Семен не без  гордости ткнул себя в грудь, где висела целлофанированная
карточка участника  с  впрессованной цветной фотографией и личными  данными:
"Пресс-служба   оргкомитета".  "Авторадио"  --   Москва.  Аркадий  Белецкий.
Специальный корреспондент" -- и, широко улыбаясь, протянул руку для пожатия.
     --  Рад  приветствовать вас, Леонид  Павлович! Забыли?  Вы  же  сегодня
оформляли нас -- журналистов вне конкурса. Добрый вечер!
     Днем, как только притащились измотанные россияне,  Муха представил свой
экипаж для  прохождения процедуры  регистрации. Тогда же "Аркадий  Белецкий"
прочитал   надпись   на  такой  же  карточке,  приколотой  к  широкой  груди
руководителя  российской  команды,  и  узнал,  что  это  сам  сопредседатель
оргкомитета  ралли   от  Российской  Федерации  Леонид  Павлович   Добрынин.
Появление  журналистов   он  встретил  без   всякого   энтузиазма,  осмотрел
подозрительно и, не удержавшись, выговорил за опоздание:
     -- Вы были заявлены черт знает когда, почему
     только теперь явились? Я  вас в Москве что-то не помню... Без меня уже,
что ли, там аккредитовали? Вас только  не хватало на мою голову... Ну ладно,
документы в порядке. Можете присоединяться и ехать.
     Вглядевшись, он тоже сразу узнал Семена, но руки не подал.
     -- А... пресса! Ну так что вам надо?
     --  Вы  же  понимаете, Леонид  Павлович,  работа  у нас  специфическая,
хочется найти что-нибудь остренькое, занятное, чтобы,  знаете ли,  разогреть
радиослушателя...
     И он привычно поднял включенный на запись диктофон на черном ремешке.
     --  Несколько  слов  для  всех  поклонников  и   любителей  российского
автоспорта... Друзья, мы находимся на бивуаке после очередного этапа...
     -- А ну-ка спрячьте  свою шарманку! -- грубо оттолкнул от себя диктофон
Добрынин. -- Ничего говорить я вам не собираюсь. Люди заняты, не до вас. Так
что...
     -- Да  понимаете, нам  просто нужны какие-нибудь  живые  эпизоды...  --
заулыбался Семен. -- Что-нибудь смешное... Вот ваш товарищ сейчас рассказал:
кто-то  повадился  всякую  ерунду  воровать.  То  тосол,  то  масло... Можно
шикарный материал забабахать -- "Барабашка на ралли". Представляете?
     Семен не успел еще  договорить, а лицо Добрынина уже резко  изменилось.
Нагловатый начальственный гонор сменился еле скрываемым смятением.
     -- Что? Что такое?  0-очень  интересно! -- часто дыша, почти задыхаясь,
он быстро повернулся к  механику. -- Ты чего это  тут  разные байки плетешь?
Почему я ничего не знаю? Какой тосол? Какое масло?  Мне первым делом  обязан
был доложить! Мне, понимаешь, а  не всяким тут...  Было же сказано -- близко
никого не подпускать!
     -- Да ерунда, Леонид Павлович, -- упавшим, испуганным голосом заговорил
парень, -- говорить-то не о чем.
     --  А коли не о чем -- так и молчи  в тряпочку! Я же предупреждал -- не
разевать хлебальник. Украли, не украли --  никого это не касается. Тебя  для
чего в команду брали?
     И повернул к Семену побагровевшее лицо с жесткими голубыми глазами.
     -- В общем, топайте отсюда. Никаких  интервью! Вон французы лидируют --
их и трясите. Еще увижу здесь -- аннулирую аккредитацию, ясно?
     Семен трагически воздел руки, но спорить не стал и отправился восвояси.
Но  он  явно  повеселел  и  приободрился.  Кажется,  это  было  самое ценное
интервью, которое он взял за этот день.
     Обо всем, что удалось узнать,  через десять  минут он во  всех  деталях
поведал своим спутникам и дал прослушать запись.
     --  Молоток! --  похвалил Михаил. -- Ай  да господин Добрынин! Кажется,
наш командор что-то знает. И о-очень боится...
     -- Я тоже так думаю, -- сказал Семен. -- Иначе с чего бы, спрашивается,
ему  так  раскочегариться? Считаю, топливо --  тут. Нынче  ночью  выходим на
зверя. Танковое масло этому "барабашке" тоже ни к чему.  А нам позарез  надо
узнать, у кого тут острый приступ клептомании...
     Лагерь раллистов жил  своей удивительной, ни на что  не  похожей ночной
жизнью.
