совет сценариста. Красный
"Порш" стремительно летел вперед, из динамика несся громкий  голос  Боба
Дилана. "Любовь, - с раздражением думал Льюис. - Любовь и  деньги.  Нет,
не может быть, чтобы все было так просто. Наверное, этот прохвост  забыл
сказать мне самое главное".
   Подъезжая к вилле, Льюис, как всегда, почувствовал в душе  неприятный
холодок. Он невзлюбил это место с самого начала. Прежняя хозяйка, Ингрид
Нильсон,  панически  боялась  воров  и   до   отказа   нашпиговала   дом
сигнализацией. Эта  мания  перешла  к  Льюису  вместе  с  остальными  ее
владениями. Когда они переехали, вилла по количеству  замков  и  запоров
могла  поспорить  с  хорошим  банковским  сейфом,  а  сад  был   обнесен
высоченной стеной, затянутой поверху колючей проволокой. Льюис добавил к
этому множество дорогих новомодных изобретений. На воротах теперь  стоял
электронный замок, отпирающийся из дома или из хозяйских машин. Сад  был
сплошь опутан проводами и просматривался  весь  до  последнего  кустика.
Правда, толку от этой системы было мало: птицы и мелкие  зверюшки  то  и
дело выводили ее из строя. Остановившись перед высокими воротами,  Льюис
впервые подумал о том, чего он, собственно, хотел этим  добиться:  чтобы
никто не забрался к нему в дом или чтобы никто не выбрался?
   Он досадливо поморщился, удивляясь, что  такая  нелепая  мысль  могла
прийти ему в голову, и в этот момент увидел перед воротами человека. Это
был высокий, крупный, рыжеволосый мужчина в дешевом  костюме,  в  шляпе,
лихо сдвинутой на затылок, и старых стоптанных башмаках. Он стоял  возле
стены и смотрел вверх. В руке у него была туристская карта Лос-Анджелеса
с отмеченными на ней крестиками виллами кинозвезд.
   Дожидаясь,  пока  распахнутся  ворота,  Льюис  жал  на  сцепление   и
разглядывал незнакомца. Заметив торчащее  у  него  из  кармана  горлышко
бутылки, он со злостью подумал: "Пьянь паршивая". Потом надавил на газ и
промчался  мимо,   подняв   густое   облако   пыли.   За   воротами   он
приостановился, еще раз взглянул на незнакомца и с ревом покатил к дому.
   Настроение у него было отвратительное. Он даже обрадовался  появлению
бродяги - теперь у него был повод сорвать на ком-то зло. Не успев  войти
в дом, он принялся расспрашивать Касси, не видела ли она перед  воротами
незнакомого мужчину.
   Касси  невозмутимо  посмотрела  на  него.  Она  всегда  недолюбливала
Льюиса, и тот отвечал ей тем же. Оба старались скрывать свою  неприязнь,
но им это плохо удавалось.
   - Высокого, рыжеволосого, в шляпе? - Да.
   - Видела несколько раз. Обыкновенный бродяга. Пусть  себе  стоит.  Он
никому не причиняет вреда.
   - Если он появится снова, немедленно  позвоните  в  полицию.  Что  за
ерунда, всякая шваль болтается перед домом, а они и в ус не дуют.  Пусть
уберут его отсюда.  Это  их  обязанность,  черт  возьми!  Кто-то  должен
побеспокоиться о вас, Мадлен и Кэт, когда вы остаетесь здесь одни.
   Не успев договорить, он уже пожалел о своих словах.
   - Ну что вы, мистер Синклер, мы не одни, с  нами  Дженнер.  В  случае
чего он за нас заступится. Да  и  Хикс  почти  не  отлучается  из  своей
сторожки.
   Льюис  знал,  что  она  права.  Дворецкий  Дженнер   и   шофер   Хикс
действительно всегда были дома. Отсутствовал, как  правило,  именно  он,
Льюис, и Касси недвусмысленно дала ему это понять.
