- подумал он, но это оказалось верно лишь отчасти.


     Ночь они провели в амбаре в  трех  милях  к  северу  от  Пратта.  Том
постоянно просыпался от кошмарных снов, а  потом  будил  Ника,  чтобы  тот
успокоил его. Около одиннадцати часов следующего  утра  они  добрались  до
Юки,  и  раздобыли  два  хороших  велосипеда  в  магазине  под   названием
"Спортивный и велосипедный мир".
     Ник, наконец-то начавший оправляться от встречи с Джули, подумал, что
они могут  закончить  свою  экипировку  в  Грейт  Бенде,  где  они  должны
оказаться никак не позднее четырнадцатого.
     Но в четверть третьего дня,  двенадцатого  июля,  в  зеркале  заднего
обзора, укрепленном на левой стороне руля, он заметил какое-то  сверкание.
Он остановился (Том, который ехал вслед за ним, считая ворон, врезался ему
в ногу, но Ник едва ли почувствовал это) и оглянулся через плечо.
     Сверкание, которое появилось над холмом прямо у них за спиной, словно
дневная звезда, ослепило и обрадовало его глаз - он с трудом  верил  себе.
Это был "Шевроле"-пикап древней модели, старое доброе  детройтское  железо
на колесах. Он медленно ехал, закладывая виражи с одной линии шоссе  N_281
на другую, пробираясь сквозь россыпь неподвижных автомобилей.
     "Шевроле" выехал на обочину (Том бешено махал руками, в то время  как
Ник замер на велосипеде, уперев ноги в землю) и остановился рядом с  ними.
Последнее,  что  успел  подумать  Ник  перед  тем,  как  появилась  голова
водителя, была мысль о том, что за рулем окажется Джули Лори,  улыбающаяся
своей злобной, ликующей улыбкой. В руке у нее будет  оружие,  из  которого
она  уже  пыталась  убить  их  раньше,  и  нет  никаких  шансов,  что  она
промахнется с такого близкого расстояния. Вся злоба  ада  не  сравнится  с
ненавистью женщины.
     Но появившееся лицо принадлежало человеку лет сорока, на котором была
надета соломенная шляпа с лихо воткнутым за бархатную синюю  ленту  пером.
Когда он улыбнулся, лицо его покрылось сетью добродушных морщинок.
     А сказал он следующее:
     - Иисус Христос на пирушке, рад ли я встретить  вас,  ребята?  Думаю,
что рад. Залезайте сюда, и давайте разберемся, куда мы направляемся.
     Так Ник и Том повстречались с Ральфом Брентнером.



        41

     Он упал и ударился головой.
     Мир нырнул в черноту и появился вновь, разбитый на  яркие  фрагменты.
Он ощупал висок, и рука оказалась покрыта тонкой пленкой крови.  Не  имеет
значения. Что такое упасть и удариться головой, когда последнюю неделю  ни
одна ночь не прошла без кошмаров, и удачными ночами можно было считать те,
когда крик застревал у него посередине глотки? Если в голос  закричишь  во
сне и проснешься от _э_т_о_г_о_, то испугаешь себя еще сильнее.
     Ему снилось, что он опять в  туннеле  Линкольна.  Кто-то  шел  позади
него, но во сне это была не Рита. Это был дьявол,  и  он  подкрадывался  к
Ларри с застывшей на лице темной усмешкой. Черный человек не  был  ожившим
мертвецом;  он  был  хуже,  чем  оживший  мертвец.  Ларри  бежал,  об®ятый
медленной,  тинистой  паникой,  свойственной  кошмарам.  Он  спотыкался  о
невидимые трупы, смотревшие на него стеклянными глазами чучел  из  склепов
своих машин. Он бежал, но какой был в этом толк, когда черный человек  мог
видеть в темноте? А спустя какое-то время темный человек начинал напевать:
"Пошли, Ларри, пошли, мы будем вмеээээээсте, Ларри..."
     Он начинал ощущать дыхание черного человека у себя на плече, и в этот
момент он с усилием выбирался из сна, а  крик  либо  застревал  у  него  в
глотке, как горячая кость, либо вырывался у него изо рта  так,  что  можно
было разбудить мертвых.
