"Резонно, -- заключил Клоков. -- Значит, будем готовить соответствующее
постановление..."
     Запись кончилась. Нифонтов выключил видеомагнитофон.
     -- Ну, что скажете?
     -- Все довольно странно, -- сказал Голубков. -- И неожиданно. Как будто
бы опрокидывает все наши предположения.
     --Значит, наша задача теперь, --  подвел итог Нифонтов, --  установить,
действительно опрокидывает или все-таки "как будто бы".
     * * *
     Почти два месяца генерал-лейтенант Владлен  Иванович Курцевский начинал
рабочий день коротким телефонным разговором  с одним из сотрудников аппарата
вице-премьера Германа Григорьевича Клокова.
     Именно он, влиятельный  помощник-референт  Борис Владимирович  Лапичев,
должен   был   проследить   и  ускорить   прохождение   документов,   дающих
торгово-коммерческому об®единению "Армада" разрешение на внешнеэкономическую
деятельность, по всем инстанциям, вплоть до стола главы государства.
     Бумаг в президентской канцелярии,  как  всегда, была  уйма, и многие из
них вполне могли быть завизированы и введены в действие на куда более низком
уровне.  На это, собственно, и рассчитывал Курцевский. Однако, сколько он ни
звонил, дело не двигалось, и в ответ  на свои вопросы  генерал слышал только
одно:  "Надо   ждать",  "К   сожалению,   пока   еще   нет...",  "Наберитесь
терпения...".
     Спорить  тут  было  бессмысленно.  Курцевский  прекрасно  это  понимал.
Сдерживая ярость, опускал трубку на рычаг и матерился.
     * * *
     С  тех  пор  как  речное пароходство взвинтило  цены,  водные  прогулки
сделались приятным времяпровождением лишь  обеспеченных влюбленных мальчиков
и  девочек,  деловой братвы  да удачливых "челноков"  с  периферии. Так  что
появление утром на борту шестерых крепких молодых людей ни у кого не вызвало
удивления.
     Конечно, куда  лучше  было бы  в этот солнечный  день плыть на  верхней
палубе, дышать речной свежестью  да  потягивать пивко, поглядывая на любимый
город. Но они собрались внизу, в закрытом салоне, где не было ни прохладного
влажного ветерка, ни чаек, ни белых облаков в синеве над городом.
     Когда отплыли. Пастух вежливо постучал и заглянул в рубку капитана, где
состоялись  небольшие  дипломатические   переговоры.  Результатом  их  стало
соглашение на  скромной коммерческой основе, по которому нижний салон вплоть
до  конца рейса  полностью  переходил в распоряжение этой странной шестерки.
Молодой  капитан  "семнадцатой",  видно,  был  парень  тертый,  вдаваться  в
подробности не стал. Скорее всего, принял их то ли за солнцевских, то ли  за
люберецких.  У  трапа  в нижний салон  появился молчаливый  матрос, а  также
табличка   --   точь-в-точь  как   на   ресторанных   дверях:   "Закрыто  на
спецобслуживание".  Так  что  ни одна  живая душа  не могла  теперь согласно
договору и носа сунуть туда, где сидели эти очень спокойные крепкие парни.
     -- Значит, так,  мужики,  --  начал  Пастух,  рассказав  где  и  как их
принимали на  "Рижской". -- Как выяснилось, нас подрядили сразу две, если не
три  команды. Понятное дело, не  считая  портного  дяди Кости и его  ателье.
Сегодня ночью мы с Доком имели с ним короткую встречу и обсудили положение.
     -- Задание получили? -- спросил Артист.
     -- Так  точно. Но вышла  накладка. Помните мужика, который вез  нас  на
"мицубиси", а  после тыркался в том дворе с пеленгатором? Он  нас и встретил
на "Рижской".  Во  время  разговора  приказали сработать  под  террористов и
захватить  самолет  после  вылета  с  аэродрома  в  Кубинке.  Ну  и  мы,  не
раскумекав, кто есть кто, трепанули лишнего...
     -- То есть как? -- спросил Трубач.
     -- Элементарно. Мы-то думали, что нас вызвали люди с той дачи -- так? А
угодили к их конкурентам. Выложили  сдуру две-три детали, и товарищ запросто
допетрил, что мы повязаны с другими. А поскольку нас с  Иваном успели кое во
что посвятить, у них, понятное дело, с ходу возникло  острое  желание зарыть
нас как можно глубже и навсегда. Мы это просекли и рванули к вам. Но вас уже
не было. Потом  приехали мясники. Мы малость помахались и рванули к вам. Вас
кто предупредил?
