Нет
сомнения, что, когда Коннавар станет князем, он выберет другого  первого
советника, например, своего отца, Руатайна.
   Маккус собирался уехать в маленькую  хижину  в  Друагских  горах.  Он
построил ее для себя и жены двадцать лет назад. Они пережили  там  много
счастливых моментов, а потом Длинный Князь призвал его в Старые  Дубы  и
предложил ему  роль  первого  советника.  Сначала  Лейе,  его  жене,  не
понравился город. Там было слишком шумно на ее вкус, и они переехали  на
маленькую ферму неподалеку. Там  Лейа  безраздельно  властвовала.  Ферма
приносила неплохой доход, особенно когда она начала разводить свиней.  В
горах копченая ветчина редкое лакомство, а вкуснее Лейи никто  бекон  не
готовил.
   Маккус поднялся с постели. Больное плечо немедленно дало знать о себе
- будто в него воткнули раскаленную иглу.  Слишком  мягкая  кровать.  За
стенами комнаты уже ходили хозяева дома,  и  чувствовался  сытный  запах
жареного мяса. До него донесся голос Коннавара, потом женский смех.
   Он подошел к окну и распахнул его,  любуясь  каменистыми  берегами  и
прозрачной  водой  Змеиного  озера.  Рыбаки  не  теряли  времени  и  уже
раскинули сети.  На  воде  виднелось  немало  маленьких  лодок.  Маккуса
пробрала дрожь. С севера дул холодный ветер. До Змеиного они ехали почти
девять часов, да еще Коннавар засиделся далеко  за  полночь,  беседуя  с
правителем.
   Маккус натянул рубаху, штаны и сапоги  и  вышел  в  Длинный  Зал.  За
прямоугольным столом длиной двенадцать футов собралось человек двадцать,
включая Коннавара.
   - Как ты спал? - спросил одноглазый правитель Арна.
   - Как дитя, - ответил он, садясь рядом. Они сражались вместе двадцать
лет назад. В той битве Арна потерял глаз, зато Морских Волков  победили.
Маккус лично убил их главаря, огромного воина, размахивавшего  двуручной
секирой.
   - Значит, - добродушно сказал Арна, - ты считаешь, что  этот  ребенок
будет хорошим вождем для риганте?
   Коннавар рассмеялся, не обижаясь на подначку. Маккус улыбнулся.
   - Юное тело, старая голова. Уж лучше он, чем старый дурак вроде тебя.
   - Ты и сам не молод, - ухмыльнулся Арна. -  Помнишь  того  ублюдка  с
секирой?
   - А то.
   - Как думаешь, ты победил бы его сейчас?
   Маккус задумался, вспоминая, как силен был варский воин и  как  много
риганте он отправил в мир иной.
   - Нет, - наконец проговорил он. - Не победил бы. Арна помрачнел.
   - Конечно, победил бы, - возразил он. - Ты стар настолько,  насколько
сам в это веришь.
   Маккус заглянул в единственный глаз старого правителя  и  прочел  там
страх. "С возрастом мы все глупеем", - подумал он.
   - Наверное, ты прав, - утешил он старого товарища, - но  сегодня  это
заняло бы побольше времени.
   - Никогда не сдавайся, - с облегчением  рассмеялся  Арна.  -  В  этом
секрет вечной жизни. - Он помолчал, и  Маккус  напрягся,  зная,  что  за
слова прозвучат. - Я очень расстроился, когда узнал  о  Лейе.  Она  была
прекрасной женщиной.
   Старая боль снова вернулась, и в горле появился знакомый ком.
   - Спасибо, - выдавил он.
   К нему подошла девушка и поставила перед ним миску  с  густым  рыбным
супом, положила ломоть свежего хлеба. Маккус поблагодарил ее и  принялся
за еду.
   Поздним утром они с  Коннаваром  покинули  Змеиное  озеро  и  поехали
домой. Лошади не успели  отдохнуть,  и  они  медленно  ехали  по  горной
дороге.