     Всюду  --  в спальных мешках,  в палатках, прямо  в машинах, а то  и на
крышах  своих  "джипов"  спали  гонщики.  Измотанные  дорогой,  ежесекундным
бешеным напряжением, спали скитальцы, великие мастера, знаменитые чемпионы и
вечные  аутсайдеры,  герои и честолюбцы, фанатики  скорости, рабы и мученики
азарта, мужчины и  женщины, для  которых запах бензина, рев мотора, безумная
тряска и близость опасности заменили все, что влечет и ценится в этой жизни.
     Вокруг спящих возились механики.  Почти все машины стояли с  задранными
капотами, многие  были наклонены на опрокидывателях. Над открытыми моторами,
как  светлячки,  витали   в  темноте  огни   ярко   горящих  ламп-переносок,
постукивали гаечные ключи, шипели насосы, то там, то здесь взревывали моторы
и клацали железом отвертки, монтировки, домкраты...
     На каждом островке действовали свои  законы, свои правила,  царили свои
отношения.  Но всюду, при каждой команде,  имелись дежурные часовые, которые
зорко следили за тем, чтобы ни один чужак не нарушил означенные  веревками и
канатами  границы их островка и  не прикоснулся к машинам  -- слишком  много
сил, денег и надежд было вложено в эти состязания, слишком значительны  были
ставки. Там,  где  сгрудились машины  россиян, тоже  шла работа по  отладке,
ремонту и регулировке техники. А присматривал за  работой  один из гонщиков,
поставленный на дежурство...
     -- Нет, --  оценив положение с верхней точки, пробормотал  себе под нос
Муха. -- При таком раскладе сезон охоты можно сразу закрывать.  Тут никто не
сунется --  ни черный, ни белый,  ни красный, ни оранжевый. Народ на стреме,
бдят в оба. Без шума не подберешься.
     -- Согласен, -- сказал Артист  и чуть подстроил фокусировку бинокля. --
Но  только если наш  кулик -- с чужого  болота.  А если... со  своего?  Если
друг-приятель? Кунак и кореш, так сказать... А если взглянуть повыше? Кто  ж
его шуганет? Лично я остаюсь тут и охоту продолжаю.
     С  сильными  биноклями  у  глаз  они  сидели  вдвоем  в полной  темноте
неподалеку от  лагеря.  Город спускался с горы амфитеатром  и, забравшись на
невысокую  кровлю  улицей   выше,  они   видели  всю   панораму  живописного
автостойбища.
     Михаил  остался внизу,  он  был на  связи и напряженно ждал сигнала  от
наблюдателей.
     Довольно долго просидели они так... без всякого результата.
     -- Может, зря сидим? -- прошептал Олег. -- Скорей всего, на тосол никто
больше не польстится.
     -- Скорей всего, --  так  же тихо  ответил  Семен, -- но лучше все-таки
перебдеть, чем недобдеть...
     -- А как твое... шестое чувство?
     --  Знаешь...  что-то там  маленько...  шевелится...  Прошло  еще  часа
полтора. Становилось зябко и скучно. Внимание рассеивалось. Очевидно, на сей
раз шестое чувство Артиста и дало сбой.
     И  тут  его внимание  привлекла  маленькая  мужская фигурка,  осторожно
пробирающаяся между рядами машин. Легко  двигаясь по опустевшему, безлюдному
лабиринту, то попадая в тень, то  снова на миг оказываясь в  пятне света, то
приближаясь, то удаляясь, человек в темной майке и длинных темных шортах тем
не менее мало-помалу продвигался по спирали к стоянке российской команды.
     -- Внимание,  --  сказал Семен  и,  толкнув в бок  Олега, поймал в поле
зрения бинокля эту фигурку. -- Видишь?
     -- Вижу...
     Крадущийся  человек явно старался быть незамеченным -- и если бы они не
заняли  "командную высотку",  то  там,  внизу,  за кузовами машин,  пестрыми
палатками, разноцветными навесами и колесами, скорее всего, так и не засекли
бы его странных блужданий.
     --  Смотри,  Семка... --  прошептал Муха. --  За ним  тащится другой...
Первый его не видит. Поймал?
     -- Ага...  вот он... Ну  дела,  блин.  Лица  никак не рассмотрю...  И у
первого фейса не разглядеть...
     -- Все-таки недаром мы тут  торчали... Передай  вниз, дай корректировку
"третьему".
