ность, необходимую
для победы, могут найти в себе войска, что и доблестные, но перенесшие
крайне тяжелое отступление, обескровленные и потерявшие значительную долю
своего боевого порыва. Укрепленная позиция, как бы сильна она ни была, не
могла чудесно превратить отступающие войска в победоносные. Необходимо
было поддержать отходящие части свежими силами, образовав хотя бы
некоторый небольшой резерв из свежих войск.
   Этот резерв должны были составлять прибывающая 2-я Кубанская
пластунская бригада и части генерала Мамонова, которые я решил оттянуть,
ко времени подхода армии к Царицыну, с левого берега Волги. К 25-му
августа ожидалось прибытие четырех танков (после взятия Царицына имевшиеся
в армии шесть танков были переброшены в Добровольческую армию). 2-я
Кубанская пластунская бригада (2-й, 4-й и 8-й пластунские батальоны)
заканчивала свое сосредоточение к Царицыну к середине августа. Прибыв с
фронта Добровольческой армии, она имела в своем ближайшем боевом прошлом
ряд сравнительно легких успехов и являлась единицей бесспорной боевой
ценности, 3-я Кубанская казачья дивизия генерала Мамонова после ряда
блестящих дел, не испытав ни разу расслабляющего влияния неудач, полностью
сохранила свой боевой пыл. При том же, действуя в богатом, совершенно
нетронутом районе, части не успели измотаться. Дивизия была сравнительно
большой численности. К 20-му августа в пяти полках и двух отдельных
дивизионах было до 2000 шашек. Что же касается Саратовского полка, то, как
и прочие, полк 6-й дивизии (за исключением гренадер), пополненный главным
образом пленными и с ничтожным количеством кадрового офицерского состава,
он в боевом отношении существенной силы не представлял. Я вызвал в Царицын
телеграммами всех находящихся в отпуску и командировках строевых
начальников, в том числе генерала Улагая и успевшего поправиться после
ранения генерала Бабиева.
   Между тем армия, ведя арьергардные бои и неся тяжелые потери,
продолжала отступать. Численный состав конных полков дошел до 100-150
шашек. Стрелковые полки конных дивизий почти полностью были выведены из
строя. Астраханский полк 6-й пехотной дивизии был уничтожен вовсе. В двух
гренадерских полках оставалось вместе 450 штыков, 3-я пластунская бригада
была сведена в батальон. В артиллерии вследствие значительных потерь в
материальной части, убыли и изнурения лошадей батареи были сведены в двух-
и даже одноорудийные.
   Вместе с тем, учитывая тяжелое положение армии, я тогда же приказал
начать эвакуацию города. Согласно выработанного начальником военных
сообщений генералом Махровым плана, ежедневной отправке с обоих вокзалов
Царицына подлежало семь поездов. В первую очередь эвакуировались имеющие
военную ценность грузы, затем правительственные, тыловые и армейские
учреждения и, наконец, семьи военнослужащих. Была предоставлена
возможность выезжать и неслужащему люду.
   Запись желающих была открыта в городской управе и у коменданта города.
   Отъезжавшим разрешалось брать лишь ручной багаж. По мере приближения
красных армий к Царицыну беспокойство среди населения увеличивалось.
Желающих выехать оказывалось множество. К тому же, несмотря на запрещение,
отъезжающие стремились увезти с собой все движимое имущество. Поезда
оказывались забитыми мебелью, мануфактурой и прочим. Благодаря ли
растерянности и нерадивости железнодорожной администрации, или вследствие
злонамеренной скрытой работы агентов противника, эвакуация в первые дни
шла весьма неуспешно. Вместо намеченных семи эшелонов в первый день
удалось отправить лишь четыре, на третий ушло всего три поезда.
   Генерал Махров жаловался, что ничего сделать не может.
   Взяв с собой несколько казаков моего конвоя, я лично отправился на
вокзал, где застал готовый к отходу пассажирский эшелон. Большое
количество вагонов оказалось гружеными пианино, зеркалами, мебелью и т. п.
Я тут же приказал конвойным выбрасывать все это на платформу, ломать и
рубить, приказав освободившиеся вагоны отдать под казенные грузы.
