осле... Ну, присели на дорожку.
     Они сидели на голубой лавочке плечом к плечу, глядя в  солнечное  небо,
на  зелень  листвы,  на дома, на какие-то  заборчики...  Чье-то  белье  чуть
колыхалось  на   веревке,  в  песочнице  валялось  забытое  малышом  зеленое
пластмассовое  ведерко...  Город жил,  чего-то ждал, на  что-то надеялся.  И
никто знать не знал, что предстояло им.
     Сидели  не  шевелясь,  впитывая  в  себя  эти  минуты  сосредоточенного
безмолвия.
     Пастух встал.
     -- Все,  парни!  Обнялись,  разошлись!  Все четверо  поочередно  крепко
стиснули  друг друга,  коротко  взглянули в  глаза,  кивнули  и  быстро,  не
оглядываясь, зашагали по двое в разные стороны.
     * * *
     --  Слушай, Боцман,  --  сказал Пастухов,  когда они  вышли на какую-то
неприметную улицу, -- ты сколько раз бывал на аэродроме в Чкаловской?
     -- Что  я,  считал? -- пожал плечами  Хохлов. --  Раз  двадцать, может.
Улетал, прилетал... Ты это к чему?
     --  А вот  припомни, Митя,  много ты видел там  штатских?  В  пижонских
шпаковских курточках и джинсах "леви-страус"?
     -- Эх, -- стукнул себя по лбу Боцман, -- что же делать?
     -- Как говорит Артист, "за что  люблю я наши времена"... Лично  я люблю
их  за свободу  выбора  и  широту  ассортимента. Кстати,  и  время  убьем. С
барышнями побазлаем... Знаю я один такой неприметный магазинчик.
     Минут  через  сорок  они  уже  переодевались  в  подсобке  магазинчика,
заваленной разным привозным и нашим тряпьем.
     Пастух  сбросил  свою   легкую  куртку  и  уже   хотел  было   напялить
серо-буро-зеленую пятнистую робу, когда Боцман вдруг засмеялся.
     --  Запасливый ты,  как моя  бабка.  Тоже вечно  булавки  за  подкладку
вкалывала.
     И он показал серебристую булавочную  головку на внутренней стороне полы
старой куртки Пастуха.
     Пастух поднес ее к глазам.
     --  Вот  так  клюква,  блин!  -- Он вытащил булавку. --  Вот  ведь  как
интересно.
     -- Думаешь, "клоп"? -- спросил Боцман.
     -- И думать нечего. Когда только успели приладить? Надо вспомнить. Хотя
бы попытаться.
     Он напряг память, но ничего в голову не приходило.
     -- А ну подожди, -- сказал Пастух и снова надел эту куртку. --  Где она
была? Вот тут? Ну-ка, Боцман, попробуй потяни за фалду.
     И едва Хохлов прикоснулся к его куртке в  том месте, где  была булавка,
Пастух  тотчас  вспомнил то же  ощущение  минувшей ночью -- он поднимался по
железной лесенке в вагон, когда чья-то рука вот так же потянула за куртку.
     -- Вспомнил! -- воскликнул  Пастух.  -- Это тот, с "мицубиси",  который
встретил нас. И думать нечего -- он!
     -- Что теперь делать с ней? -- спросил Боцман.
     -- А ничего.
     Пастух бросил булавку  на  пол и  расплющил ее  подошвой нового ботинка
армейского образца.
     Через пять минут  они оба были облачены в такую обычную теперь в городе
военизированную  камуфляжную форму  -- удобные  пятнисто-зеленые  одеяния  и
высокие ботинки, в которых оба сразу почувствовали себя уверенно.
     -- Неплохо, -- сказал Боцман, придирчиво разглядывая друга. -- Ты  даже
слегка смахиваешь, Серега, на военного человека.
     -- Служил когда-то, -- кивнул Пастух. -- Пришлось.
     -- Одно паршиво, -- сказал Боцман, -- новье. За километр видать.
     -- Ну  эт-то мы  щас  исправим, --  сказал Пастухов.  --  Айда, обомнем
маленько.
     Тот, кто увидел бы их через пару минут, наверняка решил бы, что у них с
головами нешуточные проблемы.
     Уединившись в темном  пыльном под®езде, два  совершенно трезвых молодых
человека деловито боролись, сосредоточенно катались по площадке, вставали на
ноги,  отряхивались, обрызгивали друг  друга из большущей бутыли минеральной
водой "Вера" и вновь катались по полу, а затем подходили к замызганному окну
и критически разглядывали друг друга.
