и.
   Дверь раскололась, и когтистая рука просунулась в щель.
   - Прочь! - крикнул Тенака-хан. Шипение  за  дверью  смолкло,  и  рука
исчезла.
   - Они подчиняются тебе? - спросил Чареос.
   - Нет, но они знают, кого слушаться. И они чуют страх, как львы  чуют
кровь. Чего ты боишься, Чареос?
   - Я не знаю, как попал сюда, и здесь я один.
   - Это не ответ. Тебя привел сюда страх, но чем он вызван?
   Чареос рассмеялся, только в этом смехе не было веселья.
   - И ты еще спрашиваешь? Ты, который убил моих родителей и сделал меня
изгоем? Я должен был бы ненавидеть тебя, Тенака... Когда-то  я  в  самом
деле думал, что ненавижу тебя. Но потом  ты  поднялся  к  нам  сюда,  на
башню, и проговорил с нами всю ночь. -  Чареос  заметил,  что  хан  одет
точно так же, как той ночью:  в  черные  кавалерийские  сапоги,  кожаные
штаны и черную шелковую, вышитую серебром  рубашку.  -  Ты  назвал  меня
своим родичем - стало быть, знаешь, кто я?
   - Я знал это еще тогда, когда увидел тебя на этой башне. Свой  всегда
узнает своего.
   - Я должен был бы убить тебя за все, что мне пришлось  претерпеть!  Я
был ребенком, когда меня вывезли из Дрос-Дельноха. В  ночь,  когда  твои
орды двинулись на штурм последней  стены,  меня  вывели  из  крепости  и
увезли в Готир. Напоследок отец сказал мне: "Отомсти за меня, сын мой, и
помни, что ты дренай". Мать в это время была уже мертва. Они погибли,  а
ты, вероломный пес, взял со  своими  дикарями  последний  оплот  старого
мира. И ты еще смеешь спрашивать, чего я боюсь?
   - Да, я по-прежнему спрашиваю об этом, - невозмутимо ответил  хан.  -
Ты же вместо ответа рассказываешь историю, которую я уже знаю.
   - Ты происходишь от Бронзового Князя и вырос среди дренаев. Как же ты
мог ополчиться на них?
   - В самом деле - как? Если бы ты знал истинную историю моей жизни, то
не задал бы мне такого вопроса. Ты должен знать, что до четырнадцати лет
я рос среди надиров. Думаешь, ты  один  чувствовал  себя  отверженным  с
самого детства? Меня ненавидели за  то,  что  я  наполовину  дренай.  По
достижении этого возраста, согласно брачному договору моей матери,  меня
отправили в Дренай. Думаешь, дренаи вели себя со мной  по-другому?  Нет.
Для них я был дикарем из степей, которого полагается дразнить и  мучать.
Но я научился жить с ними и сражался за них в рядах  "Дракона".  Я  даже
завел там  друзей.  Когда  эта  страна  оказалась  под  пятой  безумного
императора Цески, я рискнул своей жизнью и душой, чтобы помочь  дренаям.
Я уплатил им свой долг. Я привел надиров,  чтобы  разбить  императорское
войско, я позволил Райван и твоему отцу основать  новую  республику.  Ты
спросишь, почему я позднее все-таки взял Дрос-Дельнох? Потому, что я был
ханом! Потому, что настало время  надиров.  И  если  ты  винишь  меня  в
измене, что же сказать о тебе? Почему ты не исполнил отцовский  наказ  и
не вернулся на родину?
   - Зачем? - воскликнул  Чареос.  -  Чтобы  умереть?  Чего  бы  я  этим
достиг?
   - Вот, значит, чего ты боишься. Боишься попытаться. Боишься потерпеть
неудачу.
   - Не тебе судить меня! - вспылил Чареос. - Многие предатели и  убийцы
для меня ничто.
