ла, как  он
выстрелил?
   - Нет, не совсем... - Элен взглянула на нее с замешательством.  -  Но
они совершили это,  чтобы  заткнуть  ему  рот,  чтобы  он  не  мог  дать
показания насчет той ночи... Я это знаю! Ты это знаешь! Это  знает  весь
Оранджберг! Ты видела, как Билли  выходил  из  полицейского  участка,  а
значит, видела и машину, которая ехала за ним...
   - Я видела "Кадиллак" Калверта. Видела людей в  машине.  Видела,  как
она свернула с Главной улицы. - Губы Касси сжались. - Не  могу  сказать,
ехала за вами с Билли или нет. Она просто ехала  -  вот  и  все,  что  я
видела...
   - Ну а я видела кое-что еще! - воскликнула Элен  в  возмущении.  -  Я
видела, как они все разговаривали - около  бензоколонки.  Калверт,  Мерв
Питерс, Эдди Хайнс. И еще двое. У одного из них  было  охотничье  ружье.
Они ехали за нами по дороге, почти до трейлерной стоянки. Там Эдди Хайнс
закричал, что Билли по собственной вине потерял сейчас работу. Потом они
укатили...
   - Уволить человека - не преступление. Насколько я  знаю.  По  крайней
мере, в этом штате. А вот застрелить -  преступление.  Иногда...  -  Она
вздохнула, и голос ее смягчился. - Элен, милая, разве ты не понимаешь, о
чем я? Иди в участок, и они рассмеются тебе в лицо.  У  тебя  нет  улик,
милая. Ни одной.
   - Нет? - Элен растерянно посмотрела на нее.
   - Милая, если б ты видела, как они это сделали, знаешь, что бы было с
тобой? То же самое, что и с Билли, вот и все. - Она горько  усмехнулась.
- Ты бы вдруг обнаружила, что у машины правосудия кончился бензин. Ты бы
глазам своим не поверила, как медленно  могут  крутиться  ее  колеса.  А
потом бы с тобой покончили так же, как  с  Билли.  Убили  бы.  Переехали
автомобилем. Утопили бы в реке. Сколько ты прожила в этом городе, детка?
Как же ты не понимаешь этих вещей?
   Она остановилась, не снимая пальцев с конверта. И медленно  подвинула
его.
   - Ты думаешь, Билли Тэннер хотел бы, чтобы с  тобой  была  беда,  или
твоя мама того бы хотела? Ведь  ничего  нельзя  сделать.  Ничего  нельзя
изменить. Ведь ты мало что видела  сама,  а  если  бы  видела,  тебе  не
удалось бы уйти до суда, чтобы сказать об  этом.  Билли  был  отнюдь  не
дурак, что бы тут о нем ни говорили. Когда он отправился в  участок,  он
знал - знал, что завязывает петлю вокруг собственной шеи. Таков был  его
выбор,  детка,  понимаешь?  У  тебя  выбора  нет,  если  только  ты   не
собираешься умереть рядом с Билли. Поэтому бери деньги и уезжай.  Первым
делом. Как можно скорее. Есть утренний поезд... - Она подсунула  конверт
под руку Элен. - Считай, что я даю тебе взаймы, милая. Считай, как  тебе
угодно. Но возьми. Возьми ради меня, хорошо? Я уже навидалась  ненависти
и убийств.
   Элен медленно взяла конверт. Она подняла глаза на Касси.
   - Это был Нед Калверт, - с расстановкой сказала она. - Может, он  сам
не держал ружья, но был там. Он убил Билли. И он убил мою мать.
   Она заметила, как расширились глаза Касси, когда та поняла  смысл  ее
слов. Потом ее лицо приняло прежнее выражение. Она положила руки на стол
и с трудом подняла себя на ноги. И отвернулась.
   - Мне на работе много чего болтают, - сказала  она  тихо.  -  Женские
сплетни. Я много слыхала о Неде Калверте. И о твоей маме. Я даже слышала
разговоры про тебя - а иногда обо всех троих. Я больше слушать не  хочу.
