...  Духи любят человеческую кровь.  Даже больше, чем клопы. Нет лучшего
способа привязать их к себе, чем окропить кровью. Своей, естественно.
     В  другой обстановке Синяков счел  бы  эти  слова бредом,  но  после всего
пережитого уже ничему не удивлялся.  Правда, в реальности небесного мира он был
не вполне уверен,  однако в том,  что преисподняя существует, не сомневался, по
крайней  мере  в  настоящий момент.  (Так  бывает  с  только  что  проснувшимся
человеком,  некоторое  время  еще  пребывающим под  впечатлением сна-грезы  или
сна-кошмара.)
     Тут на  кухне появились Дрозд и  Стрекопытов.  Последний приволок с  собой
бутылку  водки,  на  горлышко  которой  была  надета  хорошо  знакомая Синякову
серебряная стопка.
     - Выгнал я  всю эту шушеру к  едреной маме,  -  сообщил он тоном человека,
только что закончившего нелегкий, но важный труд. - Надоели, вурдалаки...
     Пусть в подъезде допивают.
     Синяков  охотно  принял  предложенную ему  стопку,  но  выпить  не  сумел,
расплескал - не то губы онемели, не то чересчур сильно дрожали руки.
     - Малость  сдрейфил?   -  поинтересовался  у  него  на  удивление  трезвый
Стрекопытов.  -  Бывает... Зато теперь всегда с удачей будешь. Как Клавка Метла
со своим протезом.
     - Это как сказать, - задумчиво произнес шаман, не отходивший от окна.
     - А что такое? - забеспокоился Стрекопытов. -Аль не вышло что? Не подманил
ты своих духов?
     - В  вашем  понимании духи  что-то  вроде карасей,  которых подманивают на
червячка, - слегка поморщился шаман. - А ведь это создания совсем иной природы.
Только они  одни  способны свободно перемещаться между верхним и  нижним миром.
Соответственно и  отношения с  действительностью у  них  совсем другие.  Людям,
навсегда запертым в этом...  промежуточном мире,  -  он притопнул ногой, словно
проверяя прочность пола, - не дано понять их.
     - А  ведь  обещал  помочь,  -  пригорюнился  Стрекопытов.  -  Дескать,  не
подведу...  Только  стукну  в  бубен,  и  вся  эта  потусторонняя  кодла  здесь
соберется...
     - Разве я от своих слов отказываюсь?  - пожал плечами шаман. - Все сделал,
как договаривались...  Немало разных духов заинтересовались вашим товарищем, но
дальнейшее зависит уже не от меня... Похоже, был здесь и его дух-покровитель. К
своему  подопечному он  почему-то  относится достаточно прохладно,  но  на  его
помощь в принципе можно надеяться. Особенно в тех краях, куда Федор... э-э-э...
     - Андрееевич,   -   подсказал  Синяков,   воспринимавший  полный  идиотизм
происходящего как должное.
     - Да-да!  Куда Федор Андреевич сегодня отправляется,  -  закончил шаман (с
таким воспитанным человеком Синякову давно не приходилось общаться).
     - Ну и ладушки!  -  обрадовался Стрекопытов.  -  Тогда дернем на посошок и
будем по норам разбегаться. Тачка для отъезжающего уже подана.
     - Теперь несколько слов о  тех краях...  вернее,  о том месте,  где завтра
окажется Федор Андреевич, - игнорируя предложение Стрекопытова, произнес шаман.
- Судя по всему, он уже бывал там раньше...
     - Бывал, - согласился Синяков. - А я и не скрывал этого.
     - Не узнали ли вы его...  в одном из...  своих видений?  -  Шаман, видимо,
привыкший  объясняться совсем  другими  терминами,  тщательно  подбирал  нужные
слова.
     - Трудно сказать..,  -  Синяков задумался. - Если по-честному, я тот город
сверху  никогда  и  не  видел.  Какие-то  улицы  вроде  промелькнули...  Сквер,
церковь...  Только не узнать ничего.  Четверть века как-никак прошло... Но вид,
конечно, унылый. Не то там мор, не то осада...
     - Некоторые люди,  к числу которых принадлежу и я, полагают, что вселенная
состоит из  трех  уровней,  -  продолжал шаман,  созерцая нечто  находящееся за
пределами  кухни  (а  воможно,  и  за  пределами нашего  мира).  Для  человека,
незнакомого с  техникой особого вида медитации,  обычно называемого шаманством,
доступен лишь средний уровень.  Смею утверждать,  что как верхний, так и нижний
миры  могут  весьма  напоминать знакомые нам  места.  Там  текут  похожие реки,
произрастают похожие леса и существуют города, почти идентичные, скажем, Москве
или Мадриду... Хотя все это одна видимость.