     -- Без понятия, -- сказал Боцман.
     -- Тогда докладывайте, -- приказал Пастух.
     -- Чего докладывать, -- сказал Ухов. -- Покажем пейджеры.
     Трубач, Муха, Артист и Боцман одновременно выложили на  столик в салоне
речного  теплохода  свои  черные  коробочки  фирмы  "Моторола".  На   четыре
маленьких  дисплея  в двенадцать  минут  первого  поступило  одно  и  то  же
сообщение. Текст гласил:
     "Серега, привет! День рождения отмечаем сегодня вечером  в Быкове.  Вас
встретят на платформе в 20.40. Подробности при встрече".
     -- Смотрите, -- воскликнул Пастух, -- в это самое время мы с Иваном как
раз беседовали с нашим ночным заказчиком в вагоне.
     -- Мы маленько  прибалдели,  когда поступила эта директива,  --  сказал
Артист.  -- На хрена,  спрашивается, было гнать послание, если вас все равно
вызвали на  личную  встречу?  Какая-то нестыковка. Стало  быть, вы тоже  это
получили?
     -- То-то и оно, что  нет, -- сказал  Перегудов. -- Когда  под®езжали  к
"Рижской", мы  сочли, что пейджеры  ни к чему, обесточили от греха и  сунули
под сиденье.
     -- Мужики! Да  ведь это вас, а может, нас всех и спасло... -- вытаращил
глаза Артист.  -- Представляете, если б пейджеры сработали  на сигнал  прямо
там, в вагоне?
     -- Ладно, отставим лирику, -- сказал Трубач и яростно зажмурил глаза --
видно, так ему легче думалось. --  Что происходит  дальше?  Во  сколько  вас
тормознули гаишники?
     --  Могу сказать точно, -- ответил Пастух. -- Разговор в вагоне начался
в двадцать три  двадцать. Закончился в  десять минут  первого. Пока тащились
между вагонами,  по  всем  этим  закоулкам  -- к  "джипу"  выбрались в  ноль
двадцать и врубили форсаж. А дядю Костю увидели в ноль тридцать пять.
     -- Сколько вы толковали?
     -- Минут тридцать.
     -- Значит, сразу после часа ночи вы рванули обратно на "Академическую",
гнали резво и прибыли  в  час сорок. А в ноль двадцать пять  у нас  раздался
звонок и мужской голос сказал: "Приказ группе Пастухова. Немедленно уходите.
Слышите, немедленно! Сейчас вас придут убивать. Они уже едут".
     -- В ноль двадцать пять, говоришь? -- спросил Док.  -- Занятно! Мы же и
дяде Косте еще ничего сообщить  не  могли. Так?  Кто тогда  звонил?  Кто мог
знать, что убийцы уже в пути?
     -- Вот  холера!  Аж  голова  кругом, -- чуть  не  взвыл Боцман.  --  Ты
представь, Серега, наше положение. Уходить? Остаться? Надо же было дождаться
вас с Иваном, перехватить, чтоб вы не приехали под пули.
     -- Ну и?.. -- спросил Пастух.
     -- И тут  позвонили опять,  -- сказал Артист. -- В ноль тридцать шесть.
Тот  же голос: "Почему  не ушли? Выполняйте  приказ!"  Я ответил  -- передаю
текстуально:  "Неполный  состав".  А он:  "Мы  в курсе.  Примем  меры, чтобы
задержать  тех и  прикрыть  ваших  двоих.  Уходите верхним  путем. Сбор  где
всегда. Как поняли?"
     -- А вы? -- поднял голову Пастух.
     -- Мы поняли,  что можно  уходить, -- сказал Трубач. -- Уж если  знают,
где наше место сбора,  -- значит, без вас не обошлось.  Мы вылезли на крышу,
спустились через другой под®езд, ну и...
     -- А  что  мне было делать? -- глухо спросил Семен.  -- Ты приказал мне
принять командование -- я принял. Что бы ты делал на моем месте?
     -- Исполнял бы приказ и уводил подчиненных.
     -- Ну  вот  так я и поступил. Но когда мы  еще сидели  и ждали  вас  на
крыше, поступил еще один пейдж.
     Сергей нажал кнопочку прокрутки сообщений на дисплее. Там значилось:
     "00.47. Кубинка умерла.  В Голицыне  сломаете  шеи.  Встреча сегодня не
позднее  21.30  у Валерия  Павловича. Подарок  у Руслана.  Выбирайтесь любой
ценой".
