йдется. Ну и увянуть может с таким же успехом.
     Каракулевые завитки,  покрывавшие небо,  между  тем  приобрели  фиолетовый
оттенок.  Густая тень,  которую отбрасывал торчавший неподалеку довольно крутой
холм,  медленно удлинялась,  словно  окутывая поле  брани  траурным покрывалом.
Здесь тоже смеркалось,  но  совсем не так,  как в  срединном мире,  а  мрачно и
величаво. Все это, вместе взятое, выглядело как репетиция конца света.
     - Не  знаю,  как сказать...  -  В  душе Синякова,  и  без того измученной,
болезненно шевельнулся еще один осколок тревоги. - Но этот пейзаж мне как будто
что-то напоминает.
     - Ничего удивительного, - сказал ворон. - Вон на той горке ты меня сегодня
колбаской угощал.  Не меня,  конечно,  а какую-то драную тварь,  но я воспринял
этот поступок жестом доброй воли именно по отношению ко мне.
     - Сейчас там  собор стоит?  А  рядом военный суд вкупе с  прокуратурой?  -
догадался Синяков.
     - Возможно.  Я  в такие подробности не вникаю...  Но городишко сей,  прямо
скажем,  на  костях строился.  Это  первые камушки в  его  фундамент.  -  Ворон
спланировал вниз и клюнул развороченный череп какого-то мертвого витязя.
     - Прекрати! - не выдержал Синяков.
     - А что я делаю?  - удивился ворон. - Если ты там что-то себе воображаешь,
так только в меру собственной испорченности.  Не забывай, что в нынешнем виде я
существую лишь в твоем сознании.
     - Все ты врешь, - вырвалось у Синякова.
     - Конечно! А ты собирался услышать правду от своего собственного бредового
видения?  -  Ворон не то захохотал,  не то закаркал. - Тебе, между прочим, пора
назад собираться. Сюда небось с передрягами добирался?
     - Хватило всякого...
     - Привыкай,  если  к  этому делу пристрастился.  Оно  посильней наркотиков
затягивает.  По  себе знаю...  Но лично я  советую тебе держаться от этого мира
подальше.
     Внезапно какая-то  недобрая тень накрыла их.  (А разве станет кто-нибудь с
добрыми намерениями пикировать на тебя сверху?)
     Разом  захлопало  множество крыльев,  будто  разразился аплодисментами под
завязку  набитый  стадион.   Стая  воронов  с   тревожным  карканьем  бросилась
врассыпную.
     Синяковский покровитель поначалу  растерялся,  словно  цыпленок,  узревший
ястреба,   а   потом,   почти  касаясь  крыльями  земли,   понесся  в   сторону
предполагаемого заката - туда, откуда наползали тени.
     Что-то огромное,  бесформенное,  не похожее ни на птицу, ни на рыбу, ни на
зверя,  преследовало его,  на лету долбая то с одной,  то с другой стороны.  От
всесильного духа только перья летели.  Защищаться ворон и не думал, а лишь орал
от страха благим матом.
     Этот страх,  передавшись Синякову (имелась,  значит,  между их  сущностями
какая-то  связь),  загнал  его  обратно в  ту  самую  жуткую нору,  способную с
одинаковым успехом привести и  к  жизни,  и к смерти.  О Дашке Синяков вспомнил
лишь  тогда,  когда  стены  норы  сдавили его,  словно утыканные шипами створки
Железной Девы - любимого пыточного инструмента святой инквизиции...
     ...Об этом невозможно было вспоминать, а уж тем более рассказывать. Он сто
раз  умирал и  сто  раз  воскресал,  причем каждое такое воскрешение было  куда
мучительнее смерти.
     Он  стремился к  безнадежно утраченной цели,  он искал дорогу,  которой не
существовало и в помине. Страданиям его не было ни конца ни края.
     Лишь  теперь Синяков понял,  что  это  такое -  вечная пытка.  Он  молил о
смерти,  как о высшей милости,  но эта бессовестная тварь только издевалась над
ним -  то стискивала своей костлявой лапой горло,  то останавливала сердце,  то
едва не выворачивала наизнанку внутренности.
     Сначала его жег невыносимый холод,  потом стало жечь пламя.  Все это время
физические  страдания  Синякова  усугублялись страданиями  душевными  -  он  не
забывал ни о  Димке,  которому теперь суждено было в  одиночку бороться со злой
судьбой,  ни  о  дурочке Дашке,  по  его  недомыслию оказавшейся в  смертельной
ловушке.