   - Кого же, по-твоему, я предал, Чареос? - развел руками Тенака.  -  Я
был ханом надиров. Один раз я  спас  дренаев  и  честно  предупредил  их
тогда, что я еще вернусь. А вот ты  предал  своего  отца  и  всех  своих
предков вплоть до Регнака, второго Бронзового Князя.  Он  в  свое  время
удержал Дрос-Дельнох с  самыми  неравными  силами.  Несколько  поколений
дренайских воинов погибло, защищая свою страну, а ты? Ты довольствовался
тем, что  женился  на  потаскухе  и  одержал  ничтожную  победу  тут,  в
Бел-Азаре.
   Чареос выхватил свой меч из дверных скоб и замахнулся на Тенаку.
   - Так-то ты платишь мне за то, что я  спас  твою  душу?  -  беззлобно
сказал тот. - Всего несколько мгновений назад ты просил защитить тебя от
ночных чудовищ.
   Чареос опустил меч и спросил шепотом:
   - По-твоему, я трус?
   - Есть много видов трусости, Чареос. Один может выйти с мечом  против
двух десятков врагов, но не способен бороться с разбившим его параличом.
Другой встречает смерть с улыбкой, но боится трудов и тягот жизни.  Суди
сам, трус ты или нет.
   Чареос присел на парапет башни, глядя на меч у себя в руке.
   - Неприятеля я никогда не боялся. Но все верно, я трус. Я не нашел  в
себе сил вернуться в Дренай... и до сих пор не нахожу.
   - Разыскал ли ты Покрытого Узорами?
   -  Да,  мы  нашли  его.  И  он  будет  сопровождать  нас  в  нашем...
странствии.
   - Ты считаешь, что цель этого странствия недостойна тебя?
   - Мы ищем крестьянскую девушку, увезенную надренами. Не думаю,  чтобы
солнце упало с небес, если мы ее не найдем.
   Тенака встал и положил руки на плечи Чареоса.
   - Я вернулся в Дренай, чтобы убить безумца -  а  вместо  этого  обрел
друга, любовь и родину, хотя всегда думал прежде, что родины у меня нет.
Из Князя Теней я сделался великим ханом и возвел надиров  на  высоту,  о
которой они и мечтать не могли. Не суди о своей цели, пока не достигнешь
ее. Помнишь ту, другую, ночь на этой самой башне?
   - Как могу я ее забыть? Тогда ты подарил нам жизнь.
   - Скоро ты узнаешь, почему я поступил так.
   Чареос проснулся. Огонь погас,  и  комната  остыла.  Весь  дрожа,  он
закутался в одеяло. Он все еще видел перед собой раскосые лиловые  глаза
и чувствовал сильные руки на своих плечах.
   Дверь открылась, вошел Окас и молча сел на кровать.
   - Уже светает, - сказал он. - Дорога ждет тебя.
   - Я видел сон, Окас.
   - Я тоже. Мне снилась постель из камыша и мягкая женщина.
   - А мне - Тенака-хан.
   - Ты видел его в Бел-Азаре?
   - Да. - Чареос сел. - Откуда ты знаешь?
   - Я не знаю, потому и спросил.
   - Но что побудило тебя спросить об этом? Старик помолчал немного.
   - Тут сокрыта тайна.  Тенака-хан  был  похоронен  в  гробнице  своего
предка Ульрика.  Его  сын  Джунгир  собственной  рукой  запечатал  двери
гробницы, и многочисленные чары были пущены в ход, чтобы  никто  не  мог
открыть ее.
   - Я все это знаю, - нетерпеливо бросил Чареос.
   - Ты не знаешь ничего - иначе ты разрешил бы загадку. Мне  подвластно
волшебство, скрытое в мире, и я умею читать в сердцах людей. Но у Истока
Всего Сущего свои тайны, и в них я проникнуть не  могу.  Мы  знаем,  что
Тенака-хан умер и был погребен. Знаем мы также, что его сын  позаботился
о том, чтобы никто не потревожил его гробницы. Но ответь мне вот на что,
Чареос: почему кости Тенаки тайно покоятся в Бел-Азаре?