У меня от этого все кости ныть начинают. Как только я его в  первый  раз
увидела, то сразу поняла, что  он  сукин  сын,  и  уж  он-то  как  никто
нарывается на самое худшее. Но с ним ничего не случится,  детка,  уж  по
крайней мере тут, в Оранджберге, ни под каким видом. Забудь его.  Просто
выкинь из головы. Возьми деньги...
   Она отвернулась  и  взглянула  на  Элен  тревожным  взглядом,  словно
боялась того, что читает у нее на лице.
   - Он умрет, милая, - сказала она. - Вот однажды  раз  -  и  умрет.  И
тогда  встанет  перед  лицом   Создателя.   Если   в   этом   мире   нет
справедливости, то в том она есть. Раньше  или  позже  это  случается  с
каждым из нас. Вот увидишь...
   Наступило молчание. Касси понимала, что девушка не верила  ей  -  при
упоминании о божественной справедливости губы ее скривились. Она сидела,
уставясь на конверт. Через несколько минут ее пальцы  накрыли  его.  Она
взяла его со стола  и  внезапным,  до  странности  взволнованным  жестом
прижала к сердцу.
   - Я принимаю.  Спасибо  тебе,  Касси.  Я  буду  делать  так,  как  ты
говоришь.
   Она отвернулась, потом быстро, с неловким изяществом встала и  крепко
обняла Касси. Прижалась лицом к ее худому плечу.
   - Ты была так добра ко мне, - сказала она. - Так добра. Я никогда  не
забуду этого, Касси. И когда-нибудь я верну тебе долг. Обещаю.
   Касси потрепала ее по плечу и легко поцеловала Элен в  волосы.  Затем
приподняла ее подбородок и заглянула ей в лицо, обеспокоенно  нахмурясь.
Прекрасные серо-голубые глаза Элен  встретились  с  ее  взглядом,  потом
скользнули в сторону.
   Касси сделала шаг назад. То, что она увидела в  лице  Элен,  напугало
ее. Она увидела привязанность и благодарность - это само собой. Но  было
там и еще кое-что, то, что девушка пыталась скрыть.
   Такое красивое лицо. Такая юная девушка. И такая ненависть.
 
*** 
 
   Касси отправилась  на  кухню  сварить  кофе;  Элен  осталась  одна  в
обшарпанной гостиной. Она прикрыла глаза и дала  волю  своей  ненависти.
Ненависть прокатилась по ее телу, как поток поразительной силы.
   Он заплатит за все, подумала она. Он заплатит.
   Она сунула палец в конверт, подняла его торжествующе  над  головой  и
потрясла. Бережно сэкономленные Касси доллары прошелестели по ее  голове
и рассыпались по полу.
   И не в будущем мире, подумала она. В этом.
   Когда Касси вернулась с кофе, Элен спокойно сидела за столом.  Плотно
набитый конверт лежал перед ней на столе.  Она  улыбнулась  Касси  своей
поразительной улыбкой, способной осветить  комнату.  Касси  вздохнула  и
села.
   Такая  прелестная  девочка,  подумала  она.  Странно  сосредоточенное
выражение исчезло с ее лица, во взгляде уже не  было  холода,  а  только
открытость  и  искренность.  Касси  успокоилась.  Просто  девочка   была
расстроена, и больше ничего, и это так естественно после всего,  что  ей
пришлось пережить. Но она молода, она все преодолеет. Да вот уже  сейчас
она  выглядит  лучше.  Поразительное  дело  -  девочка  казалась   почти
счастливой.
   - Утром мы пошлем телеграмму твоей тете, - сказала она.  -  Расскажем
ей, что случилось. Сообщим, что ты едешь домой.
   - Домой? - Она на секунду казалась озадаченной, потом быстро кивнула.
- Ах, да. Конечно. Прекрасно, Касси.
   Она уже не спорит.  Уже  легче.  В  этой  девочке  есть  практическая
сторона, а это всегда помогает.
   Касси вздохнула и начала разливать кофе.
   Все будет в порядке, подумала она. Все будет в порядке.
