удалось растолковать матери всю его важность. - Вот дурацкое положение!
- сказал он себе однажды вечером, выйдя  из  комнаты  после  полуторачасовых
бесплодных попыток убедить свою жену, - вот дурацкое положение! - сказал он,
кусая себе губы,  когда  затворял  дверь,  -  владеть  искусством  тончайших
рассуждений, - - и иметь при этом жену, которой невозможно  вбить  в  голову
простейшего силлогизма, хотя бы от этого зависело спасение души твоей.
     Довод этот хотя и не возымел никакого действия на  мою  мать,  -  имел,
однако, в глазах отца больше силы, чем все его другие доводы, вместе взятые.
-  Постараюсь  поэтому  отдать  ему  должное,  -   изложив   его   со   всей
отчетливостью, на какую я способен.
     Отец исходил из двух следующих неоспоримых аксиом:
     _Во-первых_, что одна унция своего ума стоит больше тонны ума чужого, и
     _Во-вторых_ (аксиома эта, заметим в скобках,  была  основой  первой,  -
хотя пришла ему в голову позже), что ум каждого из нас должен брать начало в
собственной душе, - а не заимствоваться у других.
     А так как отцу ясно было, что  все  души  по  природе  равны  -  и  что
огромное различие между наиболее острыми и наиболее тупыми умами - -  отнюдь
не  обусловлено  первоначальной  остротой  или   тупостью   одной   мыслящей
субстанции по сравнению с другой, - а проистекает  единственно  от  удачного
или неудачного строения тела в той его части, которую  душа  преимущественно
избрала для своего пребывания, - - то он поставил задачей своих исследований
отыскать это место.
     На основании лучших работ, какие ему удалось достать по этому предмету,
он убедился, что местом этим не может быть  верхушка  шишковидной  железы  в
мозгу, как думал Декарт;  ибо,  рассуждал  отец,  она  представляет  подушку
величиной всего с горошину; хотя, по правде сказать,  догадка  эта  была  не
плохая, - поскольку в указанном месте заканчивается такое множество  нервов;
- так что отец, по всей вероятности, впал бы точь-в-точь в такую же  ошибку,
как и этот великий философ, если бы не дядя Тоби, который  ее  предотвратил,
рассказав ему случай  с  одним  валлонским  офицером,  лишившимся  головного
мозга, одна часть которого унесена  была  мушкетной  пулей  в  сражении  при
Ландене, - а другая удалена французским  хирургом;  -  и  тем  не  менее  он
выздоровел и вполне исправно нес службу без мозга.
     - Если смерть, - рассуждал про себя отец,  -  есть  не  что  иное,  как
отделение души от тела; - и если правда, что люди могут ходить взад и вперед
и исполнять свои  обязанности  без  мозга,  -  то,  конечно,  седалище  души
находится не там. Q.E.D.  {Quod  erat  demonstrandum  -  что  и  требовалось
доказать (лат.).}
     Что же касается того тонкого,  нежного  и  чрезвычайно  пахучего  сока,
который, как утверждает знаменитый миланский врач Кольонисимо Борри в письме
к Бертолини, был им открыт в клетках затылочных частей мозжечка  и  который,
по ого же утверждению, является главным  седалищем  разумной  души  (ибо  вы
должны знать, что в последний просвещенные столетия в каждом живом  человеке
есть две души, - из которых одна, согласно великому Метеглингию,  называется
animus, а другая anima); - что касается, говорю, этого мнения  Борри,  -  то
отец никоим образом не мог к нему присоединиться;  одна  мысль  о  том,  что
столь благородное, столь утонченное, столь бесплотное  и  столь  возвышенное
существо, как anima, или даже animus, избирает для своего пребывания и день-
деньской, лето и зиму, барахтается, точно головастик, в грязной луже, -  или
вообще в жидкости, хотя бы самой густой или самой эфирной, - одна эта мысль,
- говорил он, - оскорбляет его воображение; он и слышать не  хотел  о  такой
нелепости.
     Таким образом, меньше  всего  возражений,  казалось  ему,  вызывает  та