     - Почему? - ляпнул Синяков, мало что понявший из предыдущих слов.
     - Посудите сами...  Если  человек  может  существовать на  небесах  или  в
преисподней только в  качественно ином состоянии,  то  и  сами эти  миры должны
кардинальным образом отличаться от нашего, срединного...
     - Ребята, завязываем! - Стрекопытов постучал ногтем по стеклу своих часов.
- Отлет через два часа. А ведь аэропорт, мать вашу, не за углом.
     - Всего пару минут,  -  заверил его  шаман.  -  Без этой информации Федору
Андреевичу будет нелегко разобраться в  некоторых событиях,  участником которых
он,  возможно,  станет.  Город,  о  котором мы ведем речь,  пребывает в  весьма
странном состоянии. То, что вы успели заметить в тот момент, когда ваша душа...
обрела  некоторую свободу,  могло  быть  только  тенью  настоящего города.  Его
призрачным двойником, пребывающим в преисподней... Не знаю, что здесь причиной,
магия проклятого места или  воля очень сильного злого духа,  но  вам  предстоит
столкнуться с немалыми трудностями. Так что будьте готовы ко всему...
     - Действуй с оглядкой и не тряси зря рогами, - с видом знатока посоветовал
Стрекопытов.
     - Увы,  ваши советы актуальны только для нашего родного мира,  -  произнес
шаман невесело.  -  На  небесах,  не  говоря уже о  преисподней,  все привычные
понятия обесцениваются.  Ко  всему  приходится приспосабливаться заново...  Как
птичке к подводной жизни.
     - А такое возможно? - усомнился Синяков. - Я про птичку.
     - Имеется в  виду не  простая птичка,  а  волшебная.  Наделенная не совсем
обычными  свойствами...   Не  удивляйтесь.  Из  вас  мог  бы  получится  весьма
незаурядный шаман.  То  есть человек,  способный по примеру духов странствовать
между мирами.
     С  улицы раздался длинный автомобильный гудок.  Судя по  его мощи,  тачка,
зафрахтованная Стрекопытовым, весила никак не меньше десяти тонн.
     - Желаю удачи.  -  Шаман повернулся к  окну спиной и  впервые встретился с
Синяковым взглядом.  -  Предсказать судьбу  человека очень  сложно.  А  вашу  и
подавно.  Поэтому будем надеяться на лучшее.  Вашу душу я  кое-как подлатал.  В
дальнейшем полагайтесь только на себя самого. Не забывайте, что собственных сил
и способностей у вас вполне достаточно.
     - Так говорите, шаман бы из меня получился? - поинтересовался Синяков, еще
недавно искренне -полагавший,  что  из  него  даже путный сборщик стеклотары не
вышел бы.
     - Безусловно.
     - А учиться для этого надо?
     - Желательно.  Но  вовсе не обязательно.  Главное -  способность,  а  опыт
придет потом.  Я знал одного очень известного шамана, который все свои качества
приобрел самостоятельно в  течение буквально пары часов.  Правда,  эти  часы он
провел в могиле, переполненной трупами... А вас, похоже, привлекает эта стезя?
     - Попробовать не мешало бы...
     - Посоветуйтесь со знающими людьми,  если такие вам встретятся.  Почитайте
соответствующую литературу. Сейчас она поступает в открытую продажу. А главное,
сосредоточьтесь на  своем внутреннем мире...  Вот эти вещицы примите от меня на
память, - он протянул Синякову небольшой сверток, перетянутый резинкой.
     - Что там?  - осторожно поинтересовался Синяков. - Меня с вашим подарком в
самолет пустят?
     - Конечно,  пустят.  Здесь  иголка,  которая в  трудную минуту поможет вам
отыскать путь к спасению,  и зелье, дым которого следует вдыхать перед встречей
с духами.  Жечь его можно на чем угодно,  хоть на спичке.  Жаль, конечно, что у
вас  нет  бубна,   но   если  придется  туго,   стучите  по   любому  предмету,
представляющему собой резонатор.  По кастрюле,  по бочке, по лошадиному черепу.
Только старайтесь придерживаться определенного ритма.  Двести двадцать - двести
сорок ударов в минуту.