     --  Еще чудней, --  сказал Пастух.  -- Положим, "Валерий  Павлович"  --
аэродром в Чкаловской. Это еще понятно. А что дальше?
     -- В вагоне  нам  успели назвать Кубинку, -- сказал Док.  -- Это уже их
прокол. Значит,  с  Кубинки они  в любом  случае действовать не будут. И нас
кто-то предупреждает и перенацеливает на Чкаловскую.
     -- Точно! -- сказал Пастух. -- Другого ответа нет.
     --  Но  вы  ведь тоже  должны были получить  это сообщение,  --  сказал
Трубач. -- На ваши пейджеры.
     -- На наши последний сигнал не  прошел, -- ответил Пастух. -- Мы в  это
время сидели в машине дяди Кости. А там такая радиозащита... Не  вылетит, не
влетит.  Значит, вам пришел  приказ выходить  на  встречу в Быкове. И  новое
указание, что  работать надо вместо Кубинки с Чкаловской. Причем и там и там
надо быть практически в одно  и то  же время. Так что будем  делать, господа
офицеры, давайте решать.
     -- Либо у них  самих -- неувязка, либо кто-то в курсе дел обеих групп и
знает все коды и пароли, либо... -- Тут Артист осекся и замолчал.
     -- Либо кто-то третий, -- сказал Трубач, -- нарочно решил запутать нас,
сбить с толку и тем самым вывести из игры.
     -- Однако, похоже,  этот кто-то, --  заметил  Док, --  за  прошлую ночь
минимум дважды спас нас от смерти. Это факт.
     Пастухов мельком глянул на часы.
     -- Двенадцать  сорок  восемь.  За  оставшиеся часы  мы  должны  принять
единственно верное решение.
     -- Думать нечего. Придется разделиться, -- вздохнул Перегудов. -- Троим
ехать в Быково, троим -- на Чкаловскую. Другого пути просто нет.
     --  Веселенький вариант, -- сказал Муха. -- К  тому  же и там и тут  мы
нужны вшестером. Пойдут вопросы -- где остальные? Что отвечать?
     -- Что-нибудь сочиним, -- ответил Боцман, -- не впервой.
     -- Эх ты, сочинитель! -- усмехнулся Иван. -- Мы имеем дело с серьезными
людьми. Их байками не  заморочишь. И потом, одно дело идти в  атаку ротой, и
другое -- взводом. Но, видно, делать нечего... Придется действовать так.
     --  Отряд,  слушай  приказ!  --  об®явил  Пастухов. --  Группа  первая:
Пастухов, Мухин, Хохлов. Старший Пастухов, за него -- Хохлов. Вторая группа:
Перегудов, Злотников,  Ухов. Старший Перегудов, замещает Злотников.  Вопросы
есть?
     -- Принято и подписано, -- кивнул Иван.
     -- Разлучаться неохота, -- поморщился Мухин. Остальные промолчали.
     -- Ну а кому куда? -- спросил Боцман.
     -- А спички на что? Давайте тянуть, -- сказал Иван.
     * * *
     Роберт  Николаевич  Стенин,  месяц назад назначенный  новым генеральным
директором НПО "Апогей", в этот июньский день приехал на работу около восьми
утра.
     Он  уже вполне освоился в кабинете своего бывшего начальника, академика
Черемисина, и чувствовал себя в  нем превосходно.  Сколько  лет мечтал  он о
том, чтобы возглавить фирму! И вот сбылось, осуществилось.
     Наследство после Черемисина ему досталось  огромное -- прославленное на
весь       мир       особое       конструкторское       бюро,      мощнейшая
экспериментально-лабораторная база,  монтажно-сборочные цеха,  испытательный
полигон...
     Отношения Стенина и Черемисина были, что называется, непростые.
     Блестящий  конструктор  и инженер,  чье имя вошло во  все энциклопедии,
создатель   нескольких   поколений   лучших   ракетных   двигателей,  Андрей
Терентьевич был человеком настроения и вдохновения. Он терпеть не мог работы
административной,  всякой хозяйственно-организационной рутины, всего того, в
чем  его первый заместитель, профессор Стенин, оказался куда способнее, он в
этом был как рыба в воде.
