елили бы вам головы, - спокойно сказала Дайна Джургенс. -
Когда они напали на нас, я была с двумя парнями.  Они  застрелили  Рича  и
Дэмона из засады. А потом, когда все было кончено, еще раз выстрелили им в
головы, просто на всякий случай. Если бы вы не сопротивлялись, вы  бы  уже
были мертвы.
     - Мы бы уже были мертвы! - воскликнул Гарольд, обращаясь к Стью.
     - Все в порядке, - сказал Стью. - Расслабься.
     Гарольд полез в карман и достал шоколадную  карамельку.  Он  чуть  не
уронил ее, когда разворачивал.
     Они дошли до фермы. Поедая карамельку, Гарольд ощупывал себя  беглыми
движениями, чтобы убедиться в том, что он не ранен. Ему было не  по  себе.
Он боялся посмотреть на свои джинсы. Он был почти уверен,  что  обмочился,
когда празднества у перевернутого жилого прицепа достигли своего апогея.


     Во время запоздалого завтрака, который никто толком  так  и  не  стал
есть, говорили в основном Дайна и Сюзан. Семнадцатилетняя и очень красивая
Патти Крогер иногда вставляла словечко-другое. Женщина без имени  забилась
в самый отдаленный угол пыльной кухни. Ширли Хэммет  сидела  за  столом  и
что-то бормотала.
     Дайна уехала из Ксении в компании  с  Ричардом  Дарлиссом  и  Дэмоном
Брэкнеллом. Кто еще остался в живых в Ксении после  эпидемии?  Она  видела
только троих: дряхлого старика,  женщину  и  маленькую  девочку.  Дайна  с
друзьями предложила троице присоединиться к ним, но старик  отмахнулся  от
них, сказав что-то насчет того, что-то насчет "одного дела в пустыне".
     К восьмому июля Дайна, Ричард и Дэмон  стали  страдать  от  кошмарных
снов о ком-то вроде Буки, которым пугают маленьких детей.  Очень  страшные
сны. Рич в конце концов пришел к выводу,  что  Бука  существует  на  самом
деле, - сказала Дайна, - и живет в Калифорнии. Он думал, что этот человек,
если это только действительно был  человек,  и  был  тем  самым  "делом  в
пустыне", которое предстояло тем трем людям. Она и Дэмон  стали  опасаться
за его психическое здоровье. Он  называл  человека  из  их  снов  "тяжелым
случаем" и утверждал, что он собирает вокруг себя  _а_р_м_и_ю_  таких  же,
как он,  "тяжелых  случаев".  Он  говорил,  что  скоро  эта  армия  начнет
наступать с запада и поработит все живое, что осталось на земле.  Дайна  и
Дэмон  стали  обсуждать  между  собой  возможность  ускользнуть  от   Рича
как-нибудь ночью и начали верить в то, что их собственные  сны  есть  лишь
следствие его мощного психического влияния.
     Выехав из-за поворота в Вилльямстауне, они увидели большой  мусоровоз
на боку,  перегородивший  дорогу.  Рядом  были  запаркованы  автофургон  и
дорожный грузовик.
     - Мы подумали, что это обычный затор, - сказала Дайна,  нервно  кроша
крекер между пальцев, - на что, разумеется, они и рассчитывали.
     Они слезли с велосипедов, чтобы  перетащить  их  через  мусоровоз,  и
именно в этот момент четыре "тяжелых  случая"  открыли  по  ним  огонь  из
канавы. Они убили Рича и Дэмона, а Дайну взяли в плен. Она стала четвертым
прибавлением к тому,  что  они  иногда  называли  зоопарком,  а  иногда  -
гаремом. Одной из трех уж имевшихся там пленниц была Ширли Хэммет, которая
в то время была еще почти нормальной, хотя все четверо  постоянно  трахали
ее во все три отверстия.
