янул на новоприбывших.
     Поговорить  хотелось  ужасно,   но  они  сидели,  злые  и  отчужденные,
перекидываясь незначащими короткими фразами.
     Время  шло...  И,  судя  по всему, уже наступил  вечер. Наконец  что-то
скрипнуло в углу и отворилась потайная дверь. Вошли двое мужчин в масках.
     --  Все!  --  сказал тот,  чей голос  они  уже  знали. --  Двадцать два
двадцать. Срок прошел. Пусть теперь ваши друзья пеняют на себя.
     -- Ну а мы? -- спросил Док. -- Что с нами будет, если тех нет?
     -- Этот вопрос в  настоящее время  обсуждается нашим руководством. Могу
сказать  лишь одно --  мнения  на  ваш  счет разделились... Есть предложение
заменить  вас другими людьми. Которые не попадают в милицию, не разбредаются
невесть куда и вообще  выполняют приказы точно и в срок. Так что пока ничего
нового. Ждите.
     * * *
     Белый "лендровер" швыряло  из стороны в сторону, подбрасывало на ухабах
и кочках...
     Из  под широких скатов летели песок и  камни, бурые облака горячей пыли
вздымались  позади  машины и  растягивались  за  ней сплошным  непроницаемым
шлейфом на сотни метров.
     Мухин  уверенно  вел  внедорожник по  свежей  рыхлой колее, проложенной
колесами идущих впереди экипажей. Семен сидел  рядом  справа, крепко держась
за  толстый  резиновый  поручень  над передней  дверью  и  неотрывно смотрел
вперед. Раскрытая карта лежала на его коленях, но  как  штурману ему  делать
пока было нечего  -- маршрут подсказывала и диктовала сама колея. На  заднем
сиденье, ухватившись  за наваренные  трубчатые  фермы  дополнительных  стоек
жесткости, полулежал Михаил.
     За окнами быстро менялся  пейзаж -- поросшие кустиками чахлого саксаула
участки  выжженной  пустыни,  будто  залитые  грязно-белым льдом  солончаки,
серо-зеленые полынные степи, суровые плоскогорья, каменистые холмы...
     Наезженные дороги кончились давно -- они неслись там, где до них прошли
только  вырвавшиеся далеко  вперед лидеры  гонок. Теперь на трассе  осталось
лишь семьдесят семь экипажей официальных участников, шестнадцать  "техничек"
разных  команд и еще несколько машин представителей Оргкомитета,  судейского
персонала и журналистов. Одни участники отставали, другие вырывались вперед,
третьи догоняли, борясь за места на  трассе,  за командные и личные очки. От
головной машины лидеров до последней  "технички" железный караван растянулся
почти на сотню километров -- дороги становились трудней.
     Их  белый  "лендровер" двигался  где-то  в середине, ближе  к  основной
компактной  группе,  проходя за час  то  восемьдесят, а  то  и сто  двадцать
километров. Пока  все шло отлично -- один из лучших в мире вездеходов вполне
оправдывал свою прославленную репутацию.
     Улетающая под колеса колея  извивалась, обходя неодолимые препятствия и
скрываясь  за  горизонтом.  А  перед  глазами  Артиста,  Мухи и  Михаила еще
мелькали,  как кинокадры,  картины минувших сумасшедших суток, проведенных в
Красноводске.
     * * *
     Уже с раннего утра в пятницу на улицы города высыпало множество людей в
ярких  праздничных  нарядах  и   национальных  туркменских  костюмах.  Всюду
развевались флаги Туркменистана и  стран, команды которых  были  участниками
грандиозных соревнований.
     Каких  только  флажков не  было в  руках  улыбающихся  жителей!  Флажки
французские,  финские,   японские,  южнокорейские,   немецкие,   российские,
голландские, испанские,  американские... Кроме  того, многие  жители держали
еще  и  большие  цветные фотопортреты  великого  туркмен-баши, отца нации  и
государства --  президента Сапармурада Ниязова. Сотни и сотни одинаковых его
лиц с мудрой строгой улыбкой всеведущего  вождя взирали на  подданных. Улицы
были  вымыты, деревья аккуратно подстрижены, всюду  чувствовался железный  и
четкий  казенный порядок.  Но  люди улыбались,  оживленно  переговаривались,
ожидая, когда появится наконец лидер гонки. Всюду  было полно нарядно одетых
смуглых детей.
     --  И  на  хрена им столько его  портретов? -- пожимал плечами Олег. --
Совершенно не понимаю... Одного, что ль, мало? Ну двух...