     Уже увлекаемый Дроздом и  Стрекопытовым к  дверям,  Синяков успел задать с
порога свой самый важный вопрос:
     - А как поближе сойтись с духами? Чем их ублажать надо?
     - Про кровь я уже говорил. - Шаман вышел вслед за ними в прихожую. - Очень
неплохо,  если вы сумеете пройти через смерть и воскрешение. Таких людей . духи
особенно ценят...  Не следует также забывать,  что духи всех категорий обладают
половыми признаками.  Если сможете ублажить кого-нибудь из  них  в  сексуальном
плане, покровительство вам гарантировано.
     - Духа ублажить?-переспросил Синяков уже из лифта.
     - Его.
     - Это вы серьезно?
     - Вполне. Разве такими вещами можно шутить...
     Когда кабинка лифта,  на  стенах которой каждый из  гостей Стрекопытова не
преминул оставить свой  автограф (кто гвоздем,  а  кто  струей мочи),  поползла
вниз, Синяков спросил у Дрозда:
     - Неужели вы во все эти предрассудки верите?
     - Я придерживаюсь принципов дзен-буддизма, - солидно пояснил участковый. -
Это мне как-то ближе.
     "Боже мой,  -  подумал Синяков.  -  Как  изменился мир!  Ведь раньше менты
придерживались  только  принципов  марксизма-ленинизма.   В  крайнем  случае  -
алкоголизма. Хотя и в скрытой форме".
     Между  тем  Стрекопытов,  желая продемонстрировать широту своего кругозора
(хотя о  буддизме он  знал только со  слов знаменитой песни Высоцкого),  как бы
между прочим заметил:
     - В переселение души, значит, веришь, начальник... Ну-ну...
     - Душа переселиться не может,  поскольку ее не существует,  - как о чем-то
само собой разумеющемся сообщил Дрозд. - Переселяется карма.
     - А  это что еще за фигня такая?  -  удивился Стрекопытов,  выволакивая из
лифта чемодан,  на котором Синяков так и не удосужился замазать грозную надпись
"Секретный No З".
     - Судьба,  если  говорить просто,  -  похоже.  Дрозд слегка смущался своих
слов.  -  Но  не  слепая судьба,  как ее  понимают христиане или мусульмане,  а
судьба, предопределенная моим поведением в прежних жизнях.
     - В гробу я эти дела видал!  -  ни с того ни с сего озлился Стрекопытов. -
Шаманство!   Буддизм!   Я  вот  Завтра  пойду  в  православный  храм  и  свечку
Николаю-угоднику поставлю! Так-то оно вернее будет.
     - Тем  и  хорош буддизм,  что  в  его  основе лежит принцип терпимости,  -
произнес Дрозд мягко.  -  Только это и мешает мне,  гражданин хороший, выселить
вас из занимаемого помещения, давно превращенного в притон. Статью назвать?
     - Не надо. Знаю, - сразу успокоился Стрекопытов. - Тридцать восьмая статья
Основ  жилищного  законодательства.  Выселение  нанимателя  без  предоставления
другого жилья за нарушение правил социалистического общежития...  А разве ее не
отменили?
     - Для вас - нет, - отрезал участковый.
     - Понял,  -  откозырял Стрекопытов. - Исправлюсь... Постараюсь изменить...
эту... как ее... карму.
     - Постарайтесь-постарайтесь, - кивнул Дрозд. - А я уж прослежу.
     Как  и  следовало ожидать,  под  тачкой Стрекопытов подразумевал трехосный
мусоровоз,  закупленный в  Японии по  бартеру (мы им  -  металлолом,  они нам -
автомобили).   Перед   прочими  видами  транспорта  этот   монстр  обладал  тем
преимуществом,  что  на  правах коммунальной спецмашины имел право игнорировать
любые запрещающие,  а равно и предписывающие знаки. Поэтому путешествие обещало
быть  недолгим -  через проходные дворы и  детские площадки,  минуя центральные
проспекты с  их вечными пробками,  неисправными светофорами и разгулом дорожной
милиции.
     - Машина не хер,  всех не увезет,  -  предупредил водитель "Ниссана",  как
нарочно имевший узкие косые глазки и желтое плоское лицо.  - Пассажирское место
только одно.
     Стали прощаться.
     - А свечку я все же поставлю,  -  шепнул Стрекопытов на ухо Синякову.  - И
Николаю-угоднику, и Андрею Первозванному, и Федору Столпнику.