     Еще днем, при свете солнца, беззаботно шатаясь по лагерю, они составили
план-схему расположения на  площадке всех команд, а вернувшись к  Михаилу  в
"лендровер", тщательно воспроизвели этот план, разбив на зоны и квадраты.
     Артист щелкнул "зажигалкой" и поднес ее ко рту.
     -- Внимание! Зона четыре, между квадратами семь и девять, в направлении
квадрата двенадцать. Вижу двоих. Оба в темном. Второй явно следит за первым.
Продолжаю наблюдение.
     -- Понял, -- отозвалась "зажигалка".
     Логика  движения первого  человека  казалась  необ®яснимой.  Можно было
подумать, что бедняга заплутал в  переходах между стоянками разных  команд и
никак не  найдет нужного направления к какой-то цели. Но вот он остановился,
и Олег увидел, как человек поднес что-то  ко рту, проговорил несколько  слов
и, скользнув в черную расщелину между двумя высокими фургонами,  растворился
во тьме.
     В  это время  Семен  заметил, что из-за угла серого  фургона российской
технички выглянул  еще какой-то человек с длинными волосами, тоже  в  темной
одежде. Он  крадучись подобрался  к лесенке, ведущей к двери  заднего борта,
поднялся на две ступеньки,  воровато огляделся, но вдруг,  вероятно, заметив
что-то, испуганно  скатился вниз, опрометью бросился в сторону и оказался за
пределами территории российской стоянки.
     Секундой  позже Семен понял, кто вспугнул его. Из тени стоящей метрах в
пятнадцати "Нивы" осторожно вышел  еще кто-то -- высокий, в спортивной кепке
с  длинным  козырьком  и  в  очках.  Он,  прячась  за  машины,  двинулся  за
длинноволосым. В руке его был пистолет.
     -- Вижу  еще  одного, --  быстро  проговорил  Муха.  -- У  него  ствол.
По-моему, наши клиенты размножаются простым делением.
     --Да уж, -- отозвался Артист. -- Круто заваривается...
     И он немедленно передал вниз, Михаилу, как складывается ситуация.
     Длинноволосый человек, выбравшись  из  российского лагеря, очень быстро
уходил по узким коридорам. Тот, что с пистолетом, следовал за ним, понемногу
отставая.  Но  вот  убегавший,  очевидно  получив  сигнал,   резко  свернул,
приблизился к  той  щели, где  прятался человек в  шортах,  и тоже  исчез  в
черноте.
     Человек  в  кепке и  при  оружии  опасливо  вошел  в  тот  же  проулок,
остановился, всматриваясь в темноту, потом двинулся вперед и прошел мимо них
буквально на  расстоянии вытянутой руки. Он отошел уже достаточно далеко, не
меньше чем на сорок -- пятьдесят метров, когда из тени выскользнул человек в
шортах и, явно стараясь привлечь к себе внимание, побежал в сторону.
     Он достиг своей цели -- услышав его шаги, человек с пистолетом повернул
назад и бросился вдогонку за убегавшим, но  сбился  в направлении и оказался
"в другом проходе лабиринта.
     Все это, несомненно, произошло на глазах неизвестного, который поначалу
следил за человеком в шортах. Но когда длинноволосый, оставшись один, выждал
с полминуты и стремглав кинулся обратно к российской стоянке, он поспешил за
ним.
     --  За  кем  следить-то?  --  растерялся  Муха.  --  Расползаются,  как
тараканы.
     -- Держи в поле зрения  парня  в  шортах  и  амбала с  пистолетом, а  я
понаблюдаю, куда бегут двое других...
     Артист увидел, что длинноволосый человек, петляя  и лавируя, кратчайшим
путем вернулся к российской стоянке, свободно шагнул за канатное ограждение,
спрятался  среди  машин,  потом  снова  показался  и, быстро  поднявшись  по
лесенке,  отпер дверь заднего борта российской  технички  и скрылся  внутри.
Сомнений  не  оставалось -- он  намеревался  довести  до  конца то, что  ему
помешали сделать.
     Через  минуту  он выскочил -- в  руке  его был, судя по  всему, тяжелый
пакет. Опасливо оглядевшись и ничего  не заметив, он быстро заполз под днище
технички.
     --  Атас! -- сквозь  зубы,  захваченный охотничьим  азартом,  выговорил
Артист и  торопливо включил передатчик  "зажигалки". --  "Третий", "третий"!
Проникновение в нашу  техничку! Человек в  темном,  длинные волосы... Что-то
вытащил, но не ушел, забился под нее. За ним следят -- но он этого не видит.
Стоп!  Мелькнул  огонек  --  видно,  зажег  фонарик.  Что   он  там  делает,
рассмотреть не могу.
