ыдающего Муху из  храма.
Ни один сатул не преградил им дорогу, и трое путников вернулись к  себе.
Басурман уложил Муху на широкое, застланное атласом ложе и подал  ему  в
каменном кувшине холодной, приятной на вкус воды.
   - Знакома ли тебе такая скорбь? - спросил Муха.
   - Нет, - признался Басурман. - Слушая его, я стал  ценить  жизнь  еще
больше. Как ты это сделал?  Несравненное  представление,  клянусь  всеми
богами.
   - Очередной обман - и мне тошно от него! Какая доблесть в том,  чтобы
обманывать страдающего слепого духа? Боги,  ведь  он  уже  сто  лет  как
мертв. После битвы они с Реком почти не встречались - они принадлежали к
разным мирам.
   - Но ты знал все нужные слова...
   - Да - из  записей  Князя.  Я  ведь  хорошо  изучил  историю.  Сатулы
устроили Реку засаду, и он вызвал  Иоахима  на  поединок.  Они  боролись
долго, а потом у сатула сломалась сабля. Но Рек  пощадил  его  -  это  и
стало началом их дружбы.
   - Ты выбрал себе трудную роль - ведь из тебя боец неважный.
   - А мне и не нужно быть бойцом - достаточно сыграть его. Посплю-ка я,
пожалуй. Боги, как я устал... и как мне стыдно.
   - Тебе нечего стыдиться. Но скажи мне - кто такие чейямы?
   - Потомки Иоахима. Нечто вроде секты, так мне кажется. Дай поспать.
   - Спи, Рек, спи - ты заслужил отдых.
   - Нет надобности называть меня так без посторонних.
   - Нет, есть - теперь мы все должны играть свою роль. Я ничего не знаю
о твоем  предке,  но  он,  думаю,  гордился  бы  тобой.  Нужно  железное
самообладание, чтобы пройти через это.
   Но Муха не оценил похвалы - он уже спал.  Басурман  вышел  в  смежную
комнату.
   - Как он там? - спросил Белдер.
   - Все хорошо. Но мой  тебе  совет,  старик:  впредь  никаких  ехидных
словечек! Отныне он Бронзовый  Князь,  и  нужно  обращаться  с  ним  как
подобает.
   - Много ты понимаешь, черномазый!  -  огрызнулся  Белдер.  -  Это  не
просто роль - он в самом деле Бронзовый Князь. По праву и по  крови.  Он
думает, что это только игра, - ну и пусть себе думает. Ты  видишь  перед
собой настоящего князя. Я всегда знал, что в  нем  это  есть.  Потому  и
злился так. Ехидные словечки? Я горжусь этим мальчиком  -  так  горжусь,
что готов запеть!
   - Нет уж, не надо, - ухмыльнулся Басурман. -  У  тебя  голос,  как  у
больной гиены.

***

   Муха проснулся  оттого,  что  чья-то  грубая  рука  зажала  ему  рот.
Пробуждение не из приятных.  Луна  светила  в  открытое  окно,  и  ветер
вздувал кружевную занавеску - но пришельца нельзя было разглядеть.
   - Ни звука, - предупредил он. - Ты в большой опасности!  -  Он  убрал
руку и сел на кровать.
   Муха тоже сел.
   - В опасности? - шепотом переспросил он.
   - Князь приказал убить тебя.
   - Очень мило!
   - Я пришел помочь тебе.
   - Рад слышать.
   - Теперь не до шуток, князь. Я Магир, предводитель чейямов, -  а  ты,
если не примешь мер, снова окажешься в Чертогах Смерти.
   - Что я должен делать?
   - Покинуть город нынче же ночью. Наш лагерь расположен  чуть  выше  в
горах, там ты будешь в безопасности. - За окном послышался легкий шорох,
словно веревка терлась о камень. - Поздно! - прошептал Магир. - Они  уже
здесь. Доставай меч!