 
*** 
 
   Когда настала ночь, Элен устроилась на раскладушке в тесной  гостиной
Касси. Она лежала тихо, прислушиваясь к движениям Касси в ее спальне  за
стеной; сначала скрип досок пола, потом вздох пружин, когда та забралась
в постель.
   Полоска света под дверью исчезла, и Элен лежала в  темноте.  Лицо  ее
было в напряжении от непролитых слез, все тело болело. Она ощущала  горе
- не только душой, где ему полагалось быть, но  и  телом  -  как  дурную
тупую боль, угнездившуюся в  животе  и  вокруг  сердца.  Она  раньше  не
встречалась со смертью, и теперь эти впечатления вспыхивали в ее мозгу -
мгновенность смерти, ее бесповоротность. Она видела Билли,  лежавшего  в
траве у дороги, видела мать и ее руки, аккуратно  скрещенные  на  груди.
Она когда-то читала, что покойники выглядят спокойными, будто спят.  Это
не правда, подумала она.  Они  выглядят  мертвыми.  Смотришь  на  них  и
понимаешь - их нет, они никогда не вернутся.
   От этих образов боль в груди усилилась, и она попыталась отогнать их,
но это не получилось. Они  возвращались  вновь  и  вновь,  быстрые,  как
молния, и вскоре совсем неожиданно она начала плакать.
   Ей не хотелось,  чтобы  Касси  услышала  ее  и  пришла,  поэтому  она
повернулась и  зарылась  лицом  в  подушку,  пока  не  прекратились  эти
ужасающие, горячие, удушливые приступы горя и она не успокоилась.
   Тогда она откинула одеяло и села на край кровати, крепко стискивая  в
руке конверт  с  деньгами  Касси.  Она  сидела  и  смотрела  в  темноту,
вслушиваясь в ночные звуки. Проезжающий автомобиль, голоса, позже, много
позже гудок грузового состава, проходящего через оранджбергский переезд.
Билли был мертв, мать была мертва, а поезда все  ходили  по  расписанию.
Смерть, столь огромная для нее, оказывалась крошечной, и она  ненавидела
весь мир за его спокойствие и бесчувствие.
   Через некоторое время она попыталась молиться. Она встала на колени у
кровати, сложила руки, как в детстве ее учила мать. Но слова не  шли  на
язык, она не могла вообразить себе  никакого  бога.  Она  снова  встала,
взяла конверт и крепко прижала к груди. И тогда, раз  не  было  никакого
смысла разговаривать с каким-то богом, в которого  она  не  верила,  она
заговорила с  Билли  и  с  матерью,  молча,  словами,  выжженными  в  ее
сознании.
   - Мама, Билли. Я не забуду вас. Обещаю, что  не  забуду  вас.  -  Она
вновь и вновь  повторяла  эти  слова,  дыхание  ее  стало  ровнее,  душа
спокойнее, и она начала думать о будущем.
   Она не могла отчетливо увидеть его, оно перемешалось  со  словами  из
прошлого - предсказаниями Билли, всем тем, чего мечтала достигнуть мать,
но сама мысль об этом взбодрила ее. Ей  показалось,  что  мать  и  Билли
пришли к ней и убеждают ее: что бы она ни сделала, это будет  ради  них,
все  их  чаяния  и  мечты  стали  теперь  ее  достоянием,  таково   было
наследство, которое они ей оставили.
   - Обещаю, - сказала она вслух слабым тихим голосом.
   На улице пронзительно мяукнула кошка. Элен снова  легла  в  маленькую
узкую постель. Она начала строить планы, она не спала.
   На следующий день ранним утром они с Касси  отправились  к  трейлеру.
Касси взглянула на клеенку на столе, красное кресло  и  узорную  шаль  и
заплакала.
   - В это просто нельзя поверить, - повторяла  она.  -  Так  быстро.  Я
просто не могу поверить.
