дить  легкое,
если вы будете прыгать.
   - Почему я еще жив?
   - Госпожа Диана признала свою вину и тем остановила поединок.  Спасла
вас. Тут один человек хочет видеть вашу милость.
   - Я никого не желаю видеть.
   - Думаю, его вы примете: он в большой опасности.
   - Кто таков?
   Боран посторонился, и Эррин увидел рядом с кроватью Убадая.
   - Ты неплохо дрался, - сказал номад. - Но он был лучше.
   - Ты поможешь мне, - прошептал  Эррин.  -  Мы  должны  спасти  Диану.
Должны!
   - Сначала надо спасать тебя. Твой  новый  человек,  хороший  человек,
слышал, что завтра за тобой придут. Мы с тобой убежим в Цитаэрон.
   - Без Дианы я не поеду. Помоги мне встать.
   - Осторожно. - Боран бережно усадил Эррина, и бок  раненого  пронзила
острая боль.
   - Мы поможем госпоже, - сказал Убадай, - но  сначала  надо  выйти  из
замка. Там лошади. Сможешь сесть на коня?
   - Смогу. Дай мне какую-нибудь одежду, Боран.
   - Уже готово, ваша милость. Камзол и  штаны  из  темно-бурой  кожи  и
овчинный плащ. Я уложил еще съестное и  немного  денег.  У  вас  нашлось
всего триста рагов, до Цитаэрона вам хватит.
   Эррин взглянул на свою левую ногу в тугом лубке.
   - Как, по-твоему, он выдержит?
   - Будем надеяться, ваша милость, - пожал плечами Боран.
   - Помоги  мне  одеться,  -  сказал  Эррин,  но  тут  внизу  во  дворе
послышался топот сапог. Убадай выглянул в окно.
   - Солдаты. Идут сюда.
   Эррин застонал, когда Боран продел его руку в кожаный  рукав.  Ребра,
хотя и забинтованные, причиняли сильную боль.
   - Скорее, - поторопил Убадай. Внизу уже барабанили в дверь.
   - Именем герцога, откройте!
   - Идите по боковой лестнице,  ваша  милость,  -  сказал  Боран.  -  Я
задержу их, сколько смогу. - Эррин  встал,  опираясь  на  плечо  Убадая.
Концы сломанной кости сдвинулись, и он едва удержался он  крика.  Убадай
повел или, скорее, потащил его к дверце, выходящей на лестницу для слуг.
Перил у нее не было.
   - Я не смогу тут спуститься, - сказал Эррин.
   - И хлопот же с тобой, - Убадай взял Эррина под  колени  и  перекинул
через плечо. Сломанные ребра тут же дали знать о себе, и Эррин застонал.
- Тихо! - прошипел Убадай и медленно двинулся вниз.
   Боран тем временем отпер парадную дверь и с поклоном спросил офицера:
   - Чем могу служить, господин?
   - Где барон Эррин?
   - Наверху. Спит. Он ранен, и нога у него сломана.
   - Нам приказано доставить его к мудрейшему провидцу.
   - А носилки-то есть у вас?
   - Нет. Мне не сказали о сломанной ноге.
   - Перелом подтвердил герцогский  лекарь.  Сам  герцог  заходил  сюда,
чтобы справиться о здоровье барона. Кто, говорите,  приказал  взять  его
под стражу?
   - Мудрейший Океса.
   - Ну да - стало быть, герцог дал свое позволение и  у  вас  есть  его
печать.
   - Печать? Слушай, ты, герцогская печать требуется только при  арестах
за пределами Макты. Когда нужно подтвердить, что  мы  люди  герцога.  За
каким дьяволом она мне здесь?
   - Да я, капитан, не спорю. Я в таких делах ничего не смыслю, мне ведь
никогда не доводилось брать под стражу королевского кузена.  Поступайте,
как знаете.
   - Так барон Эррин - кузен короля?
   - Да вроде бы.  Ступайте,  тащите  его  сами.  Я  у  него  недавно  и
расшибаться ради него не стану.
