не думаю, что сегодняшний замысел принадлежит  ему.  В
крепости находятся белые храмовники, погубившие учеников Носта-хана.
   - Я так и чуял, что тут  без  чертовщины  не  обошлось,  -  пробурчал
Китан. - Как ты поступишь с защитниками, когда мы возьмем крепость?
   - Я уже сказал как.
   - Я помню. Но быть может, ты передумал? Они доблестные воины.
   - Да, они достойны уважения. Но дренаи должны  знать,  что  бывает  с
теми, кто мне сопротивляется.
   - Что же ты сделаешь с ними, повелитель?
   - Я сожгу их на большом погребальном костре  -  всех,  кроме  одного,
который должен будет разнести весть об этом.

***

   За час до рассвета Каэсса тихо проникла в комнату Друсса и подошла  к
постели. Воин крепко спал, лежа на животе, подложив под  голову  могучие
руки. Под взглядом Каэссы он зашевелился и открыл глаза, остановив  взор
на ее стройных ногах, обутых в длинные оленьи сапоги. Взор  передвинулся
выше. На Каэссе был плотно облегающий зеленый  камзол,  широкий  кожаный
пояс с наборным серебром  подчеркивал  стройную  талию.  На  боку  висел
короткий  меч  с  рукоятью  из  черного  дерева.  Друсс  перевернулся  и
встретился с ней взглядом - в ее золотисто-карих глазах горел гнев.
   - Ну как, закончил свой осмотр?
   - Что с тобой, девочка?
   Всякое выражение ушло с ее лица - словно  кошка  отпрянула  в  темный
угол.
   - Ничего. Повернись обратно - мне нужно посмотреть твою спину.
   Она принялась умело разминать мышцы у лопатки - ее пальцы  входили  в
тело, как стальные, заставляя Друсса то и дело ворчать сквозь  стиснутые
зубы.
   - Ляг опять на спину.
   Подняв его правую руку, она обхватила ее ладонями,  дернула  вверх  и
повернула. Раздался громкий треск, и Друссу показалось, что она  сломала
ему плечо. Отпустив руку, Каэсса положила ее на левое  плечо  Друсса,  а
левую на правое, крест-накрест. Перевернула Друсса  на  бок,  подставила
кулак ему под  спину  между  лопатками,  уложила  его  обратно  и  вдруг
навалилась ему на грудь всей тяжестью, вдавив  его  позвоночник  в  свой
кулак. Друсс снова застонал, и послышался новый зловещий хруст. На лбу у
старика выступил пот.
   - А ты сильнее, чем кажешься на вид, девочка.
   - Тихо. Сядь-ка лицом к стене.
   На сей раз она чуть не сломала ему  шею  -  взялась  одной  рукой  за
подбородок, другой повыше уха и крутанула  голову  сперва  влево,  потом
вправо. Звук был такой, словно треснула сухая ветка.
   - Завтра будешь отдыхать, - сказала Каэсса, повернувшись к двери.
   Он потрогал больное плечо - уже много недель оно не чувствовало  себя
так хорошо.
   - Что это так хрустело? - спросил он, остановив ее в дверях.
   - У тебя соли в суставах.  Первые  три  позвонка  срослись  и  мешали
притоку крови. А  мышцы  под  лопаткой  были  зажаты  -  отсюда  спазмы,
мешающие правой руке. И  послушай  меня,  старик,  -  завтра  ты  должен
отдохнуть. Иначе ты умрешь - Все мы умрем.
   - Верно. Но ты пока еще нужен здесь.
   - Ты только меня так не любишь - или всех мужчин? - спросил он, когда
она снова взялась за ручку двери.
   Она взглянула на  него,  улыбнулась,  закрыла  дверь  и  вернулась  в
комнату, остановившись в нескольких дюймах от его  могучего  обнаженного
тела.
   - Хочешь поспать со мной, Друсс? - спросила  она  вкрадчиво,  положив
руку ему на плечо.
