дали директиву, коей донцам предписывалось
протянуть правый фланг до Волги, Кавказской же армии - составить Ваш
резерв. Уже через сутки, отбыв в Ростов, Вы отменили свое решение,
приказав армии продолжать неустанное преследование противника правым
берегом Волги, Одна дивизия по Вашему приказанию переброшена на левый
берег реки, имея задачей прервать сообщение Астрахани с Саратовым. Вместе
с тем, из состава Кавказской армии приказано направить в Добровольческую:
7-ю пехотную дивизию, 2-ю терскую пластунскую бригаду, осетинские конные
полки и осетинский батальон; взамен 7-й пехотной дивизии мне обещана 2-я
пластунская бригада, но и последняя не выслана, оставшись по просьбе
генерала Май-Маевского у него для участия в Полтавской операции...
Обещанный войскам армии отдых был отменен и наступление возобновилось.
   Противник решил во что бы то ни стало удерживать Камышин, объявленный
красными "крепостным районом" и усиленно укрепленный. Войскам 10-й
советской армии удалось на некоторое время задержать наше наступление на
Балыклейских позициях - ряд наших атак успехом не увенчался. Новые потери
еще более ослабили наши полки, многие из коих насчитывали 200-150 шашек.
Весь состав 4-го конного, 1-го и 2-го кубанских корпусов, казаков и
пластунов (6-я пехотная дивизия, босая и необученная, в счет принята быть
не могла) составляли 5000 шашек и 4000 штыков.
   Численность многочисленных штабов равнялась почти численности войск.
При этих условиях ни правильного управления, ни правильной организации
быть не могло, и я прибыл в Екатеринодар лично просить Вас о сведении трех
Кубанских корпусов в один и о расформировании армии. Мой доклад сочувствия
не встретил. Генералом Романовским, по соглашению с Атаманом, был намечен
ряд мер по усилению частей. С тех пор прошел месяц, армия в ряде
упорнейших боев понесла новые потери и не усилилась ни одним человеком.
   Безмерной доблестью и последним напряжением сил армия в решительном бою
разбила противника у Балыклеи, на плечах его овладела Камышинской позицией
и блестящим маневром, прижав красных к Волге, уничтожила почти полностью
Камышинскую группу противника. Не взирая на новые кровавые потери, все
части армии были брошены для преследования врага. Последний, учитывая
угрозу Саратову, сосредоточил против моей армии всю конницу 9-й и 10-й
своих армий и, спешно снимая части с Уральского и Астраханского фронтов,
перебрасывает их к Саратову. Полки дошли до 60-100 шашек, материальная
часть в полном расстройстве. Наступление армии захлебнулось, и противник
сам перешел на всем фронте в наступление, с величайшим трудом пока
сдерживаемое обескровленными войсками. Вместе с тем, из состава Кавказской
армии перебрасывается в Добровольческую новая часть - Терская казачья
дивизия.
   Представленные мною Вам соображения о необходимости скорейшего
завершения Астраханской операции, дабы обеспечить тыл армии при движении
ее на север, одобрения не получили, и генералом Романовским мне было
телеграммою указано, что Астраханское направление имеет второстепенное
значение. Между тем, невозможность иметь впредь до падения Астрахани
водный транспорт и необеспеченность единственной коммуникационной линии -
Волги - ставит войска, действующие на северном направлении, в самое
тяжелое положение. После боя 28-го июля в 4-м конном корпусе осталось 12
снарядов, а в головном артиллерийском армейском парке - ни одного. Кроме
почти полного отсутствия транспорта есть и другие причины расстройства
снабжения, причины, которые в достаточной степени видны из следующих трех
телеграмм, полученных мною от начальников снабжения и артиллерии:
 
   1) "ежедневно телеграфирую главначснаб и члену войскового правительства
Верещака крайней нужде армии хлебе, доходящей до катастрофического
положения. Последний день приказал выдать по фунту хлеба. Несмотря на это,
не только нет подвоза, но даже не отвечают на запросы", 2) "несмотря на
неоднократные мои телеграммы главначснаб, интенюг и главному казначею об
открытии кредита и о снабжении полевого казначейства Кавказской армии
денежными знаками, не получаю никакого ответа. Для удовлетворения 1-го и
2-го корпусов по их требованиям даже пришлось за счет перечня расходов
предписать полевому контролеру выдать на основании 592 статьи положения о
полевом управлении войск бескредитный расход", 3) "несмотря на мои
телеграммы начартснаб о высылке трехдюймовых снарядов, ни высылки, ни
ответа нет...", "армия более месяца не получает снарядов, расходуя
трофейные".
