аправлена 2-я
дивизия с фронта Государев Буерак - Зайцево - Курдюмовка. Дроздовская
дивизия перешла в район станции Скотоватое. Корниловцы (без третьего
полка, направленного в Амвросиевку) из района станции Горловка по железной
дороге сосредоточивалась в район станции Бесчинская. Я переходил с моим
поездом на станцию Матвеев Курган.
   Рассчитывая оттуда проехать в Ростов, я, согласно уговора с генералом
Сидориным, телеграфировал ему и генералу Покровскому, прося их прибыть для
выяснения совместно ряда вопросов. Ввиду того, что генерал Покровский не
мог оставить свою армию без разрешения Главнокомандующего, я копию с
посланной ему телеграммы послал генералу Романовскому. Неожиданно в ответ
я получил телеграмму последнего, адресованную всем командующим армиями,
где, от имени Главнокомандующего, указывалось на недопустимость моего
обращения к командующим Донской и Кавказской армиями и передавалось
требование Главнокомандующего командующим армиями без его разрешения
"пределов своих армий не оставлять".
   По-видимому, генерал Деникин в моей телеграмме усмотрел подготовку
какого-то заговора его ближайших помощников.
   По мере приближения фронта к Таганрогу и Ростову тревога и
неудовольствие в тылу росли. Все громче раздавались голоса, обвинявшие
Главнокомандующего в катастрофе. Враждебными элементами неудовольствие это
усиленно муссировалось, распространялись слухи о "готовящемся перевороте".
Информации "вверх" Освага спешили об этом донести. Я сознавал, что дальше
так продолжаться не может, что при отсутствии должного доверия между
Главнокомандующим и его ближайшими сотрудниками работа невозможна-Я решил
со станции Матвеев Курган проехать в Таганрог и там честно и прямо
объясниться с генералом Деникиным.
   16-го декабря мне была сообщена в копии телеграмма начальника штаба
Главнокомандующего ј016412 на имя генерала Топоркова. Генерал Романовский
телеграфировал:
   "Главком назначает вас начальником своего резерва, сосредоточиваемого в
районе Новочеркасск - Ростов - ст. Аксайская. Состав резерва: 1 конная
казачья дивизия, 1 терская пластунская бригада, конная бригада 2-й терской
дивизии, Ейская и Ставропольская школы для подготовки офицеров. Главком
возлагает на вас следующие задачи:
   1. Скорейшее пополнение и приведение в порядок всех прибывающих в
составе резерва Главкома частей; 2. Общее наблюдение за постройкой
Новочеркасско-Ростовской позиции.
   3. Принятие мер, дабы в случае необходимости, войска резерва Главкома
могли принять на этой позиции отходящие войска Донармии и Доброармии.
   Ориентировка дана генерал-лейтенанту Стогову, командированному в ваше
распоряжение".
   По данным разведывательного отделения, к этому времени Добровольческая
армия имела в данный момент перед собой части трех советских армий. Против
конной группы и 1-го корпуса действовали части 13-й армии (пять пехотных и
стрелковых дивизий, три кавалерийские дивизии Буденного, три конных
бригады, три конных полка и два отдельных пехотных полка). На Харьковском
направлении действовала 14-я армия в составе двух стрелковых дивизий
(около 8000 штыков, 40 орудий и 500 сабель). На фронте Константиноград -
Кобеляки действовали части Особой армии - одна дивизия, два особых
революционных партизанских отряда и один кавалерийский полк (примерно 4000
штыков и 800 сабель).
   Общая численность: 23 - 32 тыс. штыков, 9 - 10 тыс. сабель и 122 -
153 орудия. Против этих сил держалась горсть людей, измотанных
многоверстным отступлением, жестокими беспрерывными боями и всевозможными
лишениями.
   Параллельно преследуемые красной конницей отходили Добровольческие
полки, увозя с собою своих раненых. Артиллерия и обозы вязли в непролазной
грязи, их с трудом приходилось вытаскивать войскам. Люди сутками не спали
и не ели, однако, несмотря на все лишения, руководимые железной рукой
генерала Кутепова, полки сохраняли высокий боевой дух.