     -- Видите  его? -- скрипнула  "зажигалка", и даже по этому  искаженному
голосу они легко ощутили волнение Михаила.
     -- Сейчас нет, но он там.
     -- Я потерял тех двоих! -- воскликнул Муха.
     -- Кто-нибудь -- быстро ко мне! --  прозвучал приказ Михаила. -- Второй
остается. Корректирует передвижения первого.  Я  сам  сейчас не могу...  Как
поняли?
     --  Понял,  сейчас  буду,  --  ответил Семен, и, выключив  "зажигалку",
быстро сказал  Мухе: --  Плевать  на тех. Следи за  фургоном.  Поможешь  мне
отсюда сориентироваться... Вернусь вниз -- выведешь на техничку.
     -- Давай скорей! -- крикнул Муха.
     Артист на прощанье крепко стиснул плечо товарища и, поправив бинокль на
ремне, ловко и бесшумно спрыгнул с кровли и помчался бегом вниз по проулку в
сторону лагеря...
     Бежать было недалеко -- минуты две, не больше...
     Фонарей  на  узкой  улице  было  мало.  В  темноте  то  там,  то  здесь
принимались лаять собаки.
     Семен уже видел  внизу под деревьями на отдельной стоянке внеконкурсных
машин чуть  белеющий силуэт их  "лендровера", как  вдруг кто-то метнулся  из
темноты,  подставил  ему  подножку,  и  он  с  размаху  упал  на  каменистую
мостовую...
     Оставшись один,  Олег неотрывно следил  за  происходящим на  территории
российского лагеря.
     Через пару  минут  в  черной тени под днищем технички  снова  ненадолго
вспыхнуло  пятнышко света от фонарика  и погасло. И тут же человек, лежавший
под  фургоном, выбрался  с  другой  стороны, поднялся, отряхнулся и спокойно
пошел в сторону японской команды.
     --  А-а, черт!  -- Муха  чуть не  взвыл от досады и бессилия:  никакого
пакета в руках уходящего уже  не было. То ли оставил там, под широким днищем
технички, то ли  просто выбросил за ненадобностью, то ли все-таки  успел уже
передать кому-то, не замеченному ими.
     Не отрываясь от бинокля, Олег щелкнул "зажигалкой".
     На связь вышел Михаил. Семен не отзывался.
     Муха коротко сообщил в лагерь о происходящем.
     -- Зараза! --  возбужденно пискнула "зажигалка". -- Где Семен?  Куда он
делся?
     -- Рванул к тебе... Я и сам не пойму, где он... Слушай! Возможно, пакет
пока еще там, под нашей техничкой. Могли бы взять.
     -- Я далеко. Наведи Семена.
     -- Рад бы, только где он?
     А в поле зрения  бинокля происходило что-то непонятное.  Тот, что вылез
из-под фургона,  миновал стоянку японцев, чуть задержался около американцев.
Теперь он  уже  не  таился,  вел  себя  совершенно непринужденно  --  просто
прогуливался, дышал  кислородом.  Двигался этот  человек  удивительно легко,
спортивной поступью -- вот вышел  за пределы лагеря, вот удалился в темноту,
вот показался с другой стороны и вновь  вернулся в его границы... Похоже, он
шел по кругу. Увеличение было достаточно сильным, но лица по-прежнему нельзя
было  рассмотреть  из-за прядей  темных волос, падавших на  глаза.  Он вновь
возвращался к российскому  лагерю, но уже с другой стороны, так что Олег мог
видеть  его  только  со  спины.  Следивший за  ним неизвестный, пригнувшись,
двигался по его следу.
     И тут где-то в лагере хлопнул выстрел, за ним -- второй...
     Длинноволосый сначала кинулся вперед, потом  метнулся назад. Прильнул к
борту какой-то темной машины, и на миг слился с ней.
     В лагере поднялся  переполох. Олег видел, что многие технари оторвались
от работы и  с недоумением смотрят в ту  сторону, откуда раздались выстрелы,
люди  из разных команд повыскакивали  из  палаток.  На звук выстрелов  из-за
деревьев в направлении лагеря раллистов выбежала чуть ли  не рота одинаковых
молодых людей в тюбетейках -- не иначе все  те же  утренние местные гебисты,
-- и они взволнованно забегали по периметру площадки, видимо не понимая, что
произошло.
     Тут у Олега в кармане курточки задрожала "зажигалка".
     -- Слышал? -- встревоженно спросил Михаил.
     -- Ясное дело! Что стряслось? Где Семка?