Осматривая далее грузившиеся на запасных путях эшелоны, я обнаружил ряд
вагонов уже запломбированных, где вместо того чтобы, как значилось по
ведомостям, должны были находиться артиллерийские грузы, оказались частные
пассажиры, главным образом евреи, торговцы, выезжавшие с принадлежавшими
им товарами. Прижатые мною к стене, они признались, что вагоны куплены
ими. Деньги поделили начальник станции, составитель поездов и сцепщик. Я
тут же арестовал этих лиц и в тот же день предал военно-полевому суду по
обвинению в содействии успеху противника. В ту же ночь они были повешены:
двое на вокзалах города, один на городской площади. Соответствующий приказ
мой был той же ночью отпечатан; я приказал расклеить его на.всех станциях
железной дороги. С этого дня эвакуация шла блестяще. Вместо намеченных
семи удалось отправлять ежедневно восемь поездов. Ко времени подхода
красных к Царицыну эвакуация была закончена.
   12-го августа я получил ответ генерала Деникина на мое письмо от 29
июля:
   "Главнокомандующий Вооруженными силами на Юге России.
   10 августа 1919 года. Милостивый Государь ј 011686.
   гор. Таганрог. Барон Петр Николаевич!
   На ј3.
   Я в рядах Добровольческой армии почти с момента ее возникновения и с
31-го марта 1918 года стою во главе этой армии, а затем Вооруженных сил
Юга России.
   Зарождалась Армия, не имея ничего: первые пушки были выкраденные, весь
1-й Кубанский поход, да в значительной степени и 2-й, Армии приходилось
снабжать себя боевыми припасами от противника.
   В момент, когда я принял командование Армией, в боевом комплекте
имелось едва по 10-20 выстрелов на орудие, патронов в запасе не было
совсем, собирали растерянные большевиками при отступлении их к
Екатеринодару.
   Вся история Добровольческой армии, а затем Вооруженных сил на Юге
России, имеет характер напряженной, упорной, героической борьбы
материально нищей, но богатой духом армии со значительно превосходным и
гораздо лучше снабженным противником, борьбы, в которой, невзирая на
превосходство сил и снабжения противника, подчиненные мне войска своей
доблестью и верой в правоту своего дела неизменно побеждали.
   Правда, эти победы давались не даром и многим из подчиненных мне
начальников задачи казались не по силам, и мне иногда бросались упреки и
давались советы, следуя которым армии Юга России, вероятно, не достигли бы
настоящих результатов.
   Но должен сказать, что я, несмотря на все трудности, переживаемые
различными участками фронта, ни разу не слышал упрека в несправедливости и
лицеприятии и впервые слышу это от Вас. Обвинение это тяжкое, но не с
целью оправдаться я отвечаю Вам. а с целью восстановления истории вопроса,
как она рисуется мне.
   В конце марта обстановка в Каменноугольном районе складывалась
чрезвычайно неблагоприятно для нас: Вы в своем письме генералу Юзефовичу,
выдержку из которого он представил мне, при своем письме от 30-го марта за
ј 04472, писали, что нам все равно не удержать Каменноугольного района;
рекомендовали бросить его и, оставив правый берег Дона на одних донцов,
Кавказскую Добровольческую армию сосредоточить на Царицынском направлении.
Эта же мысль была повторена в Вашем рапорте от 4-го апреля за ј 82.
   Тогда же начальником моего штаба было отвечено генералу Юзефовичу
(письмо от 3-го апреля ј 04767) о том, что хотя Царицынское направление
имеет очень серьезное значение, тем не менее, по целому ряду соображений
выполнить этот план в тот момент не представлялось возможным.
   В половине апреля успешное наступление большевиков за Маныч и угроза
Тихорецкой и Ростову вынудили меня усилить группу генерала Кутепова за:
счет Кавказской Добровольческой армии и войск Терско-Дагестанского края.
   Как от Вас, так и от генерала Эрдели были взяты лучшие кубанские
дивизии "и было взято столько, больше чего без ущерба для дела взять
нельзя было.
   Вы, находясь в то время во главе Кавказской Добровольческой армии,
считали, что с наличными силами удержать Каменноугольный район невозможно.