   -  Нет,  -  тихо  ответил  он,  глядя  в  ее  глаза   с   маленькими,
неестественно маленькими зрачками.
   - Большинство мужчин хочет, - шепнула она, придвинувшись поближе.
   - Я не принадлежу к большинству.
   - Или в тебе соков не осталось?
   - Может, и так.
   - А может, ты предпочитаешь мальчиков? У нас в шайке есть такие.
   - Нет, не могу сказать, чтобы когда-либо желал  мужчину.  Но  у  меня
была женщина, настоящая женщина - и другая мне не нужна.
   Каэсса отошла от него.
   - Я велела приготовить тебе горячую ванну. Сиди в ней, пока  вода  не
остынет. Это поможет разогнать кровь по твоим усталым мышцам. - С  этими
словами она повернулась и вышла.
   Друсс поглядел ей вслед, сел и поскреб бороду.
   Эта девушка беспокоила его. Было что-то непонятное в ее глазах. Друсс
никогда толком не понимал  женщин,  не  обладал  чутьем,  как  некоторые
мужчины. Женщины  были  для  него  существами  чужеродными,  далекими  и
опасными. Но в этой  девчушке  присутствовало  что-то  еще  -  ее  глаза
выражали безумие, безумие и страх.
   Друсс пожал плечами и сделал то,  что  делал  всегда,  когда  не  мог
разгадать какую-нибудь загадку: забыл о ней.
   После ванны он быстро  оделся,  расчесал  волосы  и  бороду,  наскоро
позавтракал  в  Эльдибарской  столовой  и  присоединился  к   пятидесяти
добровольцам на стене как раз в тот миг, когда за  предутренним  туманом
забрезжил рассвет. Утро выдалось свежее,  прохладное  и  обещало  дождь.
Внизу собирались надиры, груженные камнем  телеги  медленно  тянулись  к
катапультам. Люди на стене почти не разговаривали - в такие дни  человек
обращается мыслями внутрь. "Умру ли я сегодня?  Что  делает  сейчас  моя
жена? Зачем я здесь?"
   Оррин с Хогуном шли вдоль стены.  Оррин  говорил  мало,  предоставляя
командиру Легиона шутить и задавать вопросы.
   Панибратство Хогуна с рядовыми коробило его, но не слишком; возможно,
в этом чувстве было больше сожаления, нежели возмущения.
   Около надвратной башни вперед выступил молодой  кул  -  кажется,  его
звали Бреган.
   - Вы будете нынче сражаться вместе с "Карнаком", командир? -  спросил
он.
   - Да.
   - Благодарю вас. Это большая честь для всех нас.
   - Ты очень любезен.
   - Это чистая правда. Мы с ребятами говорили об этом ночью.
   Смущенный, но довольный, Оррин улыбнулся и прошел мимо.
   - Это вам не снабжением  заниматься  -  тут  ответственность  гораздо
выше, - сказал Хогун.
   - Почему?
   - Они вас уважают - а этот вот парень прямо-таки боготворит  вас.  До
этого  еще  дорасти  надо.  Они  останутся  с  вами,  когда  все  прочие
разбегутся, - или побегут с вами, когда все прочие останутся.
   - Я не побегу, Хогун.
   - Я знаю - и не это; имел в виду. Человек слаб: порой и лечь хочется,
и сдаться, и дать  стрекача.  Но  вы  сейчас  не  просто  человек  -  вы
полусотня. Вы "Карнак".
   Это большая ответственность.
   - Ну а вы?
   - Я Легион, - просто ответил Хогун.
   - Да, пожалуй. Вам страшно?
   - Еще как.
   - Я рад, - улыбнулся Оррин. - Рад, что не одинок.