   Главнокомандующий, видимо, обеспокоенный общей обстановкой, опасался,
что я, вопреки полученному приказанию, буду все же отходить на Крым.
Генерал Романовский последние дни несколько раз вызывал меня и начальника
штаба к аппарату, передавая требование генерала Деникина, невзирая на все
препятствия, во что бы то ни стало Добровольческую армию отводить на
соединение с донцами.
   17-го декабря полковник Фостиков, оставив Чернухина, продолжал отходить
на юго-восток вдоль линии железной дороги. Марковская дивизия, отходя с
боями из района Депрерадовка - Дебальцево, к 17-му декабря заняла 1-м
полком Чистякове, где с утра начался бой. Красные наступали с востока,
запада и юга. 2-й и 3-й полки этой дивизии и стрелковый полк 1-й
Кавказской дивизии были в районе Иванове - Орловка, южнее Дебальцево,
откуда 3-му полку приказано было двинуться на Рассыпную, 2-я дивизия вела
бои с тремя пехотными и двумя конными полками красных у Давид - Орловки
(15 верст северо-западнее станции Сердитая) и к вечеру отошла в район
Алексееве - Орлове, откуда ей было приказано сосредоточиться в районе
станции Сердитая. Дроздовская дивизия получила приказание сосредоточиться
в районе станции Харцызк.
   В эти дни приехал навестить меня начальник английской миссии генерал
Хольман.
   Я был с ним в приятельских отношениях. Очень доброжелательный и
чрезвычайно порядочный человек, он был весьма смущен крупней переменой
политики главы английского правительства. В газетах только что появилась
речь Ллойд Джорджа, нам явно враждебная. Я указал генералу Хольману на то
тяжелое впечатление, которое речь эта произвела в армии: ее толковали как
измену нам в настоящие тяжелые дни.
   - "Позвольте говорить мне с вами, как с другом. Все то, что ваше
правительство сделало для нас, всю ту большую материальную и моральную
помощь, которую Англия оказывала нам последние месяцы, наша армия знала, и
симпатии к Англии все более росли. Теперь неизбежно должны наступить
разочарование и естественное озлобление. Едва ли, независимо от внутренней
политики Великобритании, это в ваших интересах. Наше положение весьма
тяжело, однако, не безнадежно. Готовясь к продолжению борьбы, мы, в тоже
время, должны принять меры, чтобы не быть застигнутыми врасплох. Я недавно
писал генералу Деникину, что нам необходимо войти в соглашение с
союзниками об эвакуации семей офицеров. Офицер не может выполнять свой
долг, когда он поглощен заботами об участи своей жены и детей.
   Помощь семьям армии со стороны англичан была бы высоко оценена войсками
и в значительной мере сгладила бы впечатление от тех речей английского
премьера, которые известны армии из газет...".
   Генерал Хольман чрезвычайно сочувственно отнесся к моим словам. Он
обещал ходатайствовать в этом направлении перед своим правительством и
переговорить по этому поводу с командированным для переговоров с генералом
Деникиным членом английского парламента Мак-Киндером, приезд которого
ожидался со дня на день.
   Генерал Хольман впоследствии полностью выполнил свои обещания.
   Получив согласие Главнокомандующего, я выехал в Таганрог. Генерал
Деникин на этот раз принял меня один, генерала Романовского не было.
Выслушав мой доклад о положении на фронте, генерал Деникин заговорил о
том, что он наметил, по соединении моей армии с Донской, Добровольческую
армию свести в корпус.
   - "В дальнейшем придется объединить командование Донской армией и
Добровольческого корпуса. Большинство частей будет донских. Новочеркасск
- столица Дона, и донцы, конечно, будут настаивать, чтобы общее
командование было их, донское. Придется объединить командование в руках
генерала Сидорина".
   Генерал Деникин как будто искал доказательств необходимости такого
решения. Я считал решение это совершенно правильным, о чем и сказал
Главнокомандующему.
   Вместе с тем, я просил его верить, что в настоящие тяжелые дни я готов
принять на себя любую задачу, которую ему угодно было бы на меня возложить.