     Дрозд сказал буквально следующее:
     - Последователи буддизма считают,  что  наша  жизнь  есть  только долгий и
тягостный сон.  Пробудиться от  него  могут  лишь  избранные.  Этих  немногих и
называют буддами,  то есть проснувшимися.  Постарайтесь убедить себя в том, что
вся ваша прошлая жизнь была сном.  Завтра проснитесь другим человеком и начните
все сначала.
     - Легко сказать,  -  пробормотал Синяков, пораженный плодотворностью этой,
казалось бы, простой мысли. - Но я постараюсь...
     Едва  он  успел  втиснуться в  кабину мусоровоза (громоздкий чемодан очень
мешал), как водитель, при ближайшем рассмотрении похожий отнюдь не на японского
самурая,  а скорее на монголо-татарского разбойника,  врубил все многочисленные
мигалки и, рванув с места, прокричал неизвестно кому:
     - Сукой буду не забуду, изуродую иуду!

        "Глава 3"
     Неизвестно,  что было тому причиной:  то  ли покровительство духов,  то ли
крестное  знамение,  напоследок  наложенное Стрекопытовым,  то  ли  это  просто
судьба,  крепко саданувшая человека под дых, давала ему возможность оклематься,
но теперь у Синякова все складывалось нормально.
     Мусоровоз без  всяких проблем домчал его до  аэропорта,  билеты на  нужный
рейс  продавались свободно.  "Секретный No  З"  не  вызвал  никаких подозрений у
бдительных контролеров,  арка металлоискателя даже не пикнула,  пропуская его в
"отстойник".  Запах перегара не  смутил ни милицию,  охранявшую выход на летное
поле, ни стюардессу, провожавшую пассажиров к самолету.
     К   удивлению   Синякова,   давным-давно   не   пользовавшегося  воздушным
транспортом,  посадка шла не с боку,  а с хвоста.  Салон оказался просторным, с
двумя проходами между рядами кресел.  Хотя большинство пассажиров мужского пола
и  так находились в  подпитии,  к  их услугам был еще и  бар с  богатым выбором
горячительных напитков.
     Место,  указанное в  билете,  располагалось рядом с проходом,  но Синяков,
воровато оглянувшись, пересел на свободное кресло возле иллюминатора - хотелось
глянуть с  высоты и  на тот город,  который он покидал,  и  на тот,  в  который
направлялся.
     Однако спустя минут пять,  когда посадка вроде бы уже закончилась, в салон
ввалился багроволицый мужик,  что-то  дожевывавший на  ходу.  Мельком глянув на
свой билет, он жестом просигналил Синякову - сваливай, мол.
     - Я,  знаете ли, собирался полюбоваться нашей планетой с высоты. - Синяков
попытался улестить так некстати появившегося конкурента вежливостью.
     - А я,  по-твоему,  что собираюсь делать? - возмущенно прохрипел тот. - То
же самое.
     Впрочем,  отвоевав свое законное место,  багроволицый повел себя более чем
странно.  Опустив шторку светофильтра,  он  откинулся на спинку кресла и  сразу
захрапел.
     Процедуру взлета Синяков видеть не  мог,  зато  отчетливо ощущал ее  всеми
своими потрохами - сначала все убыстряющийся тряский разгон, когда кажется, что
колеса вот-вот лопнут от такой скорости,  потом мощный толчок отрыва, вдавивший
человеческие  тела  в   подушки  кресел,   и  наконец  благословенную  легкость
свободного полета.
     Вскоре  было  разрешено  отстегнуть  ремни,  и  Синяков,  убедившись,  что
половина мест в салоне пустует, все-таки перебрался поближе к иллюминатору.
     Однако, выглянув в него, он сразу пожалел об этом. Земли уже не было видно
за   плотным  слоем   сверкающих  на   солнце  белых   облаков,   зато   хорошо
просматривалось  крыло  -   огромное,   грязное,   с   облупившейся  краской  и
многочисленными птичьими метками.
     Крыло это состояло из множества отдельных частей, действовавших независимо
друг  от  друга  (из  далекого пионерского детства  сразу  всплыли  полузабытые
термины:  элероны,  закрылки, щитки, триммеры, интерцепторы) - одни опускались,
другие поднимались, третьи просто подрагивали, как в лихорадке.
     Впрочем,  ничего страшного в  этом не было.  Страшным казалось то,  что из
одного  такого  щитка  (или  интерцептора)  торчал  кривой  металлический прут,
царапавший закрылок (или элерон).  Царапина была глубокая, блестящая и кое-где,
наверное,  уже сквозная,  потому что от нее к краю крыла тянулась черная полоса
смазочного масла.
