а, как ты работаешь. Если за десять минут ты превратила меня в бабочку, то уж полдня достаточно для того, чтобы я стала невестой-девственницей.
     Жанна пожала плечами. А Джули вкрадчиво продолжала уговаривать ее:
     - Вот погоди, я покажу тебе ткани. Все чердаки пришлось облазить. Я потратила на это несколько недель. Кружева, парча, бархат - у меня есть все, что тебе может понадобиться.
     Жанна прикусила губу. Джули и представить себе не могла, как сильно ей хотелось взглянуть на эти сокровища. Но нельзя давать пустых обещаний. Она снова покачала головой, а Джули в очередной раз притворилась, будто ничего не заметила.
     - И еще... - Она вытащила из кармана горсть огромных бутафорских перстней. - Вот это я выпросила в рекламном агентстве "Кампари", а это - выудила из щели. Неплохо, а? - И Джули с детской радостью высыпала их на ладонь Жанне. - Ты ведь поможешь мне, правда?
     - Я не могу ничего обещать... Джули тут же оборвала ее:
     - Я знаю, ты все сделаешь, как надо. - Она соскользнула с кровати, увлекая за собой Жанну.
     Пока они неслись по пустым коридорам, Джули уже расстегивала свободной рукой свою кофточку.

Глава 4

     В комнате царил хаос: ящики выдвинуты, на полу валялись одежда и куски материи.
     Джули медленно подошла к зеркалу. Шелковое платье тихонько шуршало. Широко раскрытыми глазами она смотрела на свое отражение.
     Джули совершенно преобразилась. Ее непокорные волосы, туго стянутые сзади, были напудрены так, что по цвету напоминали мрамор. Их золотистый блеск бесследно исчез под толстым слоем крахмала, который, как обнаружила Жанна, держал прическу не хуже рекламируемого спрея "Олвейз". Нитка жемчуга (с тех пор как Джули исполнилось одиннадцать лет, отец дарил ей по три пары жемчужин) обвивала лоб. От загара не осталось и следа. На висках были нарисованы крошечные голубоватые жилки. Джули казалась такой утонченной и хрупкой, словно ее терзала чахотка.
     Внимательно изучив свое лицо, она слегка поджала губы:
     - А ты уверена насчет губной помады? Может, хоть самую-самую чуточку? Я всегда крашу губы, даже если надо позвонить кому-нибудь...
     - Да, я уверена.
     Жанна вряд ли сумела бы объяснить почему. Она просто чувствовала это нутром. Напудренные волосы, дерзкая мушка на щеке... да, единственным цветовым пятном должны быть глаза Джули.
     - Помада не нужна, это лишнее. Ты будешь... как радуга, просвечивающая сквозь лед.
     - Очаровательно, - рассмеялась Джули.
     - Нет. - Жанна покачала головой и, заметив удивленный взгляд Джули, поспешила объяснить:
     - Я имею в виду улыбку. Понимаешь, елизаветинские дамы никогда не улыбались. Потому что у них были черные зубы.
     Джули смотрела на нее как зачарованная.
     - Правда? Вот ужас-то! - И она задумчиво провела кончиком языка по своим идеально белым зубам. - А может, стоит? О нет. Но откуда ты столько всего знаешь?
     Жанна вспыхнула от удовольствия и застенчиво пожала плечами:
     - Я брала книги. В библиотеке.
     Джули дотронулась до своего изображения в зеркале.
     - По-моему, это чудо.
     Жанна не поняла, чем именно восхищалась Джули, - библиотечными книгами или своим отражением. Но какое это имело значение?
     - А какие туфли мне надеть? На каблуке?
     После некоторых колебаний Жанна помотала головой, порылась в опустевшем шкафу и вытащила оттуда бальные башмачки на плоской подошве. Джули натянула их, с сомнением глядя на грязное пятнышко, испортившее носок одной туфельки. Повинуясь вдохновению, Жанна замаскировала его бантом, пристегнутым с помощью перламутровой серьги.
     - Великолепно! Ты волшебница, Жанна!
     Джули стремительно наклонилась и чмокнула ее в щеку. Не успела Жанна опомниться, как ее подопечная уже крутилась и вертелась перед зеркалом, раздувая колоколом юбку, и в конце концов чуть не опрокинула коробочку с булавками. Жанна подхватила ее на лету.