   - Не может быть! Это было бы кощунством.
   - Да, верно.
   Чареос потряс головой.
   - Наша цель не имеет ничего общего с Тенакой-ханом. Мы даже близко не
подойдем к Бел-Азару.
   - Ты уверен?
   - Головой ручаюсь.
   Окас промолчал.

7

   Чиен-Цу не был любителем путешествий. Его раздражала степная  пыль  и
вся  эта  засушливая,  неприветливая  местность.   Особенную   неприязнь
вызывали в нем  приземистые  домишки,  вонь  надирских  селений  и  едва
прикрытая враждебность их жителей. В  Хао-Цинге  считалось,  что  надиры
находятся в близком родстве с обитателями Срединного Царства, но Чиен-Цу
не верил в это родство, несмотря на схожесть  цвета  кожи  и  языка.  Он
придерживался весьма здравой точки зрения на этот предмет: сначала  боги
создали надиров, а затем, видя вопиющие недостатки этой породы,  создали
народ, лишенный оных, и вручили ему Срединное Царство.  Эта  ненавистная
Чиен-Цу поездка лишь утверждала его  в  его  мнении.  Надиры  не  любили
мыться и годами, если не десятилетиями, не стирали свою одежду.
   И что за страна! Хотя он путешествовал  налегке,  почти  неподобающим
для посланника Священного Города образом,  ему  стоило  трудов  находить
ночлег для своих сорока двух слуг, одиннадцати  наложниц  и  шестидесяти
гвардейцев. Ему  пришлось  ограничиться  шестнадцатью  повозками,  чтобы
погрузить самое  необходимое:  шатры,  кровати,  столы,  стулья,  мягкие
полотняные простыни,  арфы,  флейты,  две  эмалированные  ванны  и  пять
больших зеркал. Сюда же входило двадцать пять сундуков личного багажа, в
том числе и совершенно недостаточный дорожный гардероб посла.
   Чиен-Цу находил странным, что император выдал одну из  своих  дочерей
замуж за  дикаря,  но  мудрый  не  обсуждает  решений  Божественного.  А
Чиен-Цу, как известно всему просвещенному миру, был  мудр  не  по  своим
тридцати двум годам.
   Придержав коня на  подступах  к  городу,  он  вздохнул.  Строения  не
радовали  глаз,  а  дворец,  что  высился  посередине,   поражал   своей
откровенной,  почти  первобытной  простотой  и  оскорблял  само  чувство
прекрасного. Он имел шесть прямоугольных башен и зубчатую стену, но  над
ними не реяли флаги. Чиен-Цу остановил караван и приказал  разбить  свой
шатер. Когда шатер поставили,  он  велел  собрать  из  составных  частей
зеркала и приготовить ванну. Прислужницы смыли с него пыль и натерли его
ароматическими  маслами,  расчесали  и  напомадили  его  длинные  темные
волосы, пригладили их и закрепили гребенками из слоновой кости. Затем он
облекся в штаны из голубого, шитого золотом шелка  и  туфли  с  золотыми
завязками. Поверх белоснежной шелковой рубашки Чиен-Цу надел панцирь  из
лакированного дерева и кожи с изображением золотого дракона. Его длинный
кривой меч висел на спине  между  лопатками,  а  два  ножа  в  блестящих
деревянных ножнах помещались в атласном кушаке вокруг пояса. Он приказал
вынести вперед подарки для Джунгир-хана. Сундуков было семнадцать  -  по
числу лет новой  ханши  надиров.  Чиен-Цу  был  рад  снова  увидеться  с
Май-Син.  Самая  младшая  из  законных  дочерей  императора,  она   была
ослепительно хороша и с  большим  искусством  играла  на  девятиструнной
арфе.
   Посол сел на коня и направился ко дворцу во главе своих пяти  слуг  и
тридцати четырех носильщиков. Их встретил  караул  из  двадцати  солдат.