гипотеза, что главный сенсорий, или главная квартира  души,  куда  поступают
все сообщения и откуда исходят  все  ее  распоряжения,  -  находится  внутри
мозжечка или поблизости от  него,  или,  вернее,  где-нибудь  возле  medulla
oblongata {Продолговатый мозг (лат.).}, куда, по общему  мнению  голландских
анатомов, сходятся все тончайшие нервы от  органов  всех  семи  чувств,  как
улицы и извилистые переулки на площадь.
     До сих пор мнение моего отца не заключало в себе ничего  особенного,  -
он шел рука об руку с лучшими философами всех времен и всех стран. - Но  тут
он  избирал  собственный  путь,  воздвигая  на  этих  краеугольных   камнях,
заложенных ими для  него,  свою,  _Шендиеву  гипотезу_,  -  такую  гипотезу,
которая одинаково оставалась в силе, зависела  ли  субтильность  и  тонкость
души от состава и чистоты упомянутой жидкости или же  от  более  деликатного
строения самого мозжечка; отец  мой  больше  склонялся  к  этому  последнему
мнению.
     Он утверждал, что после должного внимания, которое следует уделить акту
продолжения рода  человеческого,  требующему  величайшей  сосредоточенности,
поскольку в нем закладывается основание того непостижимого сочетания, в коем
совмещены  ум,  память,  фантазия,  красноречие  и   то,   что   обыкновенно
обозначается словами "хорошие природные задатки",  -  что  сейчас  же  после
этого  и  после  выбора  христианского  имени,  каковые  две  вещи  являются
основными и самыми действенными причинами всего; - что третьей причиной или,
вернее, тем, что в логике  называется  causa  sine  qua  non  {Причина,  без
которой не... (лат.).} и без чего все, что было сделано, не  имеет  никакого
значения,  -  является  предохранение  этой  нежной  и   тонкой   ткани   от
повреждений, обыкновенно причиняемых  ей  сильным  сдавливанием  и  помятием
головы новорожденного,  которому  она  неизменно  подвергается  при  нелепом
способе выведения нас на свет названным органом вперед.
     - - Это требует пояснения.
     Отец мой, любивший рыться во всякого рода книгах,  заглянув  однажды  в
Lithopaedus Senonensis de partu difficili {Автор допускает здесь две ошибки,
так как вместо Lithopaedus надо было написать: Lithopaedii Senonensis  Icon.
Вторая его ошибка та, что Lithopaedus совсем не автор, а рисунок окаменелого
ребенка. Сообщение о  нем,  опубликованное  Альбозием  в  1580  году,  можно
прочитать в конце произведений Кордеуса в Спахии. Мистер Тристрам Шенди впал
в эту ошибку либо потому,  что  увидел  имя  Lithopaedus  в  перечне  ученых
авторов в недавно вышедшем труде доктора  -  -  либо  смешав  Lithopaedus  с
Trinecavellius, - что так легко могло случиться  вследствие  очень  большого
сходства этих имен. - Л. Стерн.}, изданную Адрианом Смельфготом,  обнаружил,
что мягкость и податливость головы ребенка при родах, когда кости черепа еще
не скреплены швами, таковы, - что  благодаря  потугам  роженицы,  которые  в
трудных  случаях  равняются,  средним  числом,  давлению  на  горизонтальную
плоскость четырехсот семидесяти коммерческих фунтов, - вышеупомянутая голова
в сорока  девяти  случаях  из  пятидесяти  сплющивается  и  принимает  форму
продолговатого конического куска  теста,  вроде  тех  катышков,  из  которых
кондитеры делают пироги. - - Боже милосердный! - воскликнул  отец,  -  какие
ужасные разрушения должно это производить в бесконечно тонкой и нежной ткани
мозжечка! Или если существует тот сок, о  котором  говорит  Борри,  -  разве
этого не достаточно, чтобы превратить  прозрачнейшую  на  свете  жидкость  в
мутную бурду?
     Но страхи его возросли  еще  более,  когда  он  узнал,  что  сила  эта,
действующая прямо на верхушку головы, не только повреждает  самый  мозг  или