   - Никого никуда тащить я не намерен. Мне приказано арестовать  барона
Эррина, только и всего. Есть у  тебя  что-нибудь,  что  может  сойти  за
носилки?
   - Можно вынести его вместе с кроватью, только вам шестерым это не под
силу будет. Не послать ли в казарму за подкреплением?
   - Медрик, Джоал,  достаньте  носилки,  -  распорядился  офицер.  -  И
поищите герцогского писца, в таком деле печать не помешает.
   - Мудрое решение, капитан. Может, нам с вами  пока  снести  господина
Эррина вниз.
   - По-твоему, я похож на грузчика? Подождем носилок.
   - Тогда позвольте предложить вам вина, капитан. Лучший западный сорт,
двадцатилетней выдержки.
   - Хорошо, неси, ты славный малый.
   - Премного вам благодарен.
   Убадай со своей ношей вышел во двор, где в  безлюдном  закоулке  были
привязаны две лошади. Номад подсадил Эррина в  седло  и  повел  коней  к
восточным  воротам.  Ими  постоянно  пользовались  торговцы,  и   Убадай
положился на то, что распоряжение об  аресте  Эррина  еще  не  дошло  до
часовых.
   Так и вышло. Они беспрепятственно выехали из замка и двинулись  через
город.
   - Как безлюдно на улицах, - заметил Эррин. Убадай, согласно  хмыкнув,
указал на холмы за городом. - В чем дело? - У Эррина почему-то пересохло
во рту.
   - Они собираются сжечь госпожу.
   - О небо! Я должен успеть.
   Эррин  пустил  коня  вскачь,  и  Убадай  помчался  за  ним,   пытаясь
перехватить поводья.
   - Стой! Ты уже натворил глупостей сегодня.
   - Оставь меня в покое! - Номад схватился за  повод,  и  Эррин  слабой
рукой ударил его по лицу.
   -  Подумай!  -  воззвал  Убадай.  -  Ты  один,   весь   переломанный.
Бесполезно. Там полно солдат, ты даже с коня сам не слезешь.
   - Но должен же я сделать хоть что-то!
   - Да, должен, одну вещь. - Убадай снял с седла лук и протянул Эррину.
   - Нет! Я не могу!
   - Тогда повернем к лесу и уедем из этой проклятой страны.
   Эррин трудно сглотнул, взял у номада лук со стрелами и поехал дальше,
держась  под  прикрытием  редких  деревьев.  На  холме   вокруг   столба
нагромоздили огромную кучу хвороста. Приблизившись, Эррин увидел  Окесу,
ведущего Диану к костру. Герцога не было видно. Красный рыцарь сидел  на
своем жутком коне в отдалении от толпы, глядя на обреченную.
   Слезы обожгли Эррину глаза, и он смигнул их. Диану возвели на  костер
и привязали к столбу. Она обвела взглядом толпу, но не разглядела Эррина
под деревьями. Океса, спустившись со своими подручными вниз, взял  факел
и поджег костер, отозвавшийся обильным дымом и пламенем.
   Эррин взял из колчана стрелу и приготовил лук.
   Выехав на свет, он крикнул:
   - Диана! - Она повернула к нему голову, и он с болью увидел,  как  ее
глаза загорелись надеждой. - Я люблю тебя! -  крикнул  Эррин  и  натянул
тетиву. Надежда погасла, и Диана закрыла глаза.  Стрела,  просвистев  по
воздуху, вонзилась в ее серый дублет, и голова девушки упала  на  грудь.
Толпа, злобно взревев,  бросилась  к  Эррину.  Убадай,  вылетев  вперед,
хлестнул кого-то плетью по лицу, схватил за повод Эрринова коня,  и  оба
всадника помчались вниз с холма. Прочь от костра Дианы.

7

   Ариана, отмерив  шаги,  нарисовала  мелом  неровный  круг  на  стволе
толстого дуба, футах в двух от земли, и  вернулась  к  Лемфаде.  Он,  не
отрываясь, следил за ее плавными движениями.