     --  Сгинул  куда-то.  Видно, что-то  случилось.  Оставайся  пока там  и
продолжай наблюдение...
     -- Есть!
     Муха по-прежнему следил за тем, что происходило в лагере.
     Артист не появлялся.  Человек в шортах исчез. А тот, что держал  в поле
зрения  длинноволосого, продолжал  скрытое  наблюдение  за  своим  об®ектом,
прячась за крылья, бамперы и капоты высоких "джипов".
     И тут Олег понял, что заставило длинноволосого отступить во тьму. Из-за
поворота,  озираясь, торопливо вышел тот высокий  в  спортивной  кепочке, но
пистолета в его руке уже не было. Встревоженно оглядываясь, но уже не таясь,
он быстро проследовал к стоянке россиян, и его тотчас обступили, возбужденно
размахивая руками, несколько человек.
     Длинноволосый, по-прежнему не замечая наблюдателя, быстро зашагал в том
же направлении  к стойбищу  россиян. Это  шел он,  несомненно, но  приметных
длинных волос на его голове уже не было...
     -- А... ч-черт! -- тряхнул головой Олег. -- Скинули паричок...
     А  бывший длинноволосый беспрепятственно  оказался  внутри ограждения у
российских автомобилей,  подошел к  человеку в  кепке  и о чем-то  торопливо
заговорил с ним. Тот  кивнул и вместе  с двумя или  тремя  механиками тут же
шагнул куда-то в сторону и скрылся в темноте.
     Оставшись один, пришедший  обошел  техничку,  сунулся под  нее,  быстро
вытащил  пакет из-под  заднего моста, стремительно вернулся с ним  обратно в
фургон, пробыл там не больше десяти  секунд и снова оказался снаружи, но уже
с  пустыми  руками. Потом устремился туда, куда  ушли остальные. Но двигался
уже неспешно, расслабленной, ленивой походкой.
     А тот, что все это время следил  за ним, пошел в сторону от российского
лагеря и пропал за машинами.
     Артиста крепко держали двое. В лицо ударил, ослепив, луч яркого фонаря.
Он уже понял -- угодил в руки туркменской службы безопасности.
     --  Ай-яй-яй,  как нехорошо! --  прозвучал рядом  укоризненный  голос с
сильным акцентом. -- Совсем нехорошо. Такой молодой, такой красивый...
     -- Вы не имеете права! -- возмутился Артист. -- Я российский журналист!
Вот мои документы. Пожалуйста, убедитесь!
     --  Какой  российский   журналист,  почему  российский  журналист?  Все
журналисты вон там, в лагере. А это зачем? -- Рука говорившего постучала  по
биноклю.
     Ослепленный лучом  фонаря, Артист слышал только голос.  Его  трясло  от
досады  и нетерпения. В любую секунду там, внизу, все могло измениться. "Вот
вляпался,  --  думал  он.  --  Хотя  по-своему  они,  конечно,   правы.   Не
придерешься".
     Выкручиваться  надо  было   как  можно  скорей   и  без   международных
инцидентов. Тем более что "зажигалка" в кармане рубашки раз за разом оживала
и начинала трепетать.
     --  Сейчас все об®ясню, -- лихорадочно импровизировал  Семен. -- Мы тут
жили, когда  я был мальчишкой, в Красноводске. Двадцать  лет  не был  здесь,
понимаете?  А  на  рассвете  выезжать.  Когда еще  окажусь?  Решил  пройтись
немного, найти свой дом...
     -- На улице какой жил? -- спросил из-за спины один из тех, что заломили
ему руки.
     -- На улице Ленина, -- без запинки отрапортовал Семен. -- Улица Ленина,
дом три...
     -- Вот интересно!  --  воскликнул человек. -- Дом три. А  я жил --  дом
пять. Только не помню тебя.
     -- Какое там помнить, -- махнул рукой Семен. -- Мы же мальчишками были.
Да и жили мы тут недолго.
     -- В школу какую ходил?
     -- Какая  школа,  мне пять лет было,  -- удивился Семен.  -- Ну и пошел
посмотреть... -- продолжил он.
     -- А зачем ночью?
     -- Так  днем  некогда было,  работал.  Никто же  не сказал,  что  ночью
нельзя...  --  Семен  улыбнулся,  постаравшись вложить  в  улыбку  все  свое
обаяние. --  Туркмены добрый народ, -- сказал он  с легким  укором, -- так у
меня с детства  в памяти отложилось. Столько лет мечтал сюда  попасть, вот и
попал... Ладно,  ведите меня ку