. Несколько человек, предвидя неминуемую
гибель, кончили самоубийством.
   Часть армии, во главе с генералом Бредовым, не успев погрузиться, по
имеющимся сведениям, решила пробиваться в Румынию.
   В связи с вышеизложенным, по словам адмирала Бубнова, в армии и в тылу
было большое озлобление против командующего войсками Новороссии. Общий
развал не миновал и Крыма. Сумбурные, подчас совершенно бессмысленные,
самодурные распоряжения генерала Слащева не могли внести успокоения.
   В Крыму скопилось огромное количество разрозненных тыловых войск, части
управлений, громадное число беженцев. Запуганные, затерянные, потерявшие
связь со своими частями и управлениями, не знающие кого слушаться, они
вносили собой хаотический беспорядок. Власти - комендант крепости генерал
Субботин и губернатор Татищев, совсем растерялись. Всем этим искусно
воспользовались темные силы. Какой-то авантюрист, именовавшийся капитаном
Орловым, собрав вокруг себя кучку проходимцев, объявил беспощадную борьбу
под лозунгом "оздоровление тыла для плодотворной борьбы с большевиками".
   Присоединив укрывающихся от мобилизации в горах татар, Орлов
беспрепятственно занял Симферополь, арестовав оказавшихся там коменданта
Севастопольской крепости генерала Субботина, начальника штаба войск
Новороссии генерала Чернавина и начальника местного гарнизона.
Растерявшиеся гражданские власти, во главе с губернатором, беспрекословно
подчинились неизвестному проходимцу.
   Конечно, такой порядок вещей долго продолжаться не мог. Генерал Слащев
направил в Симферополь с фронта войска, при приближении коих Орлов со
своей шайкой бежал в горы. Однако, спустя несколько дней, он появился
вновь. Из Ялты поступили сведения о движении его отряда со стороны Алушты.
В Ялте войск не было, и занять город шайке Орлова не представляло
затруднения. В эти дни общего развала, тревоги и неудовольствия,
преступное выступление Орлова вызвало бурю страстей.
   Исстрадавшиеся от безвластия, возмущенные преступными действиями
администрации на местах, изверившиеся в выкинутые властью лозунги,
потерявшие голову обыватели увидели в выступлении Орлова возможность
изменить существующий порядок. Среди обывателей и даже части армии Орлов
вызывал к себе сочувствие...
   На фронте положение было тревожно. Малочисленные, сборные войска
генерала Слащева, хотя и продолжали успешно удерживать Чонгарское и
Перекопское дефиле, однако, значительные потери, усталость и недостаток
снабжения и снаряжения заставляли опасаться, что сопротивление это
продолжительным быть не может.
   Я проехал с адмиралом Бубновым в помещение штаба флота, где жил и
адмирал Ненюков. В кабинете последнего я застал генерала Шиллинга.
Высокий, плотный, с открытым свежим лицом, он производил довольно приятное
впечатление.
   - "Ваше превосходительство", обратился он ко мне, "я буду говорить с
вами не как командующий армией, а как старый гвардейский офицер. Вы,
вероятно, знаете, в каких тяжелых условиях была оставлена Одесса. Мне
этого, конечно, не простят.
   Мне хорошо известно то неудовольствие, которое существует здесь против
меня. Я прибыл вчера и мне сразу это стало ясно. При этих условиях я не
могу оставаться во главе войск. Я готов, если вы будете согласны, сдать
вам командование".
   Я ответил, что вопрос о назначении моем в Крым уже подымался в ставке,
что Главнокомандующий решительно в этом отказал, что оставшись не у дел,
я, перед самым отъездом, подал рапорт об увольнении от службы, что хотя
Крымский театр и является в настоящее время стратегически почти
независимым от Кавказского, однако я, стоя во главе крымских войск, буду
неизбежно сталкиваться в целом ряде вопросов с распоряжениями ставки и
что, при существующем со стороны генерала Деникина ко мне отношении, мое
назначение едва ли будет полезным для дела.
   Генерал Шиллинг продолжал настаивать. Адмирал Ненюков его поддерживал.
   В конце концов я согласился. Генерал Шиллинг хотел в тот же день
переговорить со ставкой.