   - Ну что, готов? - спросила она.
   - Да.
   - Тогда натяни лук. -  Лемфада  взял  из  сумки  на  поясе  тетиву  и
прикрепил ее к луку - сначала к нижнему концу,  как  его  учили,  потом,
согнув лук, к верхнему. - Это дерево в тридцати шагах от тебя, - сказала
Ариана, - мы уже стреляли  с  тридцати  шагов,  и  сила  натяжения  тебе
известна.
   - Да.
   Он взял стрелу из колчана оленьей кожи и наложил на лук.
   - Теперь представь, что этот меловой круг - фазан, и убей его.
   Лемфада медленно оттянул  тетиву  к  щеке,  прицелился  и  выстрелил.
Стрела попала в дерево дюймов на семь выше круга, и рассерженный стрелок
вытащил из колчана другую.
   - Погоди! - остановила его девушка. - Проследи  за  линией  полета  и
скажи мне, что видишь.
   - Линия чистая, не заслоненная деревьями.
   - Что еще?
   - Она идет сверху вниз.
   - Вот именно. Ты целишься через  пустое  пространство,  и  глаз  тебя
предает. Запомни: когда целишь вниз, бери выше, когда целишь  вверх  или
над водой - ниже. О расстоянии  в  лесу  тоже  трудно  судить.  Попробуй
теперь выстрелить так, будто цель находится шагах в трех от дерева.
   Лемфада сделал, как она сказала,  и  стрела,  словно  по  волшебству,
вонзилась в меловой круг.
   - Есть! - заорал он.
   - Да, молодец. Теперь повернись направо и попади вон в ту сосну.
   Рассудив, что до сосны будет шагов сорок, Лемфада натянул тетиву, как
для пятидесяти, и плавно отпустил ее. Стрела поплыла к цели и зарылась в
землю, не долетев.
   - Ничего не понимаю.
   -  Измерь  расстояние,  -  сказала  Ариана.  Лемфада  повиновался   и
оказалось, что до сосны было все семьдесят  шагов.  -  Учись  определять
такие вещи на глаз, -  шагая  рядом  с  ним,  сказала  девушка.  -  Тебя
обманули деревья, стоящие на линии полета.  Они  сломали  перспективу  и
укоротили расстояние. Пошли достанем твою стрелу из дуба.
   - Но ведь я все-таки стал лучше стрелять? -  в  надежде  услышать  ее
похвалу, спросил Лемфада.
   - Рука у  тебя  твердая,  и  тетиву  ты  отпускаешь  без  рывка.  Там
посмотрим.
   Твердая рука! Лемфада почувствовал себя королем.
   Утром прошел дождь, но к полудню стало ярко и солнечно. Они сидели на
склоне холма над деревней. Внизу новоприбывший Элодан мучился  с  рубкой
дров, постоянно промахиваясь и попадая топором по колоде.
   Он занимался этим каждый день, но пока особых успехов не добился.
   Рана Лемфады заживала быстро, но невыносимо чесалась.
   - Расскажи мне о Цветах, юный чародей, - попросила  Ариана,  опершись
на локти и усмехаясь смущенному юноше. Он,  пытаясь  произвести  на  нее
впечатление своими познаниями в магии, показал ей сапоги Руада. Но когда
он надел их  и  прошептал  имя  Оллатаира,  ничего  не  произошло:  чары
истощились, пока он убегал от погони. Ариана тогда посмеялась над ним  -
беззлобно, но обидно.  Лемфада  задался  целью  пробиться  к  Черному  и
восстановить чары, но у него ничего не вышло.
   - Самый главный - это Белый, цвет покоя и безмятежности, - начал  он.
- Потом идет Желтый, цвет невинности и детского смеха.  За  ним  следует
Черный, земляной цвет, дающий силу и быстроту. Синий - это небо, дарящее
нам магию полета, Зеленый - рост и исцеление, Красный - страх и похоть.