     -- На швах  еще пыли вотри, --  наставительно говорил Боцман. -- Локти,
локти погуще и коленки. А главное -- на заднице. Самое ходовое место...
     -- Как бы не переборщить, -- бормотал Пастух, -- а то на губу упекут за
неряшливый вид. Погончики бы нам еще, нашивочки, эмблемки...
     -- Перебьются,  --  сказал Боцман. -- Там же вольнонаемных до и больше.
Все  в таких формах. Они доводили себя до  кондиции долго и с удовольствием,
до жаркого пота, и вышли из парадного изрядно потрепанные, как бы покипевшие
в семи котлах. И когда у метро тормознул мимоходом комендантский патруль при
бляхах и  штык-ножах  и  несколько  разочарованно  проверил  их  гражданские
паспорта, Боцман и Пастух заключили, что усилия были не напрасными.
     * * *
     Черный  служебный  "Вольво-850"  быстро мчался  по Ярославскому  шоссе,
приближаясь к Москве.  Едва миновали Абрамцево, в машине Роберта Николаевича
загудел  телефон. Он  снял  трубку  и  невольно сжался,  впервые  после того
памятного совещания услышав голос того, о  ком думал весь этот  месяц и кого
страшился услышать.
     -- Здравствуйте, Андрей Терентьевич,  --  упавшим голосом ответил он на
приветствие Черемисина. -- Как я рад, что вы мне позвонили.
     -- Позвольте усомниться, -- желчно усмехнулся старик. -- Мы проработали
вместе  пятнадцать лет. Так  что мое  отношение к  лицемерам и  фарисеям вам
известно.  Я бы никогда не  позвонил вам, если бы, так сказать,  не  событие
чрезвычайное. Несмотря на мои возражения, вы все-таки отправляете в Сингапур
на авиасалон ракету с  нашим "Зодиаком".  Пусть  так...  Пусть моим  мнением
пренебрегли -- пинать мертвого льва у нас  всегда охотников хватало. Однако,
сведения  о смерти  льва, как говорится, сильно преувеличены. Я еще жив и  в
здравом уме. И я не допущу того, что вы затеяли.
     -- Простите, Андрей  Терентьевич, -- смешался Стенин, вдруг ощутив, что
неясная давешняя тревога, нахлынувшая после  разговора с Курцевским, с новой
силой наваливается на него. -- Я что-то не пойму... Ведь вы же знаете  -- мы
отправляем натурный  макет.  Вы  согласились с этим. Одно сопло, торчащее из
нижней части носителя.  Там будет только пустая оболочка  ракеты с имитацией
начинки. Поверьте, это будет выглядеть весьма внушительно и...
     -- Зачем вы лжете?! -- перебил его Черемисин. --  Что  за мерзость! Мне
только что позвонили  с  "Апогея". Им приказано смонтировать и  установить в
моторный  отсек ракеты настоящий двигатель! И вы, генеральный, не  знаете об
этом?
     Стенин от души рассмеялся.
     -- Этого не может быть, Андрей Терентьевич, это же чистый бред. Кто вам
сказал? Просто курам на смех! То же самое,  что в витринный манекен вставить
живое сердце.
     -- После того, что случилось, я могу  поверить всему.  Но  вам,  сударь
мой, я  уже не верю. Не взыщите -- я немедленно отправляюсь в ФСБ! Пусть они
разберутся, что тут правда, что ложь, где бред, а где истина!
     Черемисин бросил трубку.
     Стенин смотрел вперед  через ветровое стекло, но не  видел ничего -- ни
залитого солнцем вечернего шоссе, ни разноцветных машин, ни деревьев...
     Накатила мертвящая  истома,  как перед  обмороком.  Он  ничего  не  мог
понять. Вдруг  острое желание бросить  все, забыть, забиться  в какую-нибудь
темную щель охватило его.
     Миновали Мытищи,  впереди виднелась Москва, игла Останкинской телебашни
уже прокалывала впереди столичное небо.
     * * *
     -- Как  говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло,  -- быстро
говорил  Голубков, когда они  с  Артистом и Мухой уходили задними дворами от
приземистого строения отделения милиции.  --  Просто  неслыханная удача, что
вас сцапали эти охламоны.
     -- Ну...  мы им тут сами маленько помогли, -- засмеялся Семен. --  Надо
же было найти какой-нибудь  способ, чтоб побыстрей ввести вас в курс текущих
событий. А в чем удача?