     Ни на что особенно не надеясь, он закричал, прикрывая лицо от языков огня:
     - Дашка! Дашка! Ты где? Откликнись!
     - Я здесь! - Это был взвизг пополам с хрипом. - Господи, что случилось? Мы
же сейчас сгорим!
     Пылали уже не только занавески,  половики и мебель - занялась даже оконная
рама.  Из сковородки,  забытой на пламени газовой горелки,  валил черный дым. С
минуты  на  минуту должен был  взорваться баллон с  пропаном (ну  и  названьице
придумали химики -  явно от слова "пропасть").  Заливать огонь было нечем -  ну
разве что брагой.
     Они  чудом избежали всех  коварных ловушек преисподней,  но,  вернувшись в
родной мир, прямиком угодили в новую и совершенно неожиданную беду.
     Пути   к   дверям,   рядом   с   которыми  был   сложен   невостребованный
книжно-журнальный товар, уже не осталось - огонь там стоял стеной, и среди него
особенно   выделялись   фиолетовые   языки,   порожденные  импортной   печатной
продукцией.
     Синяков ногой  вышиб гнилую оконую раму,  выпихнул наружу Дашку,  благо ее
вес и габариты ничуть не препятствовали этому, а уж потом вывалился сам. И, как
всегда   в   моменты   предельного   физического   напряжения,   правая   нога,
ломаная-переломаная,  подвела,  превратившись в  непослушную  и  бесчувственную
колоду.
     Теперь уже Дашке пришлось выручать его,  оттаскивая за шиворот подальше от
разрастающегося пожара.
     Огонь,  прорвавшись сквозь потолок,  уже вовсю гулял по чердаку, заставляя
лопаться шифер.  При  этом  стоял оглушительный треск,  похожий на  винтовочную
перестрелку.  Старое  здание  горело  жарко,  без  лишней копоти,  выбрасывая в
бледное вечернее небо столб искр, похожих на жирных, огненных мух.
     Где-то  рядом  завыла  сирена,  и  во  двор,  сминая  огородные  грядки  и
полиэтиленовые парнички,  въехал  пожарный  автомобиль.  Расчет,  облаченный  в
блестящие каски  и  брезентовые доспехи,  быстренько раскатал  пожарные рукава.
Струя воды ударила в окна Дашкиной квартиры,  где происходило самое интенсивное
горение.
     Но  тут смелым огнеборцам не повезло.  Баллон с  пропаном все-таки рванул.
Кирпичные стены выдержали град увесистых стальных осколков,  но заурядный пожар
на какое-то время превратился чуть ли не в извержение вулкана.
     Дашкины  книги,  до  этого  стойко  выдерживавшие действие огня  (впрочем,
успевшего обглодать их корешки и  обуглить обложки),  теперь взлетели в воздух,
там рассыпались на  отдельные листочки и  огненными хлопьями сыпались на землю.
Не прошло и минуты, как крыша провалилась внутрь здания.
     На помощь первой пожарной машине подоспели еще несколько,  но спасти барак
было уже невозможно.
     - Жаль,  -  вздохнула Дашка.  -  Иголочка-то  ваша  там  осталась.  Теперь
попробуй ее найти.
     Про то,  что в  сгоревшей квартире осталось все ее имущество,  документы и
чужой, взятый на реализацию товар, она даже не заикнулась.
     Когда огонь превратился в скрытый под пеплом жар, а дым - в пар, пожарники
отбыли восвояси.  Разборку завалов решено было отложить до утра,  тем более что
Дашка побожилась: никаких иных живых существ, кроме тараканов и мышей, во время
пожара в доме не находилось.
     На  ночлег  Синяков  и  Дашка  устроились в  сарайчике,  некогда служившем
курятником.  Постель  себе  они  соорудили  из  пересохшего прошлогоднего сена,
застланного чистыми простынями -  Дашка,  как нарочно,  накануне постирала их и
повесила сушиться на приличном расстоянии от обреченного дома.
     - Я спать одетой не могу, - предупредила Дашка, стягивая вслед за майкой и
шорты.  -  С вами под одно одеяло ложусь только потому, что не ощущаю угрозы. А
уж если вам какая-нибудь блажь вдруг приспичит,  то,  кроме рук,  больше ничему
воли не давайте. Понятно? Не то я кричать стану. Вся округа сбежится. Проверено
на практике.
     - Договорились,  -  ответил  Синяков,  чисто  машинально обнимая ее  тощее
голенькое тело.
     - Хорошо  здесь,  -  сказала  она,  надо  думать,  тоже  чисто  машинально
прижимаясь к соседу по постели. - Прохладно и пахнет приятно.