cerebrum, - - но необходимо также  давит  и  пихает  его  по  направлению  к
мозжечку, то есть прямо к седалищу разума.  -  -  Ангелы  и  силы  небесные,
обороните нас!  -  вскричал  отец,  -  разве  в  состоянии  чья-нибудь  душа
выдержать такую встряску? - Не мудрено, что умственная ткань так разорвана и
изодрана, как мы это наблюдаем, и что столько наших лучших  голов  не  лучше
спутанных мотков шелка, - такая внутри у них мешанина, - такая неразбериха.
     Но когда отец стал читать дальше и узнал, что, перевернув ребенка вверх
тормашками, - вещь нетрудная для опытного акушера, - и извлекши его за ноги,
- мы создадим условия, при которых уже не мозг будет давить на  мозжечок,  а
наоборот, мозжечок на мозг, отчего вреда не последует,  -  Господи  боже!  -
воскликнул он, - да никак весь свет в заговоре,  чтобы  вышибить  дарованную
нам богом крупицу разума, - в заговор вовлечены даже профессора повивального
искусства. - Не все ли равно, каким концом выйдет на свет мой сын,  лишь  бы
потом все шло благополучно и его мозжечок избежал повреждений!
     Такова уж природа гипотезы: как только  человек  ее  придумал,  она  из
всего извлекает для себя пищу  и  с  самого  своего  зарождения  обыкновенно
укрепляется за счет всего, что мы видим,  слышим,  читаем  или  уразумеваем.
Вещь великой важности.
     Отец вынашивал вышеизложенную гипотезу всего только месяц, а уже  почти
не было такого проявления глупости или гениальности, которое он  не  мог  бы
без затруднения объяснить с ее помощью;  -  ему  стало,  например,  понятно,
почему старшие сыновья бывают обыкновенно самыми  тупоголовыми  в  семье.  -
Несчастные, - говорил он, - им пришлось прокладывать путь  для  способностей
младших братьев. - Его гипотеза разрешала загадку существования простофиль и
уродливых голов, - показывая a priori, что иначе и быть  не  могло,  -  если
только... не знаю уже что. Она чудесно объясняла остроту азиатского гения, а
также большую бойкость ума и большую проницательность, наблюдаемые  в  более
теплых климатах; не при помощи расплывчатых и избитых ссылок на более  ясное
небо, на большее количество солнечного света и т. п. - ибо  все  это,  почем
знать, могло бы своею крайностью вызвать  также  разжижение  и  расслабление
душевных способностей, низвести их к нулю, - вроде того как в более холодных
поясах, вследствие противоположной крайности, способности наши  отяжелевают;
- нет, отец восходил до первоисточника этого явления;  -  показывал,  что  в
более теплых климатах природа обошлась ласковее с прекрасной половиной  рода
человеческого, - Щедрее наградив ее радостями, - и в большей степени избавив
от страданий, в результате чего давление и противодействие  верхушки  черепа
бывают там столь ничтожны, что мозжечок остается совершенно  неповрежденным;
- он даже думал,  что  при  нормальных  родах  ни  одна  ниточка  в  нем  не
разрывается и не запутывается, - значит,  душа  может  вести  себя,  как  ей
нравится.
     Когда отец дошел до этих  пор,  -  какой  яркий  свет  пролили  на  его
гипотезы сведения о кесаревом  сечении  и  о  великих  гениях,  благополучно
появившихся на свет с его  помощью!  -  Тут  вы  видите,  -  говорил  он,  -
совершенно неповрежденный сенсорий; - отсутствие всякого  давления  таза  на
голову; - никаких толчков мозга на мозжечок ни со стороны os pubis {Лобковая
кость (лат.).}, ни со стороны os coxygis {Копчиковая  кость  (лат.).},  -  а
теперь, спрашиваю я вас, каковы были  счастливые  последствия?  Чего  стоит,
сэр, один  Юлий  Цезарь,  давший  этой  операции  свое  имя;  -  или  Гермес
Трисмегист, родившийся таким способом даже раньше, чем она была наименована;
- или Сципион Африканский; - или Манлий Торкват; - или  наш  Эдуард  Шестой,
который, проживи он дольше, сделал бы такую же честь моей гипотезе.  -  Люди
