Синякова.
     - Поклянись! - потребовал он.
     - Чем? Честным пионерским? Или партбилетом?
     - Детьми поклянись!
     - Нет у  нас детей.  И  любым нашим клятвам грош цена.  Мы же,  как ты сам
говорил, лукавые от природы. Придется тебе просто так поверить.
     - Ладно,  -  после некоторого раздумья сказал Синяков. - Только как я тебя
выпущу? Профессией взломщика не владею.
     - Ключи в столе. В левом ящике.
     Стол  и  в  самом деле  был  оборудован двумя выдвижными ящиками,  которых
Синяков  сразу   не   заметил.   Правый  был   набит   сувенирами  иностранного
происхождения  -   жевательной   резинкой,   шариковыми   ручками,   брелоками,
презервативами.  В  левом  хранились стеариновые свечи,  связка ключей и  пачка
порнографических журналов.
     - Нашел? - с надеждой поинтересовался дух.
     - Нашел...  Ты  мне только одно объясни.  Уж больно ловко Решетняк с  вами
управляется. Где он всеми этими хитрыми приемчиками овладел?
     - Огненную  пентаграмму я  его  научил  делать,  -  признался дух.  -  Под
принуждением,   конечно...   Кое-что  ваша  братва  подсказала,  которая  здесь
шатается.  А до остального он своим умом дошел.  Если назад вернется,  не иначе
как колдуном станет. Ты его берегись.
     - Я  уж и  так каждого придорожного столба берегусь,  -  вздохнул Синяков,
примеряя ключи к замкам.
     Когда дверца шкафа приоткрылась, Синяков, которому из арабских сказок было
известно  о  коварстве  выпущенных на  волю  духов,  предусмотрительно отступил
назад.
     Однако ничего чрезвычайного не случилось.  Пленник, не забыв поблагодарить
своего избавителя,  сразу устремился к форточке,  расположенной напротив двери.
Выглядел он  как  простой смертный,  только  весь  был  каким-то  неестественно
гибким, словно цирковой артист, специализирующийся на номере "человек-каучук".
     - До скорого. Буду ждать тебя там, где договорились. Только шкаф не забудь
запереть. - Дух ловко нырнул в открытую форточку.
     Синяков выждал немного,  аккуратно запер  шкаф,  вернул ключи  на  прежнее
место и со скучающим видом покинул пост.
     Инспектор Решетняк к тому времени уже приступил к практическим занятиям по
изучению правил проезда нерегулируемых перекрестков.  Духи  стонали от  досады,
однако  вынуждены  были  изображать из  себя  различные  транспортные средства,
включая трамвай и карету "Скорой помощи".
     - До свидания, - сказал Синяков, проходя мимо. - Спасибо за угощение.
     - Что-то мало побыли,  -  фальшиво опечалился Решетняк. - Не понравилось у
меня?
     - Времени, знаете ли, в обрез. Надеюсь, еще встретимся.
     - Дай-то  бог...  Если кого из моих начальников увидите,  напомните насчет
очередного звания. Мне в этом месяце срок подходит.
     - Постараюсь, - пообещал Синяков, а сам подумал: "Фиг тебе!"
     - Да,  вот еще что!  -  вспомнил инспектор,  когда Синяков удалился уже на
порядочное расстояние. - Если сможете, достаньте мне компостер.
     - Зачем вам компостер? - удивился Синяков. - У кого здесь техталоны есть?
     - Инспектор дорожно-патрульной службы без компостера то же самое, что змея
без жала, - наставительно произнес Решетняк. - Не могу я без него, и все тут...

        "Глава 13"

     Паче  чаяния  обретший свободу  дух  оказался хозяином своего  слова.  Еще
издали Синяков заметил его фигуру, неподвижно торчавшую на обочине дороги в том
месте, где эта дорога обретала статус городской улицы.
     За  несколько часов  пребывания в  Пандемонии Синяков уже  успел подметить
некоторые характерные детали поведения, отличающие духов от людей. Например, те
стояли,  когда можно было сесть,  долго не меняли одну и  ту же позу и  нередко
замирали в весьма неестественном положении - задрав ногу или прогнувшись дугой.
Человеческий облик был  для  духов чем-то  вроде одежды,  к  которой они еще не
успели как следует привыкнуть.
     Эти  наблюдения и  послужили поводом  для  первого вопроса,  который задал
Синяков.
     - Устраивает тебя эта шкура?  - Он деликатно потыкал пальцем в грудь духа.
