, вы слишком переволновались, -- чуть снисходительно улыбнулся
Клоков. -- И немудрено -- родить такого исполина! Поскольку испытания прошли
блестяще, давайте в  связи с этим  проведем  небольшое рабочее  совещание. В
самом  деле, пришло время обсудить все  эти наболевшие вопросы и  дальнейшую
нашу   стратегию.   Собирайте   ведущих  руководителей   отделов,   посидим,
поговорим...
     А "Зодиак РД-018"  еще  полыхал  жаром. Его  раскаленные детали  быстро
остывали, отдавая жар своих поверхностей окружающему воздуху, который дрожал
и вибрировал, как над костром.
     Но  детали  сопла  не  обгорели,  не  оплавились.  Лишь  по  титановым,
танталовым, вольфрамо-молибденовым элементам обшивки расплылись сине-лиловые
разводы,  в  то время как  двигатель остался в  идеальном рабочем состоянии,
готовый к новым запускам и к новым извержениям ревущего огня.
     Перед  назначенным   совещанием   выпили   шампанского  за  успех,   за
достигнутый  феноменальный  результат. Настроение у  всех было  приподнятое,
лишь  один  Черемисин, который, казалось бы, должен был торжествовать больше
всех, выглядел подавленным.
     Переговариваясь и обмениваясь впечатлениями, хозяева и гости потянулись
к  главному  административному корпусу НПО  "Апогей".  А  вскоре собрались в
большом кабинете  Черемисина в предельно узком кругу,  и вице-премьер Клоков
взял слово.
     --  Дорогие  друзья!  --   сказал   он.  --   Сегодня  один  из   самых
знаменательных дней  не только в жизни вашего прославленного предприятия, не
только  в  истории  нашей  ракетно-космической  отрасли.  Уверен, этот  день
когда-нибудь войдет в историю и  всей мировой ракетно-космической науки. Как
сказал поэт, "и невозможное -- возможно". Вы наглядно продемонстрировали это
--  в труднейших  условиях, что называется, на полуголодном  пайке...  В  то
время,  когда все  вокруг  распадается, ваш прославленный коллектив и прежде
всего  вы, Андрей Терентьевич, и вы,  Роберт  Николаевич,  сумели довести до
конца сложнейший проект и доказали, что Россия жива, что, как сказал великий
наш предок, может, может она, Русь-матушка, собственных  Платонов и  быстрых
разумом Невтонов  рожать,  как  рожала... Мы  воочию в  этом убедились!  Наш
российский  интеллектуальный научно-технический  потенциал, несмотря на  все
трудности, по-прежнему на высоте. Низкий вам поклон!
     Собравшиеся  зааплодировали  --  лишь  Черемисин сидел,  понуро опустив
седую голову.
     А вице-премьер продолжал:
     -- Вы создали то, что не снилось пока ни японцам, ни французам, ни даже
американцам.  Вы  доказали,  что...  --  Он  вдруг запнулся,  не  зная, что,
собственно, говорить дальше.
     Черемисин тотчас воспользовался паузой.
     -- Спасибо вам, Герман Григорьевич, за добрые слова! Но скажите, что же
будет теперь?
     -- Да погодите  вы, Андрей Терентьевич,  дайте  хоть порадоваться... --
засмеялся Клоков. --  О  проблемах  еще  успеем  наговориться. Праздник  так
праздник!
     -- Может быть... -- Черемисин заметно разволновался. -- Только нам ведь
не до банкетов.
     -- А  мы-то надеялись... -- засмеялся Герман Григорьевич, и  все вокруг
подобострастно заулыбались, оценив вельможную шутку.
     --  Послушайте,  можем ли  мы  праздновать, когда рабочие  без зарплаты
сидят? Что могли, мы сделали, что  хотели доказать  -- доказали. Но повторяю
-- что же дальше? Какая судьба ждет наш "Зодиак"?  Попадем в Книгу Гиннесса?
Извините, но мы не для того работали, чтобы прославиться как создатели новой
царь-пушки, которая не стреляла, и нового царя-колокола, который не звонил!
     --  Мне странны  ваши вопросы,  дорогой  Андрей  Терентьевич, -- сказал
Клоков.  --  К  чему такая риторика?  Вам не  хуже  меня известна  ситуация,
которая сложилась на сегодняшний день в стране, --  казна пуста, стоят сотни
заводов, тысячи производств, миллионы людей без зарплаты...
     --  Это  теперь каждый ребенок знает,  -- перебил Черемисин. --  Что  с
двигателем будет? Говорите прямо!
