ка-хан. Смотри  только  не
расходуй всю свою удачу - прибереги немного для надирских земель.
   Они остановились на ночлег в гроте,  покормили  лошадей  и  разложили
костер из хвороста, который везли притороченным к седлам.  Сняв  с  себя
кожаный камзол, Тенака лег на  одеяло  у  огня,  и  Рения  растерла  его
поврежденную спину. Борьба с падающей лошадью не  прошла  даром:  Тенака
почти не мог шевельнуть правой рукой. Рения осторожно ощупала лопатку  и
опухшие мышцы.
   - Хорош, нечего сказать. Весь в синяках.
   - Тебе смотреть страшно - а мне-то каково?
   - Стар ты становишься для таких дел, - поддразнила она.
   - Мужчине столько лет, на сколько он себя чувствует!
   - И на сколько же ты себя чувствуешь?
   - Лет на девяносто, - сознался он.
   Она укрыла его одеялом и села, вперив взор в темноту. Как здесь мирно
и спокойно - ни войны, ни разговоров о ней. Если честно, Рении до  Цески
не было никакого дела - зато до Тенаки-хана было,  и  еще  как.  Мужчины
такие глупые - они ничего не понимают в жизни.
   Любовь - вот все,  что  имеет  значение.  Любовь  одного  человека  к
другому. Соприкосновение рук и сердец.  Теплое  чувство  принадлежности,
радость разделенности. Тираны будут всегда - похоже, человечество просто
не способно обходиться без них. Ведь без тиранов не было бы и героев - а
без героев человек уж точно не может жить.
   Рения плотнее закуталась  в  плащ  и  подбросила  в  огонь  последний
хворост. Тенака спал, положив голову на седло.
   - Что бы ты делал, не будь на свете Цески, любимый? -  спросила  она,
зная, что он ее не слышит. - Пожалуй, в нем ты нуждаешься больше, чем во
мне.
   Он открыл свои лиловые глаза и пробормотал сонно:
   - Не правда.
   - Лгун, - шепнула она, укладываясь рядом с ним.

16

   Муха, Белдер и Басурман, лежа  на  животах,  смотрели  на  дренайский
лагерь внизу. Двадцать солдат расположились вокруг пяти костров. Пленные
сидели спина к спине посередине лагеря, и их охраняли часовые.
   - Ты уверен, что это необходимо? - спросил Белдер.
   - Уверен, - сказал Муха. - Если мы освободим этих двух  сатулов,  нам
легче будет просить о помощи их соплеменников.
   - Уж очень бдительно их стерегут, - проворчал старик.
   - Это верно, - согласился Басурман. - Один  часовой  стоит  в  десяти
шагах  от  пленных,  еще  двое  прохаживаются  по  опушке,  а  четвертый
расположился в лесу.
   - Сможешь ты снять этого четвертого?
   - Само собой, - ухмыльнулся Басурман. -  Но  как  быть  с  остальными
тремя?
   - Найди того, что в лесу, и принеси мне его доспехи, - сказал Муха.
   Басурман отполз прочь, а Белдер придвинулся к Мухе.
   - Уж не собираешься ли ты туда, к ним?
   - Конечно. Это ведь хитрость, а на них я мастак.
   - Ничего у тебя не выйдет. Нас всех сцапают.
   - Пожалуйста, Белдер, без хвалебных речей - я могу зазнаться.
   - Я, во всяком разе, с тобой не пойду.
   - Никто и не просит.
   Прошло добрых полчаса, прежде чем вернулся Басурман. Он принес одежду
часового, завернув ее в красный плащ.
   - Тело я спрятал, как сумел. Когда у них смена караула?
   - Через час, а то и меньше, - ответил Белдер. - Нам не поспеть.
   Муха развязал узел и надел на себя панцирь. Великоват,  но  лучше  уж
такой, чем слишком тесный.
   - Ну, как я  выгляжу?  -  спросил  он,  водрузив  на  голову  шлем  с
плюмажем.