   Вот горькая и неприкрашенная правда. Кавказская армия надорвана
непосильной работой. Обескровленная, нищая и голодная, она сильна лишь
своей доблестью, но и доблесть имеет свой предел - испытывать ее
бесконечно нельзя.
   До назначения меня командующим Кавказской армией я командовал теми
войсками, которые ныне составляют Добровольческую, числящую в своих рядах
бессмертных корниловцев, марковцев, дроздовцев. Борьба этих славных частей
в Каменноугольном районе - блестящая страница настоящей великой войны.
Безмерными подвигами своими они стяжали себе заслуженную славу... Вместе
со славой они приобрели любовь Вождя, связанного с ними первым "ледяным
походом". Эта любовь перенеслась и на армию, носящую название
"Добровольческой", название, близкое Вашему сердцу, название, с которым
связаны Ваши первые шаги на Великом Крестном пути... Заботы Ваши и Ваших
ближайших помощников отданы полностью родным Вам частям, которым
принадлежит Ваше сердце.
   Для других ничего не осталось.
   Разве это не так? В то время, как Добровольческая армия, почти не
встречая сопротивления в своем победоносном шествии к сердцу России,
беспрерывно увеличивается потоком добровольно становящихся в его ряды
опамятовших русских людей, Кавказская армия, прошедшая за три последних
месяца с непрерывными боями более тысячи верст и взявшая число пленных, в
десять раз больше нежели она сама, истекая кровью в неравной борьбе и
умирая от истощения, посылает на Добровольческий фронт последние свои
силы. В то время, как в рядах Добровольческой армии сражаются части,
имеющие в своих рядах 70% офицеров (7-я пехотная дивизия), полки
Кавказской армии ведут в бой есаулы, а сотни и роты - урядники и
приказные. В то время, как там, у Харькова, Екатеринослава и Полтавы
войска одеты, обуты и сыты, в безводных калмыцких степях их братья
сражаются за счастье одной Родины - оборванные, босые, простоволосые и
голодные. Чем виновны они? Неужели тем, что кучка негодяев одного с ними
края, укрывшись в тылу, отреклась от общей матери - России?! Неужели
ответственны за них те, кто кровью своей оросил путь от Черного моря до
Каспия и от Маныча до Волги?!
   Быть может, я ошибаюсь. Быть может, причина несчастий моей армии
кроется в том, что я, а не другой, стою во главе ее. Благополучие части, к
сожалению, сплошь и рядом зависит от того, насколько командир ее
пользуется любовью старшего начальника. Расположения начальства я никогда
не искал, служа Родине, а не начальникам. С Вами пошел и готов идти, пока
не потеряю веры в возможность спасти Родину. Все силы и способности свои
отдал ей и с Вашей стороны, как Ваш помощник, упрека заслужить не мог. В
этом, полагаю, сомнения быть не может.
   Мысля Россию также как и Вы Единой, Великой и Неделимой, несколько мог,
боролся с "самостийными" течениями Кубани, твердо ограждая армию свою от
попыток самостийников сделать из нее орудие политической борьбы. В конце
апреля под влиянием наших неудач вопрос о создании "Кубанской армии"
приобрел особенно острый характер. Генерал Романовский письмом от 24-го
апреля уведомил меня, что "мечты кубанцев иметь свою армию могут быть
осуществлены. Это Главнокомандующий и наметил исполнить. Науменко,
конечно, очень обрадовался". Учитывая всю опасность подобной меры, я
сделал все возможное и во время пребывания Войскового Атамана и генерала
Науменко у меня в Ростове убедил их отказаться от создания Кубанской
армии, о чем генерал Филимонов и сообщил Вам телеграммой. Наконец, когда в
последний мой приезд в Екатеринодар на совещании у генерала Романовского
по вопросу о создании Кубанской армии Атаман предложил мне таковую, я в
присутствии генералов Романовского, Плющевского, Науменко и Филимонова
заявил последнему, что "пока я командующий Кавказской армией, я не
ответствен за политику Кубани; с той минуты как я явлюсь командующим
Кубанской армией, армией отдельного государственного образования, - я
буду ответствен за его политику, а при том направлении, которое взято ныне
Кубанью, мне, ставши во главе Кубанской армии, останется одно:
скомандовать "взводами налево кругом" и разогнать Законодательную Раду".