   Элен посадила ее за стол и приготовила  чай.  Потом  вытащила  старый
картонный чемодан и начала  укладываться.  Касси  вскоре  успокоилась  и
молча наблюдала за ней. Лицо девушки было напряженным и  собранным,  она
складывала вещи быстро и последовательно. Несколько  платьев,  кое-какие
книги. Она  залезла  под  кровать  и  вытащила  старую  черную  жестяную
коробку. Сидя на коленях, она смотрела на нее.
   - Мы держали здесь наши деньги. - Голос ее ничего не выражал. -  Наши
сбережения. Чтобы вернуться в Англию. Теперь здесь ничего нет.
   - Элен...
   Касси неловко поднялась на ноги, и Элен резко обернулась. Она подняла
бледное лицо, и ее голубые глаза сверкнули.
   - Я стану большим человеком, Касси. Ты обо  мне  услышишь.  И  все  в
Оранджберге услышат - вот увидишь. Ты будешь читать обо мне в  журналах.
Я уезжаю и не вернусь сюда - до тех пор, пока...
   Она замолчала, прикусив губу, словно сердясь на себя за эту  вспышку.
Касси сначала  растерялась,  потом  растрогалась.  И  печально  покачала
головой - она знала это чувство, его знали все. У нее  самой  оно  было,
много лет назад, когда она была девочкой и еще верила в то,  что  сказки
могут стать правдой. Она подошла к Элен и ласково положила  ей  руку  на
плечо.
   - Ну, конечно, милая, - сказала она. - Конечно, так и будет.
   Девушка подняла на нее глаза. По ее лицу было видно, что она поняла -
Касси не верит ей, однако Элен ни слова не сказала. Она лишь повернулась
к чемодану и засунула еще несколько вещей - пачку  старых  фотографий  и
бумаг,  два  темно-синих  паспорта  с  золотым  вензелем.  Матери  и  ее
собственный; Касси наклонилась и взяла  тот,  что  принадлежал  Вайолет.
Маленькая выцветшая фотография, в  графе  "Профессия"  Вайолет  написала
"актриса". Касси вздохнула и положила паспорт обратно. И отвернулась.
   - А как быть с этим, милая? - Она отодвинула тонкую  хлопчатобумажную
занавеску и беспомощно махнула в сторону платьев Вайолет. - Вот с  этим.
Твоя мама так любила красивую одежду. И так замечательно шила. Нельзя же
это оставить...
   Элен встала. Она взглянула на платья, подвинула взад-вперед  вешалки.
Розовое платье, темно-синее платье, все они были несколько поношены, все
тщательно выглажены, между ними и  деревянными  плечиками  была  вложена
прокладка из папиросной бумаги. В  конце  ряда  висело  серое  платье  с
грязноватыми разводами, шелковое.  Касси  был  виден  ярлык  с  надписью
"Бергдорф Гудман". Элен отодвинула туалетный столик в сторону.
   - Мне они не нужны. Я не возьму их. Я начинаю все с начала.
   Она повернулась и принялась запирать чемоданчик.
   - Ну что, идем, Касси? Я не хочу  опоздать  на  поезд.  Касси  пожала
плечами, вздохнула и направилась к машине. Она понимала, что спорить  не
имело  смысла.  Горе  по-разному  действует  на  людей:  одни   начинают
цепляться за вещи, другие стремятся  от  них  избавиться.  Касси  решила
прийти попозже и все  упаковать.  Элен  еще  может  передумать  и  тогда
обрадуется, что Касси все сохранила.
   Самообладание  девушки  несколько  тревожило  Касси.  Всю  дорогу  до
Монтгомери она искоса поглядывала на Элен. Но никаких признаков слез  не
было, Элен просто сидела с этим своим выражением строгости на лице,  она
едва  вымолвила  слово.  В  Монтгомери  они  послали  телеграмму  сестре
Вайолет, Элизабет, и заказали билеты на  самолет,  потом  Касси  повезла
Элен на вокзал.
   Снова стало очень жарко, и они ждали поезда в тени.  Элен  покачивала
чемодан и смотрела вдоль колеи.
   - У тебя уже есть какие-нибудь планы, милая? - спросила наконец Касси
с некоторой тревогой.
   - О, да. Масса планов.
