е ранее соображение о
невозможности успешно выполнить эту задачу. В конце концов
Главнокомандующий согласился со мной и тут же отдал приказание начальнику
штаба - "Кавказской армии вести активную оборону Царицина". Генерал
Деникин пригласил меня обедать.
   Время до обеда я использовал, чтобы повидать некоторых нужных мне лиц,
в том числе генерал-квартирмейстера генерала Плющевского-Плющик. В
оперативном отделении видел я нескольких молодых офицеров генерального
штаба, старых моих знакомых, и убедился, что непрочность нашего
стратегического положения им в полной мере ясна. Некоторые из них
обращались ко мне с просьбой "обратить внимание Главнокомандующего",
"повлиять на Главнокомандующего..." Видно было, что вера в высшее
командование среди ближайших сотрудников в значительной мере поколеблена.
   После обеда генерал Деникин пригласил меня в свой рабочий кабинет, где
мы пробеседовали более двух часов. Общее наше стратегическое положение, по
словам генерала Деникина, было блестяще. Главнокомандующий, видимо, не
допускал мысли о возможности поворота боевого счастья и считал "занятие
Москвы" лишь вопросом месяцев. По его словам, противник, разбитый и
деморализованный, серьезного сопротивления оказать не может. Указывая на
карте на левый фланг нашего бесконечно растянувшегося фронта, где
действовал сборный отряд генерала Розеншильд-Паулина, генерал Деникин,
улыбаясь, заметил:
   "Даже Розеншильд-Паулин, и тот безостановочно двигается вперед. Чем
только он бьет врага - Господь ведает. Наскреб какие-то части и воюет..."
   Восстанию разбойника Махно в тылу генерал Деникин также серьезного
значения не придавал, считая, что "все это мы быстро ликвидируем".
   С тревогой и недоумением слушал я слова Главнокомандующего.
   В отношении нашей внешней и внутренней политики генерал Деникин не был
столь оптимистичен. Он горько жаловался на англичан, "ведущих все время
двойную игру", и негодовал на наших соседей - грузин и поляков:
   "С этими господами я решил прекратить всякие переговоры, определенно
заявив им, что ни клочка русской земли они не получат".
   Что же касается внутреннего нашего положения, то Главнокомандующий,
отдавая себе отчет в неудовлетворительности его, раздраженно говорил об
"интригах" в Ростове, виновниками которых в значительной мере считал
отдельных деятелей консервативной группы - совета государственного
объединения, председателем которого являлся статс-секретарь А.В. Кривошеий.
   Часть этой группы, стоя в оппозиции к главному командованию, будто бы
настаивала на приглашении находящегося за границей Великого Князя Николая
Николаевича, единственного человека, по мнению этой группы, могущего
объединить вокруг себя разнообразные элементы национальной борьбы:
   "Конечно, все это несерьезно, сам Великий Князь отказывается приехать в
Россию, я приглашал его вернуться в Крым, но получил ответ, что Великий
Князь считает, что его приезд мог бы повредить нашему делу, так как был бы
встречен недоброжелательно Западной Европой, которая все же нас сейчас
снабжает..."
   С величайшим раздражением говорил генерал Деникин о "самостийности
казаков", особенно обвиняя кубанцев. Действительно, за последнее время
демагогические группы кубанской Законодательной Рады все более и более
брали вверх и недопустимые выпады против главного командования все чаще
повторялись. С своей стороны, я продолжал считать, что самостийные
течения, не имея глубоких корней в казачестве и не встречая сочувствия в
большей части казачьих частей, не имеют под собой серьезной почвы, что
грозный окрик Главнокомандующего может еще отрезвить кубанцев, а твердо
проводимая в дальнейшем, определенная общеказачья политика даст
возможность установить взаимное доверие и содружество в работе.
   За несколько дней до моего отъезда из Царицына, я имел продолжительный
разговор по аппарату с находившимся в Екатеринодаре генералом Покровским,
который, со своей стороны, на основании ряда разговоров с войсковым и
походным атаманами и некоторыми членами Рады вынес то же убеждение.