   - Смехотворно, - сказал Белдер. - Никого ты этим не обманешь.
   - Старик, - прошипел Басурман, - ты у  меня  в  печенках  сидишь!  Мы
всего три дня провели вместе, а я уже видеть  тебя  не  могу.  Закрой-ка
свой рот.
   Белдер  уже  готовил  уничтожающий  ответ,  но,  посмотрев  в   глаза
чернокожему, сразу умолк. Такой и убить может! Старик весь  похолодел  и
отвернулся.
   - Что ты задумал? - спросил у Мухи Басурман.
   - Часовых трое, но около пленных стоит только один. Я сменю его.
   - А те двое?
   - Про них я еще не думал.
   - Лиха беда начало. Если все  пойдет  как  надо  и  третий  уберется,
двигайся к двум остальным. Держи нож наготове и будь готов  помочь  мне,
когда придет время.
   Муха облизнул губы. Нож? Он не был уверен, что сумеет вонзить  его  в
живое тело.
   Вдвоем с Басурманом они проползли сквозь кусты поближе к лагерю. Луна
светила ярко, но случайное облако закрыло ее, погрузив поляну  во  мрак.
Костры почти догорели, люди спали крепко.
   Басурман приложил губы к уху Мухи и прошептал:
   - Отсюда до первого спящего около десяти шагов. Когда облако  набежит
опять, ползи туда и ложись. А когда  станет  светло,  сядь  и  потянись.
Пусть часовой тебя видит.
   Муха кивнул.
   До нового облака прошло несколько напряженных минут. Муха  устремился
вперед и улегся как раз в тот миг,  когда  луна  вышла  снова.  Он  сел,
сладко потянулся и помахал часовому. Потом встал, огляделся, взял  копье
около спящего солдата, вздохнул полной  грудью  и  пошел,  зевая,  через
поляну.
   - Не спится, - сказал он часовому. - Сыро очень.
   - Постоял бы тут, так узнал бы, где лучше, - буркнул солдат.
   - А что, и постою. Ступай поспи, а я покараулю.
   - Спасибо за услугу - но меня и так скоро сменят.
   - Как хочешь, - сказал Муха, зевая во весь рот.
   - Что-то я тебя раньше не видел. Кто твой начальник?
   - Представь себе бородавчатую свинью, соображающую,  как  не  слишком
умный голубь.
   - Дун Гидеус? Не повезло тебе, парень!
   - Я и худших знавал.
   - А я нет. Тут, наверное, дураков нарочно  разводят.  Ну  зачем  надо
было нападать на сатулов? Точно у нас в Скодии мало хлопот. В голове  не
укладывается!
   - У меня тоже. Ну, покуда жалованье платят...
   - А ты что, получил? Я своего четыре  месяца  не  вижу,  -  взъярился
солдат.
   - Да шучу я. Откуда?
   - Ты такие шуточки брось. И без  них  тошно.  К  ним  подошел  второй
часовой.
   - Что, Кел, никак смена?
   - Да нет, ему просто не спится.
   - Пойду разбужу их. Хватит, настоялись.
   - Не дури, - посоветовал первый. - Проснется Гидеус - всем нам  порки
не миновать.
   - Говорю тебе, иди отдыхай, - вмешался Муха. - Я постою -  все  равно
ведь не сплю.
   - А, черт, и впрямь пойду, - сказал первый. - Я уже ног под собой  не
чую. Спасибо, друг. - Он хлопнул Муху по плечу, отошел от пленных и  лег
с остальными.
   - А ты, если хочешь, прикорни в лесу -  я  разбужу  тебя,  как  будет
смена, - предложил Муха второму.
   - Нет, спасибо. В  последний  раз,  когда  часового  застали  спящим,
Гидеус велел его повесить. Ублюдок! Я своей шкурой рисковать не желаю.
   - Как знаешь, - с деланным безразличием сказал Муха.  Сердце  у  него
бешенно колотилось.