***

   Как и обещал Друсс, день принес новые ужасы:  сперва  каменный  град,
сотрясающий  стену,  потом  громовой  вопль  и  атака  с  лестницами   -
оскаленная орда, карабкающаяся навстречу серебряной стали  дренаев.  Три
тысячи воинов с Музифа сменили бойцов, выдержавших тяжелую боевую страду
накануне. Звенели мечи, падали с криком люди - так длилось  много  часов
подряд. Друсс расхаживал по стене, точно  сказочный  гигант,  мрачный  и
обагренный кровью, круша  топором  надирские  черепа,  -  его  ругань  и
громкие оскорбительные возгласы притягивали к нему врагов отовсюду. Рек,
как и вчера, бился рядом с Сербитаром, но теперь  к  ним  присоединились
Менахем, Антахейм, Вирэ и Арбедарк.
   К полудню двадцатифутовой ширины стена стала скользкой  от  крови,  и
трупы покрыли ее - но битва продолжала бушевать с той же силой. Оррин  у
надвратной башни  дрался  как  одержимый  вместе  с  воинами  "Карнака".
Бреган, сломав свой меч, подобрал надирский топор, двуручный, на длинном
топорище, и орудовал им с поразительным мастерством.
   - Вот настоящее мужицкое  оружие!  -  крикнул  ему  Джилад  во  время
краткой передышки.
   - Поди скажи это Друссу! - ответил Оррин, хлопнув Брегана по спине.
   В сумерках надиры  снова  отошли,  провожаемые  ликующими  воплями  и
улюлюканьем. Но победа досталась  дренаям  дорогой  ценой.  Друсс,  весь
залитый кровью, доковылял, переступая через тела, до  обтирающих  оружие
Река и Сербитара.
   - Эта проклятая стена чересчур широка,  чтобы  держать  ее  долго,  -
сказал он, в свою очередь обтирая Снагу о кафтан мертвого надира.
   - Святая правда. - Рек утер лицо краем плаща. - Но ты прав  -  нельзя
отдать ее так просто.
   - Пока что, - сказал Сербитар, - мы  убиваем  их  из  расчета  три  к
одному. Этого мало. Они нас измотают.
   - Нужны люди. - Друсс сел на парапет и почесал бороду.
   - Вчера я отправил  гонца  к  моему  отцу  в  Дрос-Сегрил,  -  сказал
Сербитар. - Дней через десять придет подкрепление.
   - Драда ненавидит дренаев, - покачал головой Друсс. - С  какой  стати
ему слать сюда людей?
   - Он пришлет мою личную гвардию. Таков закон Вагрии.
   Хотя мы с ним уже двенадцать лет  не  разговариваем,  я  остаюсь  его
первенцем, и это мое право. Триста воинов с мечами  прибудут  ко  мне  -
немного, но все же польза.
   - А из-за чего вы поссорились? - спросил Рек.
   - Поссорились? - удивился альбинос.
   - Ну да, ты и твой отец.
   - Мы не ссорились. Он смотрел на мой талант как на "дар тьмы" и хотел
убить меня, но я не дался. Меня  спас  Винтар.  -  Сербитар  снял  шлем,
развязал свои белые волосы и  потряс  головой,  подставив  ее  вечернему
ветерку.
   Рек, переглянувшись с Друссом, сменил разговор:
   - Ульрик, должно быть, уже понял, что сражение предстоит нешуточное.
   - Он знал это  заранее,  -  сказал  Друсс.  -  Покамест  это  его  не
беспокоит.
   - Отчего же? А меня вот беспокоит. - Вирэ подошла к ним с Менахемом и
Антахеймом. Монахи молча удалились, а Вирэ села рядом с Реком, обняв его
за пояс и положив голову ему на плечо.
   - Нелегкий выдался денек, - проговорил Рек, гладя ее волосы.
   - Они оберегали меня, - шепнула она. - Это ты им велел, я знаю.
   - Ты сердишься?
   - Нет.
   - Вот и хорошо. Мы только что встретились, и я не хочу тебя терять.
   - Вам обоим надо поесть, - сказал Друсс. - Я знаю, вам не хочется, но
послушайтесь старого вояку. - Старик встал, оглянулся еще  раз  на  стан
надиров и медленно побрел к столовой. Он устал. Устал до предела.