     -- О! -- усмехнулся Михаил, -- Что значит человек вырос в другую эпоху!
Он  не   знает   бессмертную  формулу  социализма:  числом  портретов  вождя
измеряется любовь и преданность ему.
     -- Да уж! -- оскалился Артист.  -- Социализм с человеческим лицом... Но
-- одним!
     Репродукторы   на  столбах  оглашали  улицы  и  проспекты  национальной
музыкой,  дикторы  на  гортанно-мелодичном языке  радостно воспевали что-то,
причем, кажется, чаще других слов повторялось имя президента.
     -- Хорошо!  --  ностальгически  воскликнул  Артист.  -- Все  ясно,  все
понятно --  где верх, где низ. Как сказал гений, "сыры  не  засижены,  лампы
сияют, цены снижены...".
     На них  уже некоторое время весьма  внимательно  поглядывал  подтянутый
молодой  человек в  расшитой  тюбетейке. Услышав  о сырах и ценах, он тут же
мягкой, вкрадчивой походкой приблизился к ним.
     -- Что вы сказали, уважаемый? -- поинтересовался он. -- Сыры, да? Цены,
да? Сыр вон там продается. Цены очень хорошие.
     Артист собрался было завязать  дискуссию, но  тут заметил,  что повсюду
вокруг полным-полно  таких же молодцов в одинаковых рубашках и тюбетейках  и
что у многих из них в руках хорошо знакомые черные рации, -- и передумал.
     В эту минуту с разных сторон грянули духовые и национальные оркестры, и
в  утренней дали  проспекта  появился летящий во весь опор  красный измятый,
исцарапанный  "ситроен-ксантия",  сверху донизу  разрисованный  и  оклеенный
рекламными   надписями,  товарными  знаками   и  эмблемами  знаменитых  фирм
автопокрышек, машинных масел, спортивной обуви и туристского инвентаря.
     Как  алый  вихрь,  пронеслась  машина под  аплодисменты  толпы  к линии
финиша. Судьи с электронными датчиками и секундомерами  зафиксировали время,
а один из них  махнул клетчатым флажком:  лидеры марафона, гонщики-французы,
вновь пришли первыми к концу очередного этапа. Машину окружили сотни людей в
шелковых халатах и европейских костюмах, на пыльный, дышащий жаром "ситроен"
сыпались  свежие цветы,  вовсю  работали  фото-  и  видеооператоры,  гремела
музыка...
     Через полминуты примчалась вторая машина -- зеленый "джип-мерседес", за
ним --  ярко-желтый, замызганный до  крыши "форд-бронко". Гонщиков обнимали,
фотографировали, наперебой пожимали руки.
     --  Ну  вы  как  знаете,  --  сказал  Артист,  -- а  мне недосуг.  Пора
приниматься за дело, за свои прямые обязанности.
     И, нацепив на голову здоровенные профессиональные наушники, повесив  на
шею фотокамеру "Поляроид" и диктофон, рассовав по карманам несколько кассет,
Семен  с азартным  видом кинулся  с микрофоном наперевес в самую гущу толпы,
туда,   где  под  палящим  солнцем   теребили  усталых   гонщиков  настырные
журналисты. Нахально  расталкивая коллег, он начал остервенело пробиваться к
победителям.
     -- Ну... артист! -- невольно восхитился Михаил.
     -- Недаром у него и прозвище такое, -- засмеялся Муха.
     --Да уж... знаю, -- кивнул подполковник. -- Как не знать...
     А  машины  раллистов все прибывали  и прибывали.  Отмечались, заполняли
квитанции, получали штрафные очки, минуты  и часы, рассчитывались по номерам
выезда  на  трассу на завтрашнем  утреннем  старте  --  лидеры,  аутсайдеры,
середнячки.
     На ночевку для отдыха, ремонта и подготовки техники и экипажей к началу
завтрашнего этапа  городские власти выделили большую площадку  под  толстыми
тенистыми деревьями.  Здесь  и  был  разбит  до  утра шумный  пестрый лагерь
автобродяг и путешественников.
     Ко  второй половине  дня  с®ехались  уже все участники, и  сбившийся  в
огромную кучу табун пестрых машин являл собой весьма экзотическое зрелище.
     -- Ну,  как, как? -- воздевая руки к бледным от зноя небесам, простонал
Артист, глядя на разноцветную мешанину  кузовов,  капотов, фургонов и всякой
прочей вспомогательной техники. -- Как тут можно что-нибудь раскопать?