   Утром я сделал визит генералу Субботину. Последний, глубоко потрясенный
историей своего ареста капитаном Орловым и сознававший бессилие свое
справиться с делом, возбудил ходатайство об освобождении его от должности.
   Заехал я и к проживавшему в Севастополе в гостинице "Кист" генералу
Май-Маевскому. Он был, видимо, тронут моим визитом. Говоря о бывшей своей
армии и тяжелых условиях, в которых пришлось ему оставить войска, он
упомянул о приказе моем, отданном армии по вступлении в командование.
   - "Не скрою от вас, мне было очень больно читать этот приказ". Я
решительно недоумевал, чем упомянутый приказ мог задеть бывшего
командующего армией и спросил его об этом.
   - "Да как же, а ваша фраза о том, что вы будете беспощадно
преследовать за пьянство и грабежи, ведь это как никак, а камешек в мой
огород". Я продолжал недоумевать.
   - "Помилуйте", пояснил генерал Май-Маевский, "на войне начальник для
достижения успеха должен использовать все, не только одни положительные,
но и отрицательные побуждения подчиненных. Настоящая война особенно
тяжела. Если вы будете требовать от офицеров и солдат, чтобы они были
аскетами, то они и воевать не будут".
   Я возмутился.
   - "Ваше превосходительство, какая же разница при этих условиях будет
между нами и большевиками"?
   Генерал Май-Маевский сразу нашелся:
   - "Ну, вот большевики и побеждают", видимо, в сознании своей правоты
заключил он.
   Днем у командующего флотом я встретил генерала Шиллинга. Последний имел
несколько смущенный вид. Он сообщил мне, что за истекшие сутки получил ряд
сведений, в значительной мере разъяснявших первые его тяжелые впечатления,
что того общего недоверия и неудовольствия в войсках, которого он
опасался, видимо, нет, и он не теряет надежды справиться с делом. Я, со
своей стороны, просил его считать наш вчерашний разговор, как бы не
имевшим места.
   Орлов со своей шайкой продолжал приближаться к Ялте. Начальник
Ялтинского гарнизона генерал Зыков и уездный начальник граф
Голенищев-Кутузов посылали одну за другой телеграммы, прося помощи, 7-го
февраля я получил телеграмму генерала Шиллинга (хотя я никакого
официального положения не занимал, но все телеграммы генерала Шиллинга
старшим начальникам отчего-то адресовались и мне).
   "Севастополь и его район на осадном положении. Нр 2950 7/2 - 20 года
Дханкой Генлейт. Шиллинг".
   Через несколько часов я неожиданно получил вторую телеграмму генерала
Шиллинга.
   Последний просил меня принять начальство над всеми сухопутными и
морскими силами в крепостном и побережном районе.
   "Большевики готовят новую атаку на Крым между тем в тылу происходят
брожения среди офицерства и других групп, а также продолжается движение
группы капитана Орлова и все это может окончательно разрушить тыл и отдать
большевикам Крым.
   Прошу Ваше Превосходительство принять на себя начальствование над всеми
сухопутными и морскими силами, находящимися в районе Алушта, Бахчисарай,
устье Альмы, все пункты включительно, с подчинением Вам Комкрепа
Севастополя, флота, отряда полковника Ильина находящегося в Алуште и
отряда полковника Головченко, находящегося в Бахчисарае. Ваша задача
мерами какими вы признаете целесообразными успокоить офицерство, солдат и
население и прекратить бунтарство капитана Орлова, направив его отряд на
фронт для пополнения редеющих частей генерала Слащева. Джанкой 7/II -20
года 11 часов Нр 0231483. Шиллинг".
   Одновременно, генерал Шиллинг уведомил о моем назначении всех старших
начальников.
   Я немедленно телеграфировал генералу Шиллингу:
   "0231483. Всякое новое разделение власти в Крыму при существующем здесь
уже многовластии лишь усложнит положение и увеличит развал тыла. От Вашего
предложения вынужден отказаться. Об изложенном прошу указать всем
начальникам коим Вами послан номер 0231484 Нр 625 7 февраля 21 час.
Врангель".
   Копии с телеграмм генерала Шиллинга и моей ответной я отправил
прибывшему накануне в Севастополь на похороны скончавшейся матери
помощнику Главнокомандующего генералу Лукомскому, приложив полученную мною
от одного из офицеров, направленного в Ялту на пароход "Колхида" отряда,
прокламацию капитана Орлова.
