, то кочку.
     Во время одного из таких прыжков Синяков едва не свалился с седла -  хотел
поудобнее ухватиться за куртку Дария, да рука скользнула по мокрой коже. Тот не
мог не  почувствовать этого (выведенный из равновесия мотоцикл сразу зарыскал),
однако  не  предпринял никаких  попыток  помочь  пассажиру  и  даже  не  сбавил
скорости.
     Их пути,  казалось, не будет конца, но Синяков вдруг начал осознавать, что
окружающее  пространство постепенно светлеет.  Мотоцикл  продолжал  нестись  по
какой-то  твердой и  ухабистой поверхности,  хотя создавалось впечатление,  что
вокруг,  в том числе и внизу,  -  пустота.  Мир,  где они оказались,  не был ни
твердью,  ни хлябью,  а чем-то совсем иным.  Так он, наверное, выглядел до того
момента, когда бог решил сотворить небеса и землю.
     Во  всяком случае,  ни к  системам канализации,  ни к  теплотрассам,  ни к
каким-либо  другим  техногенным сооружениям это  место  никакого  отношения  не
имело.  Синякову даже показалось,  что  над  ним шелестят ангельские крылья,  а
неземной голос мурлыкает что-то из классического репертуара.
     Впрочем,  эта  иллюзия  длилась  недолго.  В  стороне промелькнули смутные
очертания какого-то  огромного сооружения (у Синякова возникло подозрение,  что
он видит сейчас все ту же недостроенную электростанцию, только в ином ракурсе),
и  Дарий наконец-то  смирил прыть своего железного коня,  хотя глушить мотор не
стал.
     Дымка тумана скрывала горизонт,  и нельзя было понять,  что сейчас -  утро
или вечер.
     Они  находились на  дороге  -  обычной загородной дороге,  по  плохонькому
асфальту которой многократно прошелся шершавый язык  климатических воздействий,
довершивший то,  что не удалось сделать большегрузным автомобилям и  гусеничным
тракторам.
     Здесь  же  торчала  ржавая  металлическая стойка  с  расписанием  движения
автобусов, однако практической пользы от нее не было никакой - чья-то шкодливая
рука переделала номера всех маршрутов в цифру "666".
     Чуть поодаль располагалась скульптура пионера,  судя по  положению обломка
правой руки,  не то салютующего кому-то,  не то запускающего в небо авиамодель.
Дырявое ведро заменяло пионеру головной убор,  а на левой уцелевшей руке губной
помадой была намалевана свастика.
     Критически осмотрев эти  безобразия,  Дарий что-то  недовольно буркнул,  а
затем обратился к Синякову, еще не решившемуся покинуть мотоциклетное седло.
     - Как тебе здесь нравится?
     - Не знаю пока... А где мы?
     - Хороший вопрос.  - Дарий хохотнул, хотя произведенный им звук можно было
принять и за рычание. - Хочешь, фокус покажу?
     Не  дожидаясь ответа,  он  заставил  мотоцикл совершить бросок  метров  на
пятьсот вперед и там развернулся.
     - Полюбуйся теперь!
     Огромное  сооружение,  на  которое  уже  успел  обратить внимание Синяков,
теперь приобрело полное сходство с  недостроенной электростанцией,  даже  труба
обозначилась в  тумане,  зато на месте пионера-инвалида и  стойки с расписанием
автобусов торчали два дерева - голые и печальные, как в самый разгар зимы.
     - Правило первое,  -  сказал Дарий.  -  Не верь глазам своим...  А  теперь
поехали дальше.
     Свернув  с  дороги,   он  погнал  мотоцикл  по  каким-то  буеракам.  Труба
электростанции появлялась то слева,  то справа от них, а потом вдруг оказалось,
что это никакая не труба, а деревянная вышка наподобие пожарной каланчи.
     Да  и  все  остальное здесь  было  сделано из  добротных сосновых бревен -
трехэтажный терем,  который  Синяков  принял  издали  за  недостроенную коробку
электростанции,  просторные амбары,  часовня  с  колокольней и  забор-частокол,
украшенный поверху глиняными горшками.
     Откуда-то появилась цыганка - босая, уродливая, оборванная. Все в ней было
какое-то зеленоватое -  и седина, и ветхие лохмотья, и монисто, составленное из
древних медных монет, и даже косые, бельмастые глаза.
     - Дай,  родненький, погадаю! - обращаясь к Синякову, заголосила она. - Всю
правду тебе  скажу.  Как  зовут,  откуда родом,  какая печаль камнем на  сердце
лежит,  чем душа успокоится.  Не веришь мне? А зря! Знай, что красавица твоя на
прежнем месте стоит и горькими слезами заливается.