   - Опять отпуска отменили, сволочи. Четыре  месяца  не  видел  жену  и
ребятишек. - Муха потихоньку вынул нож. - И дела на усадьбе идут неважно
с этими сволочными налогами. Ну да ладно - жив, и то хорошо.
   - Да, это уже немало, - согласился Муха.
   - А с другой стороны, на кой такая  жизнь?  Того  и  гляди  в  Скодию
пошлют - опять своих убивать. Свинская жизнь, одно слово.
   - Да уж. - Муха,  держа  нож  за  спиной,  перехватил  его  покрепче,
готовясь вогнать в горло собеседнику.
   -  Пожалуй,   я   все-таки   воспользуюсь   твоим   предложением,   -
выбранившись, согласился вдруг солдат. - Третью  ночь  подряд  в  караул
назначают. Обещай только, что разбудишь!
   - Обещаю, - с великим облегчением сказал Муха.
   Но тут из мрака вышел Басурман и перерезал горло  третьему  часовому.
Муха не колебался ни минуты - его клинок, войдя  в  шею  солдата  пониже
челюсти, проник прямо в мозг. Часовой упал, не издав ни звука,  но  Муха
успел перехватить его взгляд и отвернулся.
   Басурман подбежал к нему.
   - Молодец. Освободим пленных и уберемся отсюда.
   - Он был хорошим человеком, - прошептал Муха. Басурман схватил его за
плечи.
   - В Скодии тоже полегло немало хороших людей. Возьми себя  в  руки...
надо спешить.
   Двое пленных молча наблюдали за происходящим. Оба были  в  просторных
сатулийских одеждах, и накидки с капюшонами наполовину скрывали их лица.
Басурман перерезал их путы. Муха заглянул в лицо первому -  тот  откинул
капюшон и сделал глубокий вдох. Лицо  смуглое,  волевое,  с  крючковатым
носом над густой черной бородой. Глубоко сидящие  глаза  при  луне  тоже
казались черными.
   - Зачем это? - спросил он.
   - После поговорим, - сказал Муха. - Лошади  ждут  вон  там  -  только
тихо.
   Вместе с сатулами они углубились  в  лес  и  скоро  нашли  Белдера  с
лошадьми.
   - А теперь скажи, зачем это тебе? - повторил сатул.
   - Я хочу, чтобы ты проводил меня в свой лагерь. Мне нужно  поговорить
с сатулами.
   - Ты не можешь сказать ничего такого, что мы захотели бы выслушать.
   - Как знать.
   - Я знаю, что ты дренай, и этого довольно.
   - Ты ничего не знаешь. - Муха снял шлем и зашвырнул его в кусты. - Но
сейчас не время спорить. Садись на коня и веди меня к своим.
   - С какой стати?
   - С такой, что ты у меня в долгу.
   - Ничего я тебе не должен. Я не просил освобождать меня.
   - Речь не об этом. Слушай меня, сын своего отца!  Я  вернулся  с  Гор
Смерти, пройдя через туманы времен. Посмотри мне в глаза.  Разве  ты  не
видишь в них ужасов Шеола? Там я делил трапезу с Иоахимом, величайшим из
сатулийских князей. Проводи меня в горы, и пусть твой вождь решит  дело.
Клянусь душой Иоахима, уж этим-то ты мне обязан!
   - Легко тебе клясться великим Иоахимом, - настороженно сказал  сатул,
- ведь он умер больше ста лет назад.
   - Он не умер. Дух его жив, и трусость сатулов удручает его. Он просил
меня дать вам шанс вернуть свое - теперь дело за вами.
   - Но кто ты такой?
   - Ты найдешь мое изображение в вашей усыпальнице  рядом  с  Иоахимом.
Взгляни на мое лицо и скажи мне сам, кто я.
   Сатул облизнул губы, недоверчивый, охваченный суеверным страхом.
   - Бронзовый Князь?
   - Да, я Регнак, Бронзовый Князь. А теперь веди меня в горы!