     - А однажды, - сказала Дайна, - когда она не смогла дотерпеть до того
момента, когда их выводили в кусты справить нужду, Ронни вытер ей  задницу
мотком колючей проволоки. У нее было трехдневное кровотечение.
     - Господи, - сказал Стью. - Это который был?
     - Человек с двустволкой, - сказала Сюзан Стерн.  -  Тот,  которому  я
размозжила голову. Мне хотелось бы, чтобы он лежал  здесь  на  полу,  и  я
могла бы проделать то же самое еще раз.
     Бородача в темных очках все звали Доком. Он и Вирдж входили в военное
подразделение, которое  послали  в  Экрон,  когда  началась  эпидемия.  Их
задание было "вступить в контакт  со  средствами  массовой  информации"  -
таков был армейский эвфемизм для их подавления.  Когда  они  справились  с
этой  задачей,  они  занялись  "контролем  толпы",  что   было   армейским
эвфемизмом для стрельбы по мародерам, которые пытались убежать, и  вешания
тех из них, которые делать этого не пытались.
     К тридцатому июня их подразделение прекратило свое существование: его
члены либо уже умерли, либо умирали, либо сбежали.  Собственно  говоря,  к
последнему разряду относились только Док и Вирдж.  Гарви  примкнул  к  ним
первого июля, а Ронни - третьего. На этом этапе они закрыли свой необычный
маленький клуб для приема новых членов.
     - Но ведь со времен вас стало больше, чем их, - сказал Глен.
     Неожиданно на эти слова ответила Ширли Хэммет.
     - Таблетки, - сказала она, глядя на них  из-под  седой  челки  своими
глазами пойманной мыши. - Каждое утро таблетки, чтобы мы могли  встать,  и
каждый вечер - чтобы уснуть. - После паузы она  вновь  что-то  забормотала
себе под нос.
     Продолжила рассказ Сюзан Стерн. Ее вдвоем с одной из убитых женщин по
имени Рейчел Кармоди, подобрали семнадцатого июня на выезде из  Коламбуса.
К тому времени компания путешествовала целым караваном, в который  входили
два микроавтобуса и грузовик дорожной службы. С его помощью они  расчищали
себе дорогу от заторов и устраивали засаду на шоссе. Таблетки Док держал в
об®емистом мешке, который был привязан к его ремню. Сильные снотворные для
сна, транквилизаторы для путешествий и стимуляторы для Привалов.
     - Обычно я вставала утром, меня насиловали два-три раза, а потом  Док
давал нам дневные таблетки. На третий день вся моя...  ну,  одним  словом,
вагина покрывалась  ссадинами,  и  любой  вид  нормального  полового  акта
причинял мне большую боль. Я всегда надеялась,  что  меня  выберет  Ронни,
потому что он работал только кулаками. После таблеток вы становитесь очень
спокойным. Не сонным, но спокойным. Ничего не имеет значение,  после  того
как вы одурманили себя одной такой  голубой  таблеткой.  После  этого  вам
ничего не нужно. Вы хотите  просто  сидеть,  сложив  руки  на  коленях,  и
смотреть в окно на проносящийся пейзаж  или  на  то,  как  они  с  помощью
дорожного грузовика разбирают завал. Однажды Гарви вышел из  себя,  потому
что одна девочка, ей было не больше двенадцати, не захотела...  ой,  я  не
могу сказать  вслух.  Короче,  Гарви  прострелил  ей  голову  А  мне  было
абсолютно все равно. Я была... спокойна. Через некоторое время  вы  просто
переставали  думать  о  побеге.  Гораздо  больше  вам  хотелось   получить
очередную голубую таблетку.
     Дайна и Патти Крогер кивали.
     Двадцать девятого они впервые  заметили  Стью  и  остальных.  Зоопарк
находился в лагере, разбитом на площадке для отдыха в  стороне  от  шоссе,
когда мимо проехало четыре мотоцикла.