- В преисподней ты, наверное, не так выглядел.
     - В  преисподней я  никак  не  выглядел.  Там  мы  пребываем в  бесплотном
состоянии.  С вашей точки зрения, конечно. Вот... Ну а покинув родную среду, мы
сразу материализуемся.
     - Во что?
     - Кто во что горазд... Ты ловил когда-нибудь медуз?
     - Не приходилось.
     - Зря.  Много потерял.  В  воде медузу почти не  видно,  а  вытащишь ее на
поверхность  -  словно  куча  живого  хрусталя.  Вот  так  примерно  и  с  нами
получилось.  -  Дух был разговорчив и дружелюбен, но от прежнего заискивания не
осталось и следа.
     - Стало быть, не по своей воле вы здесь?
     - Кто же  по  своей воле насиженное место покидает?  Беда,  как говорится,
подкралась незаметно.  Вроде как подцепил нас кто-то  огромным неводом и  вверх
тянет.
     - А город этот откуда взялся?
     - Оттуда же,  откуда и  все  мы.  Между небом,  которое,  что  бы  там  ни
говорили,  есть основной источник жизни, добра и света, и преисподней находится
мир людей. Все, что есть там, отбрасывает тень на наш мир. Но опять же, тень не
простую,  а мистическую. В преисподней можно найти любой ваш город, любую реку,
любой холм.  Пусть и в иллюзорном виде.  То же самое касается и событий.  У вас
они  уже  давно отгремели,  но  в  мире духов по-прежнему живут их  тени.  Этот
неведомый невод,  о  природе которого я  судить не могу,  вместе с  обитателями
преисподней захватил и  все,  что их окружало.  По мере того,  как наши образы,
прежде бестелесные, обретали плоть, материализовалась и тень города.
     - Тень, надо сказать, весьма искаженная, - заметил Синяков.
     - Это уж непременно.  В  нашем мире не может исчезнуть ни одна тень,  даже
самая  ничтожная.   Тень   современного  города  существует  наравне  с   тенью
десятивековой  давности.   Извлеченные  из  преисподней,  все  эти  тени  стали
накладываться друг на друга самым причудливым образом. То, что ты видишь, - дух
указал пальцем себе за спину,  - картина, составленная из множества разнородных
фрагментов.  Поэтому  ничему  не  удивляйся...  В  конце  концов  город-призрак
соединится со  своим  реальным прототипом и  тогда...  -  он  умолк,  словно не
решаясь завершить фразу.
     - Что - тогда? - нетерпеливо спросил Синяков.
     - И  тогда в  нем  не  останется места для  людей.  Это будет город бесов.
Уцелеют только те из вас, которые смогут перенять нашу сущность.
     - Просто кошмар какой-то. - Синяков верил и не верил своему собеседнику. -
Кто же такое безобразие мог устроить?
     - Великих магов везде хватает.  И  в  преисподней,  и  в мире людей,  и на
небесах.  Откуда мне знать,  кто задумал и осуществил это мрачное чудо...  Хотя
вполне возможно,  что здесь имеет место не умысел,  а  неосознанное желание.  К
примеру, человек может и не подозревать о своих магических способностях. Тем не
менее это не мешает ему творить чудеса. В сердцах пожелал соседу зла - и тот на
следующий день удавился.
     Приглянулась соседка, и она сама прыгает в его постель.
     - Да, - вынужден был согласиться Синяков, - в жизни такое случается.
     - Как  бы  то  ни  было,  результат  налицо.  Города  медленно,  но  верно
сближаются.  Пространство,  разделяющее их,  -  не  банальное  пространство,  к
которому вы  привыкли,  а  пространство мистическое,  -  все  больше напоминает
трухлявую колоду.  В  нем  имеется множество слабых  мест,  через  которые бесы
проникают в мир людей, а люди проваливаются сюда. Как же иначе объяснить случай
с Решетняком, будь он трижды неладен!
     - Кое-что мне непонятно,  - перебил его Синяков. - Ведь ты же дух. Исчадие
преисподней.  Тварь лукавая. Враг рода человеческого. Откуда тогда у тебя такой
лексикончик?   "Иллюзорный   вид..."   "Разнородные   фрагменты..."   "Реальный
прототип..." Сидя в шкафу, ты совсем не так выражался.