   Муха, пошарив впотьмах, извлек клинок из ножен. Темная тень  возникла
в окне, но Магир бросился ей навстречу с кривым кинжалом.  Жуткий  вопль
разорвал ночную тишину. В комнату проникли еще двое убийц.  Муха  заорал
во всю глотку и ринулся вперед, взмахнув мечом. Клинок  вошел  в  чье-то
тело, и человек упал без единого звука. Муха переступил  через  труп,  и
над головой у него сверкнул кинжал. Он упал на  спину  и  вонзил  меч  в
живот врага. Тот зарычал от боли, отшатнулся и выпал из окна.
   - Великолепно! - сказал Магир. - Никогда не  видел  столь  блестящего
финта. Тебе бы чейямом быть.
   Муха привалился к стене, выронив меч из онемевших пальцев.
   В комнату вломился Басурман.
   - Что тут такое, Рек? - Гигант  воздвигся  на  пороге  словно  черная
статуя, а дверь повисла на сорванных петлях.
   - А просто открыть  нельзя  было?  -  поинтересовался  Муха.  -  Ваши
сценические замашки меня убивают.
   - Кстати, - заметил Басурман, - я только что  убил  двоих  у  себя  в
комнате. Белдер мертв - ему перерезали горло.
   Муха вскочил на ноги.
   - Они убили Белдера? Но зачем?
   - Ты опозорил князя, - сказал Магир. - Теперь он должен  убить  тебя,
иного выхода у него нет.
   - А как же дух Иоахима? Зачем было вызывать его?
   - На это я не могу ответить, князь, - но тебе пора уходить.
   - Уходить? Он убил моего друга - возможно, единственного,  который  у
меня был. Белдер был мне как отец. Ступайте прочь и оставьте меня - оба!
   - Не делай глупостей, - предостерег Басурман.
   - Глупостей? А что же  такое  жизнь,  если  не  глупая,  тошнотворная
комедия, разыгрываемая дураками? Так вот, один дурак уже сыт  по  горло.
Убирайтесь!
   Муха быстро оделся, застегнул пояс и взял в руку меч.  Он  подошел  к
окну и выглянул наружу. На ветру раскачивалась веревка, и Муха спустился
по ней во двор.
   Четверо часовых молча смотрели, как он спрыгнул на  мраморные  плиты.
Он вышел на середину и поднял голову, глядя на окна княжеских покоев.
   - Князь трусов, выходи! - крикнул он. - Покажись, князь лжи и обмана.
Иоахим верно сказал - ты овца. Выходи!
   Часовые переглянулись, но не двинулись с места.
   - Я жив, князь. Бронзовый Князь жив! Твои убийцы мертвы, и  скоро  ты
последуешь за ними. Выходи - или я сам найду тебя и выну из  тебя  душу.
Выходи!
   Занавески  на  окне  шевельнулись,  и  показался  князь,  красный   и
разгневанный. Он облокотился на резной  каменный  подоконник  и  крикнул
часовым:
   - Убейте его!
   - Иди и убей меня сам, шакал! - завопил Муха. -  Иоахим  назвал  меня
своим другом, и это правда. Ты слышал его в своем  собственном  храме  и
все же подослал ко мне убийц. Бесхребетная свинья!  Ты  позоришь  своего
предка и нарушаешь законы гостеприимства. Жалкая падаль. Спускайся вниз!
   - Вы  что,  не  слышите?  Убейте  его!  -  прокричал  князь.  Часовые
двинулись вперед с  копьями  наперевес.  Муха  опустил  меч  и  устремил
ярко-голубые глаза на переднего воина.
   - Я не стану драться с вами. Но что  мне  сказать  Иоахиму,  когда  я
вновь увижусь с ним? И что скажете ему вы, когда сами отправитесь прямой
дорогой  в  Шеол?  -  Воин  заколебался.  К  Мухе  подоспели   Басурман,
вооруженный двумя мечами, и Магир. Стража приготовилась к бою.
   - Не трогайте его! - крикнул Магир. - Он князь и честно вызвал вашего
господина на поединок.