   Всю ночь  они  ехали  по  Дельнохскому  хребту  через  многочисленные
перевалы, ведущие в сердце гор. Четыре раза их останавливали сатулийские
дозоры, но каждый раз пропускали дальше. Когда утро  перешло  в  день  и
солнце достигло зенита, они въехали в  белый  каменный  город  в  тысячу
домов, стоящий в чаше укромной  долины.  Все  здания  были  одноэтажные,
кроме одного - дворца правителя.
   Муха никогда не бывал здесь - не многим дренаям это выпало  на  долю.
Дети сбежались поглядеть на чужих, а когда путники добрались до  дворца,
вдоль дороги уже выстроилось человек пятьдесят воинов в белых одеждах, с
кривыми саблями в руках. У дворцовых  ворот,  скрестив  руки  на  груди,
стоял человек, высокий и плечистый, с гордым лицом.
   Муха остановил коня перед воротами и стал ждать. Человек разнял  руки
и вышел вперед, пристально глядя на Муху темно-карими глазами.
   - Ты выдаешь себя за мертвеца? - спросил он. Муха молчал. - Тогда  ты
не будешь возражать, если я проткну тебя мечом?
   - Я могу умереть так же, как всякий человек, -  ответил  Муха.  -  Со
мной это уже однажды случилось. Но ты меня не убьешь,  а  потому  оставь
эти  игры.  Следуй  своим  же  законам  гостеприимства  и  предложи  нам
угощение.
   - Ты хорошо играешь свою роль, Бронзовый Князь. Сойди с коня и следуй
за мной.
   Хозяин провел путников в западное крыло дворца  и  оставил  совершить
омовение в огромном мраморном бассейне. Юноши, прислуживавшие им, лили в
воду ароматические жидкости. Бедлер хранил молчание.
   - Нам нельзя задерживаться здесь надолго, князь, - сказал Басурман. -
Сколько времени ты отведешь им?
   - Не решил еще.
   Басурман с головой погрузился в теплую воду. Муха  подозвал  слугу  и
попросил мыла. Тот  с  поклоном  подал  хрустальный  сосуд.  Муха  вылил
содержимое на голову и вымыл волосы, потом спросил бритву с  зеркалом  и
побрился. Он устал, но после ванны почувствовал себя человеком. Когда он
вышел по мраморным ступеням из воды, слуга накинул ему на плечи  широкое
одеяние и проводил его в спальню, где Муха нашел свою вычищенную одежду.
Взяв из сумки свежую рубашку, Муха  быстро  оделся,  расчесал  волосы  и
привычно скрепил их повязкой. Потом, внезапно передумав, сорвал  кожаную
ленту и достал серебряный обруч с опалом в середине. Он  водрузил  обруч
на лоб, и слуга подал ему зеркало. Муха поблагодарил, с  удовлетворением
отметив почтение на лице прислужника.
   Подняв зеркало повыше, он оглядел себя.
   Ну как, сойдет он за Река, Князя-Воителя?
   Эту мысль подал ему Басурман, сказав, что люди  всегда  верят,  будто
другие сильнее, проворнее и способнее их.  Все  дело  в  том,  кем  себя
вообразишь. А Муха, мол, может сойти и за принца, и за наемного  убийцу,
и за полководца.
   Так почему бы не сделаться умершим героем?
   В конце концов, кто докажет обратное?
   Когда Муха вышел из комнаты, сатул с копьем  склонился  перед  ним  и
пригласил следовать  за  собой.  Они  пришли  в  зал,  где  Муха  увидел
человека, с которым говорил у ворот, двух освобожденных из плена сатулов
и старика в выцветших бурых одеждах.
   - Добро пожаловать, - сказал хозяин дворца.  -  Кое-кто  очень  хочет
побеседовать с тобой. - Он  указал  на  старца.  -  Это  Раффир,  святой
человек. Он потомок Иоахима и великий знаток  истории.  У  него  к  тебе
много вопросов относительно осады Дрос-Дельноха.
   - Буду счастлив ответить ему.