   Он отвернулся.
   - Элен не звонила? - спросил он, чтобы переменить тему.
   - Звонила, мистер Синклер. В семь, как обычно.
   - Кэт уже спит? Касси заколебалась.
   - Думаю, что еще нет, - проговорила  она,  взглянув  на  часы.  -  Ее
уложили совсем недавно.
   - Ну хорошо, я не буду  подниматься,  а  то  она  опять  разгуляется.
Завтра я ее все равно увижу. Да, и вот  еше  что,  Касси,  ужин  мне  не
готовьте, вечером я должен буду уйти.
   Он сам удивился тому, что сказал. Минуту назад он еще  не  знал,  где
проведет вечер. Касси кивнула и вышла.
   Льюис отправился в гостиную. Все здесь живо напоминало  ему  о  Элен.
Это была ее комната, как, впрочем, и все остальные комнаты  дома.  Льюис
никогда не чувствовал себя в нем уютно. Он  только  купил  его,  а  всем
остальным  -  планировкой,  расстановкой  мебели,  подборкой  деталей  -
занималась Элен. Результат получился великолепный. Льюис не мог этого не
видеть. Но дом тем не менее как был, так и остался для него чужим.
   Он нервно прошелся по комнате, не зная, чем себя занять.  Взгляд  его
скользнул по индийским ширмам и китайским вазам  -  запоздалому  подарку
его  родителей.  Они  долго  не  могли  простить  сыну  скоропалительной
женитьбы и, только встретившись с Элен и оценив по достоинству ее  ум  и
обаяние, смирились с их  браком.  Льюис  с  грустью  вспомнил  крохотную
лондонскую квартирку с красными шторами, старой мебелью и уютным большим
камином. Они были счастливы там, теперь он это отчетливо понимал.
   Он плеснул в стакан виски, добавил немного льда и,  подойдя  к  окну,
выглянул в сад. До вечера было еще  далеко,  он  вполне  мог  бы  успеть
поработать. Или позвонить Элен... Хотя особого смысла в  этом  не  было:
съемки "Беглецов" закончились,  и  Элен  со  дня  на  день  должна  была
вернуться  домой.  Нет,  звонить,  конечно,  не  стоит,  лучше  пойти  к
кому-нибудь в гости. Друзей у него, слава  богу,  хватало,  правда,  без
Элен его приглашали гораздо реже, и, если он  придет  один,  неизвестно,
как отнесутся к этому его знакомые...
   Было еще одно дело, которым он мог бы заняться, но он старался о  нем
не думать. Это было трудно, мысли сами  собой  сворачивали  к  запретной
теме. Он снова отхлебнул виски, и желание совершить задуманное сделалось
сильней. "Я только посмотрю, - убеждал  он  себя,  -  посмотрю  и  сразу
уйду".
   "В конце концов я не совершаю ничего дурного, -  думал  он,  медленно
выходя из гостиной, - я только проверю свои подозрения". Виски почему-то
не подействовало, и он подлил себе  еще.  Пройдя  через  библиотеку,  он
поколебался и открыл дверь в кабинет Элен.
   Обстановка здесь была гораздо скромней,  чем  в  остальных  комнатах:
письменный стол, несколько книжных полок и секретер - все очень  простое
и удобное. Льюис прислонился к секретеру и огляделся. Лоб  его  покрылся
испариной, он с трудом переводил дух.  Взгляд  его  упал  на  письменный
стол. В свое время он самым тщательным образом обшарил его, но обнаружил
только ручки, карандаши, записные книжки со  столбцами  цифр  (очевидно,
какие-то денежные расчеты), фотографии и старые квитанции.
   Он посмотрел на секретер. Ящики были заперты, но его это не  смущало:
в кармане его пиджака лежал дубликат, заранее снятый с ключа Элен.
