ки с Люси.
     Он сидел и кивал. Каждое слово ее было  правдой.  Он  слишком  устал,
чтобы возражать. Похоже, и она это заметила.
     - Если она станет твоей, Ларри, я первая брошу тебе букет.  Я  ни  на
кого не держала зла в своей  жизни.  Только...  попытайся  не  быть  таким
разочарованным.
     - Люси...
     - Мне просто кажется, что любовь для нас очень важна.  Только  любовь
поможет нам выжить. Ведь против нас - ненависть, и хуже того - пустота.  -
Голос ее прервался. - Уже поздно. Пошли спать. Идешь?
     - Да, - сказал он. Когда они встали, он обнял ее  и  поцеловал.  -  Я
люблю тебя так сильно, как только могу, Люси.
     - Я знаю, - сказала она, устало улыбнувшись.


     Через десять минут после того, как Ларри и  Люси  уснули,  проснулась
Надин. Ужас пел в ее венах.
     "Кто-то хочет меня, - подумала она, слушая, как  замедляется  бешеный
бег ее сердца. Так вот в чем дело. Кто-то хочет меня. Это правда."
     "Но... так холодно."
     Сны начались у нее сразу же после окончания эпидемии. В этих снах она
понемногу начала узнавать своего  будущего  жениха,  несмотря  на  то  что
никогда не видела его лица. Он был тот, кого  она  ждала  всю  жизнь.  Она
хотела быть с ним, но... она не хотела этого. Она была предназначена  ему,
но он пугал ее.
     Потом появился Джо, а потом  и  Ларри.  Все  очень  усложнилось.  Она
начала ощущать себя призовым кольцом в перетягивании каната. Она понимала,
что ее чистота, ее девственность очень важна  для  темного  человека.  Что
если Ларри (или любой другой мужчина) познает ее, то темные чары исчезнут.
А ее влекло к Ларри.
     Надин лежала в темноте и смотрела на звезды.
     Боулдер был ее последней надеждой. Старая женщина. В отличие от  всех
остальных, она никогда не видела ее  во  сне.  Но  рациональный,  здоровый
порядок, который она так  надеялась  найти  в  Стовингтоне,  начал  теперь
сосредотачиваться в Боулдере.
     Но как она жаждала его холодного  поцелуя  -  даже  больше,  чем  она
жаждала ощутить губы своего школьного товарища, когда убегала от  него  по
полю... даже больше, чем поцелуев и об®ятий Ларри Андервуда.
     "Завтра мы будем в Боулдере, - подумала  она.  Может  быть,  тогда  я
узнаю, кончено мое путешествие или..."
     Падающая звезда чиркнула по небу, и она загадала желание.



        47

     Начиналась заря. Стью Редман  и  Глен  Бэйтмен  поднимались  по  горе
Флэгстафф.
     - Сегодня у меня разболится голова, - сказал  Глен.  -  Не  припомню,
чтобы я когда-нибудь  пьянствовал  всю  ночь  с  тех  пор,  как  учился  в
колледже.
     - Этот восход стоит того, чтобы на него посмотреть, - сказал Стью.
     - Да, действительно. Красиво. Ты когда-нибудь раньше был в  Скалистых
горах?
     - Нет, - сказал Стью. - Но я рад, что пришлось. - Он поднял фляжку  с
вином и сделал глоток. - Послушай, социолог, об®ясни  мне,  что  теперь  с
нами случится?
     - Сформируется новое общество, - медленно сказал Глен. - Какого типа?
Пока предсказать невозможно. Здесь теперь почти четыреста человек. Судя по
скорости, с которой они прибывают, к первому сентября нас будет уже тысячи
полторы. Запиши мое предсказание номер один.
     К удивлению Глена, Стью  действительно  вытащил  из  заднего  кармана
джинсов тетрадь и нацарапал то, что сказал Глен.
     - Трудно в это поверить, - сказал Стью. - Мы проехали  всю  страну  и
встретили не больше ста человек.
     - Да, но ведь они все прибывают, не так ли?
     - Это верно. Уже сейчас Ральф поддерживает контакт с пятью или шестью
группами.
     - Ну да. А Матушка Абагейл сидит рядом  с  ним  на  радиостанции,  но
говорить по радио не хочет. Утверждает, что боится электрошока.
     - Фрэнни так полюбила ее, - сказал Стью. - Отчасти  из-за  того,  что
она все знает о родах, но  отчасти  просто  из-за  того...  что  полюбила.
Понимаешь, о чем я?
     - Да. Почти все вокруг чувствуют то же самое.