     - Ты очень понравилась Гарви, - сказала Сюзан, кивая  Фрэнни.  Фрэнни
поежилась.
     Дайна наклонилась к ним поближе и тихо сказала: - И они не  скрывали,
чье место ты должна была занять. - Она еле заметно кивнула в сторону Ширли
Хэммет.
     - Бедная женщина, - сказала Фрэнни.
     - Это Дайна решила, что  вы  можете  стать  нашим  лучшим  шансом,  -
сказала Патти. - А может быть, и последним шансом.  Среди  вас  было  трое
мужчин - это видели и она, и  Хелен  Роджет.  Трое  _в_о_о_р_у_ж_е_н_н_ы_х
мужчин. А Док в последнее время  стал  слегка  излишне  самоуверен  насчет
этого  трюка  с  перевернутым  прицепом.   Он   просто   действовал,   как
какое-нибудь официальное лицо, и мужчины в тех группах, которые попадались
нам по пути - если  конечно  там  были  мужчины  -  не  сопротивлялись.  И
получали пулю в лоб. Они были словно зачарованы.
     - Дайна попросила нас не глотать таблетки этим  утром,  -  продолжила
Сюзан. - Они, к тому же, перестали тщательно следить за нами, и мы  знали,
что утром они будут заняты перегораживанием дороги. Больше  мы  никому  не
сказали. Знали только мы: Дайна, Патти, Хелен Роджет... одна  из  девушек,
которую пристрелил Ронни. И я, конечно. Хелен сказала: "Если они  заметят,
как мы выплевываем таблетки, они убьют нас". А Дайна сказала, что они убью
нас так и так, рано или поздно, а чем раньше это случится, тем  лучше  для
нас, и нам, конечно, нечего было возразить.
     - Мне пришлось держать свою таблетку во рту довольно долго, - сказала
Патти. - Она уже начала растворяться, когда я наконец смогла ее выплюнуть.
- Она посмотрела на Дайну. - Мне кажется, Хелен все-таки проглотила  свою.
Поэтому она и действовала там медленно.
     Дайна кивнула. Она смотрела на Стью  с  такой  теплотой,  что  Фрэнни
стало немного не по себе.
     - И все это продолжалось бы, если бы не ты, смельчак.
     "Какое право у нее так смотреть на него?" - подумала Фрэн.
     Как она может заигрывать с ним, после того что с  ней  произошло?  "И
все же, она гораздо красивей меня, несмотря ни на что. К тому же, вряд  ли
она беременна."
     Стью посмотрел на Дайну, впервые по-настоящему  заметив  ее,  и  Фрэн
почувствовала сильнейший укол ревности. "Я ждала слишком долго, - подумала
она. О, Господи, я ждала слишком долго."
     Она случайно взглянула на Гарольда  и  увидела,  что  он  старательно
прячет свою улыбку. Похоже, это была улыбка облегчения. Она  почувствовала
внезапное желание встать на  ноги,  небрежно  приблизиться  к  Гарольду  и
выцарапать ему глаза своими ногтями.
     "Никогда, Гарольд! - закричала бы  она  во  время  этой  операции.  -
Никогда!"
     Никогда!


       Из дневника Фрэн Голдсмит

       19 июля 1990
     О, Господи. Случилось самое худшее. В книгах, по крайней мере,  когда
это случается, что-то наконец _м_е_н_я_е_т_с_я_, но в реальной  жизни  это
тянется до бесконечности, как в какой-нибудь мыльной опере.
     Позволь, я  все  тебе  расскажу,  милый  дневничок,  хотя  мне  и  не
доставляет особого удовольствия это записывать. Мне даже думать-то об этом
противно.
     Глен и Стью отправились в  город  за  едой  (это  был  Джирард,  штат
Огайо). Они спросили меня и Гарольда, пойдем ли мы с ними. Гарольд  сказал
нет - он лучше добудет  воды  и  вскипятит  ее.  Возможно,  уже  тогда  он
вынашивал свои планы.