     - Что же ты теперь будешь делать? - спросил Си" няков.
     - Бродяжничать,  -  беспечно ответила Дашка.  - Жилья нет. Документов нет.
Денег нет. Даже лишнего носового платка нет. Кто я после этого? Бродяга!
     - И все из-за меня! - убивался он.
     - Почему из-за вас? А если я, пока там была, - большим пальцем правой руки
она  указала вниз,  -  именно этого для  себя пожелала?  Вот  они мою просьбу и
выполнили...
     - Кто - они? - насторожился Синяков.
     - Не скажу, - Дашка решительно помотала головой.
     - Там же одни мертвецы были... Да вороны. С кем ты могла общаться?
     - Да о чем вы говорите!  - Дашка даже отшатнулась от Синякова. - Не видела
я никаких мертвецов! Придумаете тоже...
     - А что ты видела? - не унимался он.
     - Не скажу! Имею я право хранить личные секреты?
     - Конечно,   имеешь,  -  вынужден  был  согласиться  Синяков.  -  Ну  хоть
понравилось тебе там?
     - А вообще, где я была? - Дашка в упор уставилась на него.
     - Я  же тебе говорил.  В  нижнем мире.  Хотя,  как я  теперь понимаю,  это
название  условное.   Видеть  там   ты   могла  только  духов.   Одни  из   них
покровительствуют людям,  другие вредят.  В  принципе все  беды и  болезни тоже
оттуда. Чтобы прожить свою жизнь более или менее прилично, нужно поддерживать с
духами добрые отношения.
     - Ишь ты!  - вымолвила Дашка. - Я-то думала, что это все мне с пьяных глаз
померещилось.  Пили,  шутки шутили, про преисподнюю болтали, потом отрубились и
чуть не сгорели...  А  оказывается,  я на самом деле с духами общалась...  Ну и
дела! Давайте туда опять махнем.
     - Нет,  мне  охоту  надолго  отшибло.  Впечатление такое,  будто  бы  меня
проглотил огромнейший динозавр и  я,  на манер вишневой косточки,  прошел через
весь его  кишечник да  вдобавок еле выбрался из  кучи дерьма,  в  котором потом
оказался.
     - Странно...  Мне все играючи далось.  И если это был не сон и не бред, то
на обратном пути я видела брата.
     - Что он делал?
     - Разъезжал на своем мотоцикле. Он без него шагу ступить не может. Раньше,
когда мы  вместе жили,  он  даже в  сортир на  мотоцикле ездил.  Это  шагов сто
отсюда. Минута ходьбы. А он все равно заводил мотор и мчал как оглашенный.
     - Брат в форме был?  -  Синяков и сам не понимал, почему Дашкино сообщение
так заинтересовало его.
     - Я  его  только  мельком видела.  Скорее по  звуку  мотора угадывала.  То
впереди меня пронесется, то сзади... Куртка на нем была кожаная, это точно! Она
ему  от  одного  нашего соседа досталась,  старого чекиста.  Симпатизировал тот
брату.  Когда от водянки помирал, позвал его. "Бери, - говорит, - мою куртку на
память.  Я  в  ней всякую контру в расход пускал.  Чтоб таким,  как ты,  сейчас
счастливо жилось".
     - Как тебе показалось - это был тот мир или этот?'
     - Трудно сказать,  -  Дашка  задумалась.  -  Я  сначала такой  легкой себя
ощущала... ну как перышко! Мне даже дышать не нужно было. Ногой ступаю - ничего
не чувствую. Головой ударюсь - то же самое. А уж когда мотоцикл в последний раз
услышала,  у меня и пятка чесалась,  и в горле першило...  Там мрачно так!  Все
какие-то катакомбы, катакомбы, катакомбы... Как под Одессой. Вы были в Одессе?
     - Был.
     - Понравилось?
     - Не очень.
     - Почему?
     - Наверное,   чего-то  другого  ожидал...   большего...   А  это  оказался
обыкновенный городишко,  к тому же еще и грязный.  Дюк,  знаменитый,  в полтора
метра ростом и  весь зеленый.  Потемкинская лестница почти развалилась.  Кругом
попрошайки.  На  Привозе все втридорога.  Пивную на  Дерибасовской я  так и  не
нашел... А ты сама когда там успела побывать?
     - Давно уже. Наш детдом туда на экскурсию возили.
     Синяков хотел задать ей еще какой-то вопрос,  но Дашка уже спала, тихонько
посапывая.
     Солнце едва успело подняться над крышами,  а  на  еще не остывшем пожарище
собрались все заинтересованные лица.