   Вопреки собственному совету он обогнул столовую стороной и направился
в свою госпитальную каморку. Длинное строение полнилось стонами раненых.
Запах смерти стоял повсюду.
   Носильщики таскали мимо Друсса кровавые тела, подлекари ведрами  лили
на  пол  воду  и,  орудуя  тряпками  и  песком,  готовили  помещение   к
завтрашнему дню. Друсс ни с кем не заговаривал.
   Открыв дверь комнаты, он увидел там Каэссу.
   - Я принесла тебе поесть, - сказала она, не глядя  ему  в  глаза.  Он
молча принял от нее тарелку с  говядиной,  красными  бобами  и  толстыми
ломтями черного хлеба и стал есть. -  В  соседней  комнате  приготовлена
ванна, - сказала она, когда он закончил. Он кивнул и разделся.
   Сев в чан, он смыл кровь с волос и бороды. Холодный  воздух  коснулся
его мокрой спины - это вошла Каэсса. Она стала рядом на колени,  набрала
в пригоршню ароматического мыла и  стала  мыть  ему  голову.  Он  закрыл
глаза, наслаждаясь прикосновением ее пальцев. Она ополоснула ему  волосы
теплой чистой водой и вытерла свежим полотенцем.
   Вернувшись к себе, Друсс обнаружил, что она  приготовила  ему  чистую
рубашку, черные шерстяные штаны,  а  кожаный  колет  и  сапоги  протерла
губкой. Прежде чем уйти, она налила ему лентрийского вина. Друсс  осушил
кубок и прилег на кровать, опустив голову на руку. После Ровены ни  одна
женщина так не ухаживала за ним, и он разнежился.
   Ровена, его девочка-жена, увезенная работорговцами  вскоре  после  их
свадьбы у большого дуба. Друсс последовал за  ними,  даже  не  похоронив
своих родителей. Много месяцев он странствовал по свету  и  вот  наконец
вместе с Зибеном-Бардом вышел к их лагерю. Узнав у  вожака,  что  Ровену
продали купцу, который увез ее на восток, Друсс убил работорговца в  его
шатре и снова отправился в путь. Пять лет он странствовал по континенту,
стал наемником и прослыл самым страшным воином своего  времени.  Наконец
он сделался призовым бойцом Горбена - бога-короля Венгрии.
   Когда он отыскал свою  жену  в  одном  восточном  дворце,  он  плакал
навзрыд. Без нее он был только половиной себя.
   Она одна делала его человеком, сглаживала темные стороны его натуры -
с ней он обретал себя целиком и  видел  красоту  не  только  в  стальном
клинке, но и в цветущем лугу.
   Она тоже мыла ему голову, и под ее пальцами боль  утихала  в  шее,  а
гнев в сердце.
   Ее не стало, и мир опустел - только  серая  рябь  осталась  там,  где
некогда переливались яркие краски.
   Пошел тихий дождь. Друсс послушал  еще  немного,  как  он  шуршит  по
крыше, и уснул.
   Каэсса сидела снаружи, обхватив руками колени. Если бы кто-то подошел
к ней, то не понял бы, что струится по ее лицу - дождь,  слезы  или  все
вместе,

Глава 22

   Тридцать впервые стояли на Эльдибаре все вместе. Сербитар предупредил
Река и Друсса, что нынче бомбардировки не будет, зато надиры постараются
измотать  защитников  бесконечными  атаками.  Друсс  наотрез   отказался
отдыхать  и  стоял  посредине  стены.  Его  окружали  Тридцать  в  своих
серебристых доспехах и белых плащах. Хогун тоже был с ними, а Рек и Вирэ
примкнули к "Огню", стоящему на сорок шагов левее.
   Оррин остался в правой стороне,  с  "Карнаком".  Пять  тысяч  человек
ждали с мечами и щитами в руках, опустив забрала.