     В  дневное  время  видение  темного  человека  исчезало.  Он  работал
исключительно  в  ночную  смену.  А  днями  над  ним  приходило   работать
Одиночество, вгрызаясь в его мозг  острыми  зубами  какого-то  неутомимого
грызуна - крысы, а может быть, ласки. Днями он думал о Рите. Снова и снова
в  своем  сознании  он  снова  и  снова  переворачивал  ее  и  видел   эти
глаза-щелки, похожие на глаза животного, умершего от удивления и  боли,  и
этот рот, который он когда-то целовал, забитый теперь застоявшейся зеленой
рвотой. Она умерла с такой  легкостью,  ночью,  В  ТОМ  ЖЕ  САМОМ  ПОГАНОМ
СПАЛЬНОМ МЕШКЕ, а теперь он...
     Ну что сказать, сходил с ума. Именно так и было, разве не так? Именно
это с ним и происходило. Он сходил с ума.
     - Сумасшедший, - простонал он. - Господи, я становлюсь сумасшедшим.
     Уцелевшая  рациональная  часть  его   сознания   подтверждала,   что,
возможно, это так и есть, но в данный момент страдал он не от этого, а  от
теплового удара. После того, что произошло  с  Ритой,  он  уже  был  не  в
состоянии  ехать  на  мотоцикле.  Перед  ним  постоянно  маячило   видение
собственной плоти, размазанной по всему шоссе. В конце концов он  отправил
мотоцикл в канаву. С тех пор он  шел  пешком  -  как  долго?  четыре  дня?
восемь? девять? Он не знал. После десяти часов утра температура  поднялась
выше девяносто градусов по Фаренгейту, сейчас было  почти  четыре,  солнце
било ему прямо в спину, а шляпы на нем не было.
     Ларри  потерял  много  веса   и   сейчас   балансировал   на   тонкой
метафорической (или метаболической?) грани между худобой и  истощением.  У
него отросла борода. Глаза его глубоко  запали  и  сверкали  в  глазницах,
словно маленькие затравленные зверьки, попавшиеся  в  рядом  расставленные
ловушки.
     - Сумасшедший, - простонал  он  снова.  Безнадежное  отчаяние  своего
собственного скулящего стона испугало его. Неужели дела зашли так  далеко?
Когда-то  существовал  Ларри  Андервуд,  записавший   пластинку,   имевшую
неплохой успех, человек, у которого были фантазии о  том,  что  он  станет
Элтоном Джоном своего  времени...  а  теперь  этот  парень  превратился  в
разбитое создание, ползущее  по  черному  покрытию  шоссе  N_9  где-то  на
юго-востоке Нью-Хемпшира. Тот другой Ларри Андервуд не мог иметь  никакого
отношения к этому ползучему скату... к этому...
     Он попытался подняться и не смог.
     -  Ой,  это  так  смешно,  -  сказал  он  вслух,  наполовину  смеясь,
наполовину плача.
     Через дорогу на холме в двух сотнях ярдов, сверкая словно  прекрасный
мираж, стояла на отшибе белая новоанглийская ферма. Ее обшивка  и  отделка
были зеленого цвета, крыша была покрыта зеленой дранкой. С  холма  сбегала
зеленая лужайка, которая только-только начала зарастать травой. У подножия
холма тек небольшой ручей.  Ларри  мог  слышать  завораживающий  звук  его
веселого  журчания.  Вдоль  него  извивалась  каменная  стена,   возможно,
служившая границей частного владения, а над ней  на  приличном  расстоянии
друг от друга нависали огромные,  тенистые  вязы.  Он  доползет  дотуда  и
просто посидит немного в тени - вот что  он  сделает.  А  когда  он  более
спокойно сможет взглянуть на... на положение дел вообще... он  встанет  на
ноги, спустится к ручью, попьет воды и умоется. Может быть, от него  плохо
пахнет. Однако, кому какое дело? Кто будет нюхать его теперь,  когда  Риты
нет на свете?
     Интересно, она до  сих  пор  лежит  в  палатке?  Тело  ее  распухает?
Привлекает мух? Ну а где ей еще быть? Играть в гольф в Палм Спрингс вместе
с Бобом Хоупом?
     Боже мой, это ужасно, - прошептал он и пополз через дорогу.
     В тени было градусов  на  пятнадцать  прохладнее,  и  Ларри  испустил
длинный вздох удовольствия и  облегчения.  Он  потрогал  рукой  обожженный
солнцем затылок и отдернул ее, зашипев от боли.
     - Парень, ты  болен,  -  сказал  он  себе  и  прислонился  головой  к
шероховатому стволу вяза. Он закрыл глаза. Испещренная солнечными  бликами
тень образовала на внутренней стороне  его  век  движущиеся  красно-черные
узоры. Веселое журчание воды было приятным и успокаивающим. Через  минутку
он пойдет к ручью, попьет воды и умоется. Через одну минутку.