     Марк и Перион куда-то ушли, наверное, за ягодами и еще кое за чем.  Я
развела костер, чтобы вскипятить котел с водой... и вот приходит Гарольд с
котлом (явно только что принял ванну и помыл голову). И вот он вешает свой
котел над огнем. А потом подходит и садиться рядом со мной.
     Мы сидим на бревне, разговариваем о том о сем, а  он  вдруг  обнимает
меня и пытается поцеловать. Я написала "пытается", хотя на  самом  деле  у
него это вполне получилось, по крайней мере, сначала, потому  что  я  была
просто поражена. Потом я вырываюсь - сейчас это  кажется  почти  забавным,
хоть мне и до сих пор противно - и падаю с бревна прямо на спину. Я  смяла
себе всю блузку и поцарапалась. Тут я  начала  кричать.  Говорят,  история
повторяется. И действительно, это было так похоже на тот  день,  когда  мы
были на моле с Джессом и я прикусила язык.
     Через секунду Гарольд уже наклоняется надо мной и спрашивает, все  ли
со мной в порядке, краснея до самых корней своих только что вымытых волос.
И тут я начинаю хихикать.
     "Что тут такого забавного?" - спрашивает Гарольд, поднимаясь на ноги.
У  меня  от  смеха  на  глазах  выступают  слезы.  Но  потом  я  понемногу
успокаиваюсь и хочу попросить Гарольда, чтобы он посмотрел,  сильно  ли  я
поцарапала спину. Но я этого не делаю, потому что он может принять это  за
ВОЛЬНОСТЬ.
     "Фрэн, - говорит Гарольд. - Мне так трудно тебе об этом сказать".
     "Может, тогда лучше не говорить?" - отвечаю я.
     "Я должен, - говорит он. - Фрэнни, я люблю тебя".
     Конечно, я это знала. Было бы проще, если бы он хотел только спать со
мной. Но любовь гораздо опаснее. Как  ответить  ему  нет?  По-моему,  есть
только один способ.
     "Я не люблю тебя, Гарольд", - сказала я.
     Его лицо сразу как-то обмякло. "Это из-за него, не так ли? Из-за Стью
Редмана?"
     "Не знаю", - сказала я.
     "Зато я знаю". Голос его стал пронзительным, и в нем зазвучали  нотки
жалости к самому себе. "Конечно, я знаю. Я знал это еще в тот день,  когда
мы его встретили. Я не хотел брать его с нами, потому что я  _з_н_а_л_.  А
он сказал..."
     "Что он сказал?"
     "Что он не хочет тебя! Что ты можешь быть моей!"
     "И ты просто получил меня в подарок,  как  пару  новых  туфель,  так,
Гарольд?"
     Он не ответил,  быть  может,  поняв,  что  слишком  далеко  зашел.  С
некоторым усилием я припомнила тот день в  Фэбиане.  Реакция  Гарольда  на
Стью была реакцией собаки, во двор к которой  -  в  ее  владения  -  вошла
другая, незнакомая собака. Я почти представила себе,  как  на  загривке  у
Гарольда дыбом поднимаются волоски.  И  я  поняла,  что  слова  Стью  были
сказаны для того, чтобы превратить нас из собак в  людей.  А  разве  не  в
этом-то все и дело? Я имею в виду ту адскую  борьбу,  которая  ведется  за
наши души? А если это не так, то  зачем  вообще  мы  пытаемся  вести  себя
прилично?
     "Я никому не принадлежу, Гарольд", - сказала я.
     Он что-то пробормотал.
     "Что?"
     "Я говорю, что со временем, возможно,  тебе  придется  изменить  свое
мнение на этот счет".