     - Ты только подумай! - воскликнула Джули. - Никакой помады! Значит, сегодня я смогу целоваться с кем захочу и сколько душе угодно. - Она с разгону остановилась и оценивающе оглядела Жанну. - А теперь твоя очередь.
     - Что? - Жанна с удивлением уставилась на нее. - Я не поняла.
     - Твоя очередь одеваться, - нетерпеливо пояснила Джули и тут же принялась рыться в грудах нарядов, разбросанных по полу. Ее самодельный корсет слегка потрескивал. - Теперь понятно, почему эти елизаветинские дамы не могли обойтись без горничных! У меня спина не сгибается! Ну-ка, примерь вот это.
     Жанна, охваченная страхом, отрицательно покачала головой:
     - Я не могу. Я хочу сказать... ты не понимаешь. Я не пойду на бал.
     - Но ты нужна мне, Жанна. - Джули села на корточки, расправив юбки, и устремила на нее умоляющий взор. - Кто же понесет мой шлейф? Одна я не одолею лестницу. Ты только подумай: а вдруг я споткнусь и порву парчу? Ты же знаешь, этому платью цены нет, Спитэлфилдский шелк!
     - Спитэлфилдский?! - Жанна как будто заново увидела ткань с затейливым узором из мелких цветов. - А ведь я живу там!
     Но какая связь между этой красотой и мрачными вымершими улицами, где она нашла приют?
     - В самом деле? Невероятно, - сказала Джули, но мысли ее явно витали где-то далеко. - Если захочешь узнать об этом побольше, спроси моего кузена. Пароль: французские ткачи-гугеноты <Французские протестанты, эмигрировавшие в Англию после Варфоло-меевской ночи.>. Стоит его немного завести - и он будет говорить о них часами.
     Жанна глубоко вздохнула. Слава Богу, ей не пришлось пустить в ход ножницы. И слава Богу, что булавки сделаны из нержавеющей стали. Она и представить не могла, что ткань окажется такой старой. Ей лет двести пятьдесят, а то и больше. Но все завитушки и фестоны сохранились отлично, словно материю соткали вчера. Время не властно над шелком. Свет - вот где таится опасность. И как странно: много-много лет назад где-то совсем рядом с Роуз-Элли одинокий ткач-француз сидел у своего станка под блеклыми лучами чужого солнца и создавал красоту. Вот откуда взялись экзотические названия тесных переулков: Флер-де-Ли-стрит, Фурнье-стрит, Брюн-стрит. Названия яркие, как сам шелк.
     - Хм, - пробормотала Джули. Держа в руках простое белое платье, она внимательно изучала фигуру Жанны. - Ты такая худенькая. Сидишь на диете?
     - Нет.
     В комнате вдруг повеяло холодом. Жанна вздрогнула под пристальным взглядом актрисы. Она не могла говорить на эту тему. Слишком много воспоминаний. Ледяной резиновый коврик под босыми ногами. Гирьки весов, звякающие о перекладину. Ее нагое тело под накрахмаленным больничным халатом. И вопросы, вечные вопросы. Повсюду глаза. Глазок в двери. В туалете вообще нет двери. Некуда бежать, некуда спрятаться.
     Врачи пытались кормить ее внутривенно. И Жанна ощущала себя поросенком, которого готовят для заклания. И по ночам, оставшись одна, Жанна вырывала из руки иглу. Ее тело немело, не слушалось, и она лежала на кровати, задыхающаяся, беспомощная, как куколка, личинка, в которую силком запихивают пищу. Этакий двадцатилетний эмбрион. Отпустите меня. Отпустите.
     - Мы только хотим помочь вам, - говорили врачи. И никто, никто не слышал ее безмолвного крика: "Помогите мне! Не этому ненавистному телу, которое властвует надо мной. Помогите мне".
     - Мисс Браун, вы умрете, если и дальше будете терять в весе. Вы понимаете это?
     Что они знают о смерти? Есть тюрьмы без решеток и живые трупы. Жанна чувствовала, как ее сердце колотится о ребра, будто мышь, попавшая в мышеловку. Жизнь - это нечто большее, чем просто спать, просыпаться, есть и снова спать. Нельзя быть личинкой. Наверняка существует другой выход.
     - Какая ты счастливая.
     Гул в ушах затих. Жанна вдруг поняла, что Джули смотрит на нее не так, как это делали врачи. Те глядели, но не видели, трогали ее, но ничего не ощущали. А Джули улыбалась, словно была единомышленницей.