     --  Как вы знаете, в нашей операции задействован  предельно узкий  круг
лиц. Предельно  узкий! Мы не  хотели бы подключать кого-то еще. Только самые
доверенные.  А вы уже  в курсе  дела, в  работе,  понимаете задачу...  И вот
сейчас, когда позарез нужны, вы оказались в моем распоряжении.
     -- По воле судьбы или по воле рока? Как сказал бы принц Датский, "вот в
чем  вопрос",  -- усмехнулся Артист. -- Ладно,  шучу.  Простите,  Константин
Дмитриевич. Мы слушаем вас.
     --  Сегодня днем  нам сообщили, -- продолжал Голубков,  -- что  топливо
двигателя, видимо,  уже  в пути. Его  образцы похитили в лаборатории  неделю
назад.
     -- Ну и при чем тут мы? -- не понял Артист.
     --  Тут  понимаете  какая  связка...  Без этого  топлива  сам  по  себе
двигатель мало чего стоит. Так что возможному  покупателю железо  и  горючее
требуются только одновременно.
     -- В одном флаконе, -- кивнул Артист.
     -- Вот-вот. Тот,  кого мы считаем таким потенциальным покупателем, это,
конечно, знает. И отвалит деньги продавцам не раньше, чем сразу получит и то
и другое. А для тех, кто намерен толкнуть весь этот комплекс, вопрос времени
-- то есть скорейшего получения денег -- играет важную роль...
     -- Что ж, я отлично понимаю и тех и других, -- вставил Артист.
     -- В общем, так, Семен... -- сказал Голубков. -- Как у тебя с вождением
автомобиля в  экстремальных условиях? Тебе, Олег, после гонок  на  выживание
задавать такой вопрос было бы просто неприлично.
     --  Как с  вождением?  --  улыбнулся  Артист. -- Тягаться  с  Мухиным и
Хохловым я бы не рискнул. Хотя, конечно, кое-какой кураж имеется...
     --  Не слушайте вы его, товарищ полковник!  -- перебил Муха. -- Отлично
он водит! Не гроссмейстер, но на уровне мастера. Спецназ все-таки.
     -- Так что от нас требуется? -- спросил Артист.
     Глаза у Мухина азартно загорелись.
     -- Неужели?..
     -- Как вы знаете, --  сказал Голубков, -- завтра  семнадцатый день, как
идет международное авторалли "Европа--Азия"...
     -- Еще бы! -- с нескрываемой завистливой тоской воскликнул Муха. -- Кто
ж не знает! Весь мир по телеку смотрит. Супермарафон! Самое сложное ралли из
всех, какие были. Таких до конца века уже не будет.
     -- Ну да! -- недоверчиво воскликнул Артист.
     -- То-то  и оно, -- не унимался Муха. -- Трасса  -- через  восемнадцать
стран -- от  севера  Финляндии до Сингапура.  Пустыни, горы, лесные  дороги,
морские и речные паромы, форсирование сотен водных рубежей.
     -- Да-да, -- сказал Голубков. -- Вижу, Олег не отстал от  жизни. Трасса
тяжелая  и крайне опасная. В Финляндии стартовало двести сорок машин, лучшие
гонщики со всех континентов. На маршруте осталось не больше сотни.
     -- А главное, -- жарко продолжил Мухин, -- на всех этапах вне  конкурса
на трассу  может выйти кто угодно, любой человек.  При условии, конечно, что
его машину квалифицируют...
     -- Переведи, -- сказал Артист.
     -- Если тачку пропустят большое  жюри и оргкомитет  как соответствующую
правилам безопасности для гонок такой категории сложности.
     -- А гонщиков тоже квалифицируют?
     -- В том-то и фокус, что добровольцев -- нет. Люди  квалифицируют  себя
сами.  Самим участием.  Рискуя  своими  бабками  и  шеей.  Только,  конечно,
чайникам  там  делать  не фига. В  конце концов,  есть много других способов
самоубийства. А что касается крутых профи...
     --  Так за чем дело стало,  Мушка? -- засмеялся Артист. --  Ты у нас не
любитель, а  крупный ас.  Чего  ж не пристал к ним? Они ведь проезжали через
Москву, хлебом-солью их встречали...
     --  А  где  бы  я  машину  такую  нашел?  Где  бы оборудовал?  Ты  хоть
представляешь, сколько  все это стоит? Да  еще за  право участия  тоже  надо
"зелень" отстегивать.
     --  Короче,  парни,  --  сказал  Голубков, -- расклад такой:  правитель
Рашиджистана,  известный вам эмир Рашид-Шах, на время  ралли дал  разрешение
открыть границы своей страны на том участке, где проходит трасса.
     -- А что, обычно границы закрыты? -- спросил Муха.