   В полдень  путники  остановились,  укрывшись  от  ветра  за  огромным
камнем, и разожгли костер.
   - Арна высоко ценит тебя, - проговорил Коннавар. -  Говорит,  что  не
знает никого лучше тебя.
   - Он всегда любил преувеличивать.
   - И еще рассказал, как вы победили благодаря тебе.
   - Это была не битва, Коннавар. Мелкая  стычка.  -  Маккус  завернулся
поплотнее в плащ и надел капюшон.
   - Почему ты не хочешь быть князем?
   Маккус знал, что юноша задаст этот вопрос, но по-прежнему не имел  на
него ответа.
   - Я думал об этом. Может быть, лет десять назад я и стал бы  бороться
за это. Не знаю, Коннавар. Это правда. Лейа всегда говорила мне,  что  я
очень тихий  и  не  люблю  общества  людей.  Это  не  правда.  Просто  я
предпочитал ее общество. А ты? Почему ты хочешь быть князем?
   - Я видел наступление зла. И хочу сразиться с ним.
   - Значит, ты ведом судьбой. Наверное, это ответ на твой вопрос.  Меня
никто и ничто не ведет. Я мечтаю уехать в  горы  и  вернуться  в  старую
хижину, где некогда жил с женой.
   - Что ты имеешь в виду?
   - То, что ты выберешь другого первого советника.
   - Я не буду искать нового, - рассмеялся Коннавар, - мне  очень  нужен
ты.
   Маккус весьма удивился словам юноши, но они согрели  его  сердце.  Он
даже и не догадывался, как приятно быть нужным.
   - А как же Руатайн?
   -  В  некоторых  вещах  мы  с  ним  слишком  похожи.   Оба   чересчур
импульсивны. Нет, только не он. Ты согласен остаться?
   - Не знаю, надо подумать... Летом мне исполнится пятьдесят. И  старые
кости уже болят.
   Коннавар подкинул дров в огонь.
   - Ты был  добр  к  старому  правителю  Змеиного.  Арна  очень  боится
состариться.
   Маккус понимающе кивнул.
   - Он был прекрасным воином и, как и все молодые, не  верил,  что  это
когда-нибудь изменится.  Старшие  казались  нам  сделанными  из  другого
теста. В некотором роде мы подозревали, что они старятся по своей  воле.
Мы были молоды и сильны и  очень  глупы.  Перед  нами  расстилалась  вся
жизнь. Часто мы сидели у костра, ворча на стариков, которые правят нами.
Говорили, что они устали и им не хватает  решимости.  И  обсуждали,  что
будем делать, когда придет наше время. - Маккус рассмеялся. - А теперь я
смотрю на молодежь, сидящую у костров, и знаю, о чем они говорят. Что до
Арны, то все могло быть иначе, будь у него дети.
   - А у тебя есть дети?
   - Нет. У Лейи было три выкидыша.
   - Ты рассказал о том, каково быть  юным,  друг  мой,  а  каково  быть
старым?
   Маккус задумался, а потом усмехнулся.
   - Два дня назад лошадь лягнула тебя в голень. Остался ли синяк?
   - Уже прошел.
   - Если бы лошадь лягнула меня, я ходил бы с синяком недели две. Когда
сыро, у меня ноет плечо и рука плохо двигается.  Зимой  ветер  продувает
насквозь, и я ношу две  рубашки.  Короче  говоря,  я  стал  медленнее  и
слабее, чем раньше. Самое ужасное - это сознание  собственной  слабости.
Оно лишает уверенности в себе. Да, я был добр к Арне. Если бы встретился
с тем воином сегодня, он изрубил бы меня на кусочки за пару  минут.  Это
тяжело признать, потому что я был Первым Воином, как и Руатайн.
   - А теперь ты первый советник.
   - Да, и рад этому.