Офицер с серебряной цепью на шее  склонил  голову  в  знак  приветствия.
Чиен-Цу  оцепенел:  этому  поклону  недоставало  шести   дюймов,   чтобы
считаться  учтивым.  Он  молча  посмотрел  офицеру  в  глаза.  Послу  не
полагалось говорить первым, и раздражение Чиен-Цу росло.
   - Ну? - сказал офицер. -  Чего  вы  еще  ждете?  Чиен-Цу  опешил,  но
подавил свой гнев. Неприлично убивать кого-то в первый же день приезда.
   -  Я  Чиен-Цу,  посол   его   Божественного   Величества   ко   двору
Джунгир-хана. Я прибыл с подобающими  дарами  ко  дню  рождения  царицы.
Прошу проводить меня к великому хану.
   Как и ожидал Чиен-Цу, поведение начальника сразу изменилось. Он снова
поклонился, на сей раз даже  ниже,  чем  следовало,  скомандовал  своему
караулу повернуться кругом и пригласил Чиена следовать за собой.
   Вместо открытого двора за воротами находилась  целая  сеть  подземных
ходов. Они вышли наружу в засаженном кустарником дворике  к  востоку  от
ворот.  Справа  помещались  конюшни.  Чиен-Цу  спешился,  передав   коня
служителю. Посольство встретил второй офицер - выше ростом, чем  первый,
в серебряном панцире и шлеме. Он учтиво, с улыбкой поклонился Чиену.
   - Добро пожаловать, посланник. Великий хан не ждал вас так скоро.
   - Разве нынче не день рождения царицы? Офицер, несколько  смешавшись,
сказал:
   - Прошу за мной.
   Посольство, пройдя через новую цепь ходов и  коридоров,  очутилось  в
просторном помещении у огромных дубовых дверей, окованных серебром.
   Четверо стражей расступились перед офицером, двери распахнулись.
   Зал за ними, к удивлению Чиена, напоминал гигантскую юрту,  но  купол
ее и все  занавеси  были  из  тончайшего  шелка.  В  дальнем  конце,  на
возвышении, на крытом атласом диване полулежал великий хан. Чиен вошел в
зал и низко поклонился, выдержав десять предписанных ударов сердца.  Хан
поманил его к себе.
   - Добро пожаловать, посол. Вот нежданная радость. - Голос у хана  был
звучный и сильный. Он встал и сошел с помоста. - Мы  ждали  тебя  только
завтра.
   Чиен хлопнул в ладоши. Тридцать  четыре  носильщика  вышли  вперед  и
поставили свои сундуки перед ханом, а затем попятились, склонив головы и
опустив глаза. Чиен снова отвесил поклон.
   - Великий хан, я привез вам дары от Божественного Правителя  Золотого
Царства, дабы отпраздновать первую годовщину вашего брака  и  справиться
от имени его величества, все так же ли  Май-Син  дарует  радость  вашему
очагу.
   - Дарует, - подтвердил Джунгир. - Давай-ка перейдем  к  тому,  что  в
сундуках.
   Чиен ждал не такого ответа, но он скрыл свое  недовольство  и  открыл
первый из окованных серебром сундуков. Достав  оттуда  красивый  длинный
кафтан из серебристого шелка, расшитого жемчугом, он развернул его перед
ханом.
   - Хорошо, - отозвался Джунгир. - В них во всех одежда?
   - Нет, великий хан, - с  натянутой  улыбкой  ответил  Чиен  и  открыл
второй сундук, наполненный изумрудами, иные  из  которых  были  с  кулак
величиной.
   - Сколько это стоит у вас, если считать в конях и воинах?  -  спросил
хан.
   - На это можно содержать армию в десять тысяч копий в течение  целого
лета.
   - Хорошо. Мне нравятся эти камни. Что в других сундуках?