     - Мне постоянно приходится сидеть на диете. Наверное, в кинокамерах больше калорий, чем в пирожных с кремом. - Она показала белые атласные брюки. - По-моему, ты в них влезешь.
     Не успев опомниться, Жанна оказалась в ванной с охапкой одежды в руках: белые атласные брюки, кремовые колготки, белая блуза с длинными рукавами, отделанная кружевным воротником и манжетами, старая фетровая шляпа, которая вполне могла сойти за треуголку пажа, если согнуть и смять ее соответствующим образом. Жанна медленно оделась, чувствуя странную пустоту и слабость в теле. Джули не оставила ей другого выхода. И это произошло в тот момент, когда она взглянула на нее и увидела не безобразную плоть, а скрытое желание - быть прекрасной и обрести свободу.
     В одежде Джули Жанна ощутила себя... не то чтобы заново родившейся... нет, просто другой. Как будто ей передалась частица чужой красоты и уверенности. Кофта оказалась слишком длинной, она сползала с плеч, а рукава закрывали запястья. Но тонкая ткань так нежно касалась тела! Жанне нравилось, что ее фигура скрыта за складками. Правда, берцовые косточки проступали сквозь брюки, точно у мальчишки. Глядя на свое отражение в зеркале, Жанна вдруг почувствовала себя очень юной и легкой. Или это не она, а какая-то незнакомка? Жанна быстро отвела взгляд.
     У Джули ее внешний вид вызвал полное одобрение:
     - В последний раз я надевала эти брюки в тринадцать лет, изображая Гамлета. Отлично смотрятся.
     Жанне показалось, что она стала выше ростом. Все хорошо. Все будет хорошо. Ведь Джули понравилось.
     Гордо, даже с энтузиазмом она заняла свое место позади Джули, подхватила ее шлейф, и девушки вышли в коридор. Из большого зала, который находился на первом этаже, доносился гул голосов. Жанна не отрывала глаз от прямой спины Джули. Нельзя думать об этих людях, надо сосредоточиться на главном. И волноваться не стоит. Джули прикроет ее, защитит. "А из меня получится прекрасный паж", - решила она и вздохнула с облегчением. Паж - это все равно что невидимка.
     Откуда-то из-за высокого плоеного воротника раздалось шипение:
     - Сюда! Идем сюда.
     И они направились к верхней площадке мраморной лестницы - медленно и торжественно, под аккомпанемент шуршащей и поскрипывающей старинной материи, стараясь шагать в ногу, как сиамские близнецы. Конечно, Джули была права. Мало того, что пышные рукава и кринолин мешали ей смотреть вниз, - она не сумела бы одолеть ступеньки, волоча за собой такой длинный шлейф. А он великолепен и стоит потраченных на него трудов. В мерцающем свете свечей, горящих в большом зале, золотые нити и драгоценные камни переливались и блестели.
     Джули не замедлила шаг, ни на йоту не отклонилась от своего пути. А у Жанны чуточку быстрее забилось сердце. За спиной у Джули она в безопасности, и все же... Она покрепче ухватилась за спитэлфилдский шелк. Если Джули благополучно спустится с лестницы и шлейф останется в целости и сохранности, можно будет потихоньку улизнуть. Никто ее и не заметит - ведь Джули так ослепительно прекрасна! И грациозна - несмотря на жесткий корсет и огромные рукава.
     Осталось всего несколько ступенек. Жанна шла очень осторожно. В ее черные бальные туфли - на три размера больше, чем нужно, - была подложена вата. Чего бы это ни стоило, она не имеет права оступиться и испортить Джули минуту ее великого торжества. Краешком глаза Жанна заметила Грея. Его напудренные волосы казались серебряными. Он непринужденно переходил от одной группы гостей к другой, и только ливрея указывала на то, что этот человек - слуга и принадлежит другому кругу общества. А толпа-то, толпа! Напудренные лица, монокли, маски и мушки... Гости Джули словно сошли со страниц "Рейкс-прогресс". Везде шелк, сатин, расшитый бархат. Нарумяненные щеки, блестящие глаза, гул приглушенных голосов, изредка прерываемый пронзительно громким смехом.
     - А вот и мой кузен. Посмотри-ка на него! Жанна как раз повернула голову, а потому услышала шепот Джули. Проследив за ее взглядом, она увидела лысого здоровяка в вычурном бирюзово-золотом костюме. Наряды других гостей тускнели перед таким великолепием. Он разглагольствовал о чем-то, окруженный толпой очарованных слушательниц.