     Не  сговариваясь,  они  поделили   обязанности,  и  много  лет  отлично
дополняли  друг друга. С радостью свалив на своего первого заместителя массу
мелких и нудных  проблем,  академик всецело отдался работе  над последним  и
самым  дорогим  своим детищем  -- гигантским  жидкостным  двигателем  нового
поколения.  А  Стенин  надежно и безропотно  тащил  свой тяжелейший  воз.  В
вопросы  научные, инженерные, конструкторские он вникал лишь в  той мере,  в
какой это требовалось, чтобы обеспечить  бесперебойную  работу  всех  служб,
отделов и  подразделений об®единения.  По сути дела,  он был  исполнительным
директором  комплекса с огромными правами,  возможностями и  полномочиями, и
если  бы  не  наступление  новой  эпохи  и  новых  отношений, возможно,  так
продолжалось бы еще очень долго.
     Но  ход истории переменил все. И в новой эпохе Стенин почувствовал себя
иначе. Он понял: наконец-то пришло его  время. Время людей  его склада,  его
устремлений.
     Стенин не сомневался:  эпоха энтузиастов и старомодных романтиков вроде
Черемисина   приказала  долго  жить.  То  положение,  которое   еще  недавно
устраивало  всех,  в  том  числе и его самого,  мало-помалу  стало  казаться
Роберту  Николаевичу  абсурдным  и  нестерпимо-тягостным.   Вздорный  старик
Черемисин  со своими  иллюзиями  и абстрактными принципами все сильнее мешал
делать то, что Стенину казалось совершенно необходимым и неизбежным.
     Надо было переоснащать и  переориентировать весь комплекс, ставить  его
на новые рельсы согласно новым задачам, которые  напрашивались сами  собой и
диктовались временем.
     Положение "Апогея"  осложнялось день ото  дня. Ни Министерство обороны,
ни  Главкосмос  уже  не  могли  быть  теми  надежными  заказчиками,  которые
десятилетиями обеспечивали работой многотысячный коллектив.
     Надо было придумывать что-то новое, современное, чтобы каким-то образом
избежать разорения и участи банкротов.  Пришла эра торговли, и, значит, надо
было учиться торговать.
     Но  Андрей Терентьевич, мудрец и  светило науки, об  этом и слышать  не
хотел.  И  сам того, разумеется,  не желая, вел возглавляемый им  "Апогей" к
скорой и верной гибели.
     Это была проблема проблем, из-за которой и без того непростые отношения
двух первых руководителей об®единения обострились и испортились вконец. Мало
кто знал  об этом.  На  людях  они были,  как  всегда,  предельно  вежливы и
корректны друг с другом, хотя  конфликт двух  идеологий, двух политик не мог
не привести к решительному столкновению.
     Черемисин и в самом деле не  знал, как в сложившейся ситуации  вытащить
из трясины созданное им предприятие.
     Он  привык  к тому,  что правительство всегда и без промедления  давало
все, а то и сверх требуемого, тем, кто, как писали советские газеты, "крепил
могущество Родины, выковывая  ее ракетно-ядерный  меч". И  вот внезапно  это
благоденствие кончилось. Заказы сокращались, закупки Минобороны отменялись и
в конце концов почти прекратились. Все  останавливалось, замирало, приходило
в упадок и запустение. Но все равно, несмотря ни на что, Андрей  Терентьевич
отвергал  идеи и предложения  своего первого  заместителя.  Он считал их  не
просто  ошибочными,  но пагубными и  вредными для всей национальной ракетной
отрасли в целом.
     Предвидя надвигающееся столкновение и разрыв, Роберт  Николаевич  решил
искать  поддержку  и  опору на  самом верху,  среди наиболее  влиятельных  и
реалистически  мыслящих  единомышленников в  правительстве. Он знал, к  кому
идти,  к кому обратиться. И когда  полтора месяца  назад  они  встретились с
Клоковым, когда обсудили все  проблемы и  обнаружилось полное  совпадение их
принципов  и  взглядов  на дальнейшую  перспективу развития  и реорганизации
"Апогея", Роберт Николаевич Стенин испытал огромное облегчение.
     --  Я рад,  что  мы  поняли друг друга,  -- прощаясь  с  ним у  себя  в
кабинете, сказал Клоков. -- Мы  с вами  оба мыслим стратегически,  системно,
сообразуясь с реалиями времени. Вы прекрасно знаете,  как искренно и глубоко
я уважаю Андрея Терентьевича...
     --  Да я сам  преклоняюсь  перед ним, -- подхватил Стенин. -- Это же не
человек, а легенда. Быть может, я лучше всех представляю его масштаб...
     -- И тем не менее, -- сказал  Клоков, -- как ни горько  нам с вами  это
сознавать, мы оба  понимаем, что время легенд прошло. Я ведь знаю, зачем  вы
приехали, Роберт Николаевич.
     Стенин молчал.