     Он задремал.
     Густые кусты, растущие вдоль ручья,  зашуршали.  Из  листвы  вынырнул
мальчик. Ему было  лет  тринадцать,  а  возможно,  и  десять.  Для  своего
возраста он был довольно высоким. На нем были только шорты. Тело его  было
очень загорелым, почти черным, и лишь  повыше  талии  шла  странная  белая
полоска. В правой руке он держал нож для разделки мяса. Лезвие было длиною
в фут, и кончик его был зазубрен. Оно жарко сияло на солнце.
     Мягко, слегка пригнувшись, он  подкрался  к  Ларри.  Глаза  его  были
зеленовато-голубого  цвета,  цвета  морской   воды.   Уголки   их   слегка
поднимались вверх, придавая ему что-то китайское.  Смотрели  они  свирепо,
безо всякого выражения. Он поднял нож.
     Мягкий, но твердый женский голос сказал:
     - Нет.
     Он обернулся, склонив голову набок и прислушиваясь.  Во  взгляде  его
одновременно сквозили вопрос и разочарование.
     - Мы будем наблюдать за ним, - сказал женский голос.
     Мальчик помедлил переводя взгляд с ножа на Ларри и  опять  на  нож  с
откровенно кровожадным выражением, а потом вернулся тем же  путем,  что  и
пришел.
     Ларри продолжал спать.


     Когда он проснулся, первое, что он ощутил, было хорошее самочувствие.
Вторым его ощущением был голод. Третьим стало впечатление, что  с  солнцем
что-то  неладно  -  оно  продвинулось  по  небу  в  обратном  направлении.
Четвертым было желание,  простите  за  выражение,  поссать,  как  скаковая
лошадь.
     Вставая и прислушиваясь к восхитительному потрескиванию сухожилий, он
понял, что не просто вздремнул, а проспал целую ночь. Он взглянул на  часы
и понял причину солнечной аномалии. Было  двадцать  минут  десятого  утра.
Голоден.  В  большом  белом  доме  наверняка  окажется  какая-нибудь  еда.
Консервированный суп, а может быть, солонина. В животе у него заурчало.
     Прежде чем отправиться в дом, он  разделся,  встал  на  колени  перед
ручьем и стал брызгать на себя  водой.  Он  заметил,  насколько  костлявым
стало его тело. Потом он встал, вытерся рубашкой и  снова  натянул  брюки.
Пара камней поднимала свои влажные черные спины над ручьем, и  он  перешел
по ним на другой берег.
     На полпути к дому в голове  у  него  всплыла  мысль,  словно  пузырь,
который поднялся на поверхность и лопнул. Произошло  это  непреднамеренно,
но следствия этой мысли заставили его замереть на месте.
     А мысль была следующая: "Почему ты не ехал на велосипеде?"
     Он стоял посередине лужайки, пораженный ее простотой. Он шел пешком с
тех пор, как отправил "Харли" в канаву. А ведь он мог  крутить  педали  и,
возможно, уже оказаться на побережье, выбирая себе  подходящий  коттедж  и
заготовляя запасы продовольствия.
     Он засмеялся.
     Позади,  там  где  кусты  были   гуще   всего,   за   ним   наблюдали
зеленовато-голубые глаза. Они видели, как он поднялся по крыльцу и  открыл
парадную дверь. Они видели, как он вошел в  дом.  Потом  кусты  зашуршали.
Сквозь них продирался мальчик с зажатым в руке ножом.
     Рука  погладила  его  по  плечу.  Мальчик   немедленно   остановился.
Появилась женщина. Фигура ее была высокой  и  крупной,  но  казалось,  что
кусты вокруг нее даже не шелохнулись. У нее были густые, роскошные  черные
волосы, в которых попадались отдельные пряди чистейшего белого цвета.  Они
были заплетены в косу, перекинутую вперед и доходившую ей до груди.  Когда
вы смотрели на эту женщину, вы сначала замечали, насколько она высокая,  а
потом ваш взгляд привлекали ее волосы,  и  вы  почти  осязали  глазами  их
грубоватую, но словно смазанную маслом фактуру. И если вы  были  мужчиной,
то вы начинали думать о  том,  как  она  будет  выглядеть  с  распущенными
волосами, когда они разметаются по подушке при  свете  луны.  Вы  начинали
думать о том, какой она будет в постели. Но она еще не знала  мужчин.  Она
была девственницей. Она ждала. У нее были сны. И снова  она  задумалась  о
том, не будет ли этот мужчина первым.
