ает гной из болячки.
   Тем не менее источник  инфекции  сохранился  -  сам  Человек.  Величайший
хищник, совершеннейший убийца. Даже теперь они воюют между собой, устраивают
резни, грабят...
   Магия земли делала свое дело. Колоссальные  уровни  радиации,  токсины  в
воздухе,  которым  они  дышат,  -  все  это  в  совокупности   содействовало
противоестественному росту агрессивности и насилия.
   Спираль истории закручивалась - Человек уже вновь  изобрел  огнестрельное
оружие и поднялся на уровень середины XIX века. Вскоре люди научатся летать,
создадут нации, и войны будут все страшнее и кровопролитнее.
   Она медленно поднялась по лестнице на обзорную площадку. Отсюда она могла
смотреть на улицы города, на снующих по ним людей. Дальше  виднелись  стада,
крестьянские усадьбы. А вдали, точно мерцающая лента - Стена  между  Мирами.
Она почти слышала, как Человек бьет по ней кулаками, вымещая свою ярость  на
древних камнях.
   Шрина перевела взгляд на юг, где над молодыми горами плыли тяжелые  тучи,
пряча Меч Божий. Она задрожала.
   Внезапно на востоке разразилась  гроза,  и  Шрина  обернулась,  глядя  на
зигзаги молний, бьющие из громоздящихся туч. Над равниной  с  воем  пронесся
Холодный ветер. Она снова задрожала и вошла в дверь.
   Город выдержит эту грозу, как он выдержал Первое  Падение  и  сокрушающую
ярость Вздыбившегося океана.
   Она повернулась к двери и не увидела  проблеск  голубизны  между  тучами.
Словно ветер отбросил занавеску, и среди клубящейся черноты открылось  ясное
небо. В центре голубизны сиял золотой диск второго солнца, так что в течение
краткого мгновения все предметы на улицах города отбрасывали две тени.

12

   Всадники спешились и столпились вокруг лежащего на земле товарища. Нос  у
него был сломан, оба глаза быстро заплывали. Из разбитой верхней губы  текла
кровь. Двое подхватили его на руки и перенесли на  тротуар  перед  входом  в
"Веселого паломника".
   Владелец, Джозия Брум, взяв тазик с водой и полотенце, вышел к ним. Встав
на колени рядом с раненым, он намочил полотенце, аккуратно сложил и  бережно
опустил на распухшие веки.
   - Возмутительно!  -  сказал  он.  -  Я  все  видел.  Ничем  не  вызванное
нападение. Какая гнусность!
   - Это уж так, - согласился кто-то.
   - Такие негодяи погубят  Долину  прежде,  чем  мы  успеем  создать  здесь
достойную общину.
   - Так он же лошадь украл, черт  дери!  -  воскликнула  Бет  Мак-Адам,  не
сдержавшись. Брум оглянулся на нее:
   - Они охотились на зверя, который мог бы сожрать твоих детей, и  вскочили
на тех лошадей, которые оказались под рукой. Надо было просто  попросить,  и
ему тут же вернули бы его лошадь.  Но  нет!  Такие,  как  он,  все  на  одну
колодку. Насилие. Смерть. Разрушение. Вот что они несут с собой точно чуму.
   Бет промолчала и вернулась в харчевню. Ей нужна была  эта  работа,  чтобы
пополнить спрятанный в фургоне запас монет и платить  за  детей  в  Школьную
Хижину. Но люди вроде Брума злили ее. Сладкоречивые ханжи, отводящие  глаза,
они видели только то, что хотели видеть.  Бет  пробыла  в  Долине  Паломника
всего два дня, но уже успела разобраться в том, как управляется городок. Эти
всадники работали на Скейса, и он был одним из  троих  наиболее  влиятельных
людей в Долине Паломника. Ему принадлежал самый большой рудник, две лавки  и
(пополам с Мейсоном) "Отдых паломника", а  еще  несколько  игорных  домов  в
западных кварталах. Его люди несли дозор в шатровом поселке,  вымогая  плату
за свою бдительность. Те, кто не хотел платить, могли  не  сомневаться,  что
лишатся своего фургона или всего ценного имущества -  либо  случится  пожар,
либо произойдет дерзкое ограбление. Люди Скейса были скорыми на кулачные или
иные расправы дюжими верзилами, в прошлом по большей части разбойниками.