     -- А  что  касается  двигателя,  то  при  всех  его  сверх®естественных
возможностях  девать нам его сегодня решительно некуда и использовать негде,
-- жестко сказал Клоков. -- Денег нет. И  потому мы будем вынуждены свернуть
и   временно   закрыть   программу  летных   испытаний  ракетного  комплекса
"Зодиак-Апогей".  Для  которого,  собственно,  изначально  ваш  двигатель  и
предназначался. Это  для вас, Андрей  Терентьевич, не секрет  и  не новость.
Ракету создавать не на что  и незачем. В какой области ее сейчас можно  было
бы  использовать --  непонятно.  Согласитесь -- у  страны сегодня  есть куда
более насущные и мучительные проблемы.
     --  Значит, все в одну яму? -- негромко проговорил  Черемисин.  -- Туда
же,  куда  и  лучшие наши  боевые  корабли, лучшие самолеты,  туда  же, куда
"Буран"...
     -- Честное  слово, вы удивляете меня!  --  уже  раздраженно  воскликнул
Клоков. -- Почему, Андрей Терентьевич, вы делаете вид, будто все это для вас
открытие Америки? Надеялись, что после испытаний, когда мы увидим все своими
глазами, то под впечатлением увиденного можем принять какое-то иное решение?
     -- Может быть, и так. Да, пожалуй, так.
     -- Но  как,  по-вашему,  должно поступить правительство? Как и что  нам
делать, если мы стоим на грани промышленно-экономической катастрофы? Научите
нас! В ножки поклонимся!
     -- Я не экономист, я инженер и конструктор, и я не собирался вставать у
штурвала  государства! -- покраснев  от гнева,  крикнул Черемисин. -- Какого
черта  тогда  было  устраивать  эти  показательные  испытания?  Этот  проект
обошелся  стране в  пять миллиардов на старые  деньги, то  есть в  несколько
триллионов  сегодняшних бумажек.  К чему было тогда и сегодня  выкидывать на
шумовые эффекты еще несколько миллиардов?
     -- Я  не могу,  Андрей Терентьевич,  --  с  трудом  сдерживаясь, быстро
сказал  Клоков, --  давать  об®яснения  по  таким вопросам. Я могу  отвечать
только за  себя.  Ракету  и двигатель заказывали военные. Ракету и двигатель
просили  ученые. Но когда это было? Ведь была совершенно иная  ситуация. Так
что  куда  логичнее было  бы  переадресовать эти  вполне правомерные вопросы
тогдашним  руководителям,  тогдашнему  Министерству  обороны,  а  заодно  --
Главкосмосу и Академии наук!
     Недобрый, а может даже, и угрожающий смешок пробежал по кабинету.
     -- Ну  вот!  Начали за  здравие,  а кончаем за упокой, -- мрачно сказал
первый заместитель  генерального  конструктора профессор Стенин.  -- Но ведь
действительно нужно  что-то решать с уже построенными двигателями. Нельзя же
их, в самом деле, мариновать на складе. Это же безумие!
     --  А,  --  засмеялся   Черемисин,  --   понятно!   Роберт   Николаевич
почувствовал подходящий момент, чтобы толкнуть свои товарно-денежные идейки.
Дерзайте, коллега, не теряйтесь!
     -- О чем вы, Андрей Терентьевич? -- возмутился Стенин и тоже  покраснел
от  волнения. -- Я,  как и  вы,  только  и думаю  о  том,  чтобы спасти  наш
"Апогей", удержать кадры, сбалансировать  производство! Чтоб не полетело все
в тартарары!
     --  А  сколько, кстати, у вас к настоящему моменту построено и заложено
двигателей? -- обернулся к  Стенину Клоков.  -- Мне  надо  будет доложить на
заседании кабинета министров.
     --  Полностью собрано  три  движка, включая  тот,  что  сегодня  прошел
огневые    испытания.   Заложено   еще   два.   Все   на    разных   стадиях
монтажно-сборочных работ.
     -- Боюсь, по  завершении  сборки, испытаний  и  доводки  все  двигатели
придется законсервировать до лучших дней, -- глухо сказал Клоков.
     -- Но вы  же знаете, Герман Григорьевич, -- вступил  в разговор один из
присутствующих военных, генерал-лейтенант Курцевский. -- У нас  намечены два
плановых испытательных пуска ракет "Зодиак".  От них мы ни в коем  случае не
можем  отказаться.  Ракета  должна  пройти   летные  испытания.  Это  вопрос
военно-стратегический. И... политический тоже.