   Он еще раз взглянул на секретер и неуверенно  сунул  руку  в  карман.
Неужели она действительно держит  свои  любовные  письма  среди  деловых
бумаг? Невероятно! Хотя, с другой стороны,  на  нее  это  похоже.  Кроме
того, все места он осмотрел.
   Льюис не помнил, когда ему впервые пришла  в  голову  мысль  об  этих
письмах. Он знал только, что они существуют и что он  должен  их  найти.
Желание это делалось сильней с каждым днем, превращаясь  в  своего  рода
манию. Он пытался представить, кто и когда мог  их  написать.  Возможно,
это был ее прежний любовник, с которым она уже рассталась, а возможно, и
нынешний. Так  или  иначе,  но  он  обязан  был  найти  эти  письма.  Он
чувствовал, что если он увидит их своими глазами, все сразу  встанет  на
свои места.
   Он сделал еще один глоток, опустил стакан на стол  и  вытащил  ключи.
Руки у него дрожали, он испытывал какое-то странное,  волнующее  чувство
гордости, смешанной со стыдом. Он выдвинул  первый  ящик  и  методически
просмотрел хранящиеся в нем документы. Затем проделал  то  же  самое  со
вторым и третьим. Покончив с первой секцией, он принялся  за  следующую:
верхний ящик, средний, нижний...
   Ящиков было много, и, дойдя до конца, он едва не плакал от досады. Он
нагнулся и ощупал дно и стенки секретера - ничего, ни  малейшего  намека
на любовные письма. В секретере хранилось только то, что и  должно  было
храниться: копии контрактов, письма из киностудий, письма от агентов (их
у Элен было двое), страховые полисы, свидетельство о передаче  завещания
адвокату, копия самого завещания...
   Льюис вздрогнул. Он и не догадывался, что Элен  составила  завещание.
Ему стало мучительно стыдно. Он  принялся  торопливо  запихивать  бумаги
обратно, испытывая к себе какое-то брезгливое отвращение. Он  уже  хотел
поставить ящик на место, но вдруг остановился.  До  него  только  сейчас
дошло,  что  большая  часть  просмотренных  бумаг   представляла   собой
банковские сертификаты. Он снова вытащил их  и  принялся  перелистывать.
Потом постоял в раздумье и медленно перелистал еще раз.
   Он, конечно, знал, что Элен хорошо платили за съемки и  что  к  этому
времени ее капитал должен был составить довольно большую сумму, но ему и
в голову не приходило, что речь идет о таком  богатстве.  Он  растерянно
смотрел на кипу банковских сертификатов.
   Ему вспомнилось, как в 1960 году, когда они только что  вернулись  из
Англии, Элен попросила  познакомить  ее  с  каким-нибудь  маклером.  Она
получила тридцать тысяч долларов за "Ночную игру" и хотела вложить их  в
ценные бумаги, но не знала, с чего начать. "Я совершенно не разбираюсь в
бизнесе. Мне  нужен  человек,  который  дал  бы  мне  несколько  хороших
советов". Льюис был тронут ее беспомощностью. Она показалась  ему  такой
простодушной, такой по-детски наивной.
   "Дорогая, купи себе лучше платье, - сказал он.  -  Ценные  бумаги  от
тебя никуда не уйдут".
   Но она продолжала настаивать, и Льюису не хватило мужества  объяснить
ей, что с тридцатью тысячами на  Уолл-стрит  просто  нечего  делать.  Он
поддался на уговоры и устроил ей встречу со старинным  приятелем  своего
отца, банкиром Джеймсом Гулдом, третьим из династии  знаменитых  Гулдов.
Провожая ее до двери, он сказал: "Детка, хочу предупредить, Джеймс  Гулд
очень занятой человек. Не обижайся, если он сможет уделить  тебе  только
десять минут". - "Хорошо, Льюис", -  ответила  она  серьезным  и  важным
тоном, показавшимся ему забавным. Льюис  решил  дождаться  ее  и  узнать
результат. Она вернулась через два часа. Большую часть этого времени она
провела в беседе с Гулдом.