     - Подожди, - сказала она мальчику.
     Она повернула к себе его искаженное лицо. Она знала, в чем было дело.
     - С домом будет все в порядке. Он не станет вредить дому, Джо.
     Он отвернулся от нее и  посмотрел  на  дом  обеспокоенным,  страстным
взглядом.
     - Когда он выйдет, мы последуем за ним.
     Он злобно затряс головой.
     - Да, мы  должны  так  поступить.  _Я_  должна.  Она  ощутила  это  с
необычайной силой. Возможно, он не окажется тем самым, но он будет  звеном
в той цепи, за которую  она  держалась  все  эти  годы.  Цепи,  которая  в
настоящий момент приближалась к концу.
     Джо - это было его ненастоящее имя  -  яростно  вскинул  нож,  словно
желая пронзить ее. Она не стала ни защищаться, ни спасаться бегством, и он
медленно опустил его. Потом он повернулся к  дому  и  ткнул  ножом  в  его
направлении.
     - Нет, ты этого не сделаешь, - сказала она. -  Потому  что  он  живой
человек, и он приведет нас к... - Она замолчала. "К другим живым людям,  -
хотела она сказать. Он живой человек, и он приведет  нас  к  другим  живым
людям." Но она не была уверена, что хотела сказать  именно  это,  но  даже
если  и  так  -  то  это  было  _в_с_е_,  что  она  хотела  сказать.   Два
противоположных желания уже начали разрывать ее на части и она пожалела  о
том, что они встретили Ларри. Она снова попыталась погладить мальчика,  но
он злобно отскочил в сторону и уставился  на  дом  горящими,  исполненными
ревности глазами. Через какое-то время он снова скользнул в кусты и метнул
в нее обиженный взгляд. Она последовала за ним, чтобы убедиться, что с ним
все будет в порядке. Он лег и свернулся калачиком, прижав нож к груди.  Он
вложил большой палец в рот и закрыл глаза.
     Надин вернулась к тому месту, где ручей образовывал небольшое озерцо,
и опустилась на  колени.  Зачерпнув  воду  руками,  она  утолила  жажду  и
устроилась наблюдать за домом. В глазах ее светился покой, а лицо ее очень
напоминало Мадонну Рафаэля.


     Позже в тот день Ларри ехал на велосипеде по трехрядной полосе  шоссе
N_9.  Впереди  возник  зеленый  люминесцентный  дорожный  знак,  и   Ларри
остановился, чтобы рассмотреть его. С некоторым удивлением он прочел: МЭН,
ЗОНА ОТДЫХА. Он не верил  своим  глазам:  сколько  же  он  прошел  пешком,
обезумев от страха? Он уже собирался вновь отправиться в путь, но  в  этот
момент нечто - какой-то звук, раздавшийся в лесу или у  него  в  голове  -
заставило его резко оглянуться. За спиной  у  него  не  оказалось  ничего,
кроме уходящего назад в Нью-Хемпшир шоссе N_9.
     С тех пор, как он оставил большой белый дом, позавтракав  там  только
сушеными отрубями и консервированным сыром, который он намазал  на  слегка
лежалые крекеры, у него несколько раз возникало чувство, что за ним кто-то
следит. Он _с_л_ы_ш_а_л_ нечто, а возможно, даже _в_и_д_е_л_  нечто  краем
глаза. Но это не пугало его. Чувство того, что за ним наблюдают,  не  было
связано ни с галлюцинациями, ни с бредом. Если кто-то наблюдает за ним, но
предпочитает держаться подальше, то, может быть, его просто боятся. А если
они боятся бедного исхудалого старину Ларри Андервуда,  который  настолько
перетрусил, что даже не может ехать на  мотоцикле  со  скоростью  двадцать
пять миль в час, то, по всей видимости, их нечего опасаться.
     Привстав на велосипеде, который он раздобыл в спортивном  магазине  в
четырех милях к востоку от большого белого дома, он громко крикнул:
     - Эй, если вы там, то почему бы вам не показаться? Я не  причиню  вам
никакого вреда.
     Ответа не последовало. Птица защебетала, а потом  пронеслась  у  него
над головой. Все остальное пребывало  в  полном  покое.  Спустя  некоторое
время он снова отправятся в путь.
     К шести часам вечера он доехал до маленького  городка  под  названием
Норт Бервик, стоявшего на пересечении шоссе N_9  и  шоссе  N_4.  Здесь  он
решил остановиться на ночь, чтобы с утра отправиться в сторону побережья.