   - Значит, Красный - злой Цвет?
   - Нет, отчего же. Если пользоваться им умело, он со своей боевитостью
способен помочь всем другим Цветам,  но  для  этого  надо  быть  сильным
чародеем.
   - Таким, как ты?
   Он покраснел и усмехнулся.
   - Не смейся надо мной Ариана. Я всего лишь бедный подмастерье, и  мне
было отпущено слишком мало времени на эту науку. Но  я  все-таки  сделал
бронзовую птичку, и она хоть ненадолго, да взлетела. Она была  красивая,
и я делал ее почти год.
   - Хотелось бы мне на нее посмотреть. Однако займемся  делом  -  я  не
могу с тобой попусту время терять. Что это за дерево слева от тебя?
   - Сикомора, - без запинки ответил он.
   - Откуда ты знаешь?
   - У нее пятиконечные листья и крылатые семена.
   - А вон то?
   - Клен. Он похож на сикомору, но листья у него светлее, а кора  серая
и с тонкими бороздками.
   На ветку клена  села  птица  с  белой  грудкой,  серой  головой  и  с
полоской, напоминающей черную маску, на глазах.
   - Это сорокопут, - не дожидаясь вопроса, гордо сообщил Лемфада. -  Он
кормится мышами и мелкими птахами - мне Лло Гифе сказал.
   - А что он означает?
   - Означает? Не понимаю.
   - Он оповещает о приходе  зимы.  Летом  его  редко  можно  встретить.
Поди-ка помоги Элодану с дровами, сложи их у северной стены.
   - А ты куда теперь? - спросил он, с  болью  сознавая,  что  время  их
урока истекло. Девушка, грациозно поднявшись, взяла свой лук.
   - Отведу Нуаду в лагерь Решета.  Слава  нашего  поэта  разнеслась  по
всему лесу.
   - А это не опасно?
   - Не бойся за меня, Лемфада, я не деревенская молочница. Кроме  того,
Решето обещал, что нас не тронут, и сдержит свое слово. Даже в лесу есть
правила, которые нарушать нельзя.
   - А разве люди, которых убил Элодан, были не из шайки Решета?
   - Не всех убил он, мальчик, - отрезала Ариана, - с одним  разделалась
я.
   Она ушла, и он  обругал  себя  за  то,  что  вызвал  ее  раздражение.
Последние десять дней он думал о ней постоянно, а по ночам ворочался без
сна в постели. Он спустился с холма и стал подбирать дрова у колоды.
   - Я сам, - сказал ему Элодан, весь потный и мрачный.
   - Мне так велели. Для меня все время находят какие-то дела,  чтобы  я
чувствовал себя полезным.
   - Со мной то же самое, - усмехнулся Элодан, - но будь я проклят, если
моя левая рука хоть на что-то  способна.  Тут,  понимаешь,  все  дело  в
равновесии. Правша - человек не  просто  праворукий,  а  правосторонний:
рука, нога и глаз работают заодно. С левой стороной  у  меня  ничего  не
выходит.  -  Он  присел  на  чурбан.  -  Тяжело  это  -  сознавать  свою
бесполезность.
   - Ты не бесполезен. Ты спас Ариану даже и с од... один.
   - Не бойся назвать меня одноруким, - засмеялся Элодан. - Я это и  без
тебя знаю. Как там твоя рана?
   - Почти зажила. Ариана учит меня стрелять  из  лука.  Когда  я  начну
охотиться и приносить в деревню мясо, то буду чувствовать  себя  гораздо
лучше.
   Элодан вытер с лица пот и улыбнулся парню.  Даже  дураку  видно,  что
мальчик влюблен в Ариану. Ариана тоже это видит, как ни грустно.  Парень
изо всех сил старается ей понравиться, только напрасно: Ариана, хотя они
сверстники, взрослая женщина - и любит другого.
   - Что привело тебя в этот лес? - спросил Лемфада.