     - Одну минуточку. Только не называй меня духом. Дух - это нечто эфемерное,
невещественное.  В  такой форме мы  существуем в  преисподней.  Покидая ее,  мы
материализуемся,  становясь уже бесами.  Понял разницу?..  А что касается всего
остального...  Бесы ведь тоже бывают разные, как и люди. Злые и добрые. Могучие
и так себе.  Хитрые и простодушные.  Глупые и не очень.  До того, как угодить в
эту переделку,  я  опекал одного очень достойного человека.  Ученого-полярника,
между прочим...
     - Вот, значит, откуда ты про пингвинов и медуз знаешь.
     Бес, не обращая внимания на реплику Синякова, продолжал:
     - Он  любил рисковать,  потому что  верил в  свою  удачу,  хотя эту  удачу
обеспечивал ему я.  Сколько раз я выручал его из всяких злоключений...  Не знаю
даже, как сейчас сложилась его судьба.
     - Конечно,  без  духа-покровителя  ему  несладко  придется,  -  согласился
Синяков. - Первый же белый медведь задерет.
     - Не в медведях дело...  Он до баб весьма охочий. И всегда выбирает, самых
непутевых. Бандиток, наркоманок, сумасшедших.
     - Да, это действительно похуже медведя. Но надо надеяться на лучшее. Авось
образумится... Кстати, а как твое имя?
     - Тебе его знать обязательно?
     - Нет...  но все же,  -  смутился Синяков.  - У нас принято при знакомстве
свои имена сообщать. Иначе как я тебя буду звать? Чертом беспятым?
     - Зови, я не обижусь.
     - Нет, так дело не пойдет.
     - Ладно. Даю на выбор целую серию имен. Какое понравится, так и звать меня
будешь.   Анчутка,  Пралик,  Куцый,  Неумытник,  Отяпа,  Корнохвостый,  Хохлик,
Шишига...
     - Вот-вот!  -  прервал его  Синяков.  -  Шишига подойдет.  А  меня Федором
Андреевичем зовут... Ты не забыл, Шишига, что мне недавно обещал?
     - На память не жалуюсь.  Все возможное сделаю.  Только учти,  от меня мало
что зависит.  Бес я,  честно сказать,  третьесортный. Оттого и к людям отношусь
спокойно.  А  есть среди нас  такие,  что  хуже собак бешеных.  Так  и  норовят
беззащитного человека замучить.  Тем  более что вокруг настоящая война идет.  И
фанатиков хватает,  и  кровопийц,  и  подстрекателей.  На теплый прием здесь не
рассчитывай. Да и мне не поздоровится, если заподозрят в потворстве.
     - Задний ход  даешь?  -  Синяков постарался вложить в  эти  слова максимум
презрения.
     - Ни в коем разе! Просто информирую.
     - А то, что я человек, сразу в глаза бросается?
     - Если присмотреться,  то сразу.  В тебе кровь горячая чувствуется, сердце
живое.  Мы,  бесы,  не такие.  Все в нас - одна видимость. - Он потянул себя за
нос,  и тот стал длинным,  как хобот.  - Вот почему нас и пули не берут. Нельзя
убить того, у кого нет сердца.
     - Твое спасение мне не зачтется?
     - Кто я такой? - махнул рукой бес. - Вот если бы ты кого-нибудь из паханов
спас... Да только они в твоей помощи не нуждаются.
     - Ну тогда придется рискнуть.
     - Придется...
     Избегая  центральных  улиц,  они  пробирались  закоулками,  населенными  в
основном бесами  низших  сословий.  Шишига  полагал,  что  собственные проблемы
просто не оставляют им времени для охоты на людей.
     Кроме  того,  он  сразу объяснил Синякову,  что  самые могущественные бесы
имеют  наиболее близкий к  человеку облик.  Это  считается высшим  шиком,  хотя
каждый из них в любое мгновение может обернуться и кошкой, и совой, и верстовым
столбом.
     Синяков в  свою очередь рассказал Шишиге о  цыганке,  превратившейся в рой
зеленых мух.
     - Это  высший класс,  -  произнес бес  с  завистью.  -  Но  если она  тебя
запомнила, берегись.
     - Я ей вроде ничего плохого не сделал.
     - Но и хорошего тоже. Такие бесы любят, чтобы перед ними расшаркивались.
     Путь,  которым они  сейчас двигались,  кое  в  чем  совпадал с  маршрутом,
некогда  проложенным  Синяковым  к  общежитию  медучилища,  кроме  обыкновенных
фельдшериц готовившего еще  и  зубных техников.  (Туда-то  он  обычно добирался
общественным транспортом,  а  вот  назад  чаще  всего  приходилось возвращаться
пешком, поскольку к этому времени с улиц исчезали даже такси.)