   Воззвание.
   Г. г. офицеры, казаки, солдаты и матросы.
   Весь многочисленный гарнизон гор. Ялты и ее окрестностей и подошедший
десант из Севастополя с русскими судами, вместе с артиллерией и
пулеметами, сознавая правоту нашего общего Святого Дела, перешли к нам по
первому нашему зову со своими офицерами. Генерал Шиллинг просит меня к
прямому проводу, но я с ним буду говорить только тогда, когда он возвратит
нам тысячи безвозвратно погибших в Одессе. По дошедшим до меня сведениям
наш молодой вождь генерал Врангель прибыл в Крым. Это тот, с кем мы будем
и должны говорить. Это тот, кому мы верим все, все, это тот, кто все
отдаст на борьбу с большевиками и преступным тылом.
   Да здравствует генерал Врангель, наш могучий и сильный духом молодой
офицер.
   Капитан Орлов.
   Генерал Лукомский, встревоженный положением, учитывая растущее
неудовольствие против генерала Шиллинга, немедленно по приезду
телеграфировал Главнокомандующему, вновь настаивая на вручении мне
командования в Крыму. На необходимость сделать это он указывал и генералу
Шиллингу. Однородная телеграмма Главнокомандующему была послана и
командующим флотом адмиралом Ненюковым. По получении от меня пересланных
ему телеграмм, генерал Лукомский вновь телеграфировал Главнокомандующему.
   "В дополнение к предыдущей телеграмме сообщаю, что положение
осложняется тем, что все, что будет формироваться в тылу и направляться
против капитана Орлова, будет переходить на его сторону. Распоряжение
Шиллинга о направлении отрядов против Орлова, особенно если произойдет
столкновение между офицерскими отрядами, поведет к полному развалу и тыла,
и фронта. Против Шиллинга большое возбуждение.
   Выход один - это немедленное назначение Врангеля на место Шиллинга. На
себя это взять не считаю возможным, но повторяю, это единственное решение
для ликвидации дела без кровопролития и для сохранения фронта. Медлить
невозможно. Прошу дать срочное указание. 4 февраля 1920 года.
   Генерал Лукомский".
   Утром я получил записку генерала Лукомского:
   "Сейчас генерал Шиллинг передал мне по аппарату, что он просил Главкома
о назначении Вас на его место, или же о назначении Вас помощником к нему
- генералу Шиллингу. Главнокомандующий не согласился ни на то, ни на
другое и приказал Шиллингу, самому справиться с тем, что происходит.
Генерал Шиллинг находит, что при создавшейся обстановке Ваше присутствие в
Крыму нежелательно.
   Очень грустно, что все так разрешается, боюсь, что это поведет к
катастрофе.
   Сегодня я уезжаю в Новороссийск. Ваш Лукомский, 8/11-20 года".
   Настояние генерала Шиллинга на оставлении мною Крыма меня глубоко
возмутило. Я телеграфировал ему:
   "Генерал Лукомский письменно уведомил меня, что Вы находите пребывание
мое в Крыму нежелательным. Полагаю, что вся предыдущая моя служба не дает
никому права делать мне подобные заявления.
   8 февраля 6 часов Нр 626. Врангель".
   Одновременно я послал ему копию моей телеграммы капитану Орлову:
   "Мне доставлено воззвание за Вашей подписью, в коем Вы заявляете о
желании, минуя всех Ваших начальников, подчиниться мне, хотя я ныне не у
дел. Еще недавно присяга, обязывая воина подчинению старшим начальникам,
делала русскую армию непобедимой. Клятвопреступление привело Россию к
братоубийственной войне. В настоящей борьбе мы связали себя вместо присяги
добровольным подчинением, изменить которому без гибели нашего общего дела
не можете ни Вы, ни я. Как старый офицер, отдавший Родине двадцать лет
жизни, я горячо призываю Вас, во имя блага ее, подчиниться требованиям
Ваших начальников. 8 февраля 1920 года. Нр 627. Врангель".