Напомнив Главнокомандующему о тех тяжелых днях, которые еще недавно
пришлось пережить моим войскам, вследствие разрухи на Кубани и борьбы
между ставкой и Екатеринодаром, я высказал Главнокомандующему мое глубокое
убеждение, что, если казачий вопрос не будет в ближайшее время коренным
образом разрешен, то борьба между главным командованием и казаками
неминуемо отразится на общем положении нашего фронта. Этот вопрос, по
моему мнению, должен был быть поставлен ребром собирающейся в ближайшее
время верховной власти края - кубанской Краевой Рады.
   "Хорошо, а как по вашему мнению можно разрешить этот вопрос?"
   Я доложил, что, не посягая на казачьи вольности и сохраняя автономию
края, необходимо сосредоточить в руках атамана всю полноту власти, оставив
его ответственным единственно перед Краевой Радой, высшей законодательной
властью в крае, и главным командованием, в силу существующих договорных
отношений. Ныне действующая Законодательная Рада должна быть упразднена, а
вся исполнительная власть сосредоточена в руках ответственного перед
атаманом правительства.
   Соответствующий законопроект мог быть внесен в Краевую Раду какой-либо
группой ее членов. Допуская возможность выступления левых оппозиционных
групп, я предлагал, воспользовавшись затишьем на фронте, отправить в
Екатеринодар, под предлогом укомплектования и отдыха, некоторое число моих
частей.
   Генерал Деникин ответил не сразу; подумав, он протянул мне руку:
   "Итак, carte blanche", - сказал он.
   В заключение Главнокомандующий приказал мне прибыть на следующий день к
11 часам к помощнику главнокомандующего генералу Лукомскому в Ростов, где
будет и он, генерал Деникин.
   В три часа дня я выехал в Ростов.
   На вокзале уже ждал ряд лиц, желавших меня видеть. До позднего вечера
поток посетителей не прекращался. Среди прочих лиц навестили меня
несколько общественных деятелей, пожелавших со мной познакомиться. Среди
них член Особого Совещания, бывший член Государственной Думы, Н. В. Савич,
помощник начальника управления внутренних дел В. Б. Похвиснев и др. Заехал
ко мне и председатель совета Государственного объединения статс-секретарь
А. В. Кривошеин.
   Разговоры со всеми этими лицами произвели на меня самое тягостное
впечатление.
   Картина развала в тылу стала перед мной во всей полноте. Слухи об этом
развале, конечно, и ранее доходили ко мне на фронте, но в этот день
впервые развал этот обрисовался передо мною полностью.
   На огромной, занятой войсками Юга России территории, власть фактически
отсутствовала. Неспособный справится с выпавшей на его долю огромной
государственной задачей, не доверяя ближайшим помощникам, не имея сил
разобраться в искусно плетущейся вокруг него сети политических интриг,
генерал Деникин выпустил эту власть из своих рук. Страна управлялась целым
рядом мелких сатрапов, начиная от губернаторов и кончая любым войсковым
начальником, комендантом и контрразведчиком. Сбитый с толку, запуганный
обыватель не знал кого слушаться. Огромное количество всевозможных
авантюристов, типичных продуктов гражданской войны, сумели, пользуясь
бессилием власти, проникнуть во все отрасли государственного аппарата.
Понятие о законности совершенно отсутствовало. Бесконечное количество
взаимно противоречащих распоряжений не давали возможности представителям
власти на местах в них разобраться. Каждый действовал по своему
усмотрению, действовал к тому же в полном сознании своей безнаказанности.
Губительный пример подавался сверху. Командующий Добровольческой армией и
главноначальствующий Харьковской области генерал Май-Маевский безобразным,
разгульным поведением своим, первый подавал пример.
   Его примеру следовали остальные.
   Хищения и мздоимство глубоко проникли во все отрасли управления. За
соответствующую мзду можно было обойти любое распоряжение правительства.