Я по совокупности всей обстановки считал, что бросить его нам нельзя.
   21-го апреля началось наше успешное наступление на Манычском фронте;
положение в Каменноугольном районе продолжало ухудшаться и как ни нужна
была пехота на Маныче, тем не менее ничего из Кавказской Добровольческой
армии перевести было нельзя.
   В начале мая Вы попросили разрешение приехать в Торговую и здесь
доложили, что все пределы перейдены и что необходимо генералу
Май-Маевскому дать разрешение на отход. Здесь же, в виду неоднократно
высказывавшегося Вами желания командовать армией на Царицынском
направлении и в виду сосредоточения здесь крупной массы лучшей нашей
конницы. Вам предложено было объединить командование всей группой
(Кавказской армией), на что Вы охотно согласились.
   8-го мая была взята Великокняжеская, образована Кавказская армия, и я
покинул Манычский фронт.
   Приехав из Ростова, Вы мне докладывали, что 2-я Кубанская пластунская
бригада стремится к своим Кубанским частям, на что я Вам ответил, что мною
намечено перебросить ее на Царицынский фронт; о том, когда это сделать, в
то время не могло быть речи; Вы сами тогда только что приехали из
Кавказской Добровольческой армии и, конечно, понимали насколько ценен на
том фронте каждый солдат. Во всяком случае, до постановки на фронт 7-й
дивизии, 2-я Кубанская пластунская бригада переброшена быть не могла.
   Что касается технических средств, то артиллерии Вы имели вполне
достаточно, так как сверх состоящей при Ваших дивизиях у Вас была одна, а
затем направлена и другая гаубичные батареи 2-й артиллерийской бригады,
единственный тяжелый (с шестидюймовыми гаубицами) дивизион был в Вашей
армии, к Вам же еще до Вашего приезда были направлены - прибывший
авто-броневой дивизион и английский авиационный дивизион. Дальнейшее
усиление могло произойти бронепоездами и танками, это усиление было
обещано, но оно всецело зависело от восстановления жел. дороги. К моменту
восстановления мостов через Сал и Есауловский Аксай эти средства были в
Вашем распоряжении.
   Операцию на Царицын можно было вести двояко: или идти на шее разбитого
врага, не давая ему опомниться и приготовиться к встрече, или выждать
технические средства, которые Вам были обещаны и ни на один день не
запоздали.
   Это можно было определить только на месте - не перегружена ли лошадь,
везущая кладь.
   Вы писали, что не двинетесь вперед ни на шаг, несмотря на все
приказания. Но хотя Вас никто не заставлял и не стеснял во времени, Вы
решили избрать первый способ действий - идти напролом - и это сделали,
не ожидая технических средств, которые, Вы знали, будут, как только будет
готова железная дорога.
   Эти средства, равно как и 7-ю дивизию. Вы получили не после кровавого
урока и не вследствие его, а как только была готова железная дорога и обоз
и артиллерия 7-й дивизии были запряжены.
   Усилить Вас не 7-й дивизией было нельзя, так как для этого надо было бы
остановить успешное продвижение Добровольческой армии и вытягивать части
из боя.
 
   По взятии Царицына мне очень хотелось дать отдых доблестной Кавказской
армии, но в резерве ее я не оставлял, а 30-го июня отдал директиву ј
08878, согласно которой Кавказская армия должна была выйти на фронт
Саратов - Ртищево - Балашов.
   По Вашему докладу предполагалось, что Вы дадите частям отдых в Царицыне
и что донцы в состоянии будут гнать противника одни. Отдых Вы определяли в
две недели.
   Я, не зная в каком виде отошел противник, не возражал Вам, и на другой
день я не отменил своего приказа, которого и не отдавал, а приказал в
соответствии с общей обстановкой, частью сил преследовать противника
(телеграмма от 22-го июня ј 08911), что Вы и сделали, как доносили, до
получения моего приказания (донесение Ваше от 25-го июня ј 01068).
   Также не верно, что я приказал одну дивизию перебросить на левый берег
Волги. Я такого приказания не отдавал. В директиве ј 08878 буквально
сказано: "Теперь же направить отряды для связи с Уральской армией и для
очищения нижнего плеса Волги". Какие будут отряды, предоставлялось всецело
Вашему усмотрению, и я был свидетелем Вашего разговора с Генералом
Мамоновым, когда Вы первоначально назначили один полк, но затем по его
просьбе изменили Ваше решение.