   - Уверен, что будешь. У Раффира есть и другой, весьма ценный талант -
он говорит с духами умерших. Нынче вечером  он  погрузится  в  транс,  и
тебе, я думаю, приятно будет присутствовать при этом.
   - Разумеется.
   - Что до меня, я жду этого с особенным  удовольствием.  Я  много  раз
слышал голос духовного наставника  Раффира  и  часто  вопрошал  его.  Но
привилегия свести вместе столь  старых  друзей  наполняет  меня  великой
гордостью.
   - Говори яснее, сатул. Мне недосуг разгадывать твои загадки.
   - Тысяча извинений, мой досточтимый гость. Дело в том,  что  духовный
наставник Раффира - не кто  иной,  как  твой  друг,  великий  Иоахим.  С
восторгом жду случая услышать вашу беседу.

***

   - Брось паниковать! - сказал Басурман  мечущемуся  по  комнате  Мухе.
Слуг они отпустили, а перепуганный Белдер удалился в розовый сад.
   - Как же не паниковать, когда все рухнуло!
   - Ты уверен, что старик не врет?
   -  Да  какая  разница?  Если  он  врет,  значит,  князь  подучил  его
разоблачить меня. Если нет, меня разоблачит дух Иоахима. Куда  ни  кинь,
всюду клин!
   - Ты мог бы сам изобличить старика в обмане, - не  слишком  убежденно
сказал Басурман.
   - Изобличить их святого в его собственном  храме?  Навряд  ли.  Этого
никакое гостеприимство не выдержит.
   - Не хочу повторять Белдера,  но  ты  сам  это  придумал.  Надо  было
обдумать все хорошенько.
   - Не повторяй Белдера.
   - Да перестань ты метаться! На вот, съешь.  -  Басурман  бросил  Мухе
яблоко, но тот не стал его ловить.
   Белдер, войдя, мрачно изрек:
   - Ну и влипли мы в историю.
   Муха упал в широкое кожаное кресло.
   - Да, ночка предстоит недурная.
   - Разрешат нам взять оружие? - спросил Басурман.
   - Думаю, что да - но не знаю,  как  ты  пробьешь  себе  дорогу  через
тысячу сатулов.
   - Я не хотел бы умереть безоружным.
   - Смелая речь. Где это яблоко? Не хочу умирать без  куска  яблока  во
рту. Может, не будем о смерти? Мне очень не по себе от таких разговоров.
   Так они говорили без всякого толку, пока слуга, постучав в дверь,  не
пригласил  всех  следовать  за  собой.  Муха,  попросив  его  подождать,
посмотрелся в большое зеркало и с  удивлением  увидел  улыбку  на  своем
лице. Он картинно накинул плащ на плечо и  поправил  опаловый  обруч  на
лбу.
   - Не покидай меня, Рек, - сказал он. -  Мне  очень  понадобится  твоя
помощь.
   Все трое вышли за слугой из дворца и вступили  во  врата  храма,  где
слуга с поклоном оставил их. Муха вошел под холодные своды. Все  сиденья
были заняты молчаливыми сатулами, князь  и  Раффир  восседали  рядом  на
помосте, и справа от Раффира был приготовлен  третий  стул.  Муха  гордо
прошествовал по проходу, взошел на помост  и  старательно  расправил  на
спинке своего стула снятый плащ.
   Князь, встав, поклонился, и  Муха  уловил  зловредный  огонек  в  его
темных глазах.
   - Приветствую нашего досточтимого гостя. Ни один дренай не входил еще
в этот храм. Но этот человек утверждает,  будто  он  -  Пагуба  надиров,
живое воплощение Бронзового  Князя  и  кровный  брат  великого  Иоахима.
Посему он обладает полным правом встретиться с Иоахимом в этом священном
месте. Мир да снизойдет в наши души, братья. Откроем сердца наши  музыке
Пустоты. Пусть Раффир вступит в общение с Тьмой.
   Собравшиеся единодушно склонили  головы,  и  Муха  вздрогнул.  Раффир
откинулся назад. Его широко раскрытые глаза закатились. Муху замутило.