     - А сколько людей будет к зиме? - спросил Стью, возвращаясь к прежней
теме.
     - Около восьми тысяч.
     - Что-то не верится.
     - Простая арифметика. Предположим, что  от  гриппа  умерло  девяносто
девять процентов населения этой страны. Но и тогда  должно  было  остаться
около двух миллионов. Предположим,  десять  процентов  погибли  уже  после
эпидемии - от болезней, пожаров и тому подобного. Еще  десять  умрут  этой
зимой. Не забывай, что у нас в Боулдере есть пока только  один  ветеринар.
Из оставшегося миллиона и шестисот тысяч, надеюсь, миллион окажется у нас.
     - Почему ты думаешь, что большинство будет у нас, а не у _н_е_г_о_?
     - По одной очень ненаучной причине, - сказал Глен,  ероша  волосы.  -
Мне нравится верить в то, что большинство людей по своей природе добры.  А
мне кажется, что кто бы там ни группировался на западе, они  по-настоящему
злы. Но у меня есть одно предчувствие... - Он запнулся.
     - Валяй, рассказывай.
     - Расскажу, так как я пьян в стельку. Но это  останется  между  нами,
хорошо?
     - Хорошо.
     - Честное слово?
     - Честное слово, - сказал Стью.
     - Мне кажется, что  большинство  технических  специалистов  пойдут  с
н_и_м_, - сказал Глен.  -  И  не  спрашивай  меня,  почему  -  это  только
предчувствие. Разве что дело  в  том,  что  технари  в  основном  привыкли
работать в атмосфере жесткой  дисциплины  и  ясных  целей.  У  него  могут
оказаться люди, способные запустить ядерные ракеты в Айдахо. У него  будут
танки, вертолеты, парочка бомбардировщиков Б-52, просто для смеха.  Сейчас
он, наверное, восстанавливает электричество и коммуникации.  Рим  строился
не в один день, и он знает об этом. У него есть время.
     - А что же нам делать?
     - Продиктовать тебе список? - ответил Глен с усмешкой.
     Стью жестом указал на приготовленную тетрадь.
     - Ты шутишь.
     - Нет, я не шучу. Ты сам сказал, что нам пора  определиться.  Я  тоже
это чувствую. А с каждым днем времени все меньше и  меньше.  Мы  не  можем
просто сидеть на месте и баловаться  с  радиостанцией.  Однажды  утром  мы
можем увидеть, как этот тип входит в Боулдер во главе вооруженной колонны,
сопровождаемый поддержкой с воздуха.
     - Завтра его ждать рано, - сказал Глен.
     - Это верно. А как насчет следующего мая?
     - Возможно, - сказал Глен тихим голосом. - Да, очень возможно.
     - А что, ты думаешь, случится с нами?
     Глен сделал жест, нажав на воображаемый курок, а потом  быстро  допил
вино.
     - Правильно, - сказал Стью. - Так что давай составим  план  действий.
Говори.
     Глен закрыл глаза.
     - О'кей, - сказал он. -  Слушай,  Стью.  Во-первых,  надо  воссоздать
маленькую Америку. Любыми средствами. Если  мы  начнем  прямо  сейчас,  мы
будем иметь такое правительство, которое захотим.  Если  мы  будем  ждать,
пока население утроится, у нас могут возникнуть серьезные проблемы.
     Предположим, через неделю - это  будет  восемнадцатое  августа  -  мы
соберем митинг. Явка обязательна. Еще до этого должен возникнуть Временный
Организационный Комитет. Предположим, из  семи  человек.  Ты,  я,  Андрос,
Фрэн, Гарольд Лаудер,  может  быть,  еще  парочка.  Комитет  должен  будет
составить повестку для митинга восемнадцатого августа. И  я  могу  сказать
тебе уже сейчас, какими будут некоторые пункты этой повестки.
     - Записываю.
     -  Во-первых,  зачтение  и  ратификация   Декларации   Независимости.
Во-вторых, зачтение  и  ратификация  Конституции.  В-третьих,  зачтение  и
ратификация Билля о правах.  Ратификация  осуществляется  путем  всеобщего
голосования.
     - Господи, Глен, но мы же все американцы...
     - Нет, здесь ты  ошибаешься,  -  сказал  Глен,  открывая  глаза.  Они
выглядели запавшими и покрасневшими. - Мы - горстка  оставшихся  в  живых,
лишенных какого бы то ни было правительства. А правительство -  это  идея,
Стью. Я тебе больше скажу, это  устоявшийся  стереотип,  тропинка  памяти,
протоптанная в нашем сознании.  Большинство  людей  до  сих  пор  верят  в
республику, которую они считают демократией. Но эта вера сохранится у  них
ненадолго. Президент умер, Пентагон сдается внаем, в Конгрессе и в  Сенате
никто больше не ведет дебатов, кроме, разве  что,  тараканов  и  термитов.