   Несмотря на огромные естественные богатства занятого нами района, наша
денежная валюта непрерывно падала. Предоставленный главным командованием
на комиссионных началах частным предпринимателям вывоз почти ничего не
приносил казне.
   Обязательные отчисления в казну с реализуемых за границей товаров,
большей частью, оставались в кармане предпринимателя.
   Огромные запасы, доставляемые англичанами, бессовестно расхищались.
Плохо снабженная армия питалась исключительно за счет населения, ложась на
него непосильным бременем. Несмотря на большой приток добровольцев из
вновь занятых армией мест, численность ее почти не возрастала. Тыл был
набит уклоняющимися, огромное число которых благополучно пристроилось к
невероятно разросшимся бесконечным управлениям и учреждениям.
   Много месяцев тянущиеся переговоры между главным командованием и
правительствами казачьих областей все еще не привели к положительным
результатам и целый ряд важнейших жизненных вопросов оставался без
разрешения.
   Внешняя политика главного командования была столь же неудачной.
Отношения с ближайшими соседями были враждебны. Поддержка, оказываемая нам
англичанами, при двуличной политике Великобританского правительства, не
могла считаться в должной степени обеспеченной. Что касается Франции,
интересы которой, казалось бы, наиболее совпадали с нашими, и поддержка
которой представлялась нам особенно ценной, то и тут мы не сумели завязать
крепких уз. Только что вернувшаяся из Парижа особая делегация в составе
генерала А. М. Драгомирова, A. A. Нератова, Н.
   И. Астрова, графини С. В. Паниной, профессора К. Н. Соколова и других
не только не дала каких-либо существенных результатов, но, отправленная
без достаточной подготовки на месте, она встретила прием более чем
безразличный и прошла в Париже почти незамеченной.
   Бессилие власти нашло свое отражение во всех сторонах жизни и престиж
этой власти, несмотря на внешние стратегические успехи, быстро падал.
   На следующий день в 11 часов утра я был у генерала Лукомского.
Главнокомандующий был уже там. Тут же находился и начальник отдела
пропаганды и отдела законов Особого Совещания профессор К.Н.Соколов.
Последний, как государствовед, привлечен был генералом Деникиным в связи с
необходимостью выработать изменения существующего временного положения об
управлении кубанским краем, долженствующие быть внесенными на утверждение
Краевой Рады.
   Мы условились о дальнейшем образе действий. Я должен был вечером
выехать в Екатеринодар и ознакомиться с обстановкой на месте. Из
Екатеринодара я предполагал проехать в Царицын, чтобы выбрать и отправить
в Екатеринодар воинские части, после чего, проехать в Пятигорск навестить
главнокомандующего Северного Кавказа генерала Эрдели и обсудить с ним ряд
мер по укомплектованию и снабжению терских казачьих и горских частей моей
армии. Ко времени моего приезда в Пятигорск профессор К. Н. Соколов должен
был приехать в Кисловодск, где мы могли бы, не возбуждая лишних толков, с
ним встретиться и окончательно наметить подлежащие внесению в кубанскую
Краевую Раду изменения положения об управлении краем.
   Я вернулся к себе в поезд, где до вечера беседовал с целым рядом
посетителей.
   Некоторые из лиц, с коими пришлось мне говорить в этот день, опять
задавали мне вопросы об "отношениях моих с генералом Деникиным", "о
разногласиях между Главнокомандующим и мною". Слухи об этом исходили из
самой ставки, об этом громко говорил и начальник штаба генерал
Романовский, и ближайшие к генералу Деникину лица. Меня обвиняли в
"оппозиции главному командованию", мне ставилась в вину близость моя к
"оппозиционным консервативным группам". Как первое, так и второе, было
явной нелепостью; поглощенный всецело военными операциями, я был далек от
всякой политической борьбы, почти не имея связей среди общественных и
политических деятелей. В настоящий приезд мой в Ростов я впервые имел
случай познакомиться с некоторыми из них.