   "Если почему-либо мне в армии дела не найдется, то я, быть может, могу
быть полезным в тылу; наконец, ежели бы вы признали нужным отправить
кого-либо в Англию, то и там..."
   "Ну, нет", - сказал генерал Деникин, - "конечно, вам дело здесь
найдется. Мы вас не выпустим", - улыбаясь добавил он.
   "Ваше превосходительство, разрешите мне с полной искренностью коснуться
одного личного вопроса. Я ясно чувствую с вашей стороны недоверие и
недоброжелательство. Я бы хотел знать, чем оно вызвано".
   "С моей стороны? Помилуйте! Если оно есть, то конечно, только с вашей.
Я со своей стороны, особенно в начале, шел к вам со всей душой. Вы меня
всячески старались оттолкнуть. Ваши донесения облекались в такую форму,
что я вынужден был скрывать их от подчиненных. С моей же стороны вы не
можете указать ничего подобного".
   "Это не совсем так, ваше превосходительство, возьмите хотя бы вашу
последнюю телеграмму о запрещении командующим армиями съехаться в Ростов.
Чем иным, кроме недоверия к вашим помощникам, могу я ее объяснить. Что же
касается моих донесений, то, если они и были подчас резкими, то это только
от того, что я болезненно переживал все горести моих войск".
   Генерал Деникин встал:
   "Оставим все это", - сказал он, протягивая мне руку. Мы расцеловались.
Однако я ясно почувствовал, что наше объяснение ничего не разъяснило.
Генерал Деникин просто хотел скорее кончить тягостный для него разговор.
   18-го декабря конница противника продолжала наступать. Части полковника
Фостикова в районе станции Ровеньки соединились с 4-м Донским корпусом;
последний занимал фронт Ровеньки - Картушино. Атаки красной конницы 4-м
Донским корпусом были отбиты. Корниловцы в районе станции Безчинская были
атакованы конницей противника и стали отходить на юг, но затем направлены
были на Степановку, куда отступали от Чистякова после тяжелого боя
марковцы. При отходе три полка конницы противника отрезали и захватили
обоз корниловцев, 2-я дивизия отходила от Сердитой на Степановку,
дроздовцы, оставив полк для прикрытия эвакуации станции Иловайская,
отступали на станцию Кутейниково. Отход Марковской и 2-й дивизий
совершался в весьма тяжелых условиях. Марковцы, отступая от станции
Чистякове через села Алексееве - Леонове, были в этом селении атакованы
со всех сторон конницей красных, потеряли все обозы, артиллерию и часть
пулеметов и едва пробились к селу Степановка, где расположились совместно
с корниловцами, 2-я дивизия, отступая от Сердитой на Степановку и
Мариновку, проходя мимо Алексееве - Леонове, также была атакована
конницей красных, и, отбивая ее атаки, отошла к деревне Мариновка,
преследуемая частями 4-й и 6-й дивизий Буденного.
   19-го декабря из района Степановки корниловцы были направлены в район
Новоселье Тузловское - Лысогорская. 2-я дивизия выступила в район
Равнополье - Писаревка, что в двадцати верстах северо-восточное станции
Матвеев Курган.
   Дроздовская дивизия сосредоточилась в районе станции Амвросиевка.
Алексеевская дивизия, не принимавшая участия в этих боях, начала подходить
к станции Неклиновка, куда она была направлена еще 14-го декабря.
   Частя группы генерала Кальницкого к этому времени отошли в район
станции Рутченково (терская бригада) - станции Кураховка (Полтавский
отряд) и селения Питайловка - Голицыновка (части 5-го кавалерийского
корпуса).
   По сведениям из других армий - Кавказская армия закончила эвакуацию
Царицына, Донская - оставила линию Северного Донца. На левом фланге 4-ый
донской корпус, значительно пополненный и крутыми мерами командующего
Донской армией приведенный в некоторый порядок (из одних только
расформированных огромных обозов корпуса было отловлено в строй 4 000
казаков), одержал победу, выбив противника из ряда хуторов, лежавших в
балках Должин и Медвеженка, отбросив его на север и заняв хутора
Ивановский, Медвеженский и деревню Варваровку, при чем захвачено было б
орудий и 12 пулеметов. Части войск Новороссии на левом берегу Днепра
сосредоточились на линии Покровское - Абазино; станции Чаплине и Мечетная
были заняты красными. На правом берегу Днепра у Кичкаса наш отряд вел бой
с шайками Махно. От Кременчуга наши части отошли на линию Александрия -
Користовка. На Фастовском направлении мы отошли в район Городище. На
Винницком и Жмсринском направлениях наши войска сосредоточились к Зятковцы
и Рахны.