   - Мечта и цель. Обе они  оказались  напрасными.  Перезимую  здесь,  а
потом попробую добраться до Цитаэрона.
   - Что за мечта у тебя была?
   - Габала полнится слухами о  здешних  мятежниках,  во  главе  которых
стоит отважный герой. Все знают,  что  зовут  его  Лло  Гифе  и  что  он
собирает в Прибрежном лесу могучее войско. Вот я и пришел, чтобы  в  это
войско вступить.
   - Лло не виноват, что о нем ходят такие слухи. Он  только  и  сделал,
что освободил горстку узников в Макте.
   - Я и не говорю, что  он  виноват.  Ладно.  Я  буду  продолжать  свою
работу, а ты складывай поленья. - Однако Элодан  не  спешил  браться  за
топор, и юноша спросил его:
   - Почему ты пошел против короля?
   - Слишком много у тебя вопросов, Лемфада  -  но  я  был  таким  же  в
молодости, и все мои  вопросы  касались  былой  империи.  Один  из  моих
предков завоевывал Фоморию и Серцию вместе с  Патронием,  другой  погиб,
сражаясь с номадскими племенами. Двадцать лет спустя его  сын  возглавил
армию, которая разбила номадов и построила  в  степи  города  до  самого
Дальнего моря. Все это было во времена империи. -  Элодан  уставился  на
лезвие своего топора. - Но Габала, как это бывает  со  всеми  империями,
рухнула. Это правда, и с ней не поспоришь. Империи как люди: сначала они
растут и мужают, потом старятся и дряхлеют. Когда завоевывать становится
нечего, начинается распад. Истина печальная, но верная -  нам  преподали
ее десять лет назад фоморийцы и серциане, подняв восстание.  Ахак  нанес
им ответный удар и одержал блестящую победу. Но он знал, что победа  эта
недолговечна, и поэтому оставил мятежникам  их  земли,  а  сам  вернулся
домой.
   Тогда я поклонялся этому человеку,  видя  в  нем  обещание  грядущего
величия. Он был габалийцем старого  закала,  и  прошлое  не  давало  ему
покоя. Мы часто разговаривали об этом. Скажи мне, Лемфада, что  отличает
просвещенного человека от варвара?
   - Науки, ремесла... зодчество?
   - Да, и это тоже, но главное отличие  -  изобилие  пищи  и  достаток.
Варвар должен биться за каждый кусок, и ему недосуг заботиться о  слабых
и  болящих.  Они  умирают,  и  выживают  только  сильные.  Но  мы   люди
просвещенные, и мы помогаем слабым, а сами жиреем и становимся ленивыми.
Мы взращиваем семена  собственной  гибели.  Триста  лет  назад  мы  были
поджарым, варварским народом  и  завоевали  чуть  ли  не  весь  мир.  Но
двадцать лет назад львиную долю  нашей  армии  уже  составили  наемники,
набранные  из  завоеванных  варварских  племен;  только   офицеры   были
габалийцами. Понимаешь, к чему я все это говорю?
   - Не очень, - признался юноша.
   - Король думает, что может обернуть все назад:  искоренить  слабых  и
нечистых, выжечь жир, и Габала воспрянет снова.
   - Ты поэтому выступил против него?
   - Нет,  не  поэтому.  В  ту  пору  я  верил  во  все,  что  он  хотел
осуществить, однако вступился за дворянина по имени Кестер,  когда  того
объявили нечистым.
   - Почему?
   - Чтобы вернуть долг, Лемфада. Я убил его сына.
   - А-а, - больше Лемфада не нашел, что сказать,  но  следующий  вопрос
сорвался с его губ неожиданно для него самого. -  Это  очень  страшно  -
потерять руку? - Взгляд Элодана стал холодным и отстраненным,  но  затем
его худое лицо смягчилось, и он улыбнулся.
   - Нет. Куда страшнее то, что нашелся человек, сумевший  отнять  ее  у
меня. А теперь давай работать.