эти, наряду с множеством других, занимающих высокое место в анналах славы, -
все появились на свет, сэр, боковым путем.
     Надрез брюшной полости или матки шесть  недель  не  выходил  из  головы
моего отца; - он где-то вычитал и проникся убеждением, что раны под  ложечку
и в матку не смертельны; - таким образом чрево  матери  отлично  может  быть
вскрыто, чтобы вынуть ребенка.  -  Однажды  он  заговорил  об  этом  с  моей
матерью, - просто так, вообще; - но, увидя, что она побледнела, как полотно,
при одном упоминании о подобной вещи, - счел  за  лучшее  прекратить  с  ней
разговор, несмотря на огромные надежды, возлагавшиеся им на эту операцию;  -
довольно будет, - решил он, - восхищаться  втихомолку  тем,  что  бесполезно
было, по его мнению, предлагать другим.
     Такова была гипотеза  мистера  Шенди,  моего  отца;  относительно  этой
гипотезы мне остается только добавить, что братец мой Бобби делал ей столько
же чести (я умолчу о том, сколько чести делал он нашей семье), как  и  любой
из только что перечисленных великих героев. - Дело в том, что он  не  только
был крещен, как я вам говорил, но и родился в отсутствие отца, уезжавшего  в
Эпсом, - к тому же был первенцем у моей матери, - появился на  свет  головой
вперед - и оказался йотом мальчиком удивительно непонятливым, - все  это  не
могло не укрепить отца в его мнении; потерпев неудачу при подходе  с  одного
конца, он решил подступиться с другого.
     Тут нечего было ожидать помощи от сословия повитух,  которые  не  любят
сворачивать с проторенного пути, - не  удивительно,  что  отец  склонился  в
пользу человека науки, с которым ему легче было столковаться.
     Из всех людей на свете доктор Слоп был наиболее  подходящим  для  целей
моего отца; - ибо хотя испытанным его оружием были недавно  изобретенные  им
щипцы, являвшиеся, но  его  утверждению,  самым  надежным  инструментом  для
помощи при родах, - однако он, по-видимому, обронил в своей книге  несколько
слов в пользу вещи, которая так сильно занимала воображение  моего  отца;  -
правда, говоря об извлечении младенца за ноги, он имел в виду не благо  души
его, которое предусматривала  теория  моего  отца,  -  а  руководился  чисто
акушерскими соображениями.
     Сказанного будет достаточно  для  объяснения  коалиции  между  отцом  и
доктором Слопом в дальнейшем разговоре, который довольно резко направлен был
против дяди Тоби.  -  Каким  образом  неученый  человек,  руководясь  только
здравым смыслом, мог устоять против двух объединившихся мужей науки, - почти
непостижимо. - Вы можете строить на этот счет догадки, если вам угодно, -  и
раз уж воображение ваше разыгралось, вы можете еще больше его  пришпорить  и
предоставить ему открыть, в силу каких  причин  и  действий,  каких  законов
природы могло случиться, что дядя Тоби обязан был своей стыдливостью ране  в
паху. - Вы можете построить какую угодно гипотезу для объяснения потери мной
носа по причине брачного договора между моими родителями - и показать  миру,
как  могло  случиться,  что  мне  выпало  несчастье  называться  Тристрамом,
наперекор гипотезе моего отца  и  желанию  всей  нашей  семьи,  не  исключая
крестных отцов и матерей. - Все эти еще не  распутанные  вопросы,  наряду  с
пятью десятками других, вы можете попытаться решить, если у вас есть  время;
- но я заранее говорю вам, что это будет напрасный труд,  -  ибо  ни  мудрый
Алкиз, волшебник из  Дона  Бельяниса  Греческого,  ни  не  менее  знаменитая
Урганда, его волшебница жена (если бы они были живы) не могли бы и  на  милю
подойти к истине.
     Пусть поэтому читатель соблаговолит подождать полного разъяснения  всех
этих вопросов до будущего года, - когда откроется ряд вещей, о которых он  и
не подозревает.


