одвижения на север,
быстро увеличивались, обозов не хватало и, при благосклонном
попустительстве свыше, под захваченное добро брались подвижные составы.
Некоторые части занимали под полковые запасы до двухсот вагонов.
   С началом отхода награбленное добро поспешно увозилось в тыл, забивая
железнодорожные узлы, нарушая и осложняя график важнейших воинских
перевозок.
   Эвакуация велась самым беспорядочным образом, плана, видимо, никакого
не было.
   Спешно отправляемые в тыл всевозможные управления и учреждения не
получали никаких указаний о пути следования. Поезда забивали
железнодорожные узлы, неделями стояли не разгруженными... Станции были
наполнены огромным числом беженцев, главным образом женщин и детей,
замерзающих, голодных и больных. По мере продвижения на север все ярче
рисовалась жуткая картина развала.
   На станции Змиев, куда я прибыл вечером, мне доложили, что штаб
генерала Май-Маевского оставил уже Харьков. Через несколько минут штабной
поезд подошел к станции с севера. Я прошел к генералу Май-Маевскому,
которого застал весьма подавленным. Его отозвание было для него, видимо,
совершенно неожиданным, и он горячо сетовал на "незаслуженную обиду", хотя
убран был и он, и начальник его штаба (генерал Ефимов) с "почестями" -
зачислением в распоряжение Главнокомандующего.
   Не задерживаясь в Змиеве, генералы Май-Маевский и Ефимов проследовали в
Таганрог. Вечером я отдал армии приказ.
   "ПРИКАЗ
 Войскам Добровольческой Армии 27 ноября 1919 г. ј709.
   г. Змиев.
   Славные войска Добровольческой армии.
   Враг напрягает все силы, стремясь вырвать победу из Ваших рук. Волна
красной нечисти готовится вновь залить освобожденные Вами города и села.
Смерть, разорение и позор грозят населению.
   В этот грозный час, волею Главнокомандующего, я призван стать во главе
Вас. Я выполню свой долг в глубоком сознании ответственности перед Родиной.
   Непоколебимо верю в нашу победу и близкую гибель врага. Мы сражаемся за
правое дело, а правым владеет Бог.
   Наша армия борется за родную веру и счастье России. К творимому Вами
святому делу я не допущу грязных рук.
   Ограждая честь и достоинство армии, я беспощадно подавлю темные силы,
- погромы, грабежи, насилие, произвол и пьянство будут безжалостно
караться мною.
   Я сделаю все, чтобы облегчить Ваш крестный путь. Ваши нужды будут моими.
   Ограждая права каждого, я требую исполнения каждым долга перед Родиной
- перед грозной действительностью личная жизнь должна уступить место
благу России.
   С нами тот, кто сердцем русский, и с нами будет победа.
   Генерал Врангель".
   Поздно вечером были получены сведения об оставлении отрядом генерала
Кальницкого Полтавы. Отряд отходил в направлении на Константиноград.
Главнокомандующим был отдан приказ:
   "ПРИКАЗ
 Войскам Вооруженных Сил Юга России ј2688
 27 ноября 1919 г. Г. Таганрог.
   Семь месяцев тому назад тяжелая обстановка, создавшаяся в районе
Задонья, заставила меня большую часть конницы перебросить на Царицынское
направление и сформировать там Кавказскую армию. Высоко ценя кавалерийское
сердце, знание конницы и опыт в руководстве ею, я назначил
генерал-лейтенанта барона Врангеля командующим этой армией. Ныне, в силу
той же неумолимой обстановки, конница главной массой собирается на фронте
Добровольческой армии, и, дабы она была в умелых и опытных руках, я
вынужден отозвать генерал-лейтенанта барона Врангеля от командования
созданной им Кавказской армии и назначить командующим Добровольческой
армией и главноначальствующим Екатеринославской, Курской и Харьковской
губерний.
   Приношу свою глубокую благодарность Вам, глубокоуважаемый Петр
Николаевич, за ту трудную и блестящую работу, которую выполнила Кавказская
армия под Вашим командованием за первые семь месяцев своего существования
и желаю Вам таких же успехов на новой должности командующего
Добровольческой армией.
   Генерал-лейтенант Деникин".