   Вы пишете, что у Вас взяли 7-ю дивизию, 2-ю Терскую пластунскую
бригаду, Осетинские конные полки и взамен 7-й пехотной дивизии не выслали
обещанной Вам 2-й Кубанской пластунской бригады.
   Вы знали, что 7-я пехотная дивизия дана Вам временно и подлежит
возвращению для замены 2-й Кубанской пластунской бригады. Вторую Терскую
пластунскую бригаду Вы боевой силой не считали, и эта бригада после боев у
Великокняжеской была сведена в один батальон, который насчитывал около 200
штыков. Также Вы не считали боевой силой Осетинский конный полк,
насчитывавший 60 шашек, и Осетинский стрелковый батальон, который и
сформирован не был.
   Вы охотно согласились на замену этих частей двумя Ингушскими, двумя
Кабардинскими и Инородческим полками, которые тогда же к Вам и прибыли.
   А главное, Вы забыли, что все это делалось вследствие Вашего доклада.
   Ведь Вы же и Ваш Начальник Штаба тогда поняли, что центр тяжести
переносится на Курское и Киевское направления, и представили мне в
Царицыне письма (от 18-го июня јј 0963 и 0964) с предложением образовать
конную армию в районе Харькова и намечали на Царицынском направлении
оставить Кавказскую армию, изъяв из ее состава один Кубанский корпус, 1-ю
конную дивизию и Терцев. Ведь это значительно больше того, что взято, и по
количеству, а главное - по качеству. Взяты такие части, которые Вы за
боевую силу не считали и которые компенсированы соответственными частями.
Правда, что Вами увод всех перечисленных дивизий намечался и с Вашим
уходом из Кавказской армии.
   Вторая Кубанская пластунская бригада задержалась в боях в
Добровольческой армии так же точно, как Вы до сего времени задержали 2-ю
Терскую казачью дивизию.
   Вы пишите, что "обещанный войскам отдых был отменен и наступление
возобновилось". Наступление возобновилось, но не по моему капризу, а
потому, что этого требовала обстановка, и приказ начать наступление был
отдан не мной, а Вами.
   Мотивы, почему Ваш доклад о сведении всех Кубанских частей в один
корпус не встретил сочувствия. Вам известны, но частично было предложено
сократить число штабов, не формировать 4-й Кубанской дивизии,
расформировать 4-й конный корпус.
   Вы этого не сделали.
   Далее Вы пишите, что после Камышина из состава Кавказской армии
перебрасывается в Добровольческую новая часть - Терская казачья дивизия,
упустив из вида, что это не новая часть, а все та же, о которой было
отдано приказание 20 июня при моем посещении Царицына и которая Вами до
сего времени была задержана.
   Вы несколько раз пишите о том, что от Вас взято и что к Вам ни один
человек не прибыл. Шестую пехотную дивизию Вы никогда в расчет не
принимаете. Я не знаю, идут ли к Вам пополнения людьми с Кубани, но на
замену Осетин Вы получили два Кабардинских конных полка и два еще придут,
получили Инородческий полк и получаете два полка и один батальон
Дагестанцев; взамен 7-й пехотной дивизии идет 2-я Кубанская пластунская
бригада; от генерала Эрдели прибыл 6-й Кубанский пластунский батальон.
   Что касается 6-й дивизии, то она совершенно такого же типа, как почти
все наши дивизии и в Добровольческой армии, и в 3-м корпусе; ей посылается
все то же, что и в другие дивизии, и если она не может сделаться
боеспособной, то надо искать причины, и, может быть, они будут найдены.
   Обмундирование специально назначалось для этой дивизии. Строевые
офицеры, поступающие в Штаб Главнокомандующего, почти все назначаются в
Кавказскую армию и их там, по-видимому, достаточно, иначе я не могу
объяснить, что Вами формируются стрелковые полки для 1-й, 2-й и 4-й
Кубанских дивизий.