     Олег и Михаил молчали, лица выражали озабоченность.
     -- Было бы у нас  хоть времени побольше, -- продолжал Артист. -- Тут же
надо облазить, общупать, обнюхать каждую тачку.
     -- Не  морочь  себе голову,  -- сказал Михаил,  -- если топливо  здесь,
думаю, оно еще пока у наших. Давайте решать, как будем действовать.
     -- Где оно в принципе может находиться? -- задумчиво спросил Артист. --
Ведь в карман эти растворчики, надо понимать, не зальешь -- так?
     --  Ну как  где? В топливных канистрах, наверное. В разных емкостях, --
предположил Муха. -- Может, даже в покрышках.
     -- По нашим сведениям, -- сказал  Михаил,  -- с завода,  где производят
компоненты, исчезло по пять литров каждого вещества. Будем искать.
     -- Как в сказке, -- воскликнул Муха, -- пойди туда, не знаю куда, найди
то, не знаю что...
     -- Как раз наоборот! -- с наигранным оптимизмом заявил Артист. -- Перед
Иванушкой-дурачком у нас масса преимуществ. Мы знаем: один из компонентов --
тяжелая  черная  жидкость.  Следовательно, и  емкость с  ней  будет  гораздо
тяжелее, чем если бы в ней было налито масло или, скажем, тот же бензин. Все
очень просто!
     -- Выходит, -- сказал Муха, -- мы должны перепробовать на вес все банки
и канистры? Наверное, их неплохо охраняют, не спускают глаз.
     -- Согласен,  но  предложи  тогда что-нибудь  более конструктивное,  --
вспылил Артист.
     -- Как говорит Пастух, --  сказал Муха, -- думать надо, мужики, думать.
Если топливо здесь, его ведь кто-то везет! И этот кто-то свою посылку должен
кому-то   передать.   То  ли   встречному   каравану,  то   ли  каким-нибудь
кочевникам... Так что надо  просто  установить жесткое посменное наблюдение.
Может, что и заметим.
     -- Ясно! -- рубанул Артист. -- Идей навалом, а  пользы чуть. Через трое
суток мы выйдем к границе Рашиджистана. На его территории  пробудем не более
пяти -- семи  часов. За  это время  все и должно решиться. На  трассе сейчас
осталось  шесть  наших  машин.  Три   внедорожника,  две  вспомогательные  и
техничка...
     --  Прошу  прощения, -- поднял  руку Муха.  -- А  как  же машины  наших
мажоров? Сопредседателя  оргкомитета, потом этого парня из Российского фонда
спорта? Получается уже восемь!
     -- Верно, -- кивнул Артист,  --  забыл.  Значит,  восемь. Что  касается
наблюдения, полностью согласен. Начнем сегодня же. Нынешней ночью.
     * * *
     ...И  вторая  ночь  после   свидания  с  Клоковым  прошла  для  Роберта
Николаевича мучительно и беспокойно.
     Все  основные  решения  по  всем печальным  вопросам были  приняты  еще
накануне, и он отключил домашний телефон.
     Он уже не знал, что здесь принадлежит ему, сумели  ли проникнуть  в его
квартиру "соратники" тех,  что  убили Черемисина, оставили ли свои невидимые
устройства или нет. Им овладело холодное ожесточение, как когда-то в молодые
годы, когда он студентом выступал на ринге на первенстве Москвы за свой МВТУ
и, проигрывая  по очкам,  имея в предыдущих  раундах  два нокдауна, все-таки
сумел вырвать победу за двадцать секунд до последнего гонга.
     Правда, теперь расплата за проигрыш была бы иной...
     фактически он подчинился Клокову, согласился стать  пособником. В конце
концов, это не значило  ничего. Чтобы выжить в смертельном бою, порой идут и
не на такое.
     Решение  было  принято к утру пятницы,  и,  проспав всего три  часа, он
встал бодрый, хладнокровный, заряженный энергией.
     Приехав  на работу, он ждал с нетерпением наступления вечера и в шестом
часу вновь посетил в сборочный цех. Все было выполнено в точном соответствии
с его распоряжениями. Он обошел со всех сторон стоящие  друг за другом блоки
с двигателем и макетом. Теперь, укутанные двойным чехлом, окруженные ребрами
монтажных ферм, они стали и вовсе не отличимы.
     Все люди, работавшие в цехе, собрались возле него.
     -- Вот и  все,  Роберт Николаевич,  дело  сделано, -- сказал  начальник
монтажно-сборочного цеха. -- Как вы велели.