   В одних было золото, в других благовония, специи и  ткани.  Последним
хан остался доволен  более  всего  -  Чиен  извлек  оттуда  ослепительно
блестящую саблю. Эфес у нее был золотой, усеянный драгоценными  камнями,
а рукоять перевита золотой нитью. Венчающий ее молочно-белый камень  был
выточен в виде волчьей головы.
   Джунгир взял клинок и взмахнул им в воздухе.
   - Великолепное  равновесие  и  замечательно  острая  сталь.  Я  очень
доволен. Передай мою благодарность своему царю и скажи, что я  не  знал,
сколь богата его земля. Когда ты 462 отправишься домой - завтра?
   - Как прикажет великий хан.
   - Завтра лучше всего, ибо близится зима, а с ней морские бури, и я не
хотел бы затруднять тебе обратный путь.
   - Хан очень добр, что печется о  моем  удобстве,  но  его  величество
поручил мне повидать его дочь и передать  ей  уверения  в  его  любви  и
преданности.
   - Я сам передам ей, - заверил Джунгир.
   - Не сомневаюсь, что великий хан сделает это гораздо искуснее, чем я.
Но мой повелитель приказал мне повидать ее, а подданный,  с  чем  вы,  я
уверен, согласитесь, должен выполнять приказания своего государя.
   - Это так - но боюсь, что это невозможно.  Моя...  супруга  находится
сейчас в моем южном дворце. Дорога туда занимает два месяца.  Я  уверен,
твой государь поймет, отчего ты не мог исполнить его желание.
   - Но исполнить его возможно, великий хан. Я  поеду  на  юг,  а  затем
вернусь домой. С вашего позволения, разумеется.
   Джунгир помрачнел, однако ответил по-прежнему дружелюбно:
   - Я не советовал бы, посол. Степи небезопасны для  иноземцев.  Многие
племена все еще продолжают нападать на чужих.
   - Понимаю, государь. Даже в Срединном  Царстве  существуют  злодеи  и
разбойники, которые не подчиняются воле императора. Но я уверен, что мои
солдаты  справятся  с  ними.  Вы  же  очень  добры,  что  заботитесь   о
безопасности скромного посла.
   Джунгир с вымученной улыбкой вернулся на помост.
   - Тебя проводят в твои покои, посол,  и  мой  мажордом  снабдит  тебя
охраной  и   провизией   для   путешествия.   Я   же   должен   заняться
государственными делами.
   Чиен поклонился опять, но не слишком низко.
   - Не нахожу  слов  благодарности,  государь,  за  время,  которое  вы
уделили мне. - Он отступил  на  семь  шагов  вместо  положенных  десяти,
повернулся и вышел.
   Как только двери за ним закрылись, Джунгир сказал широкоплечему воину
рядом с собой:
   - Ты будешь провожать их на юг. Через неделю  на  них  нападут,  и  в
живых не останется никого. Ты понял меня, Кубай?
   - Да, мой хан.
   - И следи за тем, чтобы они не шлялись по дворцу. Пусть никто пикнуть
не смеет об этой желтой суке.
   - Как прикажет мой повелитель.
   Мажордом  провел  Чиена  по  запутанным  коридорам  в   три   большие
сообщающиеся комнаты. Западные окна выходили  в  крайне  уродливый  сад,
утыканный кустами. Обстановка первой комнаты состояла из кровати,  стола
с четырьмя стульями и трех ламп. Во второй не было ничего,  кроме  узкой
койки и единственной лампы, в третьей стояла железная ванна, три бочки с
водой и лежало несколько тонких полотенец.
   - Какая роскошь, - с  полной  серьезностью  произнес  Чиен.  Мажордом
улыбнулся одними губами и вышел. Чиен повернулся  к  своему  слуге  Оши,
пожилому вольноотпущеннику, прослужившему в их семье сорок лет.
   - Поищи дыры для подглядывания, -  приказал  посол  на  малоизвестном
чиадзийском диалекте.
   Оши поклонился и стал обходить комнату.
   - Ни одной, мой господин, - доложил он под конец.