        ^TТОМ ТРЕТИЙ^U

                                   Multitudinis    imperitae   non   formido
                              judicia; meis tamen, rogo, parcant opusculis -
                              in  quibus  fuit  propositi semper, a jocis ad
                              seria, a seriis vicissim ad jocos transire.

                                                       Ioan. Saresberiensis,
                                                        Episcopus Lagdun {*}

     {* Я не страшусь суждения людей несведущих; но все же прошу  их  щадить
мои писания - в которых намерением моим всегда было переходить  от  шуток  к
серьезному и обратно - от серьезного к шуткам.

                                                        Иоанн Сольсберийский,
                                                             епископ Лионский
                                                                     (лат.).}

        ^TГЛАВА I^U

     - Желал бы я, доктор Слоп, - проговорил  дядя  Тоби  (повторяя  доктору
Слопу свое желание с большим жаром и живостью, чем он его выразил  в  первый
раз) {См. т. II, стр. 140. - Л. Стерн.},  -  желал  бы  я,  доктор  Слоп,  -
проговорил дядя Тоби, - чтобы вы видели, какие громадные армии были у нас во
Фландрии.
     Желание дяди Тоби оказало доктору Слопу дурную услугу, чего никогда и в
помыслах не было у моего дяди, - - - оно его смутило, сэр, -  мысли  доктора
сперва смешались, потом обратились в бегство,  так  что  он  был  совершенно
бессилен снова их собрать.
     Во всяких спорах, - между мужчинами или между женщинами, - касаются  ли
они  чести,  выгоды  или  любви,  -  ничего  нет  опаснее,  мадам,  желания,
приходящего вот так нечаянно откуда-то  со  стороны.  Самый  верный,  вообще
говоря, способ обессилить такое адресованное  вам  желание  состоит  в  том,
чтобы сию же минуту встать на ноги - и, в свою очередь, пожелать  _желателю_
что-нибудь равноценное. - - Быстро выравняв таким образом счет, вы остаетесь
как были, - подчас даже приобретаете более выгодное положение для нападения.
     Это будет полностью мной разъяснено в главе о желаниях. - - - -
     Доктору Слопу  этот  способ  защиты  был  непонятен,  -  -  доктор  был
поставлен в тупик, и спор приостановился на целые четыре минуты с половиной;
пять минут были бы для него гибельны. - Отец заметил опасность, - -  -  спор
этот был одним из интереснейших споров на свете: "С головой или  без  головы
родится младенец, предмет его молитв и забот?" - - - он молчал до  последней
секунды, ожидая, чтобы доктор Слоп,  к  которому  адресовано  было  желание,
воспользовался своим правом его вернуть; но приметя,  повторяю,  что  доктор
смешался и уставился растерянными,  пустыми  глазами,  как  это  свойственно
бывает сбитым с толку людям, - - сначала на дядю Тоби - потом на него самого
- - потом вверх - потом вниз - потом на восток - - потом на северо-восток  и
так далее, - - пробежал взглядом вдоль плинтуса  стенной  обшивки,  пока  не
достиг противоположного румба компаса, - после чего принялся считать  медные
гвоздики на ручке своего кресла, - - приметя это, отец рассудил, что  нельзя
больше терять времени с дядей Тоби, и возобновил беседу следующим образом.


        ^TГЛАВА II^U

     " - Какие громадные армии были у нас во Фландрии!"
     - Брат Тоби, - возразил отец, снимая с головы  парик  правой  рукой,  а
левой вытаскивая из  правого  кармана  своего  кафтана  полосатый  индийский
платок, чтобы утирать им голову во время обсуждения вопроса с дядей Тоби.  -
-
     - - Образ действий моего отца в этом случае  заслуживал,  мне  кажется,
большого порицания; вот вам мои соображения по этому поводу.
     Вопросы, с виду не более важные, чем вопрос: "Правой  или  левой  рукой
отец должен был снять свой парик?" - - сеяли смуты в величайших государствах
и колебали короны на головах монархов, ими управлявших. - Надо  ли,  однако,
говорить вам, сэр, что обстоятельства, коими окружена каждая  вещь  на  этом
свете, дают каждой вещи на этом свете величину и форму, - и, сжимая  ее  или
давая ей простор, то так, то этак, делают вещь тем, что она есть, -  большой
- маленькой - хорошей - дурной -  безразличной  или  не  "безразличной,  как
придется?"
     Так как индийский платок моего отца лежал в правом кармане его кафтана,
то он никоим образом не должен был давать  какую-либо  работу  правой  своей
руке: напротив, вместо  того  чтобы  снимать  ею  парик,  ему  бы  следовало
поручить это левой руке; тогда, если бы вполне понятная потребность вытереть
себе голову побудила его взять платок, ему стоило бы только опустить  правую
руку в правый карман кафтана и вынуть платок; - он это мог  бы  сделать  без
всякого усилия, без малейшего уродливого напряжения каких-либо сухожилий или
му