     - Пошла прочь,  тварь!  -  брезгливо скривившись, прикрикнул Дарий и сунул
руку в боковой карман куртки.
     - А тебе,  морда собачья,  я гадать не буду! Сам свою судьбу знаешь! Ох, и
страшная она у  тебя!  -  скороговоркой выпалила цыганка и  превратилась в  рой
зеленых падальных мух,  некоторое время еще  сохранявших очертания ее  тела,  а
затем разлетевшихся в разные стороны.
     У  Синякова,  заранее приготовившегося к  любым сюрпризам,  по коже тем не
менее прошел неприятный холодок.  Это ж надо -  был человек как человек и вдруг
стал тучей мух.
     - Правило второе, - произнес Дарий веско. - Каждую минуту жди подвоха.
     За  высоким  забором кудахтали куры,  повизгивала свинья,  мычали  коровы,
равномерно стучал в кузнице молот.  Ну не жизнь,  а идиллия. Полное пейзанство,
как  говорила Нелка,  очутившись на  лоне  природы.  Только  воздух  здесь  был
какой-то совсем не деревенский -  затхлый,  застоявшийся,  словно в шкафу,  где
хранятся пересыпанные дустом бабушкины шубы.
     - Заходить не  будем?  -  спросил Синяков,  не  отказавшийся бы  сейчас от
крынки парного Молока и ломтя свежего хлеба.
     - Сюда?  -  Дарий с озадаченным видом ткнул в сторону усадьбы.  -  Ну ты и
даешь, свояк... Правило третье. Не заходи без особой нужны в помещение, которое
ты видишь в первый раз. Ночуй только на свежем воздухе или в шалаше, устроенном
при твоем участии.
     Из терема запахло жареным мясом.  Не луком,  не картошкой,  а одним только
мясом!  Наверное,  там  шашлык готовили,  а  то  и  целого поросенка на  вертел
нанизали.  Синяков,  после ужина у  Грошева маковой росинки во  рту не имевший,
непроизвольно сглотнул слюну.
     Заметив это, Дарий к сказанному добавил:
     - Правило четвертое.  Никогда не ешь и не пей из чужих рук.  Вообще ничего
не бери у чужих, а тем более не ложись с незнакомой женщиной.
     - Про женщин мог мне и не говорить, - буркнул Синяков.
     - Не зарекайся...  Тут местами такие пампушечки попадаются...  Правда, вся
твоя мужская сила на  одной из  них  может и  закончиться.  Хотя нет,  кто  это
испытал,  потом не  жалеет.  -  Речь Дария приобрела не  свойственную для  него
задумчивость.
     Синяков,  не любивший интимных откровений, попытался перевести разговор на
другую тему.
     - И много еще у тебя таких правил? - поинтересовался он.
     - Много.  Но человеку, оказавшемуся здесь впервые, поначалу хватит и пяти.
Остальные ты скоро сам уяснишь.  Если,  конечно,  будет чем уяснять... А теперь
пятое,  и  самое  главное  предварительное правило.  Умей  вовремя распознавать
опасность, откуда бы она ни исходила.
     Синяков, не забывавший проверять в кармане иголку, которая последнее время
вела себя на диво спокойно - не жгла, не колола, - только отмахнулся.
     - С этим у меня как раз все в порядке.
     - Ты уверен?  -  Дарий смерил его испытывающим взглядом.  - Зачем же тогда
тебя в эту мышеловку потянуло? - Очевидно, он имел в виду усадьбу.
     - Я пошутил, - слукавил Синяков.
     - Хороши шуточки...  Слезь пока и отойди подальше.  Так это дело оставлять
нельзя.
     Когда Синяков исполнил эту просьбу, Дарий вплотную подъехал к гостеприимно
распахнутым воротам  усадьбы.  За  забором  сразу  наступила тишина  -  умолкла
домашняя  живность,  перестал стучать  молот  и  даже  дозорная вышка,  похоже,
перестала поскрипывать на ветру.
     - Кого караулишь?  -  обращаясь неизвестно к кому,  строго поинтересовался
Дарий. - Не меня ли?
     Гробовое молчание было  ему  ответом.  Тогда  он  достал  из  кармана брюк
что-то, похожее на пригоршню шелухи от семечек.
     - Знаешь,   что  это  такое?  -  Он  продемонстрировал  свои  сомнительные
сокровища воротам.  -  Чешуя  ядовитой змеи,  которую  сначала  вскормили мясом
черных котят,  а  потом живьем сварили в  уксусе,  смешанном с  укропной водой.