   Бет видела, как приволокли и убили зверя, и  видела,  как  Шэнноу  вернул
себе коня. Конечно, он мог бы прежде попросить, но  Бет  понимала,  что  вор
почти наверное отказался бы вернуть коня, и дело кончилось бы  перестрелкой.
У Брума, конечно, мозги навозные, но она у него работает, да и по-своему, не
такой он уж и плохой человек. Верит в исконное благородство Человека, в  то,
что  все  споры  следует  разрешать   доводами   рассудка,   беспристрастным
обсуждением. Она стояла  в  дверях  и  смотрела,  как  он  старается  помочь
пострадавшему. Высокий, тощий, с длинными прямыми морковного цвета  волосами
и. худым лицом с выпуклыми голубыми  глазами.  Некрасивым  его  нельзя  было
назвать, и  с  ней  он  был  неизменно  учтив.  Бездетный  вдовец  -  и  Бет
внимательно к нему присматривалась. Она знала, что разумнее  всего  было  бы
подыскать хорошего, солидного,  состоятельного  человека,  чтобы  обеспечить
спокойную жизнь своим детям, но Брум ей никак не подходил.
   Пострадавший пришел в себя, и его усадили за  столик.  Бет  принесла  ему
кружку баркеровки, и он отпил два-три глотка.
   - Я этого шлюхина сына убью! - прошепелявил он. - Богом клянусь, убью!
   - И в мыслях такого не держите, менхир Томас,  -  настойчиво  посоветовал
Брум. - То, что он сделал, в высшей степени ужасно,  но  дальнейшее  насилие
ведь ничего не исправит.
   Томас рывком поднялся на ноги.
   - Кто со мной? - спросил он. К нему подошли двое, но остальные  предпочли
остаться там, где были. Томас вытащил пистолет и проверил заряды. - Куда  он
пошел?
   - Отвел жеребца в конюшню, - сказал невысокий замухрышка.
   - Спасибо, Джек. Ну, пошли его искать.
   - Прошу вас, менхир... - начал Брум, но Томас оттолкнул его.
   Бет пробралась через  кухню  во  двор,  потом  подхватила  длинную  юбку,
обежала дом и через проулок выскочила на главную улицу раньше Томаса  и  его
двух приятелей, В конце улицы она увидела Шэнноу. Он стоял в дверях конюшни,
разговаривая с конюхом. Она быстро подбежала к нему.
   - Они идут поквитаться с тобой, Шэнноу, - сказала она. - Их трое.
   Он обернулся к ней и мягко улыбнулся:
   - Я очень благодарен вам за вашу доброту.
   - Бог с ней, с добротой! Седлайте коня и уезжайте.
   - Мои вещи у меня в комнате. Вы лучше обождите тут.
   - Я же сказала: их трое.
   - И тот, кого я ударил, один из них?
   - Да, - сказала она.
   Шэнноу кивнул, снял куртку и перебросил  ее  через  балку  стойла.  Потом
вышел на солнечный свет. Бет подошла к двери и следила,  как  он  шагнул  на
середину улицы, и остановился в ожидании, опустив руки. Солнце,  поднявшееся
уже довольно высоко, светило пистолетчикам в глаза. Они подходили все ближе,
и двое по бокам начали отодвигаться от Томаса в середине.  Бет  чувствовала,
как нарастает напряжение.
   - Ну так как же, шлюхин сын? - заорал Томас.  Шэнноу  промолчал.  -  Что,
язык проглотил?
