... Только прошу, не лезь в мои дела и не задирайся
с людьми.
     - Они  сами  виноваты!  -  возмутилась  Дашка.  -  Как  эта  жаба  с  вами
разговаривала!  А тот ханурик!  Знаете,  что он собирался сделать? Ударить меня
счетами! Нет, пусть лучше чихает на здоровье.
     - Хорошо.  Возможно, ты и права. Давай считать, что с этим мы разобрались.
Но сейчас мне предстоит разговор с серьезным человеком. Не встревай, ладно?
     - Даже если он будет нож для вас в кармане готовить?
     - В таком случае шепни мне на ушку.
     У Синякова оставалась одна-единственная надежда - на коменданта.
     Однако того в кабинете не оказалось. Скудная казенная мебель была сдвинута
в сторону и накрыта газетами.  Солдатик в бумажной треуголке и замызганном хабэ
соскребал со стен старую побелку.
     - А  где  хозяин?  -  осведомился Синяков,  несколько обескураженный таким
поворотом событий.
     - Который?  -  уточнил солдатик.  -  Их  тут  двое.  Митрополит и  министр
обороны.
     - Я про коменданта спрашиваю.
     - С сегодняшнего дня в отпуске.
     Это уже была полная невезуха!  Фортуна явно отворачивалась от Синякова,  и
оставалось только гадать,  в  чем тут причина -  то ли собственные неприятности
духа-покровителя,  угодившего в  какую-то  передрягу,  то ли негативное влияние
хронической неудачницы Дашки.
     Они уже собирались уходить, когда солдатик вдруг вспомнил:
     - А  вы к  проходной подойдите.  По-моему,  он собирался сегодня с утра на
губу заглянуть.
     Совершив уже знакомый Синякову рейд вокруг здания,  они у  проходной нос к
носу столкнулись с комендантом. Одет он был не в форму, а в спортивный костюм и
потому выглядел еще более внушительно.
     - Здравствуйте! - торопливо поздоровался Синяков.
     - Привет, - сдержанно ответит комендант, ничем не выдавая своих эмоций.
     - Я отец осужденного Синякова. Помните, мы позавчера с вами разговаривали?
     - И что из этого?
     - Хочу его найти.
     - Здесь его нет.
     - Я знаю... А где он может быть? У кого это можно выяснить?
     Комендант молчал,  рассматривая Синякова не то чтобы брезгливо,  а  как-то
отстраненно.  Так молодые смотрят на стариков,  богатые -  на нищих, а коренные
горожане -  на  бесправную лимиту.  Надеждам Синякова на  содействие коменданта
явно не суждено было сбыться.
     - Совет хотите? - спросил вдруг тот.
     - Да...
     - Не надо вам никого искать.
     - Как это?
     - А так. Вы не местный?
     - Нет...
     - Топайте себе на вокзал,  купите билет и езжайте домой. Так будет лучше и
для вас, и для сына.
     - Я не понимаю... - Синяков растерялся.
     - И не поймете. Но неприятностей наживать не стоит. - Комендант повернулся
к  ним  спиной  и  мягкой,  бесшумной походкой двинулся вниз  по  улице,  дугой
спускавшейся с Соборной горы.
     - Действительно серьезный типчик, - сказала Дашка, глядя вслед неторопливо
удаляющемуся коменданту. - С такими лучше не связываться.
     - Что он хотел сказать? - Синяков недоуменно пожал плечами.
     - Только то, что сказал.
     - А я думал, ты ему в душу заглянула. Ты же у нас такая проницательная.
     - Ага!  -  усмехнулась Дашка.  -  Вы  не  путайте  разные  вещи.  Ту  жабу
малахольную,  которую я разрисовала, и этого бугая. Есть бумага, а есть камень.
Так и люди. Одного можно шутя скомкать. А о другого в кровь расшибешься... Есть
тут только одно "но"...
     - Какое?
     - Где-то я этого серьезного мужчину уже встречала.  И не исключено,  что в
компании с братцем. По-моему, он меня тоже узнал.
     - Мне  от  этого  не  легче,  -  вздохнул Синяков.  -  Полдня  насмарку...
Мороженого больше не хочешь?
     - Нет.  Макарон хочу. Желательно с мясом. Время действительно приближалось
к  обеду.  Об  этом  свидетельствовал и  желудок Синякова,  давно  переваривший
вчерашнее Дашкино угощение.
     - Сейчас что-нибудь придумаем.  - В поисках телефона-автомата он оглянулся
по сторонам. - Только сначала мне нужно кое-куда позвонить...
     - Хотите столик в ресторане заказать? - обрадовалась Дашка.