     Глаза Гарольда устремились куда-то вдаль. Он сказал:  "Я  знаю  таких
людей.  Поверь  мне,  Фрэнни.  Такой  парень  играет  в  футбол  на  месте
полузащитника, но в  классе  сидит,  плюясь  вокруг  шариками  из  жеваной
бумаги, потому что он знает, что учитель натянет  ему  троечку,  чтобы  он
смог  продолжать  играть.  Такой  парень  трахается  с  самой  хорошенькой
болельщицей, а она  считает  его  вторым  Иисусом  Христом.  Такой  парень
пердит, когда учитель литературы просит  тебя  прочитать  свое  сочинение,
потому что оно оказалось лучшим в классе. Конечно, трахальщицы любят  его.
Так что удачи тебе, Фрэнни".
     А потом он  просто  ушел.  Я  уверена,  что  это  был  вовсе  не  тот
ВЕЛИЧЕСТВЕННЫЙ, ТОРЖЕСТВЕННЫЙ УХОД СО СЦЕНЫ, который он планировал. Скорее
это было похоже на то, что у него была тайная мечта,  а  я  изрешетила  ее
пулями - мечта о том, что все изменилось, что прошлое осталось в  прошлом.
Мне его стало ужасно жалко, потому что он не играл в пресытившегося жизнью
циника, он действительно был таким циником, и отнюдь не  пресытившимся,  а
ранимым и несчастным. Его высекли. Но Гарольд никогда  не  сможет  понять,
что сначала должно что-то измениться у него в голове,  что  мир  останется
тем же до тех пор, пока Гарольд останется тем же. Он копит свои обиды, как
пираты копили сокровища...
     Уф. Все вернулись, ужин с®еден,  сигареты  выкурены,  веронал  роздан
(мой лежит у меня в кармане вместо того, чтобы растворяться в  животе),  и
все  ложатся  спать.  После  нашего  с  Гарольдом  разговора   ничего   не
изменилось, разве что теперь он будет следить за мной  и  Стью.  Я  ужасно
злюсь, когда пишу эти слова. Какое право он имеет наблюдать за нами? Какое
право он имеет усложнять нашу и без того печальную ситуацию?
     ЗАПОМНИТЬ: Извини,  дневничок.  Наверное,  дело  в  моем  настроении.
Ничего не могу вспомнить.


     Когда Фрэнни подошла к нему, Стью сидел на камне и курил  сигару.  Он
сидел лицом к западу,  где  красное  солнце  вынырнуло  из-под  облаков  и
готовилось зайти за горизонт. Хотя только вчера к их группе присоединились
четыре женщины, казалось, что это было уже очень давно.
     Запах  сигары  напомнил  ей  об  отце  и  о  его  трубке.  Вместе   с
воспоминанием появилась и скорбь, которая почти уже перешла в ностальгию.
     Я примирюсь с твоей утратой, папочка, -  подумала  она.  Ты  ведь  не
будешь против?
     Стью оглянулся.
     - Фрэнни, - сказал он с явным удовольствием. - Как поживаешь?
     Она пожала плечами.
     - По-всякому.
     - Хочешь посидеть со мной на камне и посмотреть на заход солнца?
     Она села рядом с ним, и ее сердце забилось чуть-чуть  быстрее.  Но  в
конце концов, зачем она сюда пришла? Она ведь знала, в  каком  направлении
пошел Стью, и знала, что Гарольд и Глен с двумя  девушками  отправились  в
Брайтон на поиски радиопередатчика (ради разнообразия, эта идея  пришла  в
голову Глену, а не Гарольду). Патти Крогер осталась в лагере, ухаживая  за
двумя ослабевшими  от  борьбы  подругами.  Ширли  Хэммет  частично  начала
выходить из своего оцепенения, но этим утром она всех разбудила,  закричав
во сне и начав отбиваться от воздуха. Женщина без имени, похоже, двигалась
в другом направлении. Она сидела. Она ела, если ей подавали. Она  мочилась
и испражнялась. Она не отвечала на вопросы. Она проявляла  признаки  жизни
только во сне. Несмотря на сильную дозу  веронала,  она  часто  стонала  и
иногда вскрикивала. Фрэнни казалось, что она знает,  кого  видит  в  своих
снах эта бедняжка.