     -- Последние семь лет  его  территория  наглухо закрыта для всех. Кроме
друзей эмира, близких по духу.  Вроде известного африканского  полковника...
Но  теперь  Рашид-Шах  почему-то  решил  сделать  исключение   из  правил  и
пропустить участников.
     -- Почему?  -- спросил Артист. -- Действительно, странно. Этот дядя тот
еще фрукт. Мы его еще в школе проходили.
     --  Да уж...  Цивилизованный мир разорвал  с  ним все  экономические  и
культурные  связи. В  отместку эмир пообещал поднять зеленое знамя над  всей
планетой  и начал необ®явленную  войну  против  всех,  кого  считает  своими
врагами. Хотя, конечно, на всех углах клянется на Коране в своем миролюбии.
     -- Приятная фигурка, -- сказал Артист. -- Ну а Россия тут как?
     -- Кое-кто, в том числе и мы  с американцами, формально сохраняем с ним
дипломатические  отношения.  Геополитика!  Нефть!  Уходить  нельзя  --  надо
заявлять о своем  присутствии в регионе. Вот и сидят наши парни в посольстве
как в осажденной крепости -- человек восемь, что ли. Присутствуют.
     -- А как же ралли? -- спросил Олег. -- Что-то изменилось? С чего это он
вдруг так подобрел?
     -- То, что Рашид-Шах сразу дал согласие  на  прохождение маршрута через
свои   пустыни  и   высокогорные   дороги,   нам   тоже  показалось   весьма
подозрительным. Наверное,  при всех проклятиях  и угрозах миру ему  все-таки
ужасно хочется выглядеть красиво. Есть уйма других мотивов и соображений:
     политика, деньги, желание усилить свои позиции, просто напомнить о себе
жестом доброй воли.  Ведь он как бы великодушно входит  в положение мирового
сообщества....
     -- Не понимаю... -- пожал плечами Артист. -- Поясните, пожалуйста.
     --Дело  в маршруте. Единственный прямой путь -- через  короткий участок
Северного  Рашиджистана. Иначе -- огромный крюк в обход непроходимых  горных
массивов. И Рашид-Шах это прекрасно понимает.
     -- То есть у него как бы ключ от двери в коридор?
     -- Именно  так.  И все-таки нам  показалось, что тут должно быть что-то
еще... В противном случае за разрешение пропустить гонщиков по его землям он
наверняка  выторговал  бы  себе весьма  выгодные и  политические и  денежные
условия. Но он почему-то вовсе не выставил никаких условий.  Такого с ним не
бывало никогда.  Это не  его  стиль,  не его характер.  И это насторожило не
только нас.
     --  А  кого еще?  -- спросил  Артист. -- Кому еще охота  поковыряться в
зубах у старого тигра?
     --  Согласно  нашим  данным,  --  усмехнулся  полковник,  --  под видом
участников ралли  сейчас  на трассе могут находиться люди не  менее чем трех
западных  разведцентров. Кто же откажется от возможности легально наведаться
на закрытую территорию  -- верно? Они могут там быть  как гонщики, механики,
врачи, представители клубов или автомобильных фирм, ну и,  само  собой,  как
журналисты...
     -- А наши? -- спросил Артист. --  От нас-то хоть кто-нибудь участвует в
этих гонках?
     --  Ну  и темный  ты, Семен!  -- изумился Муха. -- Наших три экипажа, и
пока все на трассе. Два "джипа" и "Нива". Плюс технички, подсобные и тэ дэ.
     --  Так вот,  -- сказал  Голубков,  -- сопоставив факты,  наложив,  так
сказать, друг на друга  контуры событий, мы пришли к заключению, что участие
в ралли может быть идеальным каналом доставки топлива для  "Зодиака" прямо в
руки Рашид-Шаха.
     -- Кто, по-вашему, его может везти? -- спросил Артист.
     -- А вот этого  мы  не  знаем,  -- ответил  Голубков.  --  Хотя логично
думать, что  оно у кого-то из членов нашей команды  или техперсонала.  После
схода с трассы двух экипажей сейчас  там осталось тринадцать человек. По три
человека на машинах и механики на техничке.
     -- Какое оно хоть из себя, это горючее?
     -- Это два компонента. Две разные  жидкости. Одна -- бесцветная и почти
без запаха, как вода. Вторая -- тяжелая, черная, как тушь.
     -- Небось ядовитые обе, сволочи, -- заметил Артист.
     -- В том-то и дело, что нет, -- усмехнулся полковник. -- По отдельности
вполне безвредны, хотя для коктейлей вряд ли подходят.  Собственно, топливом
они становятся только при соединении, а так -- совершенно безопасны.