   - Есть ли предел их оскорблениям? -  возмутился  Чиен.  -  Я,  по  их
мнению, недостаточно важная особа, чтобы шпионить за мной?
   - Что взять с дикарей, господин.
   - Пойди разузнай, куда поместили Зукая и остальных, и пришли Зукая ко
мне.
   - Слушаюсь. Быть может, сначала приготовить вам ванну?
   - Я выкупаюсь завтра. С этих надиров станется помочиться  в  воду.  -
Оши с коротким смешком вышел.
   Чиен достал из кармана полотняный платок и смахнул пыль со стула.  По
полу  шмыгнуло  что-то  темное.  Чиен  выхватил  из   рукава   маленький
метательный нож, и черная крыса погибла на месте, рассеченная чуть ли не
пополам.
   Несколько  минут  спустя,  когда  Чиен  стоял  у   окна,   глядя   на
серовато-зеленые кусты, сходившие здесь за дворцовый сад, в  дверь  тихо
постучали.
   - Войдите, - сказал Чиен, и вошел Зукай, склонившись так  низко,  как
только позволил ему лакированный черный панцирь. Железный шлем он держал
у груди. Он был не особенно высок и  не  слишком  мощного  сложения,  но
искусство, с  которым  он  владел  длинным  кривым  клинком,  чантанаем,
создало ему славу далеко за  пределами  Срединного  Царства.  Он  служил
Чиену одиннадцать лет, и ни разу за  это  время  Чиен  не  видел  его  с
непричесанной или ненапомаженной головой. Теперь же волосы бравого воина
сосульками свисали на плечи.
   - Почему ты являешься ко мне подобно низкому  смерду?  -  на  том  же
чиадзийском диалекте спросил Чиен.
   - Тысяча извинений, благородный господин. Я готовился принять ванну и
не хотел заставлять вас ждать.
   - В этом ты прав, Зукай. Но не нужно было готовиться к  омовению,  не
узнав прежде, нужен ты мне или нет. Впрочем, в варварском городе  трудно
соблюдать этикет. Ты осмотрел свою комнату?
   -  Да,  господин.  Там  нет  ни  тайных   дверей,   ни   трубок   для
подслушивания.
   - Позор!
   - Они постоянно оскорбляют нас.
   Оши, войдя, дважды поклонился и тут увидел мертвую крысу. Он вынул из
нее нож Чиена и поднял ее за хвост.
   - На ней блохи, - заметил он, держа крысу на вытянутой руке.
   - Выкинь ее в окно, - велел Чиен. - Если  оставить  здесь,  ее,  чего
доброго, подадут нам на ужин. - Оши выбросил  крысу  в  сад  и  вышел  в
заднюю комнату, чтобы вычистить нож, а Чиен сказал воину:
   - Завтра мы отправляемся на юг.
   - Да, мой господин.
   Чиен,  подумав  немного,  закрыл  глаза,  сосредоточился   и   ощутил
присутствие в комнате чуждого духа. Ага, подумал он с улыбкой, не  такие
уж они дикари. Он пошевелил пальцами у пояса. Зукай прочел его  знаки  и
перешел с чиадзийского на надирский.
   - Великий хан предоставит нам охрану, господин?
   - Разумеется. Это благородный властелин  благородных  кровей.  Но  не
думаю,  что  нам  следует  злоупотреблять  его  гостеприимством.  Отбери
двадцать своих солдат - они проводят женщин  и  всех  слуг,  кроме  Оши,
обратно в Чиадзе. Я  передам  Божественному  послание  об  успехе  нашей
миссии и о милостивых словах Джунгир-хана. Путешествие  на  юг  было  бы
слишком тяжело для моих красавиц.
   - Да, господин.
   - Мы возьмем только одну повозку с  подарками  для  царицы.  Все  мое
имущество отправится обратно в Чиадзе.
   - Кроме шатра, господин?
   - Нет, и шатер тоже. Я возьму мои краски и кист