   С оставлением штабом армии Харьковского узла, телеграфная связь с
войсками чрезвычайно затруднялась; я решил перейти ночью в Славянок,
откуда представлялось наиболее удобным связаться с войсками генерала
Мамонтова, Кутепова, Юзефовича и Кальницкого. В Харьков к генералу
Кутепову был послан мною состоящий в моем распоряжении полковник
Артифексов с приказанием удерживать возможно дольше город, дабы успеть
закончить эвакуацию всех раненых, больных и важнейших воинских грузов. В
Славянок прибыл я на рассвете и застал станцию совершенно забитой
всевозможными эшелонами.
   Вокзал и ближайшие постройки были заняты огромным количеством беженцев,
в самом плачевном положении. Санитарные поезда стояли более недели
неразгруженными. В ближайшем к вокзалу здании фабрики оказался какой-то
всеми забытый, оставленный врачебным персоналом лазарет; несколько
десятков тяжело больных и раненых оказались в самом ужасном положении. Те,
кто мог еще двигаться, разошлись в поисках крова и пищи, остальным грозила
буквально голодная смерть. Под влиянием всего пережитого один из раненых
офицеров за несколько часов до моего приезда покончил жизнь самоубийством,
повесившись. Узнав как-то о моем прибытии, двое страдальцев нашли в себе
силы кое-как добраться до вокзала, надеясь хоть у меня добиться помощи.
   С помощью врачей и сестер, стоявших на станции товарных поездов и
взятого из последних материала был оборудован в одном из ближайших зданий
лазарет; в городе закуплено продовольствие. Через несколько часов все
несчастные были устроены.
   К вечеру удалось наладить связь с большинством начальников, не
удавалось лишь связаться с генералом Мамонтовым. Генерал Кутепов вел
жестокий бой к северу от города Харькова. Эвакуация шла полным ходом, чему
в значительной мере способствовал широко развитый Харьковский узел и
энергия заведующего эвакуацией инженера Филоненко. Штаб 5-го
кавалерийского корпуса, как оказалось, помещался в поезде. Части корпуса,
как я упоминал, были растянуты на огромном 50-верстном фронте жидкой
завесой. Я потребовал, чтобы штаб корпуса немедленно сел на коней, а части
корпуса заняли сосредоточенное, удобное для действий маневром,
расположение.
   Части генерала Кальницкого отходили под слабым давлением противника.
   К вечеру 28-го ноября части 5-го кавалерийского корпуса и терская
волжская бригада сосредоточились уступом впереди левого фланга
добровольцев. Штаб корпуса оставил поезд. Командир корпуса генерал
Юзефович был отозван еще генералом Май-Маевским и выехал накануне в тыл.
Во главе корпуса, сведенного в дивизию, временно стал генерал Чекотовский.
Он был совсем болен и доносил, что если в ближайшие дни не оправится, то
вынужден будет сдать командование командиру одной из бригад, генералу
Барбовичу.
   Добровольцы все еще держались против наседавшего противника, бой шел в
предместьях Харькова и ночью генерал Кутепов предполагал город оставить;
раненые и большая часть наиболее ценных грузов были вывезены, однако много
ценного имущества как в городе, так и в составах, оставлялось противнику.
От генерала Мамонтова все еще сведений не было.
   29-го красные вступили в Харьков. Прибывший из Харькова полковник
Артифексов восторженно отзывался о доблести добровольческих частей и
чрезвычайно хвалил стойкость и распорядительность командира корпуса.
Вместе с тем он докладывал о возмутительном поведении "шкуринцев" - чинов
частей генерала Шкуро, значительное число которых, офицеров и казаков,
оказалось в Харькове. Вместо того, чтобы в эти трудные дни сражаться со
своими частями, они пьянствовали и безобразничали в Харькове, бросая на
кутежи бешеные деньги. Сам генерал Шкуро находился на Кубани в отпуску и
ожидался в армии со дня на день. Зная хорошо генерала Шкуро, я считал его
присутствие в армии вредным и телеграфировал Главнокомандующему:
   "Армия разваливается от пьянства и грабежей. Взыскивать с младших не
могу, когда старшие начальники подают пример, оставаясь безнаказанными.