   Льюис был взбешен. Одно время он даже ревновал ее к Гулду,  но  потом
это само собой прошло. Новые события заставили его забыть и о Гулде, и о
финансовых делах. Он догадывался, что они продолжают встречаться, и  его
это слегка обижало: он предпочел  бы,  чтобы  Элен  консультировалась  у
него, а не у Гулда и у других маклеров. Но сказать ей о своей  обиде  он
не мог, а затем этот вопрос и вовсе перестал его интересовать.
   Сейчас, глядя на разложенные перед ним бумаги, он понял, каким он был
простаком. С помощью Гулда Элен сумела за короткий срок сколотить  такой
капитал, какой ему и не снился. Он перебирал отчеты об удачных  валютных
операциях, о биржевых сделках, о покупке и  перепродаже  недвижимости  и
чувствовал, как в нем нарастают гнев и обида.
   Открытие, которое он сделал, потрясло его до глубины  души.  Пожалуй,
он расстроился бы меньше, если бы нашел ее любовные письма. Ему казалось
чудовищным, что Элен утаила от него  такую  важную  часть  своей  жизни.
Оказывается, она даже вела дела с этой продувной  бестией,  Нервалем,  с
которым они встречались как-то в Канне. Судя  по  документам,  он  помог
Элен приобрести участок земли во Франции. А теперь она писала Гулду, что
хочет продать его и купить другой участок, в Алабаме.
   Льюис со злостью кинул бумаги обратно в ящик. Потом поставил ящик  на
место, закрыл секретер и залпом допил виски. Он чувствовал,  как  в  нем
волной поднимается ненависть к Элен. Он снова вспомнил Лондон и то,  как
терпеливо  объяснял  ей  финансовые  термины,  а  она  слушала   его   с
внимательной и сосредоточенной улыбкой.
   Если бы он знал тогда, зачем ей это надо!  На  протяжении  нескольких
лет  она  упорно  и  целеустремленно  делала  деньги,   ни   словом   не
обмолвившись ему о своих успехах. А он  даже  не  догадывался,  чем  она
занимается. Господи, какие же еще тайны она от него скрывает! "О,  Элен,
Элен, Элен!" - повторял он как заклинание. Он огляделся, словно надеясь,
что эта комната поможет ему найти разгадку.
   Неожиданно раздался звонок. Льюис вздрогнул. Он не сразу  понял,  что
звонит телефон, стоящий на столе у Элен, телефон, который не значился ни
в одном справочнике. Некоторое время он  тупо  смотрел  на  него,  потом
подбежал и схватил трубку. Наконец-то он  услышит  голос  ее  любовника,
голос, который объяснит ему все.
   Он с ненавистью взглянул на телефон и резко проговорил:
   - Льюис Синклер слушает.
   На другом конце провода молчали. Льюис подобрался. "Если этот негодяй
бросит трубку,  -  подумал  он,  -  если  он  сейчас  бросит  трубку..."
Неожиданно из трубки донесся робкий, запинающийся женский голос:
   - Здравствуйте, мистер Синклер. Вы  меня  не  помните?  Я  -  Стефани
Сандрелли. Мы с вами встречались в Канне. Я снимаюсь в  одном  фильме  с
вашей  женой.  Она  попросила  меня  позвонить  вам,  когда  я  буду   в
Лос-Анджелесе, и узнать, все ли в порядке. - Женщина тихонько хихикнула.
-  По-моему,  она  просто  хотела  проверить,  сильно  ли  вы   по   ней
соскучились.
   Льюис нахмурился. Даже в своем теперешнем состоянии он  понимал,  что
Элен ни за  что  не  обратилась  бы  к  постороннему  человеку  с  такой
просьбой.