Хочешь попробовать?
     - Жри  сам,   -   ответил  кто-то  голосом  глухим  и  низким,  но  вполне
человеческим.
     - Это  с  моей стороны будет свинством.  Разве можно оставить без угощения
такого любезного типа,  как ты? - Дарий смачно плюнул в ладонь, а затем облепил
мелкими черными чешуйками притворный столб ворот,  приговаривая: - Мрет, гниет,
рассыпается, как этот гад ползучий в прах превращается...
     - Слабо тебе,  -  сказал невидимый оппонент Дария.  -  Зря стараешься. Иди
отсюда подобру-поздорову, пока цел.
     Один  из  выставленных для  просушки горшков сорвался со  своего  места  и
угодил Дарию прямо в  голову,  слава богу,  защищенную мотоциклетным шлемом.  В
усадьбе раздался взрыв хохота.  Похоже,  ликовали все -  и свиньи,  и коровы, и
даже куры.
     Дарий  с  достоинством отступил  и,  оказавшись на  безопасном расстоянии,
заглушил мотоцикл (что случилось впервые с  того момента,  как они расстались с
Дашкой).
     - Ладно,  -  сказал он с угрозой.  -  Ладно.  Сейчас ты,  тварь кромешная,
узнаешь,  на что я способен в гневе.  Уж если меня вынудили спешиться,  беды не
миновать...
     Шаткой кавалерийской походкой Дарий вернулся к  усадьбе и трижды обошел ее
вокруг -  дважды спиной к забору и один раз лицом.  Дело это было не такое уж и
легкое,  что Синяков знал по себе,  однако Дарий справился с ним шутя. Вдобавок
он  все время делал руками какие-то странные пассы и  бормотал:  "Будешь тлеть,
будешь  гореть,  будешь  дымом  лететь,  будешь  искрой  светить,  будешь углем
чадить..."
     - Подожди.  -  Нельзя было  даже определить,  откуда именно доносится этот
бестелесный голос: из ворот, из-под крыши терема или со сторожевой вышки. - Что
ты сразу в бутылку лезешь?  Нервы шалят?  Или перед залетным фраером рисуешься?
Давай разойдемся по-хорошему. Не держи обиду.
     Но Дарий, как говорится, уже завелся. Его бормотание становилось все более
бессвязным,  а движения все более резкими.  Сначала он ходил вразвалочку, потом
вприпрыжку, а вскоре вообще перешел на бег, сопровождаемый весьма замысловатыми
телодвижениями.
     - "Тлеть, гореть... светить, чадить..." - доносилось до Синякова. Это было
бы смешно, если бы не было так жутко.
     Уже явственно пахло гарью,  и  в  усадьбе тревожно ударил колокол,  то  ли
возвещая о нежданной беде, то ли призывая подмогу.
     Дарий носился как  угорелый,  и  Синякову стало казаться,  что  это уже не
человек с руками,  ногами и головой, а клубок тусклого пламени, огненный шмель,
выискивающий свою жертву, факел, которым размахивает неведомый поджигатель.
     Ему вдруг стало жалко обитателей усадьбы,  кем бы они там ни были - людьми
или духами.  Ведь они и  в самом деле не трогали Дария,  а горшком по голове он
получил за дело -  сам напросился.  И вообще,  что это за манеры -  жечь первых
встречных только за то, что они перед тобой не лебезят.
     - Кончай ты  это  представление!  -  крикнул Синяков.  -  И  так  уже всех
напугал. Даже у меня поджилки трясутся.
     Но  человеческие слова  скорее всего  не  могли  дойти до  сознания Дария,
находившегося сейчас совсем на  другом уровне существования.  Точно с  таким же
успехом Синяков мог взывать к любой другой слепой стихии - к урагану, например.
     Хотя в  том,  что Дарий добьется своего,  сомнений не оставалось.  Вспышка
пламени,  охватившая усадьбу от  комлей частокола до  маковки сторожевой вышки,
заставила Синякова  отшатнуться.  Впечатление было  такое,  что  это  горит  не
дерево, а бумага, вдобавок еще и пропитанная жиром.
     Со  стороны все  случившееся должно было походить на  взрыв,  только взрыв
этот сопровождался не грохотом рвущихся молекулярных связей,  а воплем отчаяния
и боли, который, казалось, достигал самых дальних границ этого мира.
     Все  закончилось в  считанные минуты.  От  усадьбы  осталась только  груда
пепла, по площади примерно равная половине футбольного поля.