Прошу отчисления от командования корпусом генерала Шкуро, вконец
развратившего свои войска. Генерал Врангель".
   На телеграмму эту ответа не последовало, хотя я тщетно в последующие
дни запрашивал ставку. Наконец, после долгих настояний, генерал
Плющик-Плющевский в разговоре по аппарату с начальником моего штаба,
сообщил, что "мы дали совет генералу Шкуро к вам не возвращаться". Генерал
Деникин не мог решиться покарать недостойного начальника.
   Через несколько недель генерал Шкуро был назначен командующим Кубанской
армией.
   Я принял ряд мер для наведения порядка в тылу. На узловых станциях
Кременное, Лиман, Лозовая были учреждены особые комендатуры во главе с
генералами или штаб-офицерами, при коих состояли особые военно-полевые
суды. Все следующие на юг эшелоны осматривались. Имущество разбиралось и
бралось на учет, из боеспособных воинских чинов формировались маршевые
команды для отправки на фронт. Уличенных в грабежах, ослушников и
дезертиров было приказано немедленно предавать суду и, по утверждению
приговора комендантом, таковой приводить в исполнение. Несколько офицеров
генерального штаба было послано для производства рекогносцировки позиций
- узлов сопротивления, долженствующих прикрыть узлы железных и грунтовых
дорог станций Лиман - Боровенково - Ледовая.
   Распределялись санитарные, интендантские и артиллерийские учреждения.
   29-го Главнокомандующий отдал новую директиву (ј015724). Генералу
Покровскому приказывалось продолжать активную оборону Царицына, генералу
Сидорину оборонять линию Дона от станицы Качалинской до станицы Казанской,
сосредоточив все возможные силы, дабы остановить и разбить противника,
наступающего от Воронежа.
   Мне приказывалось, обеспечивая каменноугольный район, продолжать
сосредоточение и перегруппировку войск, имея в виду при первой возможности
переход в наступление для обратного овладения Харьковским районом.
   Генералу Драгомирову ставилась задача, активно обороняясь на левом
берегу Днепра, стремиться разбить правобережную группу красных.
   Наконец, генералу Шиллингу, объединявшему войска Новороссийской
области, приказывалось продолжать наступление на фронте Коростень -
Новоград Волынский - Шепетовка и принять меры к скорейшему завершению
операции генерала Слащева против повстанцев Махно.
   Разграничительная линия между моей и Донской армиями была установлена:
   Аксайская - Славяносербск - Старобельск - Бирюч - Касторное.
   Мне наконец удалось связаться с генералом Мамонтовым. Я приказал ему,
обеспечивая частью сил добровольцев правый фланг, собрать кулак на своем
правом фланге и, разбив находящуюся против него пехоту противника, ударить
во фланг обходящей его коннице красных.
   1-го декабря генерал Мамонтов стянул свои части в районе Попасовка -
Товалжанка, завязав бой с противником в этом районе.
   Прибыл с нетерпением ожидавшийся мною генерал Улагай. Дав ему все
необходимые указания, я просил его как можно скорее выехать в Купянск для
принятия командования конницей, однако на станции Рубежная генерал Улагай
временно задержался, ожидая прибытия вызванных им некоторых лиц своего
нового штаба. Я решил передвинуться из Славянска в Юзовку, откуда по
условиям телеграфной связи управление было удобнее и где представлялась
возможность разместить главнейшие отделы штаба и гражданской канцелярии.
Помощник мой по гражданской части С. Д.
   Тверской был мне очень полезен. Я был поглощен военными операциями и
все заботы по гражданским вопросам он взял всецело на себя. Мы оба, так же
как и наши ближайшие помощники, работали буквально целые сутки. Мне было
особенно тяжело, так как мною вновь овладел приступ лихорадки и я сильно
ослабел.
   2-го декабря штаб генерала Драгомирова оставил Киев. Войска его еще
удерживали восточные головы мостов через Днепр, 4-го декабря войска
Киевской и Новороссийской областей были объединены в руках генерала
Шиллинга.
   В этот день я получил сведения, что в районе станций Куземовка и
Сватово, в 30 верстах южнее Купянска обнаружено до 3000 пехоты и конницы
красных, из них около 1000 сабель двигается от станции Кривошеевка на
юго-запад. Связь моя с Купянском и конной группой генерала Мамонтова
оказалась прерванной. Однако, я не придавал этому особого значения, ожидая
с часа на час донесения от генерала Мамонтова об ударе его частей во фланг
и тыл прорвавшимся красным.