     -- Знаю,  знаю, -- махнул  рукой Клоков.  -- Вам нужно заручиться  моей
поддержкой, чтобы  возглавить "Апогей" вместо великого  мавра, который может
уходить.  Вы получите эту  поддержку. И заметьте --  вы ни  о  чем  меня  не
просили,  я  сам  пришел  к  такому  решению.  Скала  на  дороге должна быть
устранена, и я это сделаю.  О  нашем разговоре никто и никогда не узнает. Но
скажите,  Роберт  Николаевич,  если  придет  момент, когда  не  вам,  а  мне
потребуется ваша помощь и поддержка, смогу ли я тогда рассчитывать на вас?
     Воодушевленный всем услышанным, Стенин не думал и секунды. Да и  мог ли
он колебаться в такой момент?
     -- Всегда и во всем! -- твердо сказал он.
     * * *
     И вот он сидел в  этом кабинете,  наконец-то чувствуя себя полноправным
хозяином,  способным принимать окончательные решения, миловать  и карать. За
эти два месяца было сделано много. После первого  пуска ракеты, произведшего
такое  впечатление на сиятельных  гостей, было  уже  легче.  Удалось, не без
помощи  Клокова разумеется,  добиться  разрешения правительства  и на второе
летное испытание. Мало того, тот же Клоков надавил на военных, для чьих нужд
этот  второй  двигатель  предназначался,  и  они  сделали двадцатипроцентную
предоплату с условием полного погашением всей суммы после успешного пуска. И
хотя  эти суммы кардинально повлиять на финансовое  положение предприятия не
могли, Стенин считал эту  сделку своим личным достижением, первой  ласточкой
будущего возрождения.
     Настроение  было  превосходным.   Накануне  утром  ему  доложили,   что
полностью отлаженный, испытанный и вновь разобранный двигатель подготовлен к
транспортировке на космодром.
     Он с®ездил в монтажный цех, чтобы самому лишний раз удостовериться, что
все  в порядке.  Разделенный на три основные части --  насосный блок, камеру
сгорания  с контурами  охлаждения  и жаропрочное  сопло, -- "РД-018"  теперь
покоился в трех огромных контейнерах. Здесь уже были представители заказчика
и  сопровождающие  груза.  Роберт Николаевич поблагодарил  всех  инженеров и
рабочих,  принимавших  участие  в  монтаже  и  подготовке  изделия,  и  лишь
убедившись,   что  контейнеры  со  всеми  предосторожностями   погрузили  на
железнодорожные платформы, с чистым сердцем вернулся к себе в кабинет.
     Теперь   двигателю  предстоял  дальний  путь.  Специальным   поездом  с
усиленной охраной на аэродром в Кубинке, погрузка в самолет Ил-76 и доставка
по воздуху на Байконур.
     Неожиданно зазвонил телефон. На проводе был генерал Курцевский.
     -- Все в порядке, Владлен Иванович! -- не без внутренней гордости бодро
сообщил Стенин. -- В девять утра наш "самовар" отправился по назначению.
     -- Да, я знаю, -- сказал Курцевский. -- Только вот  какая штука, Роберт
Николаевич... Мне сейчас сообщили из Кубинки, там у них какие-то неполадки с
нашим  "илом".  Причем  достаточно серьезные, что-то с  гидравликой.  Ремонт
займет не менее пяти дней,
     -- Ну, так  в чем  дело? -- спросил Стенин.  -- "Самовар" под  охраной,
никуда он не денется.
     -- Все так, -- усмехнулся генерал, -- только мы тянуть с запуском никак
не можем.
     -- Так что будем делать? -- поинтересовался Стенин.
     --  Есть возможность использовать "Руслан". Только не  из Кубинки, а из
Чкаловской.
     --  Ну а какая разница? -- не понял Роберт Николаевич.  -- Тут же,  как
говорится, что поп, что батька...
     -- Вот именно,  -- сказал Курцевский. -- Просто  я считал своим  долгом
предупредить вас, что мы меняем схему доставки.
     ~-- Ну спасибо, что предупредили.
     Они распрощались, и до середины дня Стенин не вспоминал об этом звонке.
Но  через несколько  часов,  непонятно почему, он  ощутил вдруг необ®яснимую
тревогу. Он вновь и вновь  перебирал в памяти, восстанавливал  каждое  слово
этого утреннего разговора и не мог понять, что, собственно, насторожило его,
что встревожило.
     Время  шло,  волнение  не  стихало,  но лишь  усиливалось. Он  ходил по
кабинету  и  наконец,  кажется,  понял:  интонация! Сам  голос  Курцевского!
Как