     Дарий,  уже в обычном своем облике,  благополучно вернулся назад, однако к
мотоциклу  подходить  не  спешил  -   наверное,   еще  таилось  в   нем  что-то
зажигательное, в самом худшем смысле этого слова.
     - Вот вы как тут свои дела делаете, - хмуро пробормотал Синяков. - Огнем и
мечом...
     - Думаешь, они с нами цацкаются? - Дарий тщательно осматривал свою куртку,
стряхивая осевшие на  ней  жирные хлопья пепла.  -  Здесь  тебе  не  поляна для
пикников и даже не африканские джунгли.  Зевать не рекомендуется.  Если ты кого
заранее не спалишь, он тебя потом сожрет.
     - Так это и в самом деле война?
     - Я тебя предупреждал.
     - Неужели нельзя договориться?
     - С кем?  -  возмутился Дарий.  -  Есть тут среди нас один умник,  ты его,
возможно, и встретишь... Знаешь, как он это место называет? Пандемоний. То есть
мир, где обитают демоны.
     - Демоны? - переспросил Синяков.
     - Демоны,  бесы,  духи,  какая разница! Называй как хочешь. Но не наши это
твари!  Улитки и  осы  нам по  природе ближе,  чем они.  Нечистая сила,  короче
говоря.  Ты,  конечно,  человек  воспитанный  на  густопсовом материализме,  но
поверь,  и  я  раньше таким был.  А теперь под влиянием обстоятельств полностью
сменил мировоззрение.
     - Заметно, - Синяков покосился на еще дымящееся пепелище.
     - На  это внимания не обращай.  Такое любому колдуну под силу.  Врага надо
бить его же оружием.  Они на нас свою порчу наводят,  а мы на них - свою. Пусть
думают, прежде чем на человека хайло разевать.
     Синяков,  заранее решивший не  раскрывать перед  Дарием  своих  не  совсем
обычных способностей,  а тем более своей осведомленности о делах потустороннего
мира, прикинулся простачком.
     - Это  тоже были духи?  -  спросил он,  ловя кружащиеся в  воздухе пушинки
пепла.
     - Не  трогай!  -  Дарий хлопнул его  по  руке.  -  Как бы  тебе доходчивей
объяснить... Избу эту со всем подсобным хозяйством духи здесь не зря поставили,
а  с  каким-то коварным умыслом.  Строители они еще те!  У них камни сами собой
двигаются,  а  бревна куда  надо  катятся.  Посмотришь потом,  какой они  город
отгрохали...  Ну,  конечно,  кто-то из этих тварей здесь был.  Ты сам их наглые
речи слышал.  Дух  кем  хочешь может обернуться.  Хоть крестом церковным,  хоть
столбом в  воротах.  Вся хитрость в  том и состоит,  как их распознать.  Это со
временем приходит, да и дар свыше надо иметь.
     - Все  это  очень  интересно,  но  при  чем  здесь солдаты срочной службы,
которых вы ни за что ни про что под трибунал подводите?
     - А  кто  еще  сюда пойдет?  Ты  пойдешь?  Никогда!  Тебя сюда злая судьба
загнала.  Как и меня,  между прочим.  Контрактников послать,  добровольцев? Так
ведь им платить надо.  Из каких средств?  Да и  раззвонят они все потом.  А тут
строжайшая тайна требуется.  Чтоб паника не  возникла.  На  этот счет секретный
приказ Воеводы имеется.
     - А он, стало быть, в курсе дела?
     - Еще  бы!  Воевода в  курсе  всех  дел.  Попробуй только ляпни что-нибудь
против власти,  и  он в тот же день знать будет.  С этим у нас строго.  Никакой
смуты быть не должно. Хватит, что она здесь зреет.
     - Мистика какая-то... - Синяков вспомнил слова Грошева.
     - Вот именно, - охотно подтвердил Дарий, человек в мистике поднаторевший.
     - А откуда эти духи,  в конце концов,  взялись? - Синяков счел за лучшее и
дальше  притворяться "шлангом" (так  незабвенный Стрекопытов называл  умственно
отсталых людей). - Что-то в других местах о них ничего не слышно.
     - Сие нам, простым смертным, неизвестно, - Дарий картинно развел руками. -
Тайна,  как говорится,  за  семью печатями.  Но если верить слухам,  существует
такое хитрое местечко,  где духи живут и плодятся,  как комары в гнилом болоте.