     Не стоит говорить, что Синякова обуяло любопытство, благодаря чему он даже
об осторожности забыл.  И ничего удивительного -  сразу за хорошо известным ему
зданием госкомитета по  печати ("Шарашка пустолаек"),  на  котором все  вывески
сохранились в  целости и сохранности,  располагалась мясная лавка некоего купца
Бауэра,  чьи  стены  украшали свежие пулевые отметины и  декрет реввоенсовета о
безусловной сдаче  оружия  всеми  категориями городских обывателей.  Тумбу  для
объявлений (такие Синяков видел только в кино) покрывали печатные свидетельства
давно  забытой жизни,  среди которых особо выделялись афиша варьете "Аквариум",
обещавшая ежевечерний дивертисмент и французскую кухню,  реклама патентованного
средства  от  полового  бессилия "Казанова" и  постановление городской думы  об
обязательном вывозе нечистот в предписанные для этой цели места.
     Дальше опять  все  пошло  вперемешку -  химчистка,  собор  кармелиток,  по
слухам,  разрушенный еще в  XVIII веке,  бревенчатые купеческие хоромы с явными
признаками недавнего грабежа,  синематограф "Одеон" (разрушенный) и  престижная
кооперативная девятиэтажка "Кошкин дом".
     Синяков,  глазея по сторонам,  настолько утратил бдительность, что едва не
столкнулся с  вывернувшимся из-за  поворота эсэсовцем в  полной форме -  черный
мундир,  черная фуражка, украшенная эмблемой мертвой головы, высокие сверкающие
сапоги. Более того - даже лицо у него было черным, как сажа.
     К  счастью,  эсэсовец не обратил на Синякова никакого внимания и  проворно
скрылся  в  подвальном заведении,  на  неряшливо  исполненной вывеске  которого
значилось: "Кухмистерская Герца-Лейбы Рубинштейна. Свежая кошерная пища".
     - А этот откуда здесь взялся? - опасливо поинтересовался Синяков.
     - Разве таких в этом городе никогда не было? - покосился на него Шишига.
     - Были,  -  вынужденно признал Синяков.  - Только почему он черный? Ему бы
блондинистая масть больше подошла.
     - Спросил бы  лучше у  него сам.  Не забывай,  мы находимся в  мистическом
месте. Здесь ничему нельзя удивляться.
     "Не ты первый мне об этом говоришь", - подумал Синяков.
     Тут они вышли на улицу Советскую, нынче почему-то называвшуюся Губернской.
Посреди мостовой лежали  рельсы,  которых на  памяти Синякова здесь  никогда не
было.
     С   горки,   подавая   тревожные  звонки,   катился  старомодный  трамвай,
переполненный самой разношерстной публикой.  Синяков засмотрелся на него и едва
не угодил под колеса другого трамвая, бесшумно подъехавшего сзади.
     - Варежку-то  не  раскрывай!  Задавят!  -  крикнул  Шишига,  отскочивший к
противоположному тротуару.
     Что  самое  интересное -  оба  трамвая двигались навстречу друг  другу  по
одному и тому же пути.  Столкновение произошло так близко от Синякова,  что его
задели осколки вылетевших стекол.  Тот трамвай, который катился с горки, сделал
стойку на передних колесах.  Его соперник сошел с рельсов и развернулся поперек
улицы,  въехав задней частью в витрину отделения связи (Синяков однажды покупал
тут праздничные открытки).
     Восторгу пассажиров обоих трамваев не  было  предела.  Лязг  покореженного
металла и  хруст  расщепленного дерева еще  не  утих,  а  они  уже  сыпались на
мостовую  -  сплющенные,  искалеченные,  порезанные  стеклом  -  и,  словно  по
мановению волшебной палочки, обретали прежний облик.
     - Это  у  вас  развлечение такое?  -  поинтересовался слегка  ошеломленный
Синяков.
     - Бесы всегда питали страсть ко всевозможным каверзам. Это у нас в натуре.
Не вижу тут ничего плохого,  - сказал Шишига, с интересом наблюдая, как один из
его собратьев, разорванный пополам, пытается соединиться в единое целое.
     - А как быть в тех случаях, когда ваши каверзы приносят зло людям?
     - Это  вопрос  сугубо  философский.  Насколько мне  известно,  лучшие  умы
человечества так и не нашли на него ответа. Читай "Фауст" Гете.