   Тяжелый, многосотверстный фланговый марш моих войск был закончен. Армия
выполнила почти невыполнимую задачу и, отразив все удары подавляющего по
численности врага, вышла на соединение с донцами. Труднейшая операция эта
- редкий пример в истории военного искусства. Выполнить ее могли лишь
войска исключительной доблести.
   19-го вечером я заехал в Ростов.
   Я прибыл в Таганрог, когда стало уже совсем темно. Над городом стояло
зарево пожара, горели какие-то склады; на дебаркадере вокзала стояла
растерянная, объятая паникой толпа. Ставка оставляла город. Огромное число
тыловых учреждений и запасов не успели эвакуировать. Порядок в городе
совершенно отсутствовал.
   Объятые ужасом обыватели, ежеминутно ожидая прихода большевиков,
бросились на вокзал и, узнав, что поездов не будет, в отчаянии метались по
перрону. Многие пешком и на подводах направлялись в Ростов.
   Ко мне явился офицер Английской миссии. Он жаловался, что личный состав
миссии, имущество и архив забыты штабом Главнокомандующего; несмотря на
ряд обещаний предоставить для миссии состав, штаб выехал, не исполнив
данного обещания. Я предложил миссии разместиться в моем поезде, однако
миссия не считала возможным выехать, оставив на произвол судьбы архив и
служащих, поместить которых в поезд было нельзя.
   Я обещал по приезду в Ростов сделать все для срочной посылки за миссией
поезда.
   Впоследствии мне удалось это выполнить и англичане благополучно
выехали. Помощи пришли просить также архимандрит и несколько монахов
Курского Кореневского монастыря, сопровождавших Чудотворную Икону
Кореневской Божьей Матери, недавно торжественно перевезенную из Курска.
Просьбы их, обращенные к штабу Главнокомандующего, оказались бесплодны. Мы
поместили их в своем вагоне.
   Поздно ночью я прибыл в Ростов. На утро Главнокомандующим назначено
было совещание в его поезде. Ждали приезда из Новочеркасска генерал
Сидорина. Вскоре поезд командующего Донской армией прибыл, и я с генералом
Шатиловым зашел к генералу Сидорину, чтобы вместе идти к
Главнокомандующему. Я застал у него в вагоне начальника его штаба генерала
Келчевского. Генерал Сидорин возмущался действиями штаба
Главнокомандующего, жестоко обвиняя и генерала Деникина, и генерала
Романовского. По его словам, со стороны ставки всякое руководство
отсутствовало. Подходившие со стороны Таганрога эшелоны совершенно забили
железнодорожный путь и эвакуация Новочеркасска приостановилась. Весьма
раздраженный, он выражался очень резко. Возмущался и генерал Келчевский:
   - "Да что тут говорить. Достаточно посмотреть, до чего нас довели. Раз
они с делом справиться не могут, то остается одно - потребовать, чтобы
они уступили место другим".
   - "Сейчас ничего требовать нельзя", - возразил я, - "если сегодня
что-либо потребуете вы, то завтра всякий другой будет иметь право
предъявить свои требования вам. Для меня как и для вас очевидно, что
генерал Деникин не в силах остановить развал, справиться с положением; но
я считаю, что насильственное устранение главы армии его подчиненными в те
дни, когда на фронте борьба, было бы гибельно. Спасти положение мог бы
только сам генерал Деникин, если бы он сознал, что с делом справиться не в
силах и добровольно бы передал другому. Но об этом нет речи..."
   Через три месяца генерал Деникин это сделает. Но спасти дело уже было
нельзя.
   Нам доложили, что Главнокомандующий нас ждет.
   У генерала Деникина мы застали генералов Романовского, Топоркова и
Стогова.