   Через несколько часов я получил ответ генерала Шиллинга:
   "626. Отнюдь не желал уронить Ваших заслуг перед Родиной, хотел
передать Вам власть в Крыму, о чем дважды просил Главкома, но получив
отказ и будучи нравственно и юридически ответственным за многие жизни в
Крыму и ввиду создавшейся обстановки, полагал, что Ваш отъезд из Крыма
облегчит мне привести тыл к повиновению. Верьте, что имею лишь в мыслях
благо общего дела, а не личные интересы. Отнюдь не изгоняю Вас из Крыма,
делайте так, как совесть и разум Вам подсказывают, а за призыв, посланный
Вами Орлову, приношу Вам мою сердечную благодарность. 8/2 - 20, 16 часов.
Нр 0231504. Шиллинг".
   По мере приближения Орлова к Ялте, тревога и растерянность в городе
росли.
   К голосам помощника Главнокомандующего и командующего флотом
присоединили свой голос ряд общественных деятелей; ими была послана
генералу Деникину, покрытая многочисленными подписями, телеграмма:
   "Войска Крымского фронта, под командой доблестного генерала Слащева
геройски отражают большевиков, но события, разыгравшиеся в тылу, грозят
внести раскол в среду защитников Крыма и Добровольческой армии и неминуемо
приведут к гибели дела обороны Крыма, если во главе власти в Крыму не
будет Вашим Высокопревосходительством безотлагательно поставлено лицо,
заслужившее личными качествами своими и боевыми заслугами доверие, как
армии, так и населения и вместе с тем знакомое с особенностями крымской
жизни и обстановки. Таковым лицом по единодушному убеждению крымских
гражданских и военных кругов является генерал Врангель, ныне находящийся в
Крыму. Преклоняясь перед Вашим самоотверженным служением делу спасения
Родины, мы, государственные и общественные деятели, объединившиеся вокруг
провозглашаемых Вами лозунгов и по прежнему незыблемо верящие в
возрождение России, почитаем долгом совести о таковом нашем убеждении
довести до Вашего сведения, уверенные, что серьезность положения оправдает
в Ваших глазах наше настоящее обращение.
   Первоприсутствующий сенатор Ненарокомов, городской голова Ялты Иванов,
уполномоченный Красного Креста Крыма Гучков, исполняющий обязанности
оберпрокурора Правительствующего Сената Решетовский, князь Борис Гагарин,
член Государственной Думы Тесленко, председатель медицинского общества
Зевакин, гласный Ялтинской думы Савич, председатель Ялтинской думы граф
Апраксин, гласный Московской думы и Московского земства Сергей Ижболдин,
сенатор Александр Неверов, сенатор Григорий Глинка, Таврический земский
гласный Владимир Келлер, член Государственного Совета Александр Наумов".
   Дело разрешилось совершенно неожиданно полученной комендантом
Севастопольской крепости телеграммой, сообщающей выдержку из приказа
Главнокомандующего от 8-го февраля:
   "Коменданту Севастопольской крепости.
   По генеральному штабу: увольняются от службы согласно прошению:
помощник Главнокомандующего Вооруженными Силами на Юге России и начальник
военно-морского управления генерального штаба генерал-лейтенант Лукомский,
состоящие в распоряжении Главнокомандующего Вооруженными Силами на Юге
России генерального штаба генерал-лейтенанты: барон Врангель и Шатилов. По
морскому ведомству увольняются от службы: командующий Черноморским флотом
вице-адмирал Ненюков и начальник штаба командующего Черноморским флотом
контр-адмирал Бубнов.
   Главнокомандующий генерал-лейтенант Деникин. 8 февраля 1920 года. Нр
002531".
   Если увольнение меня и генерала Шатилова и являлось следствием поданных
нами прошений об увольнении от службы, то массовое увольнение всех прочих
лиц без прошений одним с нами приказом, могло быть объяснено лишь желанием
Главнокомандующего пресечь новый мерещившийся ему "мятеж". Последнее
предположение не замедлило получить подтверждение. В полученном приказе
генерала Деникина, упоминающего о том, что "выступление капитана Орлова
руководится лицами, затеявшими подлую политическую игру", генералу
Шиллингу приказывалось арестовать виновных, "невзирая на их высокий чин
или положение". Упомянутая выписка из приказа об увольнении от службы ряда
лиц и приведенный приказ Главнокомандующего были, с очевидной целью
подчеркнуть их взаимную связь, расклеены рядом во всех витринах Крымского
отделения Освага.