     -- Так где какой? -- тихо спросил Стенин.
     -- А попробуйте угадать.
     --  Уже пытался, но не смог,  -- развел он руками. -- А как  по весовым
данным?
     -- Примерно одно и  то же.  Кстати, Роберт  Николаевич,  сегодня  здесь
опять работала следственная бригада. В связи с несчастным случаем...
     -- Ну так что?
     -- Все люди были другие.  Ни одного  из тех, что  были вчера. И как нам
показалось, этих новых  причины  гибели Мефодьева интересовали меньше всего.
Уж больно зорко они приглядывали за нашей работой.
     -- Та-а-ак... -- протянул Стенин. -- Из них кто-нибудь тут вертелся?
     --  Само  собой...  Вопросы разные, вроде как  не по  делу...  Но мы их
старались близко не подпускать.
     -- Но все-таки кто-нибудь близко подходил? Ведь вы работали, могли и не
заметить. Инженеры-сборщики переглянулись.
     -- Конечно, -- сказал один из них, -- могли и недосмотреть...
     Их было одиннадцать -- все блестящие специалисты, виртуозы своего дела,
по гроб жизни преданные этому огненному железу. Он знал их много лет и верил
им всем.
     -- Вы сделали все, что могли,  -- сказал Стенин. -- Благодарю вас.  Как
только  немного   оправимся  и  найдем   какие-нибудь  деньги,   все   будут
премированы. А сейчас я хотел бы, -- он опять понизил голос, -- чтобы в цехе
осталось не более трех человек.
     Он указал на троих. И когда все ушли и они остались вчетвером -- четыре
маленькие фигурки в белом в огромном пустом цехе, где вокруг  все напоминало
декорации фантастического фильма, Роберт Николаевич сказал:
     --  Сейчас  мы  с вами  проделаем  чрезвычайно  важную манипуляцию. Эти
следователи, или кто  они  там, наверняка оставили пометки, чтобы  эти блоки
можно было различить. Мы должны эти пометки найти. Непременно. Возможно, это
какая-то сущая мелочь,  но мы  обязаны  ее обнаружить. Будем искать  хоть до
утра.
     -- Но зачем, Роберт Николаевич?
     -- Об®яснять не стану.  Но мы должны это  сделать.  Хотя  бы в память о
тех, кого убили позавчера.
     -- Убили?! -- его подчиненные ошеломленно смотрели на него.
     --  Да, убили,  -- сказал  он.  --  А  теперь  приступим  к  делу. Двое
осматривают этот блок, двое -- второй. А после меняемся местами.
     Долго   им  искать  не  пришлось.  На   нижней  внутренней  поверхности
металлической фермы, в  которой был  намертво закреплен  один из  гигантских
зачехленных  цилиндров,  была  прилажена  на магните  едва приметная  черная
коробочка.  Нашедший,  подозвав  остальных,  не  без  труда  отделил  ее  от
массивной металлоконструкции.
     -- Ого! Сильный магнитик...
     --  Понятно,  --  осмотрев  коробочку,   сказал  Стенин.  --  Наверняка
микропередатчик.  Легко установить, почти невозможно  оторвать.  Обнаружить,
если не искать специально, тоже почти невозможно. Какой здесь блок -- движок
или макет?
     -- Здесь настоящий, -- сказал один из инженеров.
     Стенин усмехнулся.
     Сколько  раз в детстве, еще в мальчишескую  пору, начиная  с чаплинских
картин, он хохотал, когда герои фильмов, запутывая недругов и  путаясь сами,
менялись неотличимыми чемоданчиками  или шляпными коробками. Теперь это была
не  комедия.   Подменить  требовалось  не  чемоданчик,  и  не  затем,  чтобы
повеселить зрителей. Тут все было всерьез, и оттого --  удастся подмена  или
сорвется -- зависело,  видимо, слишком многое, в том числе и его собственная
жизнь.
     -- А теперь, -- сказал Стенин, -- мы произведем маленькую рокировку...
     По его приказу  один из инженеров под®ехал на  мощном тягаче-мотокаре и
откатил в сторону платформу с первым блоком. Минут через десять они поменяли
их местами,  и  Стенин  вновь  вернул  на  соответствующее место, теперь уже
макета, микропередатчик на магните.
     --  Ну вот и все, -- сказал он. -- Спасибо вам. Спасибо, что не задаете
лишних вопросов. И вот еще что... Запомните  -- если об этой рокировке  хоть
кто-нибудь узнает, все мы неизбежно отправимся вслед за Мефодьевым и Андреем
Терентьевичем. И прежде всего я сам.