     --  Да, я помню,  Владлен Иванович,  -- кивнул Клоков. --  В  ближайшее
время мы обсудим этот  вопрос  на  правительстве, в Совете Безопасности и  в
Совете Обороны. Если не будет возражений -- пуски осуществим во что бы то ни
стало. Получите  здесь, на "Апогее", готовые двигатели  и переправите  их на
космодром.
     -- Спасибо! -- генерал кивнул с благодарностью и снова сел.
     -- Но в таком случае заказчики должны сначала  оплатить нам изделия, --
поднялся Стенин. -- Мы даже со смежниками рассчитаться не можем.
     --  Ну... мы это  как-нибудь  утрясем...  -- махнул  рукой  Клоков.  --
Что-нибудь изыщем...  Только, видимо,  произойдет это не сразу,  с отсрочкой
платежей...  А  пока,  боюсь,  программу  производства   "Зодиака"  придется
заморозить.
     -- А я боюсь, -- встал  Черемисин, -- мне придется тогда отправиться на
покой.  Прямо  с  завтрашнего  числа.  Если  нет никаких перспектив, никаких
планов, никаких надежд -- к чему тогда все эти игры? В  общем, вы можете тут
еще совещаться,  а мне недосуг, увольте!  Мне семьдесят  один  год, и я имею
право на свою честно заработанную пенсию. Счастливо оставаться!
     Он поднялся -- высокий, худой, сутулый, с двумя Звездами Героя Соцтруда
и  медалью ленинского лауреата  на  лацкане  пиджака  -- и вышел  из  своего
кабинета.
     Над столом заседаний повисла тишина.
     -- Ну вот... -- помолчав, с горечью в голосе сказал Клоков. -- Это надо
было предвидеть. Конечно, этот день не мог закончиться иначе. Если  в стране
беда,   она  должна  была  коснуться   всех.  Я   прекрасно  понимаю  Андрея
Терентьевича, прекрасно понимаю...
     -- Но вы-то какой-нибудь выход видите? -- спросил Стенин.
     --   Придется  оглянуться   назад...  --   повернулся   к  нему  Герман
Григорьевич. -- К осени девяносто четвертого  года ресурсы и  резервы страны
были на пределе. По сути дела, мы были уже за красной чертой.  Ну а что было
потом, не мне вам напоминать. Я был против, но меня спрашивать не стали...
     Все знали, что было потом.
     Потом была Чечня...
     Через полчаса правительственный кортеж  уже мчался  обратно в Москву по
Ярославскому шоссе. Откинувшись на  кожаное  сиденье позади водителя, Герман
Григорьевич Клоков, чуть  прищурясь, смотрел в окошко машины на проносящиеся
мимо подмосковные пейзажи.
     Неожиданный взрыв академика Черемисина не удивил и не озадачил его.
     Клоков слишком давно и  хорошо знал генерального конструктора, знал его
характер, как  знал от нужных доверенных  людей, что  эта вспышка  и решение
вовсе не были внезапными или случайными. Они созревали давно  и только ждали
такой вот минуты.
     Что ж, все  закономерно. Наступил  момент естественной смены поколений.
Во  главе "Апогея" должен  был встать другой руководитель -- кандидатура его
подразумевалась сама собой. Это был человек с огромным опытом, но куда более
молодой, новой формации, новой  закваски.  С  ним  не  нужно было  играть  в
дипломатические игры и искать общий язык.
     Все шло своим чередом...
     Ни Черемисин,  ни его окружение еще не могли  знать того, что  знал он.
Примерно   то   же  самое,   что  и  у  них,   позавчера  произошло   в  НИИ
высокомолекулярных  химических технологий, где точно так же решили  "уйти на
покой" двое  ведущих  создателей ракетного  горючего  для двигателя  "Зодиак
РД-018" -- рабочего вещества ФФ-2 -- сверхсекретного горючего "коктейля", за
литр   которого,   конечную  формулу   и   технологию   производства   любые
заинтересованные лица, научные центры и даже страны отдали бы любые деньги.
     Загудел телефон защищенной правительственной связи. Клоков снял трубку
     --Добрый  день, Герман  Григорьевич! Ну как,  посмотрели?  Каковы  ваши
впечатления? -- донесся до него голос, который знала вся страна и весь мир.
     --  Я на  пути в  Москву.  Да, посмотрел... Что-то невероятное!  Почище
любой фантастики.