   Безмерно любя свою Родину, я не могу не принимать близко к сердцу все
вопросы ее бытия; подчас как человек я могу не сочувствовать тому или
иному Вашему требованию, но как солдат, раз пойдя за Вами, я первый подам
пример беспрекословного повиновения. Моя жизнь на глазах у всех, я
действую прямо и открыто, и мои сотрудники свидетели того, как пресекал я
в корне малейшую попытку к интриге. Моя совесть чиста и упрекнуть мне себя
не в чем; но мысль, что я, оставаясь во главе моей армии, могу невольно
явиться палачом ее, не дает мне покоя...
   С открытым сердцем, не допуская недомолвок, я пишу Вам, рассчитывая на
Ваш такой же откровенный ответ.
   Уважающий Вас и сердечно преданный П. Врангель".
   Я собирался выехать в Царицын 30 июля, однако, в ночь с 29-го на 30-ое
флотилия красных, прорвавшись с севера, на рассвете стала бомбардировать
Камышин. В городе поднялась паника. Противник, выпустив несколько десятков
снарядов, отошел на север. Потери от бомбардировки оказались
незначительны. В городе было убито два и ранено несколько человек и
повреждено несколько домов. Население вскоре успокоилось, однако, я не
счел возможным во избежание толков уехать в этот день и выехал лишь на
следующий.
   Немедленно по прибытии в Царицын я вновь телеграфировал походному
атаману генералу Науменко:
   "Полки растаяли. Из предназначенных нам за июнь 131 вагонов
интендантских грузов не прибыло ни одного. Полученный нами на Кубани
взамен леса (Царицынскими лесопромышленниками было пожертвовано армии
большое количество леса. В последнем Кубань очень нуждалась. Я заключил
договоры с несколькими станицами о поставке мне взамен леса муки. Договоры
были заключены с ведома кубанского правительства.) груз муки задержан
Вашими заставами (Кубань вела с главным командованием таможенную войну.)
на границе. Ежели так будет продолжаться, то не только войска откажутся
воевать, но и повернут в тыл против тех, кто заставляет их голодать".
   Вместе с тем, я решил проехать сам в Екатеринодар, дабы путем личных
переговоров добиться у кубанского правительства срочной высылки мне
подкреплений и наметить меры упорядочения снабжения.
   Я отдал распоряжение, чтобы 6-я пехотная дивизия генерала Писарева была
направлена в Царицын с целью выдвижения на поддержку 1-го корпуса. В связи
с ожидаемым подходом 6-й пехотной дивизии, а в дальнейшем обещанной мне
2-й Кубанской пластунской бригады и малой численности конных частей, на
совещании 27-го июля была намечена некоторая перегруппировка: пехота, 6-я
пехотная дивизия, Сводная дивизия стрелковых полков конных дивизий, 3-я
пластунская бригада и имевшая прибыть 2-я Кубанская пластунская бригада -
должны были войти в состав 1-го корпуса. Как корпусная конница в корпусе
оставалась 4-я Кубанская дивизия. Во главе корпуса оставался генерал
Покровский. Вся конница сосредоточивалась на левом фланге. Во главе конной
группы должен был стоять генерал Топорков.
   Я приказал принять все меры для ускорения работ по укреплению
Царицынской позиции.