   - Спускайся, князь трусов, - подхватил Муха. - Твое время вышло!
   Князь вылез на подоконник и спрыгнул с десятифутовой высоты на камни.
Взметнулись белые одежды... Он взял у часового саблю и  попробовал,  как
она уравновешена.
   - Сейчас ты умрешь, - сказал он. - Я знаю - ты лжец. Ты  не  покойный
князь, ты мошенник.
   - Докажи! - бросил Муха. - Иди сюда. Я самый великий  воин  из  всех,
кто когда-либо жил на свете. Я обратил вспять надирские орды.  Я  сломал
саблю Иоахима. Иди сюда и умри!
   Князь облизнул  губы,  глядя  в  его  сверкающие  глаза.  Пот  прошиб
правителя сатулов, и он понял, что  обречен.  Жизнь  стала  вдруг  очень
дорога ему - и надо же было  выходить  на  бой  с  каким-то  демоном  из
преисподней! У князя затряслись руки.
   Он чувствовал на себе взгляды - во дворе собралось много  сатулийских
воинов, но он один, и никто не придет к нему на помощь. Надо атаковать -
и это равносильно смерти. С диким воплем князь поднял  саблю  и  ринулся
вперед. Муха вонзил клинок ему в сердце, выдернул меч, и тело сползло на
камни. Магир шагнул к Мухе.
   - Теперь надо уходить. Они не  станут  чинить  тебе  препятствий,  но
вскоре последуют за тобой, чтобы отомстить за князя.
   - Мне все равно. Я пришел сюда, чтобы привлечь их  на  свою  сторону.
Без них мы пропадем.
   - У тебя есть чейямы, мой друг. Они пойдут за тобой хоть в самый ад.
   Муха взглянул на мертвого князя.
   - Он даже не пытался  биться  со  мной  -  просто  ринулся  навстречу
смерти.
   - Он был пес и сын пса. Я плюю на него! Он не  ровня  тебе,  господин
мой, хотя и был первым среди сатулов бойцом.
   - Да ну? - изумился Муха.
   - Это так. Но он знал, что ты сильнее его, и  это  знание  убило  его
прежде твоего меча.
   - Экий дурак. Если бы он только...
   - Рек, - сказал Басурман, - нам пора. Я приведу лошадей.
   - Нет. Прежде я хочу похоронить Белдера.
   - Мои люди займутся этим, - сказал Магир. - Твой друг прав -  я  велю
привести лошадей. До нашего лагеря всего час пути,  там  мы  отдохнем  и
обсудим, что делать дальше.
   - Магир!
   - Да, мой господин.
   - Спасибо тебе.
   - Я исполняю свой долг, князь. Я думал, что мне это будет тяжело, ибо
чейямы не питают любви к дренайским воинам, - но ты оказался достойным.
   - Скажи мне - кто вы, чейямы?
   - Мы Кровопийцы, сыны  Иоахима.  Мы  поклоняемся  лишь  одному  богу:
Шалли, Владыке Смерти.
   - Сколько вас здесь?
   - Только сто человек, князь. Но не суди о нас по количеству - суди по
числу убитых, которых мы оставляем за собой.

17

   Человек был зарыт по шею в плотно  утоптанную  сухую  землю.  Муравьи
ползали по его лицу, и солнце  палило  бритую  голову.  Он  слышал  стук
приближающихся копыт, но повернуться не мог.
   - Чума на тебя и на весь твой род! - крикнул он.
   Кто-то спешился, и благодатная тень упала на него. Подняв  глаза,  он
увидел перед собой высокую фигуру в черном кожаном камзоле и сапогах для
верховой езды - лица не было видно. Женщина держала лошадей, а мужчина в
черном присел на корточки.
   - Мы ищем становище Волков, - сказал он. Зарытый выплюнул  заползшего
в рот муравья.
   - А мне-то что? Или ты думаешь, что меня вместо  придорожного  столба
тут оставили?
   - Я как раз подумываю, не выкопать ли тебя.