     - Примерно...
     Паче чаяния,  литератор Грошев,  в прошлом постоянный соперник Синякова по
игре в "крестики-нолики" и "морской бой",  оказался на месте. Поняв, кто именно
с  ним разговаривает,  он,  похоже,  обрадовался и немедленно пригласил бывшего
однокурсника в гости, добавив в конце недолгого разговора:
     - Я сейчас на мели. Так что захвати по дороге бутылочку водки.
     - Макароны,  надеюсь,  у  тебя есть?  -  косясь на Дашку,  поинтересовался
Синяков.
     - Не  знаю...  Сейчас поищем...  -  Грошев явно  не  привык утруждать себя
хозяйственными заботами.
     - А мясо?
     - Была где-то банка говяжьей тушенки.
     - Вот и приготовь к моему приезду макароны с тушенкой.  Кстати,  я буду не
один.
     - А с кем?
     - С  одной особой неопределенного статуса.  Сама  она  претендует на  роль
жены. Но максимум, на что я согласен, это удочерять ее.
     - Ага,  значит, спать вас можно положить и вместе, - обрадовался Грошев. -
Жилищные условия у меня, знаешь ли, стесненные...
     На  первом курсе Грошев считался чуть ли  не  самым забитым из  студентов.
Детство его прошло в сельской глухомани,  правда, в зажиточной семье колхозного
бухгалтера.  Прочитав в отроческом возрасте массу книг о приключениях,  дальних
странах и  горячей любви,  сам он  до  семнадцати лет не видел ни паровоза,  ни
многоэтажного здания,  ни даже голой девки,  хотя уже такого добра в их деревне
должно было хватать.
     Был Грошев не  из  хилых (как-никак сказывались хорошее домашнее питание и
свежий воздух),  но  любой драке предпочитал бегство,  а  унижения переносил со
стойкостью мула. В те далекие времена, когда портвейн стоил рубль двадцать семь
копеек,  он еще не пил, но денежки при себе имел постоянно и расставался с ними
легко.
     На  первых порах  это  и  сблизило его  с  Синяковым,  вечно страдавшим от
безденежья.  Приятельские отношения начались позже, когда выяснилось что во все
без  исключения настольные игры  Грошев играет лучше  своих  однокурсников.  Он
легко  выполнил первый  разряд  по  шашкам  и  даже  участвовал в  конкурсах по
шахматной композиции.
     Немало  часов,   предназначенных  институтской  программой  для   изучения
радиотехники, электронно-вакуумных приборов и телемеханики, ушло на бесконечные
сражения,   полем  для  которых  служили  разлинованные  на  клеточки  страницы
конспектов.  Большинство из  этих игр,  наверное,  придумали еще  средневековые
школяры,  столь же склонные к азарту и столь же равнодушные к наукам,  как и их
одногодки, появившиеся на свет много веков спустя.
     Грошев  внес  в  эти  легкомысленные  занятия  основательность и  порядок,
свойственные  его   крестьянской  натуре.   Например,   чемпионат   группы   по
"крестикам-ноликам"  проходил  в  точном  соответствии с  заранее  составленным
графиком, а его результаты регулярно вывешивались на доске объявлений.
     Кроме того,  Грошев продолжал много,  хотя  и  бессистемно читать.  Особой
разницы между Дюма и Достоевским он не видел,  зато"нередко развлекал приятелей
красочными,  пусть  и  не  совсем  точными  пересказами  любимых  произведений,
соединяя разнородные куски  в  единое  целое  и  сдабривая весь  этот  винегрет
сомнительными плодами своей собственной фантазии.
     На  втором курсе Грошева уже не били и  даже не посылали после полуночи на
поиски сигарет.  На  третьем он  превратился в  одну из самых авторитетных особ
института, а на четвертом организовал студенческий театр миниатюр.
     С  чем  ему  по-прежнему  не  везло,  так  это  с  девушками.  Сказывались
пуританское воспитание и всякие психологические (вернее даже,  психопатические)
комплексы,  нажитые  не  без  посредства художественной литературы.  Тут  уж  и
Синяков ничем не мог помочь приятелю.
     Поскольку Грошев перед особами противоположного пола  робел,  как  рядовая
шашка перед дамкой, те сами находили способ одарить его своей благосклонностью.
Понятное дело, в основном это были обойденные мужским вниманием, зато волевые и
бесстыжие дурнушки.  Вынужденное целомудрие угнетало их не меньше,  чем прыщи и
перхоть, так свойственные юному возрасту.
     Однажды,  поздним вечером вернувшись в  общежитие с  чересчур затянувшейся