   - Я хочу сказать - ты подумала, чем будешь заниматься, когда приедешь
в Англию, и так далее?
   -  Точно  еще  не  знаю.  Надо  будет  с  чего-нибудь  начать.  Найду
какую-нибудь работу.  Может,  научусь  печатать  на  машинке.  Или  буду
учиться на актрису. - Элен слегка повернула голову.
   - Что? Как Вайолет? - Касси была удивлена и растрогана.
   Казалось, ее вопрос чем-то обеспокоил Элен, она снова  отвернулась  в
сторону.
   - Наверно. Касси нахмурилась.
   - Знаешь, у них тяжелая жизнь. Искать работу. Добиваться. Тут же дело
не только во внешности. То есть для таких  вещей  надо,  наверно,  иметь
знакомства. Не знаю. Вайолет всегда говорила...
   - Поезд идет, - перебила ее Элен и показала.  Посмотрев  в  указанном
направлении, Касси увидела, что сигнал семафора сменился на зеленый. Она
снова вздохнула. Лучше ничего не говорить. И времени уже нет, да и  Элен
вряд ли ее послушает. Может, эта мечта поможет ей утешиться - как нечто,
за что можно уцепиться,  что  будет  придавать  сил.  Она  улыбнулась  и
крепко, сердечно пожала Элен руку.
   - Ну, ты уж мне непременно напиши сразу. Дай знать, как обстоят дела.
Как тебе там живется в Англии...
   Она помогла Элен с чемоданом войти  в  поезд  и  нашла  ее  место.  В
последний момент, когда  Касси  уже  собиралась  спуститься  обратно  на
платформу, Элен повернулась к ней,  обняла  и  крепко  прижала  к  себе.
Прежде чем она спрятала лицо на груди Касси, та  успела  заметить  блеск
слезинок в глазах девушки. Но Элен ничего не сказала, и Касси  сошла  на
платформу и захлопнула дверь вагона.
   Дали гудок, поезд дернулся и начал набирать скорость.  Касси  стояла,
глядя, как он удаляется от вокзала; она еще могла различить лицо Элен  в
окне, и в нем читалось столько вызова и отваги,  что  у  Касси  защемило
сердце. Она всегда была чувствительна, и теперь слезы навернулись ей  на
глаза. Она махала рукой, пока  поезд  не  скрылся  за  поворотом,  потом
повернулась, чтобы уйти. Улыбнувшись сама себе,  она  покачала  головой.
Элен была хорошей девушкой, но она еще ребенок, а  дети  все  одинаковы.
Какой легкой им кажется жизнь, какой  простой.  Захочешь  чего-нибудь  и
получишь - как много девушек уезжает из своих городков, думая,  что  они
станут знаменитыми, что они будут богаты. Элен -  мечтательница,  решила
она, глядя на железнодорожные пути. Мечтательница, как ее мать. Бедняжка
Вайолет, подумала она и решила пройти обратно через кладбище.
   В поезде было жарко и душно, вагон, в котором она сидела,  был  почти
пуст. Элен опустила занавеску, насколько было возможно, и закрыла глаза.
Ритм  поезда,  стук  колес  убаюкивали  ее.  Она  прислушалась,   и   ей
показалось, что колеса  шепчут  новую  весть  -  знаменитая  и  богатая,
говорили они, а иногда - сильная и свободная. От вагонной  жары  на  нее
напала сонливость, и она уже не различала, во сне или наяву приходят  ей
на ум эти образы. Ей привиделось, как  она  делает  что-то  невообразимо
хорошо, так хорошо, что мать и Билли гордятся ею, мать поцеловала ее  и,
приложив губы к ее  уху,  шепнула  своим  ласковым  тихим  голосом:  "Ты
совершила это, Элен, все то, что мечтала совершить я".
   Она увидела себя одетой в меха, с букетом белых роз в руках, увидела,
как она садится на  заднее  сиденье  длинного  черного  автомобиля;  она
увидела также,  как  она  входит  в  какую-то  комнату,  а  Нед  Калверт
вскакивает на ноги в страхе перед ней и ее