   - Я бы на твоем месте не стал.  В  холмах  позади  тебя  полным-полно
Вьючных Крыс. Они тебя за это не похвалят.
   "Вьючными Крысами" прозвали племя Зеленой Обезьяны лет двести  назад,
когда у них после одной битвы угнали лошадей и им пришлось  тащить  свои
пожитки на себе. Другие племена не забыли об  этом  позоре  и  Обезьянам
забыть не давали.
   - Сколько их там? - спросил Тенака.
   - Да кто их знает? Для меня они  все  на  одно  лицо.  Тенака  поднес
кожаную флягу с водой ко рту зарытого, и гот жадно напился.
   - Ты сам-то чей? - спросил Тенака.
   - Хорошо, что ты прежде  напоил  меня,  а  потом  уж  спрашиваешь.  Я
Субодай из Копья.
   Тенака кивнул. Волчья Голова ненавидела Копье  по  той  причине,  что
тамошние воины свирепостью и мастерством не уступали Волкам.
   Уважение к врагу не входило в обычаи надиров. К более  слабым  питали
презрение, к более сильным - ненависть.  Копье,  хоть  ни  в  чем  и  не
превосходило Волков, относилось к последней категории.
   - Как же это Копье поддалось Вьючным Крысам? - осведомился Тенака.
   - Такое уж везение. - Субодай выплюнул  еще  нескольких  муравьев.  -
Лошадь сломала ногу, и они вчетвером накинулись на меня.
   - Только вчетвером?
   - Мне нездоровилось.
   - Я, пожалуй, все-таки тебя откопаю.
   - Напрасно, Волчья Голова, - вдруг мне придется тебя убить?
   - Стану я опасаться человека, которого могут осилить каких-то четверо
Вьючных Крыс. Откопай его, Рения.
   Тенака сел, поджав ноги, на землю и стал смотреть на холмы.  Никакого
движения там не наблюдалось, но он знал, что за ним следят. Он  выпрямил
свою надорванную спину - за последние пять дней ей стало намного лучше.
   Рения разгребла утоптанную землю, отрыла  связанные  за  спиной  руки
Субодая и разрезала путы. Он оттолкнул  ее  и  сам  завершил  работу  по
своему избавлению. Не сказав Рении ни слова, он подошел к Тенаке  и  сел
на корточки рядом с ним.
   - Я решил не убивать тебя.
   - Для человека из Копья ты очень умен, - сказал  Тенака,  по-прежнему
глядя на холмы.
   - Да, это так. А твоя женщина, я вижу, дренайка - мягкая.
   - Я люблю мягких женщин.
   - Ну да, у них есть свои достоинства. Не продашь ли мне меч?
   - А чем заплатишь?
   - Уведу лошадь у Вьючных Крыс.
   - Твоя щедрость сравнима только с твоей самоуверенностью.
   - Я тебя знаю: ты Пляшущий Клинок, наполовину дренай. - Субодай  снял
подпоясанный меховой полушубок и  стряхнул  муравьев  с  плотно  сбитого
могучего тела. Тенака не потрудился ответить - он смотрел на холмы,  где
клубилась пыль и люди садились на коней.
   - Их там  больше  четырех,  -  заметил  Субодай.  -  Так  как  насчет
меча-то?
   - Они уезжают, - сказал Тенака. -  Вернутся  с  подкреплением.  -  Он
подошел к своей лошади и сел в седло. - Будь здоров, Субодай!
   - Погоди! А меч?
   - Лошадь-то ты мне не пригнал.
   - Пригоню, дай срок.
   - Не дам. Что  еще  ты  можешь  предложить?  Положение  Субодая  было
безвыходным. Если его оставят здесь без оружия, он погибнет  меньше  чем
через час. Он подумал, не напасть  ли  на  Тенаку,  но  взглянул  в  его
лиловые глаза и решил, что лучше не надо.
   - Больше ничего. Зато ты, мне сдается, на этот счет что-то придумал.
   - Ты поступишь ко мне в услужение на десять дней и проводишь  меня  к
Волкам.