     Обходя  намертво сцепившиеся трамваи.  Синяков обратил внимание,  что  оба
они,  как военные корабли, носят собственные имена - "Асмодей" и "Аваддон". Еще
его удивило полное отсутствие над улицей каких-либо проводов.
     - Обрати внимание,  -  Шишига кивнул в  сторону разбитой витрины отделения
связи.
     Внутри операционного зала прямо на  полу расположились три  духа,  судя по
топорной внешности, голь перекатная.
     Один из  них,  даже не  удосужившийся обзавестись более или менее сносными
чертами  лица,  был  занят  тем,  что  покрывал  неразборчивыми каракулями лист
почтовой бумаги, который затем был помещен в конверт.
     Его принял второй бес,  весь, как обезьяна, покрытый грубой рыжей шерстью,
и официальным тоном поинтересовался:
     - Какое письмо? Местное или иногороднее?
     - Международное! - рявкнул первый бес. Волосатый наклеил на конверт нужное
количество марок,  лязгнул штемпелем и  торжественно вручил оформленное по всем
правилам письмо третьему члену своей компании.
     Тот с важным видом принял послание,  небрежно распечатал и некоторое время
водил носом над  листом бумаги,  изображая процесс чтения,  а  потом под  общий
хохот разорвал его в клочья.
     Затем та же операция повторилась в обратном порядке.
     - Можно только посочувствовать тому,  кто сдаст сюда свое письмо, - сказал
Синяков.
     - Не  зарекайся,  -  ухмыльнулся Шишига.  -  Тот,  который  в  центре,  со
штемпелем в руке,  считается у нас самым лучшим почтальоном. Если найдешь с ним
общий язык, он доставит твою цидулку куда угодно.
     - Даже на небо,  в  верхний мир?  -  Синяков и  сам не знал,  зачем он это
спросил.
     - Про верхний мир у нас упоминать не принято,  - нахмурился Шишига. - А не
то вдруг начнутся всякие сравнения не в пользу преисподней...  Пусть пасут свои
облака и упиваются солнечным светом. Истинные ценности обитателям верхнего мира
недоступны. По крайней мере, мы, бесы, должны придерживаться такого мнения.
     - Пусть тогда доставит записку моему сыну!
     - Доставит,  если ты сможешь указать точный адрес.  Он же почтальон,  а не
сыщик. Напиши лучше семье или знакомым.
     - Ладно, я подумаю, - пообещал Синяков.
     - Пива не желаешь? - внезапно предложил Шишига.
     - Разве  духи  пьют  пиво?  -  Синяков  не  переставал  удивляться  делам,
творящимся в столице Пандемония.
     - Как правило,  нет. Но уж если мы по воле судьбы оказались в чужой шкуре,
почему бы нам не предаться чужим порокам. Это вполне отвечает нашему нраву.
     - Мне вообще-то не советовали есть и пить из ваших рук.  - В душе Синякова
сомнение боролось с вожделением.
     - Хочешь сказать,  что  здешнее пиво хуже того пойла,  которым тебя угощал
Решетняк? -разобиделся Шишига.
     - Что я могу сказать, если еще не пробовал его.
     - Тогда в чем дело? Пошли!
     - Местные пивные я и без тебя знаю.  Ближайшая,  если не ошибаюсь,  вон за
тем углом.
     - Верно.  Именно туда мы и  направляемся.  Пивная,  в которой юный Синяков
провел немало приятных минут,  с тех пор внешне ничуть не изменилась.  Вызывала
удивление только ее  вывеска:  "Бар дель..."  В  принципе такое название вполне
соответствовало нравам заведения, но, подойдя чуть ближе, Синяков убедился, что
причиной столь смелой новации является отсутствие трех  последних букв в  слове
"дельфин".
     На входе всеми делами заправлял бес,  похожий на борца-сумиста, облаченный
в серую ливрею с блестящими пуговицами. Судя по тому, что половина этих пуговиц
была вырвана с мясом, он по совместительству выполнял еще и роль вышибалы.
     - У  нас  принято здороваться,  когда входишь,  -  сообщил он  с  каким-то
тягучим акцентом.
     Синякову  и  Шишиге  не  осталось  ничего  другого,   как  хором  сказать:
"Здрасьте!"
     - Фу!  Как от вас скверно пахнет,  -  привратник помахал перед своим носом
ладонью.
     - Чеснок, - сообщил Шишига. - Еле-еле вырвались из лап Решетняка.
     - Почему не  найдется смельчак,  который утихомирит этого ублюдка.