   Они подходили все  ближе  и  ближе.  Их  разделяло  шагов  десять,  когда
прозвучал голос Шэнноу, негромко н четко.
   - Вы пришли сюда умереть? - спросил он. Бет увидела, как  человек  справа
утер вспотевшее лицо и покосился на приятеля. Томас ухватил пистолет, но его
опрокинула пуля. Ноги задергались  в  пыли,  по  брюкам  расползлось  мокрое
пятно.
   Остальные двое окаменели.
   - Мне кажется, - сказал Шэнноу все так же негромко, -  вам  лучше  унести
его с улицы.
   Они поспешно подняли Томаса, а Шэнноу вернулся к Бет и конюху.
   - Я еще раз благодарю вас, фрей Мак-Адам.  Мне  жаль,  что  вам  пришлось
присутствовать при подобном.
   - Я успела навидаться мертвецов, менхир Шэнноу.  Но  у  него  было  много
друзей, и не думаю, что вам стоит задерживаться здесь. Скажите, а откуда  вы
знали, что те, двое не нападут на вас?
   - Этого я не знал, - ответил он. - Однако злоба кипела только в  нем.  Вы
пойдете завтра на собрание, которое устраивает Пастырь?
   - Возможно.
   - Для меня было бы большой честью, если бы вы и ваши дети  позволили  мне
вас сопровождать.
   - Простите меня, менхир, - сказала Бет.  -  Но  по-моему,  вас  поджидает
беда, и я не могу позволить моим детям находиться в вашем опасном обществе.
   - Я понимаю. Разумеется, вы правы.
   - Будь я без детей... ответ, возможно, был бы  другим.  Он  поклонился  и
вышел на солнечный свет.
   - Дьявол, - сказал конюх, - его ничем не прошибить! Ну, по  Томасу  никто
плакать не станет. Это уж точно. Бет ничего не ответила.
   Иерусалимец остановился в том месте на  улице,  где  темное  пятно  крови
свидетельствовало, что тут была оборвана жизнь. Он не  испытывал  сожалений.
Убитый сделал свой выбор сам, и Шэнноу вспомнил слова Соломона:
   "Таковы пути всякого, кто  алчет  чужого  добра:  оно  отнимает  жизнь  у
завладевшего им".
   Идти до гостиницы было не близко, и пока Шэнноу шагал по  пыльной  улице,
он ощущал на себе взгляды многих глаз. Перед харчевней стояли  охотники,  но
они замолкли, когда он проходил  мимо.  В  "Отдыхе  путника"  ему  навстречу
поднялся Клем Стейнер.
   - Так я и знал! - сказал он, - Как увидел тебя в Длинной зале, мне  сразу
что-то сказало, каков ты. А как тебя зовут, приятель?
   - Шэнноу.
   - И как я сам не догадался! Иерусалимец! Далековато заехал,  Шэнноу.  Кто
за тобой послал? Брисли? Феннер?
   - За мной никто не посылал, Стейнер. Я езжу там, где хочу.
   - Ты понимаешь, нам, возможно, придется сойтись лицом к лицу?
   Шэнноу несколько секунд молча смотрел на молодого человека.
   - Это было бы неразумно, - негромко сказал он затем.
   - Во-во! Лучше не забывай про это. Менхир Скейс хочет поговорить с тобой,
Шэнноу. Он в Длинной зале, Шэнноу повернулся и пошел к лестнице.
   - Ты слышал, что я сказал? - крикнул Стейнер ему вслед, но  Шэнноу,  даже
не обернувшись, поднялся в свою комнату. Налил воды из каменного  кувшина  и
сел в кресло у окна ждать.
   Эдрик Скейс вышел из Длинной залы.
   - Он ушел, мистер Скейс, - сказал Стейнер. - Привести его?
   - Нет. Подожди меня здесь.