     Дашка и Синяков разбирали головешки в том месте, где, по их представлению,
должна  была  находиться волшебная иголка.  Инспектор Госпожнадзора,  благодаря
короткой верхней губе  и  торчащим вперед  резцам похожий на  кролика,  пытался
установить причину пожара. Милиционер Леня вышагивал вокруг, пресекая возможные
попытки мародерства,  хотя ничем иным,  кроме яблок, спекшихся прямо на ветках,
поживиться здесь было невозможно.
     От  барака  осталась  только  кирпичная коробка  да  двенадцать (по  числу
квартир) печных труб.
     Пожарник,  с  самого начала подозрительно косившийся на Дашку и  Синякова,
поинтересовался:
     - Вы, собственно говоря, что здесь ищете?
     - Колечко обручальное. Семьсот пятидесятой пробы, - ответила Дашка.
     - Так оно, наверное, расплавилось.
     - Ничего,  зуб себе вставлю,  -  Дашка пальцем растянула рот, демонстрируя
отсутствие нижнего левого резца. - А то орешки щелкать неудобно.
     Спустя пару минут дотошный труженик огненного фронта вновь подал голос:
     - Проводку когда в последний раз меняли?
     - Люди говорят,  в сорок втором году,  -  с готовностью пояснила Дашка.  -
Здесь при немцах фельд-жандармерия располагалась.
     - Понятно...  -  Пожарник  занялся  осмотром газовой  плиты,  искореженной
взрывом. - Имущество застраховано?
     - Мне  оно  по  наследству  от  одной  бабки  досталось.  Бывшей  дворянки
девяноста семи лет от роду. Вот у нее бы и спросить. Хотя помню, что на чердаке
жестяная табличка валялась. Страхового общества "Европа", основанного... э-э...
каким-то  Флейшманом и  сыновьями в  одна  тысяча девятьсот,  кажется,  третьем
году... Вот! - Дашка явно гордилась своей памятью.
     Пожарник как-то странно посмотрел на нее и ни о чем больше не спрашивал.
     Довольная тем,  что ее оставили в  покое,  Дашка приступила к  просеиванию
золы. Один за другим на свет начали появляться уже знакомые Синякову предметы -
почерневшая от окалины кружка с  дыркой в  ручке,  черепки тарелки,  на которой
вчера лежало сало, погнутая вилка и совершенно не пострадавший чугунный чайник,
так удачно заменивший бубен.
     Потом пошла мелочовка -  кривые гвозди,  пивные 'Пробки, крепежные детали,
оставшиеся от сгоревшего стола, нож без рукоятки.
     "Тс-с-с!" - вдруг прошептала Дашка, приложив палец к губам. Искомая иголка
буквально сама  прыгнула ей  в  руку.  От  огня она,  слава богу,  абсолютно не
пострадала.
     - Ага!  - раздался у них за спиной торжествующий голос пожарника. - Вот вы
и попались!
     Синяков уже подумал было,  что в город вернулись средневековые законы и их
с  Дашкой обвинят сейчас в  общении с нечистой силой,  но все оказалось гораздо
проще.  Пожарнику удалось  обнаружить змеевик самогонного аппарата,  которым он
сейчас и размахивал, словно взятым в бою драгоценным трофеем.
     На крики пожарника появился милиционер Леня и  мрачно засопел носом.  Судя
по всему, его симпатии были целиком на стороне Дашки.
     - Понимаете теперь,  что  является  причиной пожара?  -  обратился к  нему
пожарник,   явно  довольный  собой.   -  Неосторожное  обращение  с  огнем  при
изготовлении самогона.  Сейчас протокол составим.  На  две  статьи как  минимум
потянет.
     - Вы шутите,  товарищ начальник,  -  весьма натурально удивилась Дашка.  -
Какой еще может быть самогон в наше время?
     - А это что?  -  пожарник сунул ей под нос свою находку.  -  Улика! Притом
неоспоримая!
     - Да ведь это трубочка,  по которой газ из баллона к  плите поступает.  Вы
разве ослепли?  - Дашка только слегка прикоснулась к медной спирали, и та сразу
распрямилась,  действительно став  обыкновенной,  хоть  и  несколько кривоватой
трубочкой.
     Пожарник  опешил,  словно  муж,  обнаруживший в  постели  жены  любовника.
Сначала он попытался вернуть трубочке прежнюю форму, но лишь согнул ее на манер
кочерги.
     - Что же  это такое?  -  растерянно пробормотал он,  тыкая этой кочергой в
сторону милиционера Лени. - Вы же сами только что видели...