     В  небольшом  магазинчике  на  перекрестке  он   взял   из   мертвого
холодильника упаковку с шестью банками пива. Сорт назывался "Блек Лейбл" -
такой он никогда не пробовал. Также он  захватил  с  собой  большой  пакет
картофельных чипсов и две банки тушенки. Все это он  положил  в  рюкзак  и
вышел из магазина.
     На другой стороне улицы был ресторан, и на  секунду  ему  показалось,
что он видел, как две тени скрылись за ним. Может быть, это  и  была  игра
воображения, но он так не  думал.  Он  поразмыслил  о  том,  не  стоит  ли
перебежать через дорогу и одержать победу в этой игре в  прятки.  В  конце
концов он решил, что не стоит. Он знал, что такое страх.
     Вместо этого он прошел еще немного по шоссе, толкая вперед  велосипед
с висевшим на руле отяжелевшим  рюкзаком.  Он  заметил  большое  кирпичное
здание школы, за которым  была  небольшая  рощица.  Он  набрал  достаточно
довольно  больших  веток  для  костра  и  развел  его   в   самом   центре
заасфальтированной игровой площадки. Рядом протекал небольшой  ручеек.  Он
охладил пиво в воде и разогрел на огне одну из банок тушенки.
     После еды он задумался о том, почему он почти не боится следующих  за
ним людей - так как теперь он был уверен, что за ним на самом деле следуют
люди, по крайней мере двое, а может быть,  и  больше.  Как  следствие,  он
подумал о том, почему ему было  так  хорошо  весь  день,  словно  какой-то
черный яд вытек из него во время  вчерашнего  долгого  сна.  Только  ли  в
отдыхе было дело? Такой ответ казался слишком простым.
     Смотря  на  дело  логически,  он  предположил,  что   если   бы   его
преследователи собирались причинить ему  какой-нибудь  вред,  то  они  уже
попытались бы это сделать. Да и что им могло от него  понадобиться?  Зачем
нападать на кого-то, рискуя своей жизнью, если все, о  чем  ты  когда-либо
мечтал, сидя на унитазе с каталогом "Сиерс" на коленях, ты мог получить за
витриной любого американского магазина?  Просто  разбей  стекло,  войди  и
возьми все, что угодно.
     Все, что угодно, за исключением общества друзей. А _э_т_о_ было самым
главным, и Ларри прекрасно об этом знал. И подлинной причиной того, что он
не чувствовал страха, как раз и была уверенность в том, что именно  это  и
нужно незнакомцам. Рано или поздно их желание одолеет страх. Он  подождет,
пока это случится. Он не собирался спугнуть их, как  стаю  перепелов.  Это
могло только  ухудшить  ситуацию.  Два  дня  назад  он  и  сам,  возможно,
хлопнулся бы в обморок  при  виде  другого  человека.  Так  что  он  может
подождать.  Но  ей-Богу,  ему   действительно   хотелось   снова   увидеть
кого-нибудь. Очень хотелось.
     Он снова подошел к ручью и помыл посуду.  Потом  он  выудил  из  воды
упаковку пива и вернулся к костру. Он вскрыл первую банку и протянул ее  в
сторону ресторана, где он заметил две тени.
     - За ваше здоровье, - сказал Ларри и одним глотком осушил полбанки.
     Когда он выпил все шесть банок, шел уже восьмой час вечера, и  солнце
клонилось к закату. Он расшвырял последние тлеющие угли и собрал все  свое
снаряжение. Потом в полупьяном  и  очень  приятном  состоянии  он  проехал
четверть мили по шоссе N_9 и наткнулся на дом с застекленной верандой.  Он
поставил велосипед на лужайке, взял с собой свой спальный мешок и  взломал
дверь с помощью отвертки.
     В последний раз он оглянулся, надеясь увидеть его, ее или  их  -  они
следовали за ним, он чувствовал это, - но улица оказалась пустынной. Пожав
плечами, он вошел внутрь.
     Через пятнадцать минут  он  уже  спал.  Дыхание  его  было  ровным  и
размеренным. Винтовка лежала рядом с его правой рукой.


     Надин чувствовала себя очень усталой. Похоже, это был  самый  длинный
день в ее жизни. Дважды она была уверена, что он их заметил: один раз  под
Стаффордом, а второй раз на границе между Нью-Хемпширом и Мэном, когда  он
обернулся и позвал их. Лично ее это не беспокоило.  Этот  человек  не  был
сумасшедшим, как тот, кто проходил мимо большого белого дома  десять  дней
назад. Это был солдат, сгибавшийся под тяжестью пулеметов и гран