   Вы недовольны, что Ваше предположение относительно Астраханской
операции не получило одобрения.
   Можно ли было начинать операцию на Астрахань в то время, как с севера
против Кавказской армии сосредоточены были крупные силы.
   Ведь поворот части наших сил на юг повел бы немедленно туда же и
противника, и он ударил бы по нашим сообщениям, не только по Вашим, но и
по Донским. На мои по этому поводу соображения Вы ответили, что, понятно,
эту операцию можно предпринимать только после разбития Камышинской группы.
Камышинская операция кончилась и теперь армия едва сдерживает фронт, можно
ли при этих условиях серьезно говорить о повороте на Астрахань, и что было
бы теперь, если бы этот поворот состоялся раньше.
   Вопросы снабжения, как я уже отметил в начале письма, действительно у
нас хромают, и Вы знаете, что вполне наладить это дело при общей разрухе
промышленности, при расстройстве транспорта, при самостийности Кубани -
выше моих сил. Все меры, какие возможно, принимаются. Но вместе с тем, Вы
смотрите на довольствие трофейными снарядами как на нечто ненормальное.
Нет, это вполне нормальное явление, и мы бы не могли существовать уже
давно, если бы не имели этого источника.
   Местные средства Вы, по-видимому, считаете тоже чем-то, что в расчет
идти не должно, так как с одной стороны пишите о продовольственных
затруднениях, о том, что армия голодная, а с другой стороны
телеграфируете, что личные силы и средства недостаточны для того, чтобы в
полной мере использовать богатства района (телеграмма Ваша генералу
Санникову ј 1447).
   Какие же основания были у Вас бросить мне обвинение в особом
благоприятствовании Добровольческой армии, какие конкретно данные Вы
можете привести? Разве не исключительно стратегические соображения все
время руководили мной? Ведь когда генерал Май-Маевский вел героическую,
неравную борьбу в Донецком бассейне, у него взяли на Царицынское
направление три дивизии, хотя Вы считали силы Добровольческой армии
совершенно недостаточными. Была взята дивизия с Северного Кавказа,
невзирая на протесты генерала Ляхова и Терского Атамана.
   Неужели же теперь, когда перед нами огромная перспектива в виде Киева,
Одессы, Курска, нам следует от них отказаться и гнать войска только к
Саратову? Но Вы сами же писали, что теперь вопрос решается на Курском
направлении (письмо от 18-го июня с. г. ј 0963).
   Вы пишите, что в то время, как Добровольческая армия, почти не встречая
сопротивления, беспрерывно увеличивается притоком добровольно становящихся
в ряды ее опомнившихся русских людей, Кавказская армия, истекая кровью в
неравной борьбе и умирая от истощения, посылает на Добровольческий фронт
последние свои силы.
   Согласуется ли это, хоть в малейшей степени, с действительностью? Ведь
под этими последними силами надлежит разуметь 2-ю Терскую дивизию, едва
насчитывающую 520 шашек, сведенную в бригаду и по Вашему отзыву и по
отзыву Атамана совершенно небоеспособную, по крайней мере в семь раз
меньшую в сравнении с теми силами, которые Вы рекомендовали взять из
Кавказской армии. И Вы знаете, что в это же время к Вам идут шесть
пластунских и стрелковых батальонов, четыре конных полка (не считая двух
калмыцких полков).
   Вы меня вините в том, что в Добровольческую армию поступают
добровольцы, а Вас не укомплектовывают. Вы прекрасно знаете условия
пополнения. Русские люди на Вашем пути такие же, как и на пути
Добровольческой армии: в свое время, оценивая Царицынское направление, Вы
их настроение предполагали даже лучше, чем в Малороссии. Ну а
воздействовать на Кубань, к сожалению, в большей мере, чем я это делаю, не
могу, не могу, равно как не могу их заставить брать к себе в полки
"солдатских" офицеров.
   Издали у других все кажется лучше. Вам кажется, что Добровольческая
армия идет, не встречая сопротивления, но Вы не учитываете, что в то
время, как собственно Кавказская армия занимает фронт в 40 верст, в это же
время фронт добровольческой армии почти 800 верст; что спасать создавшееся
трудное положение на Донском фронте будет все та же Добровольчес