   - Простите, я не расслышал, как ваше имя?
   - Стефани. Стефани Сандрелли.
   В ту же минуту  он  ее  вспомнил.  Ну  да,  это  та  девица,  которая
прогуливалась в парке отеля "Кап д'Антиб". Перед  глазами  встала  копна
платиновых волос, пышный  бюст  и  узкое  белое  платье,  подчеркивающее
соблазнительные формы... Он колебался не больше секунды. "Два  года",  -
подумал  он  и  произнес  уверенным  и  небрежным  тоном,  каким  привык
разговаривать с девушками:
   -  Очень  рад,  что  вы  позвонили,  Стефани.  Нам  непременно  нужно
увидеться. Надеюсь, вы не откажетесь,  если  я  предложу  вам  поужинать
сегодня вместе?
   - Не откажусь, - прошелестел в трубке робкий голосок.
   Вот так это все и началось.
 
*** 
 
   Съемки "Беглецов" подошли  к  концу.  Элен  вернулась  в  Нью-Йорк  и
поселилась в отеле "Плаза Атене".
   Номер был тот же, что и  всегда,  -  уютный,  прохладный,  с  окнами,
выходящими на Центральный парк. Элен посмотрела на улицу. Город плавился
от зноя; листья на деревьях побурели и свернулись; лошади, запряженные в
старинный шарабан, потели и  переступали  ногами  в  ожидании  туристов.
Конец июля, жара почти как в Алабаме. Элен облокотилась  на  подоконник.
Где-то вдали завыла сирена.
   Она уже привыкла к гостиничным номерам  и  давно  перестала  обращать
внимание на интерьер. Иногда ей казалось, что она так и будет вести  эту
кочевую жизнь, что у нее вообще нет дома и даже вилла в Лос-Анджелесе  -
всего лишь очередное временное пристанище.
   Она равнодушно оглядела номер: тяжелые  парчовые  шторы,  живописными
складками  обрамлявшие  окна;  белые,   вышитые,   туго   накрахмаленные
простыни; сухой воздух,  наэлектризованный  до  такой  степени,  что  от
металлических  предметов  било  током;  картины,  развешанные  точно  на
одинаковом расстоянии друг от друга, - красивые, добротные  и  безликие,
не способные оскорбить ничей вкус.
   Она взяла чемодан  и  принялась  методически  распаковывать  вещи,  с
привычной аккуратностью раскладывая их в  шкафу.  Платье  от  Валентине,
туфли от Росетти, костюм от  Сен-Лорана  -  его  она  собиралась  надеть
завтра на встречу с Джеймсом Гулдом. "Значит, вы продали дом  в  Грассе?
Так, так... Ну что ж, это нужно обсудить. Предлагаю встретиться у меня в
офисе". Тон у Гулда  был  раздраженный,  и  Элен  поняла,  что  разговор
предстоит не из приятных.
   Она  вспомнила  их  первую  встречу  осенью  1960  года  и   невольно
улыбнулась.
   Они с Льюисом жили тогда в "Пьере". В тот день, когда она  собиралась
навестить Гулда, было очень жарко, почти  как  сейчас.  Провожая  ее  до
двери, Льюис сказал: "Дорогая, хочу тебя предупредить, Джеймс Гулд очень
занятой человек. Не обижайся, если он сможет уделить тебе только  десять
минут". Она улыбнулась и ничего ему не ответила. Она  знала,  зачем  она
идет к Гулду. Она готовилась к этой встрече  много  месяцев,  обдумывала
каждое слово, каждый вопрос, записывала все, что ей могло  понадобиться,
а некоторые места даже выучила наизусть. Встреча с  Гулдом  должна  была
стать  первым  шагом  на  пути  в  Алабаму,  и  она  не  намерена   была
ограничиваться десятью минутами. Но для того, чтобы беседа  прошла  так,
как она хотела, нужно было заранее  просчитать  все  варианты.  Чем  она
могла заинтересовать такого человека, как Джеймс  Гулд  III?  Что  могло
заставить его отложить свои дела и выслушать ее  -  не  из  милости,  не
из-за денег (тут ей как раз нечем было  похвастаться,  весь  ее  капитал
составлял немногим более тридцати тысяч долларов)  и  даже  не  ради  ее
мужа, а ради нее самой?