   Высокий широкоплечий человек, иссиня-черные волосы коротко подстрижены  и
зачесаны кверху без пробора.  Бритое,  сильное,  словно  вычеканенное  лицо,
глубоко посаженные глаза. Уверенные  спокойные  движения.  Подойдя  к  двери
Шэнноу, он стукнул в филенку костяшкой пальца.
   - Войдите. Не заперто, - донесся голос изнутри. Скейс вошел. Он  поглядел
на человека в  кресле  у  окна  и  пересмотрел  свой  план.  Он  намеревался
предложить Шэнноу пойти к нему на службу, но теперь  пришел  к  выводу,  что
таким способом только окончательно превратит этого человека во врага.
   - Могу я сесть, мистер Шэнноу?
   - А я думал, что в этих краях говорят "менхир".
   - Я не из этих краев. - Скейс направился к креслу напротив Иерусалимца  и
опустился в него.
   - Что вам нужно, мистер Скейс?
   - Просто извиниться перед  вами,  сэр.  Человек,  укравший  вашу  лошадь,
работал у меня. Он был безрассудным юнцом. Мне хотелось  заверить  вас,  что
попыток отомстить не будет. Я ясно втолковал это всем моим всадникам.
   Шэнноу пожал плечами, но выражение его лица не изменилось.
   - И?
   Скейса ожег гнев, но он подавил его и улыбнулся:
   - Никакого "и" нет.  Просто  визит  вежливости,  сэр.  Вы  думаете  долго
пробыть в Долине Паломника?
   - Нет, я собираюсь отправиться дальше на юг.
   - Наверное, чтобы увидеть чудеса в небе. Завидую вам. Меньше чем  за  три
месяца мне не собрать отряд, чтобы перебраться через Стену.
   - Отряд? Но зачем? - спросил Шэнноу.
   - "Из уст же  Его  исходит  острый  меч,  чтобы  им  поражать  народы,  -
процитировал Скейс. - Он пасет их жезлом железным".
   Он  заметил,  что  открытая  враждебность  на   лице   Шэнноу   сменилась
настороженностью.
   - Так вы читаете Писание, сэр! Но что оно говорит вам?
   Скейс наклонился к нему, чтобы сполна использовать благоприятную минуту.
   - Я собирал сведения о краях за Стеной  и  тамошних  чудесах.  Там  видны
великие знамения. Это вне  сомнений.  Сияющий  меч,  окруженный  крестами  и
звездами, а на мече имя, которое никому не дано прочесть. Все точно так, как
повествует Писание. Более того, там обитают звери, которые ходят, как  люди,
и поклоняются Черной Богине - колдунье, творящей среди них  гнусные  обряды.
Или, как сказано в Писании, мистер Шэнноу: "И  я  увидел  жену,  сидящую  на
звере багряном,  преисполненном  именами  богохульными".  Или  вот:  "Зверь,
которого я видел, был подобен барсу; ноги у него, как у медведя, а  пасть  у
него, как пасть у льва". Все это есть за Стеной, мистер  Шэнноу.  Я  намерен
отправиться туда и найти Меч Божий.
   - И для этого вы собираете разбойников и пистолетчиков?
   - А вы предпочли бы, чтобы я для этого обратился к фермерам и учителям?
   Шэнноу встал и шагнул к окну.
   - Я не умею вести диспуты, сэр. И я не судья. - У него  за  спиной  Скейс
скрыл торжествующую  улыбку  и  ничего  не  сказал.  Шэнноу  обернулся,  его
льдистые глаза вперились в Скейса. - Но я и не дурак,  мистер  Скейс.  Вы  -
человек, который ищет власти, господства над  ближними.  Вы  -  не  искатель
истины. Здесь ваших людей боятся. Но меня это не касается.