Люди здесь  очень  скоро  проснутся  и  поймут,  что  прошлого  больше  не
существует, и они могут создавать общество таким, каким захотят. Мы должны
застать их врасплох, прежде чем они не начали действовать.
     Он поднял палец.
     - Если кто-то встанет на  августовском  митинге  и  предложит,  чтобы
Матушка Абагейл стала во главе,  а  ты,  я  и  Андрос  были  назначены  ее
советниками, эти ребята согласятся без  всякого  голосования,  пребывая  в
блаженном неведении, что с их одобрения к власти пришла первая  в  Америке
диктатура со времен Хьюи Лонга.
     - Что-то не  верится.  Здесь  есть  выпускники  колледжей,  адвокаты,
политические активисты...
     - Может быть, когда-то они и были  ими.  Теперь  же  это  всего  лишь
горстка усталых, запуганных людей, которые не знают,  что  с  ними  будет.
Если кто-то начнет пищать, то ему придется немедленно заткнутся, когда  ты
скажешь им, что Матушка Абагейл с советниками берется восстановить  подачу
электроэнергии  за  шестьдесят  дней.  Очень   важно   с   самого   начала
РАТИФИЦИРОВАТЬ дух старого общества. Вот, что я имел в виду, когда говорил
о воссоздании Америки.
     - Продолжай.
     - Хорошо. Следующим пунктом повестки должно стать утверждение порядка
управления. Идеальная демократия, как в маленьких городках  Новой  Англии.
Пока  нас  сравнительно  мало,  система  будет  работать  отлично.  И   мы
проследим, чтобы выборными  представителями  стали  те  же  люди,  которые
войдут в Организационный Комитет. Мы поторопимся и проведем голосование до
того, как остальные начнут предлагать своих  дружков.  Мы  можем  поручить
кому-нибудь предложить наши кандидатуры и в первом, и  во  втором  случае.
Голосование пройдет так же гладко, как дерьмо сквозь гуся.
     - Неплохо придумано, - сказал Стью с восхищением.
     - Разумеется, - сказал Глен самодовольно.
     - Что еще?
     - Этот пункт получит всеобщую поддержку. Гласить он будет  следующее:
Матушка Абагейл обладает абсолютным правом вето на  любое  решение  Совета
Представителей.
     - Господи! Она-то согласится?
     - Я полагаю. Но вряд ли ей когда-нибудь  придется  использовать  свое
право. Во всяком случае, я таких обстоятельств не предвижу.  И  мы  сможем
дать ей понять, что она является нашим лидером лишь номинально. Думаю, она
сама этого захочет... Она старая, усталая...
     Стью покачал головой.
     - Она старая и усталая, но она смотрит на проблему темного человека с
точки зрения религиозного служения, Глен. И она  в  этом  не  одинока.  Ты
знаешь об этом.
     - Ты хочешь сказать, что она захочет свой кусок пирога?
     - Может быть, в этом и нет ничего плохого. В конце  концов  это  _е_е
мы видели во сне, а не Совет Представителей.
     Глен покачал головой.
     - Нет, я не могу согласиться с мыслью о  том,  что  все  мы  пешки  в
какой-то постапокалиптической игре  добра  и  зла.  Черт  возьми,  это  же
иррационально!
     Стью пожал плечами. Воцарилось долгое молчание. Наконец Глен сказал:
     - Да, ты прав. Она не может быть просто подставной фигурой. Когда  ты
был маленьким, Стью, ты когда-нибудь мечтал о том, что  станешь  одним  из
семерых епископов при ставосьмилетней негритянке из Небраски?
     Стью уставился на него. Наконец он сказал:
     - Там осталось еще вино?
     - Все кончилось.
     - Хреново.
     - Да, - сказал Глен. Потом они долго молча смотрели друг на  друга  и
неожиданно разразились хохотом.


     - Проснулись, Матушка?
     - Проснулась, - сказала она сквозь набитый арахисовыми орешками  рот.
- Заходи, Ральф.
     -  Около  часа  назад  появилась  еще  одна  команда.  Хотят  с  вами
познакомиться, если вы не слишком устали. Симпатичные  ребята.  Главный  у
них из длинноволосых, но вроде ничего. Его зовут Ларри Андервуд.
     - Ну, приводи их, Ральф, - сказала она.