   Между тем, ни в этот день, ни в следующий донесений от генерала
Мамонтова не поступило. По сведениям железнодорожной администрации в
районе станции Кабанье (20 верст южнее Сватова) стекалось много отдельных
всадников и повозок войсковых обозов частей генерала Мамонтова. По тем же
сведениям, селение Волхов Яр, в 35-ти верстах западнее Купянска, было
занято двумя полками красных, а в районе станции Балаклея, в 30-ти верстах
юго-восточнее Змиева, какие-то шайки грабили проходившие обозы. Таким
образом, благодаря преступному бездействию генерала Мамонтова, противник
успел глубоко охватить правый фланг Добровольческого корпуса,
продолжавшего удерживать линию реки Можь и Гнелица.
   Генерал Кутепов, сняв с фронта 1-й Марковский полк, направил его со
станции Грахово на Волхов Яр. Не успевшие еще закончить укомплектование
2-й и 3-й Марковские полки приступили к погрузке на станции Шебелинка,
откуда должны были быть переброшены на Изюм для прикрытия этого пункта.
   Я предоставил в распоряжение генерала Улагая бронепоезд, дабы он мог
попытаться проехать к своей коннице и послал ему предписание генералу
Мамонтову, коего за "преступное бездействие" отрешал от командования.
   5-го декабря генерал Улагай выехал на бронепоезде со станции Рубежная
на Купянск, но дальше станции Кабанье продвинуться не мог; в районе
станции Сватово слышна была сильная артиллерийская стрельба. Конница
"товарища" Буденного продолжала продвигаться в разрезе между моей и
Донской армиями, заняв Старобельск и село Евсук. 2-й и 3-й Марковские
полки, прибыв в Изюм, выдвинулись на фронт Вербняговка (направление на
Сватово) - Верхний Бахтин. 1-му Марковскому полку, по выполнении задачи у
Волхова Яра, приказано было прибыть на станцию Закомельская (20 верст к
северу от Изюма). Корниловская дивизия отведена была сперва на фронт
Яковенково - станция Шебелинка - Нижний Бишкин и далее отводилась на
фронт Савинцы - Асеевка. Дроздовцы - сперва на фронте Сухая Гомольта -
Линивка и далее на фронте Сумцовое - Алексеевское - Димитриевка.
   5-й конный корпус отошел в район Медведовка - Власовка;
Константиноградский отряд - в районе Россоховатой.
   В Константинограде оставлены были терцы для прикрытия направления на
Лозовую.
   Получены были сведения об оставлении нами 3-го декабря Киева.
   В связи со сложившейся обстановкой Главнокомандующим была дана новая
директива (за ј015926), в коей указывалось, что противник прилагает все
усилия для овладения Каменноугольным районом, продвигаясь в разрезе между
Донской и Добровольческой армиями. Войскам ставились задачи:
   Генералу Покровскому - продолжать оборонять Царицын, выделив в резерв
Главнокомандующего в район Новочеркасск - Аксайская 1-ю конную дивизию.
   Генералу Сидорину - удерживать линию Славяносербск - Калединск и,
прикрывая железную дорогу Лихая - Царицын, обеспечивать по Дону левый
фланг Кавказской армии; все усилия направить к тому, чтобы левым своим
крылом, совместно с Добровольческой армией, разбить противника,
наступающего на фронте Луганск - Миллерово.
   Генералу Врангелю - активно оборонять линию реки Донец (от стыка с
Донской армией) и далее через Славянок - Лозовую надежно обеспечивать
Каменноугольный район; к своему правому флангу сосредоточить ударную
группу, с целью совместно с донцами разбить противника, наступающего в
общем направлении на Луганск.
   Генералу Шиллингу прикрывать Новороссийскую область и Крым, удерживая
железнодорожные узлы: Синельникове, Кременчуг, Черкассы, Бобринское,
Цветково, Христиновка, Винница, Жмеринка; главные же силы спешно направить
в район Екатеринослава для быстрой ликвидации банд Махно и дальнейших
действий во фланг и тыл противника, наступающего против Добровольческой
армии.