   Слева донесся странный звук. Маккус  резко  повернулся.  Плечо  снова
пронзила боль. Вниз по холму шел черный медведь.
   Он остановился и глянул в их сторону.  Конн  моментально  поднялся  и
выхватил меч. Потом медленно отошел от  огня  на  десять  шагов.  Маккус
обнажил свой меч и встал рядом с юношей. Медведь  посмотрел  на  них,  а
потом заковылял  по  своим  делам.  Первый  советник  бросил  взгляд  на
Коннавара. Тот был бледен, но не двинулся с места.
   - Хорошо, что он не был голоден, - заметил старый воин, - а то  решил
бы пообедать нами.
   - Это была бы последняя ошибка в его жизни.

***

   Таэ жилось не слишком хорошо в крепости в Старых Дубах.  Конна  почти
не было дома, он беседовал с вождями кланов, мелкими князьями, которые и
должны были собраться на совет после отставки Длинного Князя.  Это  была
древняя традиция - главы кланов выбирали нового правителя. Так  повелось
четыреста лет назад, когда свергли последнего короля, Галлса  Жестокого.
Конн был абсолютно не уверен, что его все поддержат, а  потому  старался
убедить сомневающихся. Таэ было  очень  тоскливо,  когда  он  уезжал  по
делам, хотя она проводила такие дни в седле, разъезжая по  узким  тропам
Друагских гор. Земля  отличалась  удивительной  красотой,  и  девушка  с
неизбывной  радостью  любовалась  острыми  горными  вершинами,   крутыми
скальниками и прозрачными озерами, но она была молода и только что вышла
замуж. Девушка отчаянно тосковала по супругу, больше, чем он по ней.
   Таэ не сомневалась в его любви,  но  он  был  одержим  великой  идеей
настолько, что это ее пугало. А еще ей было неуютно  там,  где  ее  мать
пережила величайшее душевное потрясение в своей жизни. У Таэ  оставалось
много счастливых воспоминаний о Старых Дубах - как они с отцом  катались
верхом, как она играла с детьми за стенами крепости, но  последнее,  что
ей запомнилось - как мать кричала от боли и гнева, выбегая  из  Длинного
Зала, а по лицу ее катились слезы. Таэ, как и Лизона, не смогла простить
Длинного Князя за измену и ей было тяжело видеть его.
   В первое же утро он позвал ее к себе в комнату. Она  молча  выслушала
его слова о том, как он горюет и  как  он  любил  Лизону.  Но  слова  не
доходили до нее, и девушка молча смотрела на усталого старика, терпеливо
ожидая, когда он закончит свою исповедь и она сможет вернуться к Конну.
   - Я всегда любил тебя, дитя, и твою мать.
   Она хотела спросить, почему же он тогда спал со  своей  шлюхой,  если
так любил Лизону, но сдержалась.
   - У меня стало бы легче на душе, если бы ты простила меня.
   Это было чересчур, и решимость быть вежливой уступила место гневу.
   - Ты разбил сердце моей матери, а потом отослал ее. Если бы  не  это,
она была бы жива и по сей день... Если ты  закончил,  я  пойду  к  моему
мужу. Мы собирались покататься верхом.
   - Я  закончил,  -  печально  сказал  князь.  Она  поклонилась,  резко
развернулась и вышла из комнаты. С тех пор они не разговаривали наедине.
   Долгие месяцы она то тосковала, то безумно радовалась, когда приезжал
Конн, увы, очень  ненадолго.  Сегодня  он  обещал  ей,  что  они  поедут
кататься. Пришла весна, и с каждым днем становилось все теплее. Руатайн,
приехавший продавать скот,  рассказал  им,  что  неподалеку  есть  озеро
удивительной красоты. Таэ не терпелось поехать туда и провести  половину
дня наедине с Конном. Она  бродила  по  укреплениям,  одетая  в  зеленую
тунику, обшитую по краям кожей, узкие штаны и сапоги. Конн  все  еще  не
приехал. Он уехал рано утром, чтобы навестить Арбонакаста, Паракса и  ее
кузена Легата, который разводил лошадей. Приходила пора лошадиной любви,
и Конн хотел узнать, как поживают его жеребцы.