     - Хорошо, - сказал он и повернулся, чтобы уйти.
     - Где Ник? Что-то я его давно не вижу.
     - Он с Бредом Китченером были  на  электростанции.  Я  там  тоже  был
сегодня утром. Решил, что этим вождям нужен хотя бы один индеец, чтобы  им
командовать.
     Матушка Абагейл хихикнула.
     - Ты хороший парень, Ральф, ты знаешь об этом?
     - И вы тоже,  Матушка.  Не  в  том  смысле,  что  вы  парень,  но  вы
понимаете, что я хочу сказать.  Но  так  или  иначе,  когда  мы  работали,
подошел этот парень Редман. Хотел  поговорить  с  Ником  насчет  какого-то
комитета.
     - А что Ник ему ответил?
     - Он исписал пару страниц, но все сводилось  к  тому,  что  для  него
хорошо только то, что хорошо для вас, Матушка Абагейл.
     - Я хочу только одного: жить свободной, как я жила всегда. Хочу иметь
право высказывать свое мнение, когда придет время.
     - Ну, все это у вас будет.
     - Остальные думают так же, Ральф?
     - Нет сомнений.
     - Тогда все прекрасно. Настало время действовать. Люди  только  ждут,
когда им скажут, что надо делать.
     - Тогда я могу начинать?
     - Что начинать?
     - Ник и Стью спросили меня, смогу ли я  найти  и  запустить  печатный
станок, если они наладят электричество. Я  только  что  зашел  в  школу  и
отыскал там огромный мимеограф. Хотят отпечатать семьсот плакатов.  А  нас
здесь всего-то четыреста.
     - А еще девятнадцать стоят у ворот, и пока мы здесь с тобой  болтаем,
их хватит солнечный удар. Пойди и приведи их немедленно.
     - Иду.
     - Ральф...
     Он обернулся.
     - Напечатай тысячу, - сказала она.


     На  веранду  взошел  молодой  человек.  Сопровождавшая  его   женщина
осталась внизу. Молодой человек действительно оказался  длинноволосым,  но
волосы  у  него  были  чистые.  У  него  выросла  уже   довольно   большая
красно-золотистая борода, обрамлявшая сильное лицо  со  свежими  морщинами
около рта и на лбу.
     - Так вы на самом деле существуете, - сказал он мягко.
     - Я всегда так думала, - сказала она. -  Я  -  Абагейл  Фримантл,  но
большинство здесь называют меня просто Матушкой Абагейл. Добро пожаловать.
     - Спасибо, - сказал он глухо, и  она  заметила,  что  он  борется  со
слезами. - Я... мы так рады, что пришли сюда. Меня зовут Ларри Андервуд.
     Она протянула руку, и он  пожал  ее  совсем  слегка,  с  почтительным
страхом, и она почувствовала приступ гордости. Он словно думал, что в  ней
скрывается огонь, способный его испепелить.
     - Вы... мне снились, - сказал он смущенно.
     Она улыбнулась и кивнула. На  веранду  взошла  женщина  с  фиалковыми
глазами. Она смело посмотрела Матушке Абагейл в лицо.
     - Меня зовут Люси Сванн. Рада с вами познакомиться. - Несмотря на  то
что на ней были брюки, она сделала небольшой реверанс.
     - Рада, что вы пришли, Люси.
     - Вы не будете возражать, если я спрошу... ну... - Она опустила глаза
и залилась краской.
     - Сто восемь, - ответила Матушка Абагейл.
     - Вы мне снились, - сказала Люси и в смущении отошла в сторону.
     После нее подошли женщина с темными глазами и мальчик. Взгляд женщины
был серьезным и непроницаемым. На лице мальчика было написано  откровенное
удивление. С мальчиком было все в порядке, но что-то в женщине  вселило  в
нее ощущение могильного холода. "Он здесь, - подумала она. Он  пришел  под
личиной этой женщины... ибо он может скрывать свое обличье  и  становиться
волком... вороном... змеей..."
     Но это не был он, это была просто женщина. Темный человек никогда  не
осмелился бы прийти к ней сюда, даже в  чужом  обличье.  Это  была  просто
женщина - с выразительным, чувственным лицом.
     Надин Кросс была в смятении. С ней было  все  в  порядке,  когда  они
вошли во двор. С ней было все  в  порядке,  когда  Ларри  разговаривал  со
старой леди. А потом ее охватило головокружительное чувство  отвращения  и
страха. Старуха могла... могла что?
     МОГЛА ВИДЕТЬ.
     Да. Она испугалась, что взгляд старухи может  проникнуть  внутрь  ее.