   Генералу Эрдели приказывалось срочно направить в резерв
Главнокомандующего в район Новочеркасск - Аксайская одну конную и одну
пластунскую бригады.
   6-го декабря наконец удалось установить связь с конницей генерала
Мамонтова.
   Последний 4-го декабря занял было Сватово, но 5-го декабря был вытеснен
из этого пункта и отошел в район Миловатовка - Кабанье - Юрьевка -
Николаевка - Александровка - Алексеевское. Генерал Улагай выехал для
принятия командования.
   Со станции Рубежная вернулся офицер, возивший генералу Улагаю пакеты, и
принес от последнего донесение. Генерал Улагай доносил, что выезжает для
принятия командования конной группой. От проезжавших через Рубежную
отдельных офицеров и солдат генерала Мамонтова он имел самые
неутешительные сведения о состоянии нашей конницы. Кубанские и терские
части окончательно вымотались, было много безлошадных казаков. Донские
части, вконец развращенные еще во время рейда генерала Мамонтова в тыл
красных, совсем не желали сражаться. Сам генерал Мамонтов, обиженный
заменой его генералом Улагаем, сказался больным и выехал в штаб Донской
армии, не дождавшись прибытия своего заместителя.
   Последним надеждам, возлагавшимся Главнокомандующим на нашу конную
группу, видимо, не суждено было осуществиться. (За два дня - 4-го декабря
- я получил рапорт заболевшего и эвакуированного в тыл временно
командовавшего 5-м кавалерийским корпусом генерала Чекотовского:
   "Отъезжая сего числа в разрешенный мне отпуск по болезни, считаю своим
долгом доложить Вашему Превосходительству истинное состояние тех полков, с
которыми я непрерывно провел долгий боевой период. Постараюсь быть кратким
и прошу верить, что в этом докладе нет ни единого слова преувеличения.
Конский состав дивизии дошел до полного изнурения. Выйдя в поход в июне
месяце, дивизия до сих пор имела 5 - 6 дней, которые она стояла на месте,
но все же готовая каждую минуту к выступлению. Если за эти полгода были
случаи ковки, то это были случаи единичные. О зимней ковке не было и речи.
В настоящее время лошадь является обузой для всадника, которая на каждом
шагу скользит и падает, так как все дороги в настоящее время сплошной лед,
а замерзшие вспаханные поля для движения невозможны. Скорость движения
полков - 3 версты в час. Конные батареи впрягли в орудия все, что было
возможно, до офицерских лошадей включительно, а офицеры ходят пешком.
Чтобы взять какой-нибудь, даже незначительный подъем, для этого первое
орудие вывозится на руках, а остальные путем припряжки уносов от других
орудий. Имея впереди 20 - 30-верстный переход, командиры батарей не
ручаются, что они дотянут до ночлега, а если этот переход приходится
делать с боями, то батареи, несмотря на всю свою доблесть, отличный
офицерский и командный состав, являются предметом бесконечных забот
ближайшего кавалерийского начальника. Если есть мнение, что в тылу
существуют большие пополнения, не использованные частями на фронте, то это
несправедливо. Все, что возможно взять из тыла, сколачивается и приводится
в полки. Но эти пополнения прибывают частями до 20 - 50 чел. и за
несколько дней незаметно тают. Примером может служить 1-я бригада, которая
28-го числа имела 146 шашек, 29-го ноября, получив пополнение, имела 206
шашек, а сегодня, 2-го декабря, после боя у Ракитной, имеет 141 шашку. При
столь ограниченном пополнении и числе рядов кадры офицерского состава
гибнут, незаметно исчезают. Примером этому может служить Стародубский
дивизион сводного полка 12-й кавалерийской дивизии, где из 24 кадровых
офицеров осталось 12 (4 офицера ранено и 8 убито). Единственный полк из
шести полков 1-й дивизии, вполне сохранившийся, достигший сравнительно
огромного состава, полк 9-й кавалерийской дивизии, который еще в начале
октября был отправлен на внутренний фронт и там в сравнительно легкой
обстановке, без больших потерь, достиг 9-эскадронного состава по 70 шашек
при 50 п