   Таэ увидела, что на укрепления поднимается брат Солтайс. Чернобородый
друид помахал ей рукой и улыбнулся.
   - Как дела, прекрасная госпожа?
   - Отлично. А у вас, брат?
   - Я рад, что снова светит солнце. Тяжелая выдалась зима.
   - Да, - согласилась она. - Руатайн говорит, что у него погибло  много
скота.
   - Да, особенно плохо пришлось северным паннонам.  Озера  замерзли,  и
они не могли ловить рыбу. Дело дошло до голода. Длинный Князь послал  им
несколько телег зерна. Он добрый человек.
   Друид внимательно смотрел девушке в глаза, но она не  поняла  намека.
Таэ и не думала прощать отца и не хотела обсуждать его добродетели.
   - Говорят, вы уезжаете на юг. Вы еще вернетесь к нам?
   - Да. Надеюсь, что да. В этом году собрание друидов произойдет у реки
в землях гатов. Нам надо многое обсудить. Я  жду  этого  с  нетерпением.
Давно не был за морем, но, насколько помню, гаты гостеприимны.
   - Мы будем скучать по вам.
   - Приятно слышать добрые слова, Таэ. Но  больше  всех  будет  скучать
Длинный Князь. У него почти нет друзей.
   - Он заслужил все, что получил, - отрезала девушка. - Он  предал  мою
мать. Не вижу, почему я должна простить его.
   - Ни почему, Таэ. Чтобы  простить,  не  нужны  причины.  Но  то,  что
произошло между твоими родителями, было их делом. Люди совершают ошибки.
Такова наша природа. Он не хотел  обидеть  Лизону,  и  тем  более  тебя.
Лизона жила в Семи Ивах, потому что хотела так, а не потому, что  он  ее
выслал. Не стоит винить отца в ее смерти.
   - Это он тебя подослал?
   - Нет. Он бы разозлился, узнай, что я говорю в его защиту.
   - Я не испытываю к нему никаких чувств, кроме отвращения,  -  сказала
Таэ. - И это не  изменится.  -  Она  отвернулась  и  посмотрела  на  юг,
надеясь, что там покажется Конн. - Он обошел с ней вокруг дерева. Клялся
и нарушил свои клятвы. Она не простила его, я тоже не прощу.
   - Ей вообще было несвойственно прощать, - сказал брат Солтайс. - Один
из немногих серьезных недостатков.
   -  Попрошу  не  критиковать  мою  мать,  -  резко  сказала  Таэ.  Она
спустилась с укреплений и отправилась в дом.

ГЛАВА 15

   Ворна проснулась в волнении. Ее преследовали яркие  и  страшные  сны.
Темноволосый юноша со светлыми глазами  стоял  рядом  с  шестью  другими
мужчинами. Ему дали меч и лук. С оружия  капала  кровь.  Падая  на  пол,
капли обращались в блестящие золотые монеты.
   Колдунья чувствовала себя очень уставшей, словно сон отнял у нее  все
силы. Поднявшись, она переодела и покормила Бануина и отнесла его в  дом
Мирии. Жена  Руатайна  нередко  присматривала  за  малышом,  пока  Ворна
навещала больных, приносила им лекарства. По совету Морригу, она  никому
не рассказала о возвратившейся силе, хоть и использовала ее.
   Последний раз она пришла в дом пожилого мужчины, которого мучили боли
в животе. Оказалось, что он умирает от болезни,  впившейся  в  его  тело
слишком глубоко, чтобы могла идти речь об исцелении. Ворна сняла боль, а
потом отвела его жену в сторонку и сообщила ей о  приближающейся  смерти
мужа. Женщина приняла страшное известие с  видимым  спокойствием,  но  в
глазах читалась мука.