   Удар пришелся по тем, кто собирался его нанести. Мое обращение к
капитану Орлову успело появиться уже в местных газетах и для всех не могло
быть сомнений, кто истинные руководители "подлой политической игры".
   Накануне подхода Орлова к Ялте, туда прибыл генерал Покровский.
Последний, по расформировании Кавказской армии, малочисленные части
которой были переданы в Кубанскую армию, остался не у дел. Не чувствуя над
собой сдерживающего начала, в сознании полной безнаказанности, генерал
Покровский, находивший в себе достаточную силу воли сдерживаться, когда
это было необходимо, ныне, как говорится, "соскочил с нареза", пил и
самодурствовал. Прибыв в Ялту, он потребовал от местных властей полного
себе подчинения, объявил мобилизацию всех способных носить оружие, заявил
о решении своем дать бой мятежнику Орлову.
   Обывателей хватали на улицах, вооружали чем попало. Орлов подходил к
городу.
   Генерал Покровский с несколькими десятками напуганных, не умеющих
стрелять "мобилизованных", вышел его встречать. "Мобилизованные"
разбежались и Орлов, арестовав генерала Покровского, без единого выстрела
занял город. Прибывший на "Колхиде" отряд, составленный из каких-то
тыловых команд, оставался безучастным зрителем. Проведя несколько дней в
Ялте, произведя шум и ограбив кассу местного отделения Государственного
банка, Орлов ушел в горы.
   В эти дни Крым переживал тревогу. Красные, перейдя в наступление, 13-го
февраля овладели Тюп-Джаяхойскям полуостровом, нанесли нашим частям
значительные потери и захватили 9 орудий. В городе росли угрожающие слухи,
в витринах Освага появились истерические, с потугой на "суворовские",
приказы генерала Слащева.
   Через день все успокоилось, противник отошел обратно на Чонгарский
полуостров.
   Генерал Слащев, на несколько часов приезжавший в Севастополь, посетил
меня.
   Я видел его последний раз под Ставрополем, он поразил меня тогда своей
молодостью и свежестью. Теперь его трудно было узнать. Бледно-землистый, с
беззубым ртом и облезлыми волосами, громким ненормальным смехом и
беспорядочными порывистыми движениями, он производил впечатление почти
потерявшего душевное равновесие человека.
   Одет он был в какой-то фантастический костюм, - черные, с серебряными
лампасами брюки, обшитый куньим мехом ментик, низкую папаху "кубанку" и
белую бурку.
   Перескакивая с одного предмета на другой и неожиданно прерывая рассказ
громким смехом, он говорил о тех тяжелых боях, которые довелось ему вести
при отходе на Крым, о тех трудностях, которые пришлось преодолеть, чтобы
собрать и сколотить сбившиеся в Крыму отдельные воинские команды и
запасные части разных полков, о том, как крутыми, беспощадными мерами
удалось ему пресечь в самом корне подготавлявшееся севастопольскими
рабочими восстание.
   Через день прибыл из Ялты генерал Покровский. По его словам
Главнокомандующий решил убрать генерала Шиллинга и он, Покровский, явится
его заместителем.
   Действительно, в течение дня Покровский несколько раз по прямому
проводу говорил со ставкой и вечером выехал на фронт. Однако, через день,
не заезжая в Севастополь, он вернулся в Ялту. По слухам, генерал Слащев
донес Главнокомандующему, что в случае назначения Покровского он просит
его от командования корпусом уволить. Намечавшееся назначение генерала
Покровского не состоялось.
   Неожиданно я получил телеграмму генерала Хольмана, принятую
радиостанцией дредноута "Мальборо":
   "Сообщите Врангелю, что миноносец немедленно отвезет его в Новороссийск.
   Нижеследующее от Хольмана: Хольман гарантирует его безопасность и
попытается устроить ему свидание с Деникиным, но ему нечего приезжать,
если он не намерен подчиниться окончательному решению Деникина
относительно его будущего направления. Врангель должен понять, что вопрос
идет о будущем России. Он должен быть готов открыто заявить о поддержке им
новой демократической политики Деникин