   Субодай сплюнул.
   - Все лучше, чем подыхать здесь. Десять дней, говоришь?
   - Да.
   - Считая нынешний?
   - Да.
   - Согласен. - Субодай протянул руку, и Тенака втянул  его  на  лошадь
позади себя. - Хорошо, что мой отец не дожил до этого дня,  -  проворчал
надир.
   Они тронулись рысью на север, и Субодай стал думать об отце.  Сильный
был человек и наездник отменный, но нрав имел бешеный.
   Нрав-то его и погубил. После скачки, которую  выиграл  Субодай,  отец
обвинил сына в том, что тот ослабил подпругу его, отца, кобылы. Вслед за
словами в ход пошли кулаки и ножи.
   Субодай до сих пор помнил удивление на  лице  отца,  когда  нож  сына
вошел ему в грудь. Человек должен уметь сдерживать свой норов.
   Надир перегнулся назад, уставив черные глаза на  Рению.  Хороша!  Для
степной жизни, может, и не годится - зато годится для другого.
   Еще девять дней он послужит Пляшущему Клинку - а потом  убьет  его  и
заберет себе его женщину.
   Да и кони тоже хороши.  Субодай  ухмыльнулся,  вновь  ощутив  радость
жизни.
   Он возьмет себе женщину, возьмет лошадей и всеми натешится всласть.

***

   Лейк, обливаясь потом, налегал на тяжелую деревянную рукоять  -  надо
было отвести назад плечо самострела и насадить ременную  тетиву  обратно
на крюк. Паренек в кожаном  переднике  подал  ему  неплотную  связку  из
полусотни стрел, и Лейк поместил их в чашу. В  тридцати  футах  от  него
двое помощников установили у стенки толстую деревянную дверь.
   Ананаис сидел в углу, прислонясь спиной  к  холодной  каменной  стене
старой конюшни. Пока что требовалось больше десяти минут, чтобы зарядить
эту машину. Он приподнял маску и поскреб подбородок. Десять  минут  -  и
пятьдесят стрел! Любой лучник за половину этого времени может  выпустить
вдвое больше. Но Лейк очень старался, и Ананаис не хотел  обескураживать
его.
   - Готовы? - спросил Лейк своих помощников. Они кивнули и укрылись  за
мешками с овсом и пшеницей.
   Лейк взглянул на Ананаиса, ища  его  одобрения,  и  дернул  за  шнур.
Массивное плечо вылетело вперед, и пятьдесят стрел вонзились  в  дубовую
дверь - некоторые прошли насквозь  и  высекли  искры  из  стены  позади.
Ананаис  подошел,  пораженный  убойной  силой  оружия.  Дверь  полностью
изрешетило в середине, куда попало более трети стрел.
   - Ну, что скажешь? - с беспокойством спросил Лейк.
   - Стрелы ложатся слишком кучно, - сказал Ананаис. -  Если  выстрелить
ими в толпу полулюдов, идущих на приступ, убить  можно  будет  не  более
двух зверей. Можешь ты сделать так, чтобы они летели больше вширь?
   - Попробую. Но сам самострел тебе нравится?
   - Есть у тебя свинец для пращи?
   - Есть.
   - Заряди чашу им.
   - Чаша не выдержит. Она предназначена для стрельбы стрелами.
   Ананаис положил руку на плечо молодому человеку.
   - Она предназначена для того, чтобы убивать. Заряди ее свинцом.
   Помощник принес мешок и загрузил в кожаную  чашу  несколько  кусочков
свинца с гальку величиной. Ананаис сам взялся за рукоять, и они натянули
ремень через четыре минуты.
   Ананаис отступил вбок и потянулся к шнуру.
   - Отойдите, - велел он остальным. - И за мешки больше не прячьтесь  -
выйдите за дверь.
   Помощники шмыгнули вон, и Ананаис дернул.  Рычаг  вылетел,  и  свинец
поразил мишень. Грохот ударил в уши, куски расколотой двери  рухнули  на
пол. Кожаная чаша самострела лопнула.