     Они молча вышли из цеха, обменялись рукопожатиями и разошлись.
     * * *
     Как всегда  летом  на  юге, ночь наступала внезапно, горсти  сверкающих
звезд рассыпались по черному небу, от Каспия повеяло прохладным ветром.
     Разноязыкий  шумный  лагерь  устраивался  на  ночлег  у  подножия горы,
образуя    на   обширной   площадке   под    густыми   деревьями   отдельные
островки-становища:  французы  с  французами, немцы с немцами,  голландцы  с
голландцами... Российский лагерь  -- два оставшихся экипажа из  Москвы, один
из Питера, автоприцепы поддержки и "джипы" руководителей команды -- оказался
почти в центре площадки, так что вести за ним скрытое наблюдение было весьма
затруднительно.
     На исходе дня  Артист  уже  успел свести  знакомство со  многими, в том
числе и с членами российской команды и даже заполнил первую кассету путевыми
заметками. Настроение у раллистов-россиян  было кисловатое: о призовом месте
уже давно никто не помышлял, лишь бы вконец не осрамиться, дотянуть  кое-как
до  последнего   этапа.  Все  устали,  издергались,  успели,  как   водится,
переругаться, так что назойливые расспросы нахрапистого парня восторгов ни у
кого  не вызывали. Отвечали неохотно, глядя в сторону, и на всех лицах легко
угадывалось желание послать его куда подальше.
     А он все не уходил, все крутился со своими проводами и микрофонами, как
бы  между  делом поправлял  на  груди  карточку  аккредитации,  бесцеремонно
залезал и усаживался  в машины, короче говоря,  как и все его ушлые собратья
по ремеслу, давал понять, что он всюду и везде у себя дома.
     Кончилось тем, что из одной из техничек, куда  этот бойкий  репортерчик
тоже попытался было сунуть свой  длинный  нос,  неспешно вышел голый по пояс
двухметровый  соотечественник  и  вплотную  приблизился  к  нему. Толстенные
мускулистые  руки  великана  чуть  ли не  до  плеч  были в  черных  разводах
машинного масла.
     --  Не чувствуешь ничего? -- с некоторой  угрозой  поинтересовался он у
Семена.
     -- То есть в каком смысле? -- не без заносчивости вскинулся Артист.
     --  А в таком, что достал ты  уже всех, понял? Не  до тебя тут.  Устали
люди, а ты жужжишь и жужжишь... Канай отсюда! Чтоб не видел я тебя больше!
     -- Обидно, -- сказал Семен. -- До чего же обидно. Мы с коллегами только
ради вас  вышли  на  эту  чертову трассу. Можно сказать,  единственные  ваши
болельщики. А вы, так сказать, меня мордой об стол? Спасибо!
     -- Да ладно, ты нас тоже пойми, -- сменив тон, пробасил парень. -- Если
бы только один ты доставал, а то все лезут и лезут к нам. Были бы мы впереди
-- еще понятно, а то...
     -- Да кто хоть лезет-то?
     --  Да всякие тут вроде  вас. Позавчера вот  канистру с тосолом сперли,
представляешь? А кому он, спрашивается, нужен, тосол?
     -- Ну вот! -- сказал Семен. -- А говорите, никаких приключений...
     -- Да ведь что смешно-то, -- уже вполне  миролюбиво продолжил  механик,
--  вчера  сперли,  а  сегодня  приехали  -- глядь!  -- стоит на  месте  как
миленькая. И тосол на месте.
     -- Ну вот и хорошо, -- сказал Семен.
     --  Чего ж  хорошего-то? --  снова  рассердился парень. -- Тосол, блин,
вернули, глядим -- е-мое! Канистры с маслом нет! Как тебе это нравится?
     -- Во дела!  --  изумился  Артист. -- А что за масло-то?  Будто  своего
нету. Может, особенное какое?
     --  Масло, конечно, что  надо!  --  сказал  парень. -- Специальное,  со
спецприсадками, для танков. Насилу добыл.
     -- Это что, черное, что ль, такое?
     Парень  хотел уж было  ответить, но не  успел. Из-за  фургона  технички
неожиданно  появился  высокий широкоплечий господин  лет сорока  в роскошной
спортивной  куртке,  тонких золотых  очках  и  с  черным  приемопередатчиком
"уоки-токи" в руках.
     --  Вас, собственно,  что интересует?  --  не  слишком  доброжелательно
поинтересовался он, вплотную подойдя к Семену. -- Кто вы такой?