   А. В. Кривошеин также говорил мне о недовольстве мною ставки, он вообще
не сочувствовал политике Главнокомандующего, ставил генералу Деникину в
вину отсутствие определенной реальной программы и неудачный выбор
сотрудников. Люди государственного опыта и знания к работе не
привлекались. Ставка боялась обвинения в контрреволюционности и
реакционности, подчеркивая либеральный демократизм.
   Ревнивый к своей власти, подозрительный даже в отношениях своих
ближайших помощников, генерал Деникин боялся сильных, самостоятельных
людей. Эта черта характера Главнокомандующего отлично учитывалась
ближайшими к нему лицами и на струнке этой охотно играли, как те, кто
боялся за себя самого, так и те, кто искал развала нашего дела. "Секретные
информации вверх" все время пугали генерала Деникина.
   В Екатеринодаре, приняв встречавших меня должностных лиц и почетный
караул Кубанского гвардейского казачьего дивизиона, я проехал к атаману во
дворец.
   Генерал Филимонов по убеждениям своим был, конечно, совершенно чужд
самостийным течениям. Прослужив долгое время атаманом Лабинского отдела,
он был очень популярен среди казаков-лабинцев, составляющих правое,
разумное крыло Рады. К сожалению, недостаточно твердый, нерешительный, он
потерял почву под ногами и выпустил власть из своих рук. Самостийники,
видя в нем враждебного их убеждениям человека, жестоко его травили;
ставка, не нашедшая в его лице исполнителя своих велений, его не только не
поддерживала, но явно дескредитировала атаманский авторитет. Лишенный
должной поддержки, чувствуя, как власть ускользает из его рук, атаман
тщетно искал точку опоры, метался из стороны в сторону, и буря
политической борьбы неминуемо должна была унести его.
   С генералом Филимоновым разговаривать было бесполезно и я решил
посвятить в дело ближайшего помощника его, исполнявшего должность
походного атамана и начальника военного управления, генерала Науменко.
Последний, весьма разумный человек, отлично отдавал себе отчет в
необходимости изменить существующий порядок вещей.
   После обеда у атамана я с генералами Покровским и Науменко беседовали
весь вечер. За последние дни самостийники окончательно закусили удила.
Выступления в Раде их главы И. Макаренко и других открыто призывали
кубанцев "отмежеваться от главного командования и добровольцев". Местная
пресса пестрела целым рядом демагогических статей, среди чинов гарнизона
велась самая преступная агитация, имелся ряд сведений о связи
самостийников с "зелеными", оперирующими к северу от Новороссийска в
районе станции Тоннельная.
   Генерал Покровский был настроен крайне решительно, предлагая попросту
"разогнать Раду" и "посадить атамана", облеченного всей полнотой власти.
Генерал Науменко, более осторожный, конечно, против этого возражал. Я
изложил намеченный мною план действий, который и был, в конце концов,
всеми принят.
   Предполагалось, что немедленно по открытии заседания Краевой Рады,
созыв коей был намечен на 24 октября, группой лабинцев будет внесен проект
нового положения об управлении краем. Основные положения проекта были
следующие:
   носительницей высшей власти в крае является Краевая Рада,
Законодательная Рада упраздняется и вся полнота власти осуществляется
войсковым атаманом и назначаемым им правительством; Краевая Рада
собирается атаманом не менее как раз в год; созыв по заявлению
определенного числа членов самой Рады отменяется; проект отвергает
необходимость создания отдельной кубанской армии.
   Со своей стороны, генерал Науменко считал, что и со стороны главного
командования должны быть сделаны некоторые уступки. Таковыми, по его
мнению, должны были быть: скорейшее завершение денежных расчетов с главным
командованием, передача на довольствие Кубани казачьих частей, прекращение
действий в пределах Кубани реквизиционных и ремонтных комиссий,
предоставление войску права призывать на службу иногородних и т.д.
   Ко времени открытия заседания Краевой Рады решено было перебросить в
Екатеринодар один казачий полк и батарею.
   На другой день я выехал в Царицын.