   - Это лучше стрел, молодой Лейк, -  сказал  Ананаис.  Юноша  бросился
осматривать чашу и натяжной ремень.
   - Чашу я  сделаю  из  меди,  -  сказал  он,  -  и  ускорю  натяжение.
Понадобится две рукоятки, по одной с  каждой  стороны.  И  свинец  будет
разлетаться во все четыре стороны.
   - И как скоро ты сможешь сделать такой самострел?
   - У меня их три. На переделку уйдет около дня - и станет четыре.
   - Молодец, парень!
   - Не знаю только, как доставить их в долины.
   - Об этом не беспокойся - на первых порах  они  нам  не  понадобятся.
Поднимешь их в горы - Галанд скажет, где поставить.
   - Но они могли бы помочь нам продержаться, - гневно заспорил Лейк.
   Ананаис взял его за руку и вывел из конюшни на свежий ночной воздух.
   - Пойми, парень, ничто не поможет нам удержать первую линию  обороны.
У нас людей не хватит. Слишком много здесь перевалов  и  троп.  Если  мы
будем упорствовать, нас возьмут в  кольцо.  Это  хорошее  оружие,  и  мы
используем его - но позднее.
   Гнев Лейка угас, сменившись тупой, усталой покорностью. Все  эти  дни
он не давал себе отдыха, изыскивая способ повернуть течение вспять -  но
он был не дурак и понимал втайне, что это невозможно.
   - Города нам не отстоять, - сказал он.
   - Город можно построить заново.
   - Но многие жители откажутся уходить - я не удивлюсь, если  их  будет
большинство.
   - Тогда они умрут, Лейк.
   Молодой человек снял кожаный фартук  и  сел  на  перевернутую  бочку.
Передник он скомкал и швырнул себе под ноги. Ананаис понимал, что так же
Лейк поступил и со своими мечтами.
   - Черт возьми, Лейк, хотел бы я сказать тебе что-нибудь ободряющее. Я
знаю, что ты чувствуешь...  я  сам  чувствую  то  же  самое.  Когда  все
преимущества на стороне у врага, человеку начинает казаться, что в  мире
нет справедливости. Помнится, мой старый учитель  говорил  мне,  что  за
каждой тучей солнце только и ждет, чтобы изжарить тебя до смерти.
   - У меня тоже был учитель, - хмыкнул Лейк. - Чудной  такой  старикан,
он жил в хижине у западного холма. Однажды он сказал, что есть три  рода
людей: победители, побежденные  и  борцы.  Победители  вызывают  у  него
тошноту своей надменностью, побежденные - своим нытьем, а борцы -  своей
глупостью.
   - К какой же категории он причислял себя?
   - Он говорил, что испробовал все три, и ни одна ему не подошла.
   - Что ж, он по крайней мере пытался. Большего от человека и требовать
нельзя, Лейк. Попытаемся и мы. Мы будем бить их и изматывать. Мы навяжем
им затяжную войну, действуя кулаками, лбами,  сталью  и  огнем.  И  если
удача будет на нашей стороне, мы сметем их с помощью надиров Тенаки.
   - Похоже, удача нам не слишком благоприятствует.
   - Мы сами творим свою удачу. Я не верю в богов,  Лейк  и  никогда  не
верил. Если они и существуют, судьбы простых смертных заботят  их  очень
мало. Я верю в самого себя - и  знаешь  почему?  Я  ни  разу  не  терпел
поражения! Меня кололи копьем и кинжалом, травили ядом. Меня волокла  за
собой дикая лошадь, меня бодал бык и ломал медведь.  Но  я  ни  разу  не
терпел поражения. Полулюд сорвал с меня лицо,  но  я  остался  жив  -  и
побеждать вошло у меня в привычку.
   - За тобой трудно угнаться, Черная Маска. Я раз победил в беге и  был
третьим в вольной борьбе на Играх. Ага... еще  меня  в  детстве  ужалила
пчела, и я плакал несколько дней подряд.