   День настал хмурый и грозный - на севере  клубились  громадные  тучи,
лишь над стеной еще виднелась полоска голубого неба. Рек улыбнулся столь
поэтической картине, Надиры ревущим валом двинулись вперед  -  топот  их
ног был подобен грому.
   Друсс вскочил на зубчатый парапет.
   - Сюда, сюда, сыны шлюх! - взревел он. - Побратим Смерти ждет вас!  -
Его голос прокатился по долине, отозвавшись эхом в гранитных  утесах.  В
тот же миг небо над Дросом пронзило кривое копье молнии, и грянул гром.
   И кровопролитие началось.
   Как и предсказал Сербитар, центр линии  подвергся  особенно  яростной
атаке - кочевники  накатывали  волна  за  волной,  чтобы  погибнуть  под
клинками Тридцати. Их мастерство поражало. Друсса сбили с ног дубиной, и
кряжистый надир занес  топор  у  него  над  головой.  Сербитар,  прыгнув
вперед, отразил удар, а Менахем рассек  врагу  горло.  Оглушенный  Друсс
перелез через труп прямо под ноги трем другим надирам. Арбедарк и  Хогун
прикрывали его, пока он нашаривал свой топор.
   Надиры прорвались справа, отбросив Оррина  и  "Карнак"  со  стены  на
траву. Новые силы захватчиков  хлынули  в  брешь.  Друсс  первым  увидел
опасность и взревел, предупреждая остальных.
   Срубив двух воинов, он бросился заслонить брешь своим телом.
   Хогун рванулся за ним, но ему загородили дорогу.
   Трое молодых кулов из "Карнака" сомкнулись вокруг старика,  рубившего
направо и налево, но их вскоре окружили. Оррин - без шлема, с расколотым
щитом - стойко оборонялся с остатками своей полусотни.  Отразив  широкий
замах бородатого кочевника, он обратным ударом проткнул врагу живот.
   Потом он увидел Друсса -  и  понял,  что  только  чудо  может  спасти
старика.
   - Ко мне, "Карнак"! - вскричал он, бросаясь в свалку.
   За ним ринулись Бреган, Джилад и еще двадцать человек, а  следом  бар
Британ со своими носильщиками. Сербитар с половиной Тридцати  пробивался
к ним вдоль стены.
   Последний из молодых соратников Друсса пал с  расколотым  черепом,  и
старик остался в тесном кольце надиров один.
   Нырнув под взвившийся над ним меч, он сгреб надира за кафтан и ударил
головой в нос. Чей-то меч рассек Друссу руку у  плеча,  другой  разрезал
кожаный колет над бедром.  Прикрываясь  оглушенным  надиром  как  щитом,
Друсс стал отступать к стене, но кто-то рубанул раненого топором и вышиб
его из рук Друсса. Спасения не было  -  Друсс  оттолкнулся  от  стены  и
нырнул в гущу надиров. Несколько человек рухнули под его тяжестью вместе
с ним. Друсс потерял Снагу, схватил за горло ближайшего  надира,  сломал
ему шею, прикрылся трупом и стал ждать неминуемого  смертельного  удара.
Вот тело вышибли из рук - Друсс ухватился за чью-то ногу и повалил того,
кому она принадлежала.
   - Эй, Друсс! Это я, Хогун.
   Друсс перевернулся и увидел Снагу в  нескольких  ярдах  от  себя.  Он
встал и схватил топор.
   - Еще бы немного... - сказал ган Легиона.
   - Да. Спасибо тебе! Молодец!
   - И рад бы согласиться,  но  это  заслуга  Оррина  и  "Карнака".  Они
пробились к тебе - уж не знаю как.
   Начал накрапывать дождь, и Друсс с радостью обратил лицо  к  небесам,
закрыв глаза и открыв рот.
   - Опять они лезут! - завопил кто-то. Друсс и Хогун взошли  на  стену,
почти ничего не видя из-за дождя.
   Сербитар увел Тридцать со стены, и они молча шагали к Музифу.
   - Куда их черт несет? - изумился Хогун.
   - Некогда гадать, - рявкнул Друсс и тихо выругался: снова разболелось
плечо.