***

   Девушка не боялась, когда двое самых доверенных слуг Окесы привели ее
в комнату Карбри, и не испугалась, когда рыцарь подошел  к  ней  и  огни
свечей отразились в его красных доспехах. Страшно ей стало,  лишь  когда
он улыбнулся и она увидела его белые зубы и холодный блеск его глаз.
   Час спустя, ее тело, лежавшее на кровати, странно съежилось  и  стало
похоже на пустой кожаный мешок, а глаза Карбри густо налились кровью.
   Он сложил руки, как для молитвы.  Свечи  погасли.  Комнату  наполнило
призрачное сияние, и семь кругов янтарного света возникли перед рыцарем,
преобразуясь в лица.
   - Добро  пожаловать,  братья,  -  сказал  Карбри.  Все  лица  странно
походили друг на друга из-за коротко остриженных белых волос  и  налитых
кровью глаз, но одно выделялось из всех - с косо поставленными  глазами,
высокими скулами и полными губами. Сильное лицо, лицо вожака.
   - Красный растет, - сказал предводитель. - Скоро все будет нашим.
   - Как продвигаются твои планы, брат? - спросил Карбри.
   - В Фурболге все спокойно. Теперь мы кормимся подальше  от  города  -
где паника не столь заразительна. Кроме того, есть находки, исчезновение
которых  никого  не  заботит.  Но  все  это   пустяки.   Когда   Красный
возобладает, король соберет свою армию, и восток первым ощутит  на  себе
мощь новой Габалы. Что слышно о волшебнике Оллатаире, Карбри?
   - Он ушел, брат, Океса направил к нему людей, но  он  наслал  на  них
демонских гончих, и они обратились в бегство. Думаю, он нашел убежище  в
лесу.
   - Ты еще не узнал, где он прячется?
   - Пока нет. Меня озадачивает то, что  там  Красный  растет  не  столь
быстро, там сильны Белый - и Черный, я не понимаю почему.
   - Возможно, причина в Оллатаире. Невзирая  ни  на  что,  его  следует
найти и уничтожить. Я выпускаю зверей.
   - Но ведь они убивают всех без разбору?
   - Конечно - такова  их  натура,  -  улыбнулся  глава  рыцарей.  -  Но
беспокоиться не о чем, Карбри. Этот лес -  рассадник  смуты.  Порядочным
людям там делать нечего, а все, кто  там  обитает,  обречены  на  смерть
заранее.
   - А если звери вырвутся из леса?
   - Будь осторожен, Карбри, - посуровел предводитель. -  Твоя  слабость
не прошла незамеченной. Зачем ты дал свой меч изменнику Эррину?
   - Со скуки, брат. Без него он умер бы в первое же мгновение.
   - Однако ты  позволил  ему  ранить  себя,  и  вследствие  этого  тебе
понадобилась пища. Ты мой брат, Карбри. Всегда  им  был,  но  не  рискуй
больше так глупо. Судьба королевства и будущее мира  находятся  в  наших
руках. Нельзя допустить,  чтобы  наш  поход  против  всяческой  гнили  и
разложения потерпел крах. Мы многого добились  в  истреблении  номадской
язвы, но главное испытание еще впереди.
   - Я готов к нему, брат, - склонил голову Карбри.
   -  В  Фурболге  только  и  разговору,  что   о   лесных   мятежниках,
возглавляемых человеком по имени Лло Гифе. Что ты узнал о нем?
   - Это простой кузнец, который убил свою жену и какого-то  герцогского
родича, а затем бежал из тюрьмы в Макте.
   - Не  слишком  ли  много  врагов  короля  бежит  из  Макты?  -  резко
осведомился вожак. - Лло Гифе, Оллатаир, а теперь еще и  мятежный  барон
Эррин. Быть может, герцог им сочувствует?
   - Не думаю. Он из тех, кто способен приспособиться ко всему.
   - Будь бдителен и не спускай с него глаз.  При  первых  же  признаках
изме