   1-го августа с рассветом противник на всем фронте перешел в решительное
наступление, нанося главный удар по обе стороны Саратовского тракта
левофланговым частям 4-го корпуса и частям 3-й пластунской бригады,
расположенной между деревнями Французская - Макаровка. После сильной
артиллерийской подготовки красные настойчивыми атаками прорвали фронт
пластунов и вынудили их к быстрому отходу, чем обнажился левый фланг 4-го
корпуса; последний, будучи тесним с фронта и глубоко обойден с фланга,
вынужден был также начать отход. Вследствие прорыва фронта группы на
участке 3-й пластунской бригады генерал Покровский приказал войскам отойти
на линию Меловое - Ельшанка - Копенка - Грязнуха - В. Добринка -
Добринский. Дабы поддержать части генерала Покровского, Астраханский полк
6-й дивизии из состава отряда полковника Львова, находившегося все еще в
слободе Николаевской, был переправлен в Камышин.
   Остальные части 6-й дивизии должны были спешно двигаться туда же.
Донской корпус к 1-го августа располагался: 3-я пластунская бригада в
районе село Тростянка; 4-я пластунская бригада в районе хуторов Марьевский
- Никаноровский - Уваровский; 14-я конная бригада, оттесненная за реку
Терса, - в районе Терсинка, Разливка, Сосновка.
   Одновременно с переходом в наступление против частей Кавказской армии
обнаружилось и давление противника на фронте всего Донского корпуса.
Положение последнего становилось тяжелым, 10-я донская конная бригада, все
время доблестной действовавшая на левом фланге нашей конной группы,
поспешила на поддержку родного корпуса, отойдя за реку Медведицу. Между
правым флангом донцов и группой генерала Покровского образовался разрыв,
которым поспешили воспользоваться красные, быстро заняв Красный Яр и
поведя оттуда наступление на Неткачево и вдоль реки Медведицы. Ввиду
глубокого обхода своего левого фланга, генерал Покровский приказал войскам
группы начать отход. Весьма тяжелый бой пришлось выдержать нашим войскам 6
августа. Ввиду громадного превосходства сил противника (около четырех
дивизий пехоты при четырнадцати полках коннццы, насчитывающих свыше 15000
штыков, 7000 шашек при 70 орудиях), в ц^лях сокращения фронта и дабы не
подвергать правофланговые свои части риску быть отрезанными, генерал
Покровский 5-го августа приказал войскам группы с утра 6-го августа начать
отход на линию Н. Добринка - Новые Норки - Кунцово.
   Между тем, противник предупредил наш отход и сам перешел в наступление,
направляя главный удар на деревню Семеновку. В упорном бою, разыгравшемся
здесь.
   Астраханский пехотный полк и пластуны 3-й бригады были сбиты со своих
позиций и окружены конницей красных, 4-я Кубанская казачья дивизия под
начальством полковника Скворцова бросилась на выручку своей пехоты,
однако, будучи сама атакована, понесла большие потери и отошла в район
Смородинное. Остатки пехоты (Астраханский полк, сплошь укомплектованный из
пленных, почти полностью сдался в плен) были отведены в Дворянское, где и
стали приводиться в порядок. В то же время противник, наступая вдоль
железной дороги, продолжал теснить наши части, отходящие на Ременниково.
   Продолжая отход на передовые позиции Камышина, войска одновременно
перегруппировались - пехота сосредоточивалась к правому флангу, конница к
левому, где объединялась генералом Топорковым.
   Глубокое продвижение противника во фланг всей группы (разъезды
противника по реке Иловле доходили до села Гусевки) и неудачные контратаки
генерала Топоркова против наступавшей со стороны Коростино красной конницы
вызвали необходимость оставления Камышина без боя и отхода на рубеж: река
Сестренка Белые Горки-Таловка-Саломатино.
   Одновременно с оставлением нами Камышина начал отход из слободы
Николаевской вдоль левого берега Волги отряд полковника Львова, все время
отбивавшийся от наседавшего на него со всех сторон противника.
   Несмотря на тяжелые бои на фронте армии, я решил проехать в
Екатеринодар.
   Встреченный на вокзале генералом Науменко и чинами войскового штаба и
приняв почетный караул Гвардейского дивизиона, я проехал к атаману.