   Надиры ринулись на приступ. Но тут грянул гром, и  в  гуще  их  рядов
сверкнуло пламя. Все смешалось, штурм захлебнулся.
   - Что это? - спросил Друсс.
   - В них ударила молния. - Хогун снял шлем и отстегнул  панцирь.  -  А
могла ударить и сюда - из-за этого проклятого железа.
   Вдали пропела труба, и  надиры  отступили  к  своим  шатрам.  Посреди
долины образовалась громадная дыра, окруженная  обугленными  телами.  Из
ямы шел дым.
   Друсс обернулся и увидел, как Тридцать проходят в калитку Музифа.
   - Они знали, - произнес он тихо. - Что ж это за люди такие?
   - Не знаю. Дерутся они как черти - и в настоящий  миг  это  все,  что
меня заботит.
   - Они знали, - повторил Друсс, качая головой.
   - Ну и что?
   - Много ли еще им известно?

***

   - Ты предсказываешь судьбу? - спросил Антахейма воин, сидевший  рядом
с ним под полотняным навесом. Там же приютились  еще  пятеро  солдат  из
"Огня". Дождь стучал по холсту и  стекал  на  камни.  Сверху  навес  был
пришпилен к стене, а внизу держался на двух копьях. Воины жались друг  к
другу.
   Кул Рабил увидел, что Антахейм идет один под дождем,  и  позвал  его,
несмотря на уговоры товарищей. Под навесом сразу сделалось неуютно.
   - Так как - предсказываешь или нет?
   - Нет, - улыбнулся Антахейм, снимая шлем и  развязывая  свои  длинные
волосы. - Я не маг. Я такой же, как и все вы,  -  просто  прошел  особую
школу.
   - Но ты умеешь говорить без слов,  -  сказал  другой.  -  Это  против
естества.
   - Для меня это естественно.
   - А в будущее заглянуть можешь? - спросил  тощий  солдатик,  сотворив
под плащом знак Хранящего Рога.
   - Будущих много. Некоторые из них я вижу, но не  знаю,  какое  именно
осуществится.
   - Как можно, чтобы будущих было много? - удивился Рабил.
   - Это не так просто объяснить, но я попытаюсь.  Завтра  некий  лучник
пустит стрелу. Если ветра не будет, она попадет в одного человека,  если
ветер поднимется - в другого. Стало быть, будущее каждого из них зависит
от ветра. Я не могу предсказать, как будет дуть ветер, ибо  это  зависит
от многих вещей. Я заглядываю в завтрашний день и говорю,  что  погибнут
оба, - в то время как падет только один.
   - Какой же тогда прок от твоих способностей? - спросил Рабил.
   - Превосходный вопрос - я сам себе его задаю уже много лет.
   - А мы умрем завтра? - спросил другой.
   - Откуда мне знать? Впрочем, все мы  умрем  рано  или  поздно.  Жизнь
дается нам в дар не навсегда.
   - Ты говоришь "дар", - сказал Рабил, - значит, есть и даритель?
   - Есть.
   - Которому же из богов ты поклоняешься?
   - Мы  поклоняемся  Истоку  всего  сущего.  Что  ты  чувствуешь  после
сегодняшнего боя?
   - В каком смысле? - Рабил закутался в плащ.
   - Что ты испытал, когда надиры отступили?
   - Не знаю, как сказать. Я чувствовал  себя  сильным.  Радовался,  что
жив. - Остальные согласно закивали.
   - Ты ликовал?
   - Пожалуй. А что?
   - Первая стена называется Эльдибар, - улыбнулся Антахейм.  -  Знаешь,
что означает это слово?
   - Разве оно что-то означает?
   - Конечно. Эгель, строитель этой крепости, выбил на каждой  стене  ее
имя. "Эльдибар" значит "ликование" - здесь мы впервые  встречаем  врага.
Здесь мы проявили мужество. Сила вливается в наши жилы.  Враг  отступает
п