     Жанна затаила дыхание. Что он подумает, увидев Джули? Что скажет? Ведь его кузина выглядит потрясающе. И вдруг у Жанны задрожали руки - но не только от нервного напряжения. Внутри все кипело от радости. Но постойте-ка... Там, в зале, явно что-то происходило. Среди гостей возникло легкое замешательство, раздался нестройный шум взволнованных голосов. Еще ничего не видя, Жанна почувствовала, как изменилась атмосфера, - она стала тяжелой и напряженной, словно вот-вот должна грянуть гроза. Похоже, они здесь непрошеные гости. Жанна спряталась за юбку Джули, стараясь казаться как можно меньше. Ее терзали самые дикие предположения. Что же стряслось? Неужели булавка выскочила? Или воротник съехал набок? Или - не дай Бог - что-нибудь порвалось, несмотря на все ее усилия и осторожность? Тяжело дыша, Жанна ждала, обуреваемая желанием поднять глаза и не осмеливаясь сделать это.
     А Джули, как бы ничего не замечая, остановилась почти у самого подножия лестницы, постукивая своим белым веером по золоченым перилам. Этот резкий звук был подобен ружейному выстрелу. Гости разом задрали головы. По залу пронесся глубокий вздох. Шелковая ткань выскользнула из рук Жанны. Только теперь она поняла, в чем дело. Люди, стоящие вокруг, были в костюмах восемнадцатого века - под стать великолепному интерьеру. И ни одна деталь туалета - начиная от панталон до колен и заканчивая моноклями, висевшими на шнурках, - не выбивалась из общего стиля. В этой толпе размалеванных дикарей они с Джули, одетые по моде елизаветинской эпохи, казались анахронизмом. Целых два века отделяло их от других гостей. Какое оскорбление вкуса! Вызов - тонко и точно рассчитанный.
     И вот последняя ступенька.
     - Джули! - Их тотчас окружила плотная стена людей с горящими от любопытства глазами. - Ты божественна! Как тебе удалось это, Бог мой?
     Жанне стало жарко от изучающих пристальных взглядов. Вопросы и восклицания вились вокруг них с Джули, как назойливо жужжащие мухи, надвигаясь все ближе и ближе. Скоро гости узнают, кто смастерил этот наряд, и тогда... Жанна в отчаянии огляделась по сторонам. Что же будет? Она ведь здесь чужая, она попала сюда случайно!
     А люди напирали на нее со всех сторон. Незнакомые лица, наполовину скрытые за маской макияжа. Оценивающие глаза - снаружи обведены черной тушью, а внутри влажные, с красноватыми белками. Щеки, покрытые толстым слоем пудры, казались белыми как мел. Мужчины, похожие на женщин, и женщины, похожие на кукол. И глаза, повсюду глаза... Клубок извивающихся змей. Ночной кошмар.
     Надо бежать. Жанна хотела было помчаться вверх по лестнице, но Джули, окруженная толпой гостей, преграждала ей путь. Затаив дыхание и нагнув голову, Жанна нырнула в самую гущу человеческих тел. В зале стояла невыносимая духота: ночь была по-летнему теплой, да вдобавок горело множество свечей. Запах воска смешивался с резким ароматом духов. - У Жанны закружилась голова. Сердце билось так, будто хотело выскочить из груди. Как же прорваться сквозь эту стену? Дамы без конца задевали ее то пышными рукавами, то веером. Жанна пыталась увернуться, но тщетно. От ужаса по коже поползли мурашки. Чужие, незнакомые люди дотрагиваются до нее, толкают, отпихивают... Нет, это невыносимо. Надо выбираться отсюда.
     Наконец она юркнула под лестницу, прислонилась к стене, обшитой потемневшим от времени деревом, и с наслаждением втянула воздух. Но через несколько секунд стена, к ее ужасу, бесшумно подалась назад. Жанна потеряла равновесие, покачнулась, и на мгновение ей показалось, будто она вот-вот упадет в какой-нибудь зловещий ров с водой.
     Но вместо рва она увидела самую обычную лестницу. Каменные ступени вели вниз. Все еще дрожа от пережитого страха, Жанна с облегчением перевела дух. Она прислонилась вовсе не к стене, а к двустворчатой двери.
     Жанна помедлила, дожидаясь, пока успокоится сердце. Пол под ногами был холодным и, слава Богу, вполне твердым. А главное - кругом ни души. Толстые дубовые панели заглушали даже шум зала.