   По приезду в Царицын я отправил помощнику главнокомандующего Лукомскому
письмо:
   "14 октября 1919 года.
   Глубокоуважаемый Александр Сергеевич!
   Податель сего, состоящий при мне генералом для поручений, полковник
Артифексов ознакомлен мною с содержанием настоящего письма и может, ежели
Вы этого пожелаете, подробно доложить Вам по всем затронутым здесь
вопросам.
   В связи с намеченным на 24 октября созывом кубанской Краевой Рады,
группой членов Рады, сознающих необходимость создания на Кубани твердой
власти, предположено внести на утверждение Краевой Рады проект изменений
существующей ныне конституции. Сущность этого проекта уже обсуждалась мною
с Константином Николаевичем Соколовом, в бытность мою а Ростове 9-го
октября. Отнюдь не посягая на широкую автономию края, проект этот имеет
целью предоставление выборному атаману действительной сильной власти,
делая его, в то же время, ответственным перед главным хозяином края -
Краевой Радой. Основные положения проекта следующие:
   1. носительницей высшей власти в крае является Краевая Рада. Власть
законодательная и исполнительная осуществляется войсковым атаманом и
назначаемым им краевым правительством. При этих условиях институт
Законодательной Рады является излишним и упраздняется; 2. на время созыва
Краевой Рады власть полностью переходит к ней. Краевая Рада созывается и
распускается указом атамана обязательно раз в год, в определенное время,
на определенный срок (по окончании полевых работ) и, кроме того, может
быть созвана и распущена в любое время соответствующим указом атамана.
Кроме атамана никто созывать Раду не может (отменяется созыв по заявлению
определенного числа членов самой Рады); 3. атаман назначает лиц на все
военно-административные и гражданские должности в крае, ему же принадлежит
право амнистии; 4. проект отвергает необходимость создания отдельной
Кубанской армии. Вместе с тем, дабы, в случае нового порядка вещей, атаман
и его правительство могли бы действительно продуктивно работать на пользу
края и воссоздания России, признается совершенно необходимым проведение в
жизнь главным командованием нижеследующих мер:
   1. уплата в определенный срок денежного долга Кубани и своевременная
уплата впредь за сырье и предметы продовольствия, отпускаемые Кубанью; 2.
передача Кубани дела продовольствия Кавказской армии; 3. прекращение
действий в пределах Кубани реквизиционных и ремонтных комиссий, передача
войску лошадей, уже закупленных в его пределах ремонтными комиссиями; 4.
установление права войска на получение определенной части захваченной
Кавказской армией военной добычи; 5. откомандирование в распоряжение
войска всех казаков из некубанских войсковых частей, учреждений и
организаций; 6. воспрещение впредь принимать в неказачьи войсковые части и
учреждения кубанцев - офицеров и казаков, без согласия войскового штаба;
7. предоставление войску права призвать на службу в ряды кубанских частей
иногородних Кубанской области, непризванных еще, по 99 год включительно, а
из призванных уже - тех эвакуированных, кои находятся ныне в Кубани.
   Как командующий Кавказской армией, не могу, со своей стороны, не
признать, что боеспособность армии в полной мере зависит от проведения в
жизнь указанных мер.
   Приезд на Кубань генерала Шкуро в период созыва Краевой Рады
чрезвычайно нежелателен, его поведение может лишь дискредитировать в
глазах населения армию и я убедительно прошу Главнокомандующего принять
меры к удержанию генерала Шкуро на фронте.
   В заключение прошу распоряжений генералу Тихменеву о заготовке
потребного числа эшелонов для переброски по первому моему требованию на
ст. Пашковская одного полка конницы с одной батареей. Пользуясь затишьем
на фронте, я, по соглашению с войсковым штабом, наметил отвод поочередно
для отдыха на Кубань части армии.
   Первые части намечены к отправке на днях и я очень бы желал, чтобы они
успели прибыть на место ко дню открытия Рады, для участия в имеющем быть
параде. Вторая просьба обеспечить свя