   В первую  минуту,  войдя  в  огромный,  отделанный  дубом  кабинет  и
оказавшись лицом к лицу со знаменитым банкиром, она слегка  растерялась.
Перед ней стоял высокий красивый мужчина чуть старше  пятидесяти  лет  с
лицом римского патриция. Раскованностью и врожденным благородством манер
он сразу напомнил ей Льюиса. В то же время в нем было что-то, безусловно
роднившее его с мистером Фоксвортом,  -  то  ли  ледяная  вежливость,  с
которой он обращался к Элен, то ли недоверие, сквозившее в его тоне. Все
это явно не предвещало ничего хорошего. Оставалось надеяться, что мистер
Гулд обладал хотя бы чувством юмора.  Впрочем,  пока  на  это  ничто  не
указывало.
   Задав ей несколько вежливых вопросов о Льюисе, Гулд быстро перешел  к
главной теме беседы. Тон у него был нетерпеливый. Всем  своим  видом  он
давал понять, что согласился на эту встречу только из одолжения.
   - Итак, что мы имеем? - произнес он,  небрежно  перелистывая  лежащие
перед ним бумаги. - Тридцать тысяч долларов... Хм, понятно... Ну что  ж,
миссис Синклер, давайте сразу обговорим ваши условия. Во что  вы  хотите
вложить эти деньги? Очевидно, в ценные бумаги? К сожалению, рассчитывать
на большую прибыль в этом случае не приходится, поэтому я  советовал  бы
вам...
   - Мистер Гулд, - перебила Элен.
   Она понимала, что идет на риск, но терять  ей  было  нечего.  Она  на
минуту опустила голову,  а  потом  быстро  взглянула  ему  в  лицо.  Она
представила,  что  стоит  перед  камерой,  и  сразу  почувствовала  себя
уверенней.   Ровным,   спокойным   голосом   она   произнесла    заранее
отрепетированную фразу:
   - Мне нужна не прибыль,  мистер  Гулд.  Мне  нужен  капитал,  большой
капитал. И я надеюсь, что вы поможете мне его сколотить.
   Гулд оторвался от лежащих перед ним бумаг и  удивленно  посмотрел  на
нее.
   - Для начала я хотела бы, - продолжала Элен, холодно и сдержанно, как
истинная англичанка, - удвоить имеющуюся  у  меня  сумму,  а  полученный
доход снова пустить в оборот.
   -  Мне  кажется,  вы  ошиблись  адресом,  миссис  Синклер.  Здесь  не
Лас-Вегас, здесь Уолл-стрит, - проговорил Гулд.
   - Знаю. Если бы я была уверена, что в Лас-Вегасе мне повезет  больше,
я поехала бы в Лас-Вегас. Но я в этом не уверена.  Кроме  того,  у  вас,
насколько я понимаю, ставки гораздо выше.
   Наступила тишина. Затем Гулд неожиданно улыбнулся. Подняв голову,  он
с интересом посмотрел на Элен - впервые с тех пор, как она вошла к  нему
в кабинет. Потом взял листок, на котором были записаны  какие-то  цифры,
аккуратно разорвал его на мелкие кусочки и бросил в корзину.
   - Ну что ж, - проговорил он, - тогда начнем все сначала.
   "Значит, у него все-таки есть чувство юмора, -  подумала  Элен,  -  в
таком случае мы поймем друг друга". Она оказалась права. С этой  беседы,
занявшей не десять минут, как предсказывал Льюис, а целых по