     - Ничего я  не  видел,  -  буркнул юный  страж  порядка,  возобновляя свое
бессмысленное патрулирование.
     Пожарник  с  надеждой  перевел  взгляд  на  Синякова,  но  тот  добил  его
окончательно.
     - Поутру бывает и не такое привидится,  - произнес он с сочувствием. - Сто
грамм выпейте,  и  все пройдет.  Но не больше!  А  чтобы начальство не унюхало,
мускатным орехом закусите.
     Пожарник скорее всего  большим умом  не  отличался (ведь  именно на  таких
людях держатся органы), но сейчас даже он понял, что ловить здесь ему нечего.
     Отшвырнув злосчастную трубку,  он с независимым видом удалился. Можно было
побиться  об   заклад,   что   официальной  причиной  пожара   будет   признано
неудовлетворительное состояние электропроводки.

        "Глава 8"
     Вскоре выяснилось,  что Дашка простудилась.  Можно было только гадать, где
ее  продуло вчера,  но  скорее всего это случилось на  пожаре.  По  наблюдениям
Синякова,  сквозняки в  нижнем мире  отсутствовали,  да  и  путешествовала туда
Дашка, надо полагать, налегке, без участия своей телесной оболочки.
     Тем не менее голос ее осип,  из носа потекло, появился хриплый кашель. Она
накинула на себя обнаруженную в курятнике драную кофту, а горло замотала теплым
шарфом,  что вкупе с  коротенькими ситцевыми шортиками и тапочками на босу ногу
придавало ей весьма экзотический облик.
     - Везет же тебе,  - покачал головой Синяков. - Давай я хоть за лекарствами
в аптеку сбегаю.
     - Ничего, со мной это часто бывает, - отмахнулась Дашка. - Заварю медуницу
или чабрец. А еще лучше малину...
     - Помогает?
     - Нет.  Так ведь и  аптечные лекарства не помогают.  А за них еще и деньги
надо платить.
     Наступило неловкое молчание.  Дашка вытащила из рукава иголку и,  ни слова
не говоря, вернула ее Синякову. Это можно было расценивать как жест прощания.
     - Ты, конечно, понимаешь... - неуверенно начал он.
     - Все я понимаю,  - ободряюще улыбнулась она. - Раз надо, идите. Бог даст,
еще свидимся.
     - Я хочу по официальным инстанциям пройтись.  Насчет сына разузнать.  А ты
побудь  здесь  пока.  -  Синяков чувствовал себя  весьма  неловко,  по-прежнему
полагая,  что  является  причиной всех  несчастий,  свалившихся на  девчонку за
последние сутки. - Под вечер вернусь. Вместе чая с малиной попьем.
     - Возвращаться вас никто не  заставляет,  -  Дашка приняла как можно более
независимый вид.  -  Какой вам от меня прок? Крыши нет. Выпивки нет. Даже телес
приличных нет.  -  Она потрогала себя за те места, где у женщин полагается быть
грудям.  -  А  обузой  вам  я  быть  не  хочу.  Уж  лучше  давайте  расстанемся
подобру-поздорову.
     - Вдвоем как-то веселее.  -  Синяков старался не кривить душой,  зная, что
обязательно попадется на лжи.
     - Тогда зачем мне здесь одной оставаться?  -  сразу оживилась Дашка.  - От
безделья я  еще  больше расклеюсь.  Да  и  хозяин мой  может  за  своим товаром
явиться. Чем я, спрашивается, с ним расплачиваться буду?
     - Поехали со мной, если хочешь. Только я за твое здоровье боюсь.
     - Мне не привыкать,  - Дашка с удовольствием чихнула. - Я сколько на свете
живу,  столько и  болею.  Если вы про все мои недуги узнаете,  то на край света
сбежите.
     - Зараза к  заразе не пристает,  -  вспомнил Синяков пошленькую шуточку из
репертуара Нелки.
     Прежде чем  покинуть пожарище,  Дашка углем написала на  стене барака:  "Я
жива. Где меня искать, сам знаешь".
     - Это я для братца оставила,  -  пояснила она.  - Вдруг я ему понадоблюсь?
Или он, черствая душа, мне помочь захочет.
     Не  прошло и  часа,  как  они оказались возле уже почти обжитого Синяковым
скверика, откуда открывался впечатляющий вид на желтые здания-близнецы, в одном
из которых получали прощение все раскаявшиеся,  а  в другом карали и правых,  и
виноватых.
     Некоторое время  Синяков внимательно вглядывался в  откры