     Прохладный сквознячок коснулся щеки Жанны, напомнив о ее родном подвале. Спускаясь вниз по маленькой лестнице, она с каждым шагом чувствовала себя все увереннее. Завернув за угол, она наклонила голову, чтобы не удариться о балку, и окаменела, не веря своим глазам.
     Столько пережить, столько вынести, и все только для того, чтобы попасть в ловушку! Да еще какую хитроумную, будто приготовленную специально для нее.
     Жанна в отчаянии обшарила глазами кухню, но она была пуста. Мечта сбылась: Жанна осталась одна, совершенно одна. И, значит, некому было защитить ее, преградить путь к длинному широкому столу, сплошь заставленному едой.
     Впрочем, это была не просто еда. Все было готово к пиршеству, празднику чревоугодия, достойному богов и богинь, изображенных на потолке королевской спальни. Желе, нежное, как тельце ребенка, на большом серебряном блюде. Пирожные, украшенные свежими фруктами.
     Они наверняка будут таять во рту. Огромный окорок светло-розового цвета, усыпанный пряностями. Золотистые глазированные булочки. На крохотных кружочках масла, покрытых капельками влаги, вытиснены головы толстощеких монахов-францисканцев. Огромный брусок стилтонского сыра. Бисквит, пропитанный вином и залитый взбитыми сливками. Малина, разложенная на кусочках льда. Персики, вымоченные в роме, и птифуры <Маленькое пирожное или печенье.>. Летний пудинг в красном вине, которое перелилось через край и оставило темное пятно на белоснежной скатерти...
     От этого стола невозможно было оторвать глаз. Он притягивал к себе, как алтарь, как древо познания в Эдеме. Он манил, как сирена: приди ко мне, не сопротивляйся. Отдай свою душу, и я подарю тебе несказанное наслаждение. Доверься мне. Я - твой друг, твой любовник, твоя награда. Забудь обо всем, думай только обо мне.
     В самом центре стоял круглый, как колесо, угольно-черный шоколадный торт. Жанну не могла обмануть его внешняя простота. Что там внутри? Шоколад, сливочный сыр, прослоенный взбитыми сливками, яичные желтки, мускатный орех, миндальная крошка в жженом сахаре... Казалось бы, все просто. Но этот соблазн таит в себе смертельную опасность.
     Рядом с блюдом лежал блестящий нож с ручкой из слоновой кости. Серебряное лезвие украшал тонкий орнамент. Великолепный нож! Жанна и опомниться не успела, как нож оказался у нее в руке. Она вонзила его в самую середину торта - одним точным и быстрым движением.
     Еще два взмаха - и получился идеально ровный кусок. Рот наполнился слюной в предвкушении губительного удовольствия. Мир вокруг перестал существовать. "Я не буду глотать", - приказала себе Жанна. Ей хотелось только ощутить на языке этот несравненный вкус, испытать блаженство.
     Но увы, Жанна не удержалась и проглотила пудинг.
     Ничто не изменилось. Она снова пала. Прошлое воскресло. Крепкие бульоны, которые варила мать, тяжелая пища, заменявшая любовь. Хлеб, обжаренный в смальце, сверкал, как лучистый колчедан. Пирожки со свининой, смазанные тем же белым блестящим жиром. Сосиски, скворчащие в собственном соку. Булочки с кремом. О, этот невинный, но такой опасный крем... Нет, ничто не изменилось. Тот же неуемный голод. То же отчаяние. Все осталось по-прежнему.
     Путь к отступлению отрезан. Раз начав, она не сможет остановиться. Рука опять потянулась к ножу. Но нет - это слишком долго. Жанна в каком-то помрачении схватила торт и вонзила зубы прямо в черное сердце убийцы.
     А потом послышался негромкий звук, и еда у нее во рту стала безвкусной, как пепел. Кто-то спускался по лестнице.
     Жанна окаменела от ужаса. Следы ее преступления были видны повсюду. Липкие от крема руки. Жирные пятна на безукоризненно белой скатерти и тарелке. Что же делать? С бешено бьющимся сердцем Жанна метнулась к холодильнику и сунула туда остатки. Потом, едва переведя дыхание, бросилась к раковине, повернула кран и принялась не спеша мыть руки.
     - Добрый вечер.
     Медленно, бесконечно медленно она потянулась к полотенцу, ст