   - Вы правы, мистер Шэнноу, говоря о стремлении к власти. Но ведь само  по
себе это еще не зло, не так ли? Разве не был Давид сыном земледельца и разве
не стал он царем над  Израилем?  Разве  не  был  Моисей  сыном  рабыни?  Бог
одаривает человека талантами, и он поступает правильно, применяя  их.  Я  не
убийца и не разбойник. Мои люди бывают... буйными  и  неотесанными,  но  они
платят за то, что берут, и уважительны со здешними жителями. Ни один из  них
не совершил убийства или изнасилования, а с теми, кто попадался на краже,  я
разделывался сам. Правители были всегда, мистер Шэнноу. И в том, чтобы стать
правителем, греха нет.
   Шэнноу вернулся к своему креслу, налил  воды  в  кружку  и  предложил  ее
Скейсу, который с улыбкой отказался.
   - Я уже сказал, что я не судья. И пробуду  этом  селении  недолго.  Но  я
видел немало ему подобных. Насилие будет расти, и следует ожидать еще  много
смертей, если не будет установлен порядок. Почему, сэр, ища  власти,  вы  не
установили порядка?
   - Потому что я не тиран, мистер Шэнноу.  Игорные  заведения  в  восточных
кварталах никак от меня не  зависят.  Я  владею  большой  фермой  и  стадами
молочного и мясного  скота.  И  мне  принадлежит  самый  большой  серебряный
рудник. Мои владения, охраняются моими людьми, но сам город -  хотя  у  меня
есть в нем собственность - меня не касается.
   Шэнноу кивнул.
   - Вы нашли что-нибудь интересное в разбитом корабле? Скейс засмеялся.
   - Я слышал о ваших... пререканиях. Да, кое-что я  нашел,  мистер  Шэнноу.
Несколько золотых слитков  и  любопытные  образчики  серебряной  посуды.  Но
ничего, что могло бы сравниться с тем, что вы видели на "Титанике".
   Шэнноу, казалось, не удивился и только кивнул, а Скейс продолжал:
   - Да, я видел "Титаник". Я знаю  про  Сипстрасси,  Камень-Демон,  который
восстановил его, и о вашем бое с Саренто. Я тоже не дурак, сэр. Я знаю,  что
былой мир изобиловал чудесами, превосходящими наше воображение,  и  что  для
нас они потеряны, возможно, безвозвратно. Но у этого мира есть своя сила,  и
я найду ее за Стеной.
   - Камень-Демон был уничтожен, - сказал  Шэнноу.  -  Если  вы  знаете  про
Саренто, то знаете и про творимое им зло,  и  про  войну  с  исчадиями  Ада,
которая была делом его рук. Подобная сила опасна для людей.
   Скейс встал.
   - Я был с вами откровенен, мистер Шэнноу, потому что уважаю вас. Я не ищу
столкновения с вами. Поймите меня правильно: я говорю это не из страха. Но я
не хочу обзаводиться врагами без надобности. Сипстрасси всего лишь  источник
силы, примерно такой же, как ваши пистолеты. В руках зла  он  будет  творить
зло. Но я не дурной человек. Всего вам хорошего.
   Скейс вышел в коридор и спустился по лестнице. Внизу его ждал Стейнер.
   - Вы хотите, чтобы я с ним разделался, мистер Скейс?
   - Держись от него подальше, Клем. Этот человек тебя убьет.
   - Вы что, шутите, мистер Скейс? Когда дело доходит до пистолетов, со мной
никому не потягаться?
   - Я ведь не сказал, что он может превзойти тебя, Клем. Я сказал,  что  он
тебя убьет.