     Это зрелище не на шутку встревожило Синякова, но, убедившись в безмятежном
спокойствии присутствующих здесь членов экипажа -  стюардесс,  а  в особенности
бармена,  который парашюта уж точно не имел (такого бугая, наверное, и грузовой
бы не выдержал), он решил раньше времени не паниковать.
     Однако  пережитый стресс надо  было  как-то  снять,  и  Синяков перебрался
поближе к стойке бара.
     К  его огорчению,  цены здесь разительно отличались от тех,  к  которым он
привык на земле. Внимательно выслушав клиента, интересовавшегося, почему же так
дорого  стоит  обыкновенная водка,  которой в  каждом привокзальном киоске хоть
завались,  бармен  вежливо посоветовал ему  спуститься на  десять тысяч  метров
вниз, преодолеть практически такое же расстояние в сторону и без всяких проблем
отовариться по  сходной цене  в  городе  Ухтомске,  поблизости от  которого они
сейчас должны были пролетать.
     Технические детали этой операции точно так же,  как и проблема возвращения
пассажира на авиалайнер, бармена, похоже, не интересовали.
     - Нет,  я  уж  лучше  подожду,  -  вздохнул  Синяков.  -  Через  два  часа
приземлимся...
     - Вот и  будете страдать все эти два часа,  -  пожал плечами бармен.  -  А
опрокинете рюмашку, сразу повеселеете. Два часа единым мигом покажутся.
     В его словах было столько здравого смысла,  что Синяков немедленно заказал
себе двести грамм.
     Повеселело  сразу.   Гораздо  быстрее,   чем  на  уровне  моря.  Наверное,
недостаток давления сказывался.  Теперь  все  выглядело для  Синякова в  другом
свете  -  цены  казались  вполне  приемлемыми,  бармен  был  просто  душкой,  а
стюардессу  хотелось  расцеловать.   Даже  багроволицый  субъект,  продолжавший
дрыхнуть возле иллюминатора, уже больше не раздражал его.
     - Хорошо здесь у вас,  - сказал он, оглядываясь по сторонам. - Вот бы сюда
на работу устроиться.
     - Куда - сюда? - уточнил бармен.
     - Ну  вообще...  сюда.  -  Синяков сделал  неопределенный жест  в  сторону
заставленного бутылками буфета. - Как вы думаете, меня возьмут?
     - Я штурман дальней бомбардировочной авиации,  - вдруг напыжился бармен. -
Налетал пять тысяч часов.  И то еле взяли. Столько пришлось чужому дяде на лапу
выложить,  что  кое-кто и  за  всю жизнь не  заработает.  -  Он  неодобрительно
покосился на солдатские чеботы Синякова. - Будете еще заказывать?
     - Хватит пока!  -  огрызнулся Синяков,  но,  вернувшись на  прежнее место,
пожалел о своей горячности.
     Стюардессы только что  начали разносить по  салону закусон -  завернутые в
целлофан аккуратненькие подносики,  на которых чего только не было,  начиная от
икры и кончая медом.  Правда,  все порции были крохотными, словно рассчитанными
на дистрофиков.
     Причина  этого  стала  ясна,  когда  Синяков  разглядел на  подносе  штамп
"Сделано на Тайване".  Стало обидно,  но не за державу,  конечно,  а за то, что
"Аэрофлот" заказывает бортовое  питание  у  недомерков-чанкайшистов,  а  не,  к
примеру, у фрицев, понимающих толк в обильной и калорийной жрачке.
     Немного утешало лишь то обстоятельство, что отдельно к завтраку полагалось
еще и питье - баночное пиво или консервированный сок на выбор.
     Синяков, естественно, выбрал пиво.
     После "Будвейзера" его  окончательно разморило,  но  сон на  высоте десяти
тысяч  метров был  спокойным,  без  кошмаров,  чему,  наверное,  способствовала
близость к ангельскому собранию.
     Проснулся Синяков уже после того,  как идущий на  снижение самолет вошел в
слои  облаков.  Серая мгла  за  иллюминаторами время от  времени окрашивалась в
зловещий  багровый  цвет,   и   он   не   сразу  догадался,   что   это  отсвет
аэронавигационных огней.  Крыло  покрылось каплями влаги.  Закрылки,  элероны и
щитки продолжали свою  загадочную работу,  но  это  уже  перестало интересовать
Синякова.