     - Похоже, у нас впереди еще очень долгий путь, правда?
     После секундной паузы он ответил:
     - Более долгий, чем мы думали.  Та  старая  женщина,  она  уже  не  в
Небраске.
     - Я знаю... - начала она, а потом прикусила язык.
     Он посмотрел на нее со слабой улыбкой.
     - Вы не принимали лекарства, мадам.
     - Мой секрет раскрыт, - сказала она, напряженно улыбаясь.
     - И мы  с  тобой  не  одиноки,  -  сказал  Стью.  -  Я  сегодня  днем
разговаривал с Дайной... - (она почувствовала  глубокий  укол  ревности  и
страха, когда услышала, с какой фамильярной интонацией  он  произносит  ее
имя) - ...и  она  сказала,  что  ни  она,  ни  Сюзан  не  хотят  принимать
снотворное.
     Фрэн кивнула.
     - Почему ты перестал? Тебе давали снотворное... в том месте?
     Он стряхнул пепел.
     - Мягкое успокоительное на ночь - это все. Им не было смысла  пичкать
меня таблетками, я и так был крепко заперт. Нет, я бросил пить веронал три
ночи назад, потому что я почувствовал,  что...  теряю  контакт.  -  Он  на
секунду задумался, а  потом  продолжил.  -  Глен  и  Гарольд  хотят  найти
радиопередатчик - отличная  идея.  А  для  чего  нужен  передатчик?  Чтобы
вступать в контакт. Эти сны, они  как  радио  у  тебя  в  голове,  правда,
передатчик сломался, и мы работаем только на прием.
     - Может быть, мы и передаем тоже, - тихо сказала Фрэн.
     Он посмотрел на нее удивленно.
     Какое-то время они сидели молча.  Солнце  проглянуло  сквозь  облака,
словно желая попрощаться перед тем, как зайти  за  горизонт.  Фрэн  вполне
могла  понять,  почему  древние  люди  молились   ему.   В   беспредельном
спокойствии почти пустой страны солнце - да и луна тоже - начало  казаться
чем-то более  значительным  и  важным.  Чем-то  более  личным.  Эти  яркие
небесные корабли теперь смотрели на тебя так же, как в детстве.
     - Так вот, - сказал Стью. - Прошлой ночью мне  снова  снился  сон  об
этом черном человеке.  Еще  более  страшный.  Он  отправляется  куда-то  в
пустыню. В Лас-Вегас, по-моему. И Фрэнни... кажется, он распинает людей...
тех, кто сопротивляется ему.
     - Что он с ними делает?
     - Так мне приснилось. Ряды крестов вдоль  шоссе  N_15,  сделанных  из
балок и телефонных столбов. А на них висят люди.
     - Это просто сон, - сказала она неуверенно.
     - Возможно. - Он затянулся и посмотрел на запад на алеющие облака.  -
Но предыдущие две ночи, как раз перед  тем,  как  мы  наткнулись  на  этих
маньяков, мне снилась  она  -  женщина,  которая  называет  себя  Матушкой
Абагейл. Она сидела в кабине старого грузовика, остановившегося на обочине
шоссе N_76. Я стоял рядом и разговаривал  с  ней  совершенно  естественно,
точно так же, как сейчас с тобой. И она сказала: "Вы должны двигаться  еще
быстрее, Стюарт. Раз уж такая пожилая леди, как я,  способна  на  это,  то
такой крепкий техасский парень, как ты,  и  подавно."  Стью  засмеялся,  а
потом бросил свою сигару и раздавил ее каблуком.  С  отсутствующим  видом,
словно сам не подозревая о том, что делает,  он  положил  руку  Фрэнни  на
плечи.
     - Они едут в Колорадо, - сказала она.
     - Да, похо