Это и  есть так называемая преисподняя.  Не  путать со сказочным адом.  Людям в
преисподнюю -  по  причинам  опять  же  мистическим -  доступа  нет.  Выражаясь
по-научному:  не та сетка пространственных координат.  Я так понимаю, что духов
их жизнь вполне устраивает.  Есть там у них свои дела,  свои заботы.  Но и свои
напасти тоже есть.  Вроде нашего голода и мора.  Так и получается,  что духи из
преисподней сюда  лезут.  Это  же  беженцы,  люмпены,  шваль!  Маются дурью  от
безделья,  да еще по природе такие вредные... Назад им дороги нет, вот и рвутся
в  тот мир,  где мы с  тобой родились.  А  здесь для них так...  -  Он сплюнул,
оглянувшись по сторонам.  -  Проходной двор...  Ночлежка...  Пандемоний, короче
говоря.
     Во время этого приступа красноречия,  для Дария весьма редкого,  он как-то
странно поглядывал на  Синякова (глазами ел  -  вот  самое близкое сравнение) и
быстро-быстро составлял из пальцев какие-то фигуры.
     Заподозрив недоброе.  Синяков в  очередной раз  сунул руку  в  карман.  Но
иголка по-прежнему оставалась холодной и неподвижной.
     - А бывает, что духи в наш мир прорываются? - спросил он.
     - Все бывает. И духи прорываются, и переменный состав дезертирует.
     - Кто? - не понял Синяков.
     - Переменный состав,  - повторил Дарий. - Так штрафников принято называть.
Мы,  например,  считаемся составом постоянным.  Если  до  заслуженной пенсии не
доживем, здесь скорее всего и сдохнем. А они состав переменный... В том смысле,
что со временем могут рассчитывать на замену.
     - А такое возможно? - Голос Синякова непроизвольно дрогнул.
     - Душой кривить не стану.  Если ничего кардинального не изменится, то вряд
ли. Бойцам нашим это, конечно, энтузиазма не прибавляет. Приходится их в ежовых
рукавицах  держать.   Кроме  того,  специальное  заклятие  накладывается.  Путы
невидимые. Раньше его на лошадей накладывали, чтобы конокрады не свели. Но и на
людей действует...  Правда, не на всех. - Дарий в упор уставился на Синякова. -
Вот с тобой сколько ни бьюсь,  а ничего не получается. И даже не могу понять, в
чем тут причина.  Если бы это Дашка оберег сотворила, я бы его шутя разрушил. А
тут что-то  совсем другое.  Не  так ты прост,  свояк,  как прикидываешься!  Ох,
непрост!
     - Вот ты,  значит,  как!  -  У Синякова даже дух перехватило. - Околдовать
меня втихаря хочешь?  Путы невидимые наложить? На вечную каторгу обрекаешь? Без
суда и следствия?
     - А  что  еще  с  тобой  прикажешь делать?  -  Теперь Дарий  придерживался
добродушно-снисходительного тона.  -  Отсюда обратного хода нет. Представляешь,
что будет,  если ты  вернешься?  Такого шума наделаешь,  что по всему свету эхо
пойдет.  Воевода, конечно, от всего открестится, ему не впервой, а отвечать мне
придется.  Скрывать не  буду,  я  как  раз  и  являюсь командиром этого  самого
дисбата.  Но  ведь я  и  сам заколдован,  хотя не  знаю кем.  На меня тоже путы
наложены,  только совсем другие.  Пару часов побуду в родном мире, и опять сюда
как магнитом тянет. Я человек конченый и понимаю это. А ты понять не хочешь.
     - Сволочь ты.  -  Сказано это  было Синяковым от  всей души.  -  Тюремщик.
Палач.  Не боюсь я тебя.  Плевал на все твои колдовские щтучки-дрючки.  Я и сам
отсюда вывернусь,  и  сына  уведу.  А  потом со  всей  вашей бесовской конторой
разберусь. Запомни это!
     - Ой ли! - Дарий только ухмыльнулся.
     - Погоди, скоро ты не так заойкаешь! - пообещал Синяков.
     - Тогда счастливо оставаться.  -  Дарий оседлал мотоцикл.  -  Я ведь тебя,
дурака,  спасти  хотел.  В  безопасное место  пристроить.  Письма бы  от  Дашки
получал.  А  теперь сам  как хочешь выскребайся.  И  учти,  несладко тебе здесь
придется.  Люди тебя будут за духа принимать и относиться соответствующе.  Зато
духи, наоборот, твою человеческую природу сразу вычислят. Посмотрим, кто из них
тебя окончательно доконает...
     Вот так Синяков остался один-одинешенек в  совершенно чужом для него мире.
Тешило  душу  лишь  одно  -   Димка  находился  где-то  поблизости.   Пользуясь
терминологией Дария,  отца  с  сыном  сейчас  разделяли только пространственные
координаты. Препоны чертовщины вс