   По пути к дому Мирии Ворну посетило видение. Сначала  ей  показалось,
что она ослепла. Мир  неожиданно  потемнел,  и  колдунья  споткнулась  и
остановилась. За тьмой последовал  ослепительный  свет,  и  она  увидела
дерево,  сочащееся  кровью.  Молодой  лев,  спину   которого   покрывала
серебряная чешуя, нападал на старого медведя. Мимо летела белая горлица.
Лев ударил когтистой лапой, и птичка упала на землю. А  в  кустах  ждало
шестеро огромных волков с красно-огненными глазами. Как  и  у  льва,  их
спины покрывала серебряная чешуя. Кровь, истекавшая из дерева, упала  на
землю, и твердь ее начала шевелиться,  потом  расступилась,  и  на  свет
явились  телята.  Они  стояли  и  дрожали  на  холодном   ветру.   Волки
облизывались, глядя на них  с  вожделением.  Потом  видение  исчезло,  и
зрение вернулось к ней.
   Ворна села под Старейшее Древо и попыталась осознать  смысл  видения.
Она была настолько уверена в его истинности,  что  становилось  страшно.
Главное - понять, о чем оно. Медведь - символ, связанный  с  Коннаваром,
но Коннавар не стар. Значит, это не может быть он. Потом ей  припомнился
первый сон. Кровь,  обращающаяся  в  золото,  -  вира,  то,  что  платит
преступник семье убитого, чтобы остановить вражду.
   По-прежнему неясно, о чем это. Вместо того чтобы отправиться к Мирии,
Ворна вернулась домой и тихо села у огня.
   Старый медведь.
   Может ли это быть Длинный Князь? Она отбросила  мысль.  Князь  скорее
был бы представлен быком, королем коров. А кто же эти волки  в  доспехе?
Должно быть, солдаты Каменного Города или  Морские  Волки.  Может  быть,
медведь изображал страну, на которую нападают враги. Вряд ли.  Непохоже.
Два видения связаны неким образом, и Ворна снова обратилась к первому  -
юноше  с  окровавленным  луком.  Ей  было  незнакомо  его  лицо  и  лица
оставшихся шестерых... Шесть людей. Шесть волков. Уже ближе. Устроившись
поудобнее, Ворна расслабилась. С лука  капала  кровь,  становясь  вирой,
платой за кровь. Потом  ей  вспомнилось,  как  Руатайн  поехал  в  земли
паннонов, чтобы предложить именно  такую  плату,  чтобы  положить  конец
вражде... Руатайн старый медведь.
   В этот миг она осознала, что волки были вовсе не в доспехах.  На  них
серебрилась рыбья чешуя. Рыбаки из Сияющей Воды. И все встало на  место.
Должно быть,  панноны  сильно  страдали  от  голода  всю  зиму.  Значит,
молодого воина подговорили напасть на  Руатайна.  Тогда  снова  начнется
кровная вражда, и с него можно будет  получить  еще  несколько  коров  и
лошадей. Это и  означали  телята,  вышедшие  из  кровавой  грязи.  Ворна
вспомнила, что у  Князя-Рыбака  пятеро  взрослых  сыновей.  Всего  шесть
волков из ее видения. И эти волки послали одного из своих на  смерть  не
ради славы или правосудия, но ради выгоды. Она вздрогнула. Руатайн не  в
Трех Ручьях. Он поехал в крепость Длинного Князя торговать скотом. С ним
никак не свяжешься. Это очень смущало. Ворна знала, что предрекались  не
отдаленные события, а то, что случится  вот-вот.  Какой  смысл  видения,
если она ничего не сможет изменить? Видения  приходят  не  затем,  чтобы
мучить пророков. В них всегда, гласил ее опыт, есть некоторый смысл.