     Около  минуты  он  очень   внимательно   слушал  то,  что  говорил  ему
собеседник. Затем сказал:
     -- Совершенно с вами согласен,  им надо  помочь... Однако, к сожалению,
не обошлось без инцидента. Когда я честно и без прикрас изложил на совещании
всю картину, старик вспылил и заявил, что больше не желает работать и уходит
в отставку. Ну конечно, потеря...  Мы все-таки  еще попытаемся уговорить его
не делать  поспешных шагов. Надеюсь, когда остынет и успокоится, он подойдет
к  проблеме  более трезво, как  и подобает ученому его масштаба, одумается и
вернется.
     -- Надо бы успокоить его... Это же такая голова!
     --  Сделаем  все,  чтобы  он  вернулся.  Распрощавшись, Клоков  положил
трубку.  Сверкая  синими и красными маячками над блестящими черными крышами,
четыре "мерседеса" неслись к Москве со скоростью двести километров в час.
     * * *
     До  вечера отсыпались  Пастух  и его  маленькая  команда  в  заваленной
книгами большой квартире профессора Злотникова.
     Никто не звонил им, не вызывал, не отдавал приказов.  И они  ждали -- с
покорностью  пассажиров, временно  задержавшихся в аэропорту  из-за нелетной
погоды.
     Пастух  с  Доком глубокомысленно играли в шахматы и оттягивались  после
умственных   усилий  арм-реслингом.  Боцман   валялся   на  тахте  и  листал
бесчисленные   разноцветные   журналы.  Мухин   сидел   перед  профессорским
компьютером,  играя в "Дум",  а, утомившись, отжимался на ковре в гостиной и
выполнял "крокодила" на одной руке.
     Трубач в больших наушниках полулежал в кресле и, закрыв  глаза,  часами
меланхолически  слушал  классику  на компакт-дисках,  попеременно  сжимая  в
огромных лапищах теннисные мячи.
     Ну  а Артист отрабатывал  перед зеркалом приемы японского и  китайского
рукопашного боя, метал ножи, стрелял в мишень  из  электронного  пистолета и
крутился по  хозяйству, изобретая, чтобы порадовать друзей, все  новые блюда
посредством  свободного  соединения,  казалось  бы,  заведомо   несоединимых
компонентов. Результаты его усилий принимались друзьями вполне благосклонно,
без лишней критики.
     Но это только казалось, будто они расслабились. На самом же деле каждый
был предельно собран и мобилизован.
     На  рассвете нового  дня, ожидая приказа куда-то  отправляться  и ни на
минуту не расставаясь со  своими новыми пейджерами, они устроили для Трубача
пятикилометровую  пробежку, чтобы тот мог  вернуть  свою обычную  физическую
форму. Однако лежание в "кризисном" и разные таблетки, как выяснилось, почти
не сказались на его состоянии.
     Для своей комплекции метателя молота или борца-тяжеловеса он был, как и
раньше,  удивительно  легок  и  быстр, да  и дыхалка  работала идеально,  на
зависть всем врагам.
     -- Симулянт он и есть симулянт... -- пыхтел Пастух,  когда они вдвоем с
Мухой не  могли одолеть  Николая, борясь  с ним  на молодой травке --  ...во
мамонт!
     Кончался  второй  день ожидания в режиме полной готовности. Как всегда,
телефон в  квартире общительного, знакомого  со  всей  музыкальной  Москвой,
профессора консерватории Злотникова звонил часто.
     Но те, чьего  звонка  они  ждали  каждую минуту, словно  в воду канули.
Пусты были и дисплеи всех шести пейджеров.
     После обещания их неведомого  собеседника напомнить о себе в  ближайшие
часы эта неопределенность томила и выводила из себя.
     -- Странно, --  повторял Артист, --  чего они  там тянут?  Может  быть,
решили все-таки от нас отказаться? Нашли других, кого-нибудь получше?
     -- Вряд ли. -- Сунув руки в карманы спортивных штанов, Док выхаживал по
диагоналям  обширной гостиной.  -- Тогда бы  мы уже  не прохлаждались тут, а
были  бы... ну... сами понимаете где и в  каком виде. Прикиньте масштаб, так
сказать, подготовительных мероприятий...
     -- А  ведь это  только увертюра,  -- заметил Трубач. -- Первые  три или
четыре такта.
     --  Похоже, там  просто  чего-то ждут.  Что-то где-то должно произойти,
после этого нас и введут в дело, -- заключил Пастух.