13

   Два долгих жарких дня  Нои-Хазизатра  шел  через  Великую  Пустошь.  Горы
словно бы не приближались, а вот его силы убывали.  Корабельный  мастер,  не
имевший себе равных, он всегда гордился своей гигантской силой,  позволявшей
ему играючи поднимать бревна и тяжелые камни. Но этот словно бы  бесконечный
путь требовал не силы, а выносливости, и вот ее-то, убедился Нои, ему  и  не
хватало. Он сел в тени на дне овражка и  достал  Камень  Сипстрасси  со  дна
кармана куртки. Ему очень не хотелось воспользоваться им, не зная ни сколько
энергии в нем останется, ни сколько ее потребуется, чтобы он  мог  вернуться
домой к Пашад и детям. Нои-Хазизатра в отличие от большинства мужчин  города
Эд взял только одну жену, дочь Аксиса, парусного мастера. Он  полюбил  ее  с
того мгновения, когда их руки соприкоснулись, и любовь его  не  ослабела  со
временем. В Пашад не было силы, она казалась хрупкой, как  весенний  цветок,
но она обладала даром отдавать себя всю, и вдали  от  нее  Нои  ощущал  себя
потерянным.
   В предыдущий раз, когда Нои держал в руках Сипстрасси, это был осколочек,
не больше оторванного ногтя. И энергия израсходовалась за сутки  -  обновила
его силы, заставила отступить грозную  мощь  времени,  вернула  черноту  его
седеющим волосам, а усам придала пышность молодости. Но Камень  в  его  руке
был в двадцать раз больше, с очень тонкими черными прожилками и  пульсировал
энергией.
   Нои спасся от Кинжалов, но попал не в Балакрис, а в неведомый край  вдали
от моря, где люди носят странную одежду. "Думай, дурень! - приказал он себе.
- Как ты сможешь  вернуться  домой,  если  сначала  не  узнаешь,  откуда  ты
возвращаешься?"  Согласно  легенде  верховные  жрецы  с  помощью  Сипстрасси
высвобождали свой дух и облетали вселенную. Если  они  могли,  то  сможет  и
Нои-Хазизатра. Он опустился на колени  и  воззвал  к  Великому,  назвав  его
десятью  именами  из  тысячи,  известной  людям,  потом  стиснул  камешек  и
вообразил, как возносится к небу сквозь собирающиеся вверху тучи. Мысли  его
закружились, и внезапно он почувствовал себя свободным, точно сорвавшийся  с
якоря корабль. Открыв глаза, он увидел внизу белый лабиринт гор и долин  без
малейших признаков жизни. Над ним голубело ясное небо, но земля  внизу  была
безмолвной и призрачной. Его оледенил страх. Куда  он  залетел?  Он  понесся
вниз к занесенному снегом миру... и погрузился в тучи.
   На какое-то время он ослеп, а потом пронизал серо-белую пелену  тумана  и
увидел далеко внизу сочно зеленеющую землю,  разделенную  горами  в  снежных
шапках и лентами рек, увидел огромные долины и ущелья, леса  и  равнины.  Он
вглядывался, ища следы человеческой деятельности, города и деревни, но ничто
не нарушало дикости открывавшихся его взгляду просторов. Дух Нои  устремился
ниже. Теперь он различил собственное крохотное тело  на  дне  овражка,  а  в
нескольких милях к западу - стоянку  фургонов,  крытых  белой  парусиной,  и
пасущихся волов на склоне холма.
   Нои осмелился полететь дальше  за  горный  хребет  и  увидел  безобразное
селение с приземистыми деревянными домами и большое скопище людей  на  лугу.
Он оставил их позади, направляясь на юг, и увидел массивную  стену,  кладкой
напоминавшую волнолом Эда. Камни были обтесаны точно так  же,  но  выглядели
куда более древними, чем камни в Стене Пендаррика. Он полетел дальше, дивясь
тому, как мог народ, воздвигший  подобную  стену,  пасть  столь  низко,  что
довольствовался уродливыми постройками, которые он видел  в  селении.  Потом
внизу появился город, и у него упало сердце.
   Купола дворца, мраморные террасы, длинная Дорога  Царей  со  статуями  по
сторонам, а на юге - подкова порта. Но там не сверкал океан, а  простирались
поля и луга.
   Нои замер над городом, разглядывая прохожих на улицах.  Все  было  таким,
как он помнил, и все же ничто не было прежним. Он помчался к храму  и  замер
над статуей Дерарха, Пророка.  Лицо  Проро