   -  Взываю  к  тебе,  духовный  брат!  -  воскликнул  святой  высоким,
дребезжащим голосом. - Явись к нам из своих священных пределов  и  удели
нам толику своей мудрости.
   Пламя свечей заколебалось, словно ветер пронесся по храму.
   - Приди, духовный брат, и просвети нас.
   Свечи замигали снова - и многие погасли.
   Муха облизнул губы. Нет, Раффир не врал.
   - Кто звал сатула Иоахима? - спросил глубокий звучный голос.
   Муха привскочил на стуле: голос шел из ветхого горла Раффира.
   - Кровь от крови твоей, великий  Иоахим,  -  сказал  князь.  -  Здесь
присутствует человек, выдающий себя за твоего друга.
   - Пусть говорит он, - молвил дух. - Твой  докучливый  голос  мне  уже
надоел.
   - Ты слышал? Говори же, - сказал Мухе князь.
   - Не смей приказывать мне, несчастный!  -  гаркнул  Муха.  -  Я  Рек,
Бронзовый Князь, и я жил в те дни, когда сатулы были  мужчинами.  Иоахим
был мужчиной - и моим братом.  Скажи  мне,  Иоахим,  как  тебе  нравятся
сыновья твоих сыновей?
   - Рек? Я ничего не вижу. Это ты?
   - Я, брат мой. Я здесь, среди твоих бледных  подобий.  Почему  ты  не
спустишься сюда, ко мне?
   - Не знаю... Мне нельзя... Как много времени  прошло,  Рек,  с  нашей
первой встречи. Помнишь, что ты сказал тогда?
   - Да. Я спросил: "Дорого ли стоит твоя жизнь?" И ты ответил: "Цена ей
- сломанная сабля".
   - Да - Да, я помню. Но были еще другие слова - те, что привели меня в
Дрос-Дельнох.
   - Я ехал в крепость на верную смерть и сказал тебе об этом. А после я
сказал: "Впереди у меня только война - и мне  хотелось  бы  верить,  что
позади я оставляю хотя бы немногих друзей". Так я сказал и протянул тебе
руку.
   - Рек, брат мой! Это ты! Как случилось, что ты снова оказался в числе
живых?
   - Мир не изменился, Иоахим, и зло по-прежнему  заражает  его,  словно
гной нечистую рану. Я веду войну, не имея союзников  и  располагая  лишь
горсткой друзей. И я пришел к сатулам, как в былые времена.
   - В чем ты нуждаешься, брат?
   - В людях.
   - Сатулы не пойдут за тобой - да им и не подобает. Я любил тебя, Рек,
ибо ты был великим мужем. Но  кощунственно  было  бы  дренаю  возглавить
избранный народ. Большая дерзость с твоей стороны даже просить об  этом.
Но в час твоей нужды я предлагаю тебе чейямов - пользуйся ими по  своему
усмотрению. О, Рек, брат мой, если бы я  мог  вновь  оказаться  рядом  с
тобой с моей верной саблей в руке! Я и теперь вижу, как лезут надиры  на
последнюю стену, слышу их полные ненависти  крики.  Мы  были  настоящими
мужчинами, верно?
   - Верно. Ты даже и раненый был несокрушим.
   - Теперь все по-другому, Рек. Мой народ превратился в овнов,  ведомых
козлами. Располагай чейямами, как тебе угодно, - и да  благословит  тебя
Владыка Всего Сущего.
   Муха сглотнул.
   - Благословил ли он тебя, мой друг?
   - Я получил то, что заслужил. До свидания, брат мой.  Великая  грусть
овладела Мухой - он упал на колени, и слезы потекли у него по щекам.  Он
не мог побороть рыданий. Басурман подбежал к нему и поднял его на ноги.
   - Сколько скорби в его голосе, - прошептал Муха. - Уведи меня отсюда.
   - Подождите! - вмешался князь. - Церемония еще не окончена.
   Но Басурман, не слушая его, почти что вынес р