     -- Наша задача? -- спросил Артист.
     -- Задача такая:  догнать участников на трассе, включиться  в гонку под
видом вольных стрелков или под любой другой легендой.
     -- А дальше?
     -- А дальше --  установить, кто  везет топливо, где оно, и любой  ценой
предотвратить   передачу  технологической  документации  и  образцов   обоих
компонентов людям Рашид-Шаха. Или... кому-нибудь еще.
     -- Ничего себе! -- воскликнул Артист. -- Только и всего?
     Все трое замолчали.
     --  Но  это  же... невозможно,  -- выговорил  наконец Муха. --  Столько
машин, столько людей, всякого оборудования, запчастей... А  нас всего  двое.
Абсолютно нереально.
     -- Все  так, --  сказал  Голубков. -- Но  формула топлива --  важнейший
военно-стратегический секрет России. Мы не должны  допустить, чтобы  он ушел
на  сторону. Если топливо на трассе, там наверняка не только  образцы,  но и
документация. Технология получения,  способы  хранения и эксплуатации. Ну и,
понятное дело, при нем должен быть человек, ответственный за доставку.
     -- Почтальон Печкин, -- кивнул Муха.
     --  Почтальон, не  почтальоны  -- не  важно,  --  улыбнулся  Константин
Дмитриевич.   --  Это  ралли   --  уникальная,   исключительная  возможность
переправить топливо и материалы одним махом.
     -- Но ведь его  там может  и не быть! -- в отчаянии воскликнул Муха. --
Это только  ваше предположение, что оно там. Могли же найти  и другой способ
переправки... Согласны?
     -- Согласен, -- кивнул Голубков. -- Но  если возможна такая лазейка, мы
обязаны попытаться перекрыть ее. Образцы были похищены за день до прибытия в
Москву  участников  ралли. Вероятно, к этому дню уже  были скопированы и все
документы. Прихватить и  то и другое здесь было проще всего.  Приблизительно
через четверо суток головные машины участников пересекут границу государства
Рашид-Шаха. Делайте выводы...
     -- Где они сейчас идут? -- спросил Артист.
     -- Прошли участок  Западного Казахстана, подходят к границам Туркмении.
Еще через сутки  должны выйти к границе с  Ираном. А  там, как вы понимаете,
все для нас резко осложнится. Вы должны их догнать и присоединиться к гонке,
пока они еще на территории бывшего Союза.
     -- А  как  же  визы, документы, карты  маршрутов,  снаряжение?  Машина,
наконец! -- воскликнул Артист. -- Когда мы успеем все это?
     -- Поднажмем -- успеем! -- заверил Голубков. -- Документы все уже есть,
все оформлено, нужно только вписать данные и приклеить фотографии. Ну как?
     -- Вы же знаете наш ответ, -- сказал Артист.
     -- Коли  так, вы должны знать самое главное: вся эта заваруха не только
ради  сохранения военных секретов. Мы  должны выявить и разоблачить тех, кто
осуществляет этот,  с позволения сказать, проект  века. Нам нужны  железные,
неопровержимые доказательства. Нужны свидетели и исполнители. Только живые и
в трезвой памяти.
     -- Есть вещи возможные и невозможные, -- засомневался  Артист. -- Мы не
боги.
     -- Значит, станете  богами, -- сказал  Голубков.  -- Через пять часов с
аэродрома дальней  авиации в  Андреаполе,  под  Тверью, уходит  транспортный
Ил-76. Коммерческий груз  для свободного  демократического  Туркменистана...
Посадка  в  Красноводске,  на  берегу  Каспия.  Гонка  придет   туда,  и  вы
встретитесь с ними.
     -- Какая у нас будет машина? -- спросил Муха.
     -- На твой выбор.
     -- То есть как?
     -- Как сказано.
     -- Тогда я бы,  конечно, предпочел "лендровер",  --  ответил Муха. -- А
легенда?
     -- Ты -- гонщик, -- сказал Артист, --  я  --  штурман.  Радиожурналист.
Наушники, микрофоны... Шебутной парень, проныра, всюду суется,  со  всеми на
"ты", сорвиголова...
     -- Годится, -- одобрил Голубков. В  кармане легкой  курточки полковника
Голубкова вдруг завибрировала черная "зажигалка".
     -- А ну погодите,  -- сказал он.  Выпустив антеннку, Голубков отошел  в
сторону и поднес хитрый агрегатик к уху.
     --  Как дела?  --  донесся  искаженный  голос  гене