Обрисовав общее положение, я заявил, что, если срочно мне не будут высланы
необходимые пополнения и армия не будет обеспечена продовольствием, я
Царицына не удержу, войска будут отброшены в безводную степь, где
неминуемо погибнут, и путь на Кубань будет противнику открыт. В тот же
вечер я присутствовал на заседании кубанского правительства, где я
повторил то же самое. Мои слова произвели желаемое впечатление. Члены
правительства единодушно обещали мне полную помощь.
   Атаман просил меня на следующий день посетить Законодательную Раду и
там повторить мой доклад. Я изъявил согласие. Мы условились, что я прибуду
в раду к 11 -та часам. Соответствующее приглашение от председателя рады
должно быть доставлено мне утром. Отъезд в Царицын я назначил в 1 час дня.
   Однако, до половины двенадцатого я приглашения председателя рады не
получил.
   Наконец в половине двенадцатого прибыл на вокзал весьма смущенный
генерал Науменко и с ним какой-то офицер, отрекомендовавшийся мне как
состоявший в распоряжении председателя рады. Офицер доложил мне, что
председатель рады И.
   Макаренко "случайно узнал от атамана" о желании моей посетить раду, но,
не имея от меня соответствующего заявления, не может прислать мне
официального приглашения. "Передайте председателю рады", - ответил я,
"что в качестве командующего Кавказской армией я готов был оказать раде
честь посетить ее и сделать доклад о нуждах кубанских частей. Об этом я
поставил в известность вчера атамана и членов правительства. С отдельными
просьбами к господину Макаренко я обращаться не буду. На фронте идут
жестокие бои. Мое присутствие там необходимо.
   Я выезжаю через полтора часа. По приезду в армию я поставлю в
известность мои части о том отношении, которое встретил их командующий в
лице председателя рады". Прибывшие уехали. Через час посланец И. Макаренко
вернулся и доложил мне, что рада меня ждет. Почти одновременно прибыли
несколько членов рады, между ними представители черкесов, прося меня
прибыть на заседание рады. Я отказался, заявив, что назначенный час моего
отъезда отложен быть не может. Через полчаса я выехал в Царицын.
   9-го августа закончилась перегруппировка армии. Части 6-ой дивизии
(Саратовский пехотный полк несколько времени тому назад был переброшен на
левый берег Волги, в помощь отряду генерала Мамонова) вдвинулись в боевой
порядок. Во главе 1-го Кубанского корпуса (остатки 3-й пластунской
бригады, гренадерская бригада 6-й дивизии, 4-я Кубанская казачья дивизия,
Сводно-Горская конная дивизия) стал генерал Писарев, сменивший заболевшего
и эвакуированного генерала Покровского, 1-й корпус продолжал отходить
вдоль Волги и Саратовского большака. 1-я конная дивизия, 1-я и 2-я
кубанские дивизии и Ингушская конная бригада сосредоточились на левом
фланге армии. Объединенная генералом Топорковым конная группа отходила в
общем направлении вдоль реки Иловли и далее не станцию Котлубань. 9-го
августа начали прибывать первые эшелоны пластунов переданной мне, наконец,
2-й Кубанской пластунской бригады.
   Между тем, противник против генерала Мамонова, значительно усилившись,
продолжал наступление, и части генерала Мамонова были оттеснены к Пришибу
и Цареву.
   На прочих фронтах Вооруженных сил Юга продолжались наши успехи. На
Астраханском направлении части генерала Эрдели, хотя и весьма медленно,
все же продвигались вперед. Его передовые конные части подошли на 45 верст
к Астрахани. Добровольцы подходили к Курску, Одессе и Киеву. Донская
конница генерала Мамонтова, брошенная в глубокий тыл противника, была уже
у Тамбова, разрушая железные дороги, взрывая артиллерийские склады и
распуская мобилизованные красные части.
   Работы по укреплению Царицынской позиции значительно продвигались.
Стрелковые окопы были большей частью закончены, хотя ходы сообщения не
были еще готовы.
   Проволочные заграждения в 3-4 кола имелись перед всем фронтом, за
исключением крайнего правого фланга, ближайшего к Волге. В общем,
укрепленная позиция при всей своей незаконченности могла дать обороняющим
ее войскам значительные преимущества и придать уверенность в их силах.
Однако, все же трудно было рассчитывать, что эту уверен