Она испугалась, что старуха встанет с качалки и разоблачит ее.
     Они смотрели друг на друга, и внутри каждой шевелились свои  зловещие
страхи. Они оценивали друг друга. Миг  этот  был  очень  коротким,  но  им
показался нескончаемым.
     ОН ВНУТРИ НЕЕ - дьявольское отродье, - подумала Эбби Фримантл.
     "Вся их сила сосредоточена здесь, - подумала Надин в свою очередь.  -
Она - это все, что у них есть, что бы они не думали по этому поводу."
     Джо забеспокоился и потянул ее за руку.
     - Хелло, - сказала она тонким, мертвым голосом. -  Меня  зовут  Надин
Кросс.
     Старая женщина сказала:
     - Я знаю, кто ты.
     Слова повисли в воздухе, и все удивленно посмотрели на  них,  пытаясь
понять, что же происходит.
     - Вот как? - тихо спросила Надин. И внезапно она  почувствовала,  что
Джо - ее последняя и единственная защита.
     Она медленно вывела его вперед, как  заложника.  Его  странные  цвета
морской волны глаза посмотрели на Матушку Абагейл.
     Надин сказала:
     - Это Джо. Вы его знаете?
     - Если его зовут  Джо,  то  меня  -  Кассандрой,  -  сказала  Матушка
Абагейл. - И вы не его  мать.  -  Она  с  облегчением  опустила  глаза  на
мальчика, не  в  силах  избавиться  от  странного  ощущения,  что  женщина
выиграла - она поставила  между  ними  маленького  паренька  и  тем  самым
помешала ей исполнить свой долг... о, но все произошло так внезапно, и она
не была готова к этому!
     - Как тебя зовут, паренек? - спросила она мальчика.
     Мальчик сделал усилие, словно в горле у него застряла кость.
     - Он не скажет вам, - сказала Надин, положив руку ему на плечо. -  Он
не может. По-моему, он вообще не пом...
     - ЛЕО! - неожиданно выговорил Джо ясно и сильно. - Лео Роквей  -  это
я! Я Лео! - И смеясь, он прыгнул на руки Матушке Абагейл.
     - Джо, - позвала Надин.
     Джо слегка высвободился из об®ятий Матушки  Абагейл  и  оглянулся  на
нее.
     - Пошли. - Теперь она говорила, глядя  Эбби  прямо  в  глаза.  -  Она
старая. Ты ее ушибешь. Она очень старая и... не очень сильная.
     - По-моему, я достаточно сильна для того, чтобы  подержать  на  руках
такого паренька, - сказала Матушка Абагейл, но сама уловила в своем голосе
какую-то странную неуверенность.
     - Он устал. Да и вы тоже, судя по вашему виду. Пошли, Джо.
     - Я люблю ее, - ответил мальчик, не двигаясь с места.
     Надин слегка вздрогнула. Голос ее стал более резким.
     - Пошли, Джо.
     - ЭТО НЕ МОЕ ИМЯ! ЛЕО! ЛЕО! ВОТ КАК МЕНЯ ЗОВУТ!
     Небольшая толпа странников затихла, догадываясь о том, что происходит
нечто непредвиденное, но не в силах определить, в чем дело.
     Женщины вновь скрестили взгляды, как сабли.
     "Я знаю, кто ты", - сказали глаза Эбби.
     "А я знаю, кто ты", - ответили глаза Надин.
     Но на этот раз первой опустила глаза Надин.
     - Хорошо, - сказала она. - Лео или как тебе будет угодно. Пошли, пока
ты не слишком утомил ее.
     Он неохотно слез с колен Матушки Абагейл.
     - Приходи повидать меня в любое время, -  сказала  Эбби,  но  она  не
подняла взгляд, чтобы включить Надин в число приглашенных.
     - О'кей, - сказал мальчик и послал ей воздушный поцелуй. У Надин было
каменное лицо. Она не произнесла ни слова. Матушка Абагейл  посмотрела  им
вслед. Теперь, когда лицо женщины  исчезло  из  вида,  чувство  откровения
затуманилось.  Матушка  Абагейл  уже  не   была   уверена   в   том,   что
почувствовала. Ну, конечно, она просто еще одна женщина... хотя... так  ли
это на самом деле?
     Молодой человек, Андервуд, стоял внизу, и лицо его было мрачнее тучи.
     - Почему ты так себя вела? -  спросил  он  у  проходившей  мимо  него
женщины, и хотя он понизил голос, Матушка Абагейл прекрасно расслышала его
слова.
     Женщина никак не отреагировала. Она прошла мимо него,  не  сказав  ни
слова.
     Наст