   Через несколько минут прибыл начальник военных сообщений генерал
Тихменев. Мы только что сели, как Главнокомандующему доложили, что его
желает видеть начальник Английской миссии генерал Хольман. Генерал Деникин
приказал доложить, что у него совещание; однако генерал Хольман настаивал.
   Главнокомандующий приказал его принять. Генерал Хольман только что
получил телеграмму от прибывшего в Новороссийск г-на Мак-Киндера.
Последний от имени Великобританского правительства, уведомил его о
готовности Великобритании оказать содействие по эвакуации и дать приют
семьям военнослужащих, больным и раненым.
   По уходу генерала Хольмана, Главнокомандующий ознакомил нас с общим
положением и принятыми им решениями. Войска отводились на намеченную
Главнокомандующим позицию (укрепленная эта позиция существовала лишь на
бумаге, значение ее было чисто "психологическое", как выразился
Главнокомандующий). Добровольческая армия сводилась в корпус. Общее
командование войсками на Новочеркасской и Ростовской позициях вручалось
генералу Сидорину. На меня возлагалась задача объявить "сполох" на Кубани
и Тереке и спешно формировать там казачью конницу. Тыловые учреждения
Добровольческой армии подлежали переформированию и передаче корпусу
генерала Кутепова. Последняя задача возлагалась на начальника штаба
Добровольческой армии. Я просил разрешения Главнокомандующего взять с
собой генерала Шатилова, оставив заместителем его генерала Вильчевского.
   Главнокомандующий согласился.
   Отъезд свой в Екатеринодар я наметил на следующий день. До вечера не
прекращался поток посетителей, одни приходили справиться о положении,
узнать причины оставления мною командования армией, слухи о чем уже
проникли в город, другие - с просьбой оказать им содействие для выезда.
Тревога, быстро возрастая, начинала охватывать город. Росло и общее
неудовольствие, уже не стесняясь, громко обвиняли Главнокомандующего.
Ползли темные слухи о назревающем "перевороте".
   Слухам этим, ходившим уже давно, готов был верить и сам генерал
Деникин. 6-го декабря в отделе пропаганды государственной стражей был
произведен неожиданно обыск и выемка документов, главным образом
"секретной информации". Был арестован ряд лиц, в том числе корреспондентов
информационной части при ставке. Как оказалось, обыск и аресты произведены
были по доносу, что будто бы против генералов Деникина и Романовского
готовится покушение. Заговор, якобы, инспирировался крайними
"монархическими" кругами. Негласным руководителем заговора, будто бы,
являлся сам помощник Главнокомандующего генерал Лукомский.
   Конечно, по проверке, все дело оказалось чушью, однако, доносчик
продолжал оставаться при генерале Романовском для "информации".
   История эта как нельзя более рисовала тот развал, который проник во все
отрасли государственного аппарата.
   Наряду со шкурными, личными вопросами, поглотившими охваченного
тревогой обывателя. Главнокомандующий и ближайшие к нему общественные
круги, как будто не замечая действительности, всецело казалось поглощены
были вопросами высшей политики.
   Только что генералом Деникиным дан был Особому Совещанию наказ от 15-го
декабря ј175, излагавший основную программу политики Главнокомандующего:
   1. Единая, Великая и Неделимая Россия. Защита Веры. Установление
порядка.
   Восстановление производительных сил страны и народного хозяйства.
Поднятие производительности труда.
   2. Борьба с большевизмом до конца.
   3. Военная диктатура. Всякое давление политических партий отметать.
Всякое противодействие власти - справа и слева - карать. Вопрос о форме
правления дело будущего. Русский народ создаст верховную власть без
давления и без навязывания.
   Единение с народом.
   Скорейшее соединение с казачеством путем создания Южно-Русской власти,
отнюдь не растрачивая при этом прав общегосударственной власти.
Привлечение к русской государственности Закавказья.
   4. Внешняя политика - только национальная, русская. Невзирая на
возникающие иногда колебания в русском вопросе у союзников, идти с ними,
ибо другая комбинация морально недопустима и реально неосуществима.
   Славянское единение. "За помощь - ни пяди русской земли".
   Далее следовал еще ряд пунктов