   Ворна вздохнула. Ее вовсе не  радовала  перспектива  долгого  пути  в
Старые Дубы.

***

   Коннавар торопился в Старые Дубы, избрав самый  короткий  путь  через
холмы. Он был  доволен.  У  кобыл  начиналась  течка,  и  не  оставалось
сомнений, что жеребцы смогут зачать славное потомство. Это  лишь  вопрос
терпения. Арбон, Паракс и кузен Таэ, Легат, ухаживали за тремя табунами,
но до появления жеребят оставалось  не  меньше  одиннадцати  месяцев.  И
потребуется еще два года, чтобы  воспитать  из  них  боевых  коней.  Тем
временем Конн отправил нескольких купцов за море, чтобы купить  у  гатов
лошадей и привезти их в земли риганте.
   Выехав из леса, Конн наслаждался  теплым  солнышком,  гревшим  спину.
Чудесный выдался день, и особенно радовала предстоящая прогулка с Таэ  к
озеру, о котором говорил Руатайн. Он обещал жене вернуться к полудню,  а
Арбон показал ему путь, позволяющий приехать даже  раньше.  По  пути  он
думал о приближающемся Совете. Многие главы кланов обещали голосовать за
него. Хотя подвиги не многого  стоили  в  его  собственных  глазах,  они
снискали  к  нему  уважение  народа  и  вошли  в  легенды.  А   легенды,
оказывается, бывают очень кстати во время выборов. Из  пятидесяти  шести
правителей ему удалось склонить на свою сторону не  меньше  тридцати.  И
никто до сих пор не выразил сильного желания стать князем.
   Конн погнал лошадь вверх по склону.  У  края  леса  стояло  несколько
домиков,  а  за  ними  неглубокая  травянистая  долина,  в  которой  еще
виднелись  пятна  снега.  Здесь  паслись  почти  две  сотни   знаменитых
черно-белых коров Длинного Князя. Конн остановился и посмотрел  на  них.
Скоро все это будет принадлежать ему,  так  что  лучше  познакомиться  с
пастухами. Бросив взгляд на солнце, он решил, что немного времени у него
есть.
   Когда он подъехал к поселению, из первого дома вышла женщина.  Солнце
вспыхнуло на ее золотых волосах, и в горле у него  мгновенно  пересохло.
Это была Ариан. Сердце его забилось втрое сильнее. Она  подняла  голову,
увидела его,  и  радостная  улыбка,  осветившая  лицо,  сделала  ее  еще
прекраснее. Лошадь продолжала идти, забытая всадником, пока не дошла  до
женщины. Юноша натянул поводья.
   - Ты хорошо выглядишь, Конн, - сказала Ариан.
   - Ты тоже, - выдавил он. - Кто здесь живет?
   - Мы с Кастой и еще три семьи.
   - А где Каста? Я хочу поговорить с ним.
   - За скотом сегодня следят мальчишки, а  Каста  с  другими  мужчинами
уехал в Старые Дубы за припасами. Ты не хочешь зайти на минутку?  У  нас
осталось немного сидра.
   Конн спешился и последовал за ней в  дом.  У  стены  стояла  кровать,
грубо сколоченная из сосновых досок, а в центре - стол и  скамьи.  Перед
очагом лежала коровья шкура, прожженная во многих местах.  Ариан  налила
ему чашку сидра, и их руки встретились. Конн почувствовал, что краснеет.
   - Ты счастлив, Конн? - спросила она. - Да. А ты?
   Она улыбнулась и подошла к огню, наклонилась, чтобы подбросить  дров.
Конн смотрел на нее, вспоминая, как они были вместе и как  он  ее  любил
тогда. Ему казалось, что он забыл девушку, но оказалось, что нет.  Юноша
любил Таэ всем сердцем, но при виде Ариан его охватила сладостная дрожь.
Он попытался подавить возбуждение.
   - Мне пора.
   Она подошла б