     Даже  тщательно обследовав свою одежду,  обувь и все закоулки квартиры,
они постоянно были начеку. Жестоко обожженные молоком, они, не жалея легких,
дули на воду: гнусного подвоха можно было ожидать теперь отовсюду и  в любой
момент.  Все  деловые  разговоры  велись  под  громкую музыку  или  болтовню
телевизора.
     Завершались  вторые  сутки  их  вынужденного безделья,  но  по-прежнему
ничего не менялось.
     -- По-моему, нам просто подарили в качестве моральной компенсации новый
"джип" и по десять штук на рыло, -- усмехнулся Мухин. -- Если и впредь будут
выплачивать по штуке за три приема карате, то, честное слово, я не возражаю!
     --  Мелкий ты человек,  Муха,  -- покачал  головой  Артист,  -- мелкая,
ничтожная личность.
     -- Амба! -- оборвал их Пастух и  прибавил громкости радиоприемнику.  --
Давайте лучше подытожим то, что мы узнали. Как говорил товарищ Шерлок Холмс,
"человек всегда оставляет следы. Всегда, дорогой Ватсон".
     -- Весь вопрос в том, -- добавил Трубач, -- сумеют ли увидеть этот след
другие.
     Они сидели голова  к  голове. На всякий случай  в разных концах комнаты
одновременно  работали на разных  волнах два  приемника и какая-то очередная
викторина  шла  по  телевизору.  Коварные  пленочки, понятное дело, на время
совещания были извлечены из-под крышек часов.
     Но не успели они начать свою летучку, как заверещал радиотелефон.
     Семен снял трубку и услышал строгий хрипловатый мужской голос:
     -- Злотников?
     --  Да, я. -- Артист отчаянно замахал рукой, чтобы остальные приглушили
орущую   технику.   --  Говорите,  слушаю  вас,  --  продолжил  он  и  нажал
переключатель  громкой связи,  чтобы ни одно слово из их разговора не прошло
мимо остальных.
     -- Нам необходимо встретиться с Пастуховым, Где он?
     -- Он здесь.
     -- Передайте ему трубку.
     -- Слушаю, -- сказал Сергей.
     --  Здравствуйте,  Пастухов.  Готовы  ли  вы  встретиться  для  важного
разговора?
     -- Ну конечно, -- ответил Сергей. -- Мы готовы.
     -- Тогда сегодня  в двадцать три  ноль-ноль вы  должны прибыть вместе с
этим вашим...  хирургом Перегудовым к станции  метро "Рижская", на остановку
сорок второго и восемнадцатого троллейбусов, у эстакады.  К вам подойдут мои
люди и проводят к месту нашего свидания.
     -- Пароль? -- спросил Пастух.
     -- Встречающие знают вас в лицо.
     --  Ну  вот  и  все,   --  сказал  Пастух,  вешая  трубку,  --  занавес
поднимается.
     Все  молчали,  понимая,  какая  предстоит  этим  двоим поездка.  Сергей
посмотрел на часы. Было около десяти вечера.
     --  Через  двадцать  минут можно выезжать,  --  сказал Док  и  протянул
Трубачу свои заслуженные швейцарские с черным циферблатом. -- Верни на место
их шпионские цацки. Вдруг затрепыхаются. И в Серегины тоже.
     -- И  вот что еще, --  шепотом  сказал Пастухов. -- Черт его знает, чем
может обернуться эта встреча. В случае чего -- встречаемся где всегда.
     -- Хорошо, -- кивнул Артист.
     -- Все мои метки вы знаете, -- нахмурившись, продолжил Сергей. -- Перед
самой встречей суну за щеку мой личный  медальон, -- он показал им маленький
плоский металлический овал, хранящий все данные капитана Пастухова.
     -- Мои приметы тоже всем  известны, -- сказал  Док. -- Так что в случае
чего легче будет найти. Помолчали.
     -- Лично  я ваши  бренные  останки искать не  собираюсь, -- рассердился
Артист. -- Ждем вас здесь с планом задания. Я намерен честно отработать свои
баксы.
     -- Баксы, баксы... -- вздохнул Иван, -- их еще надо суметь подучить.
     Трубач произвел "восстановительную операцию" и вернул им часы. Пастухов
снова взглянул на циферблат:
     -- Ладно,  Иван. Труба зовет. Не люблю опаздывать на интимные свидания.
Прибудем на точку  пораньше,  покрутимся, присмотримся. Ну а там -- как  Бог
даст.
     Боцман  протянул  ему ключи от  нового "джипа". Пастух крепко сжал их в
кулаке и улыбнулся своей неожиданной, яркой улыбкой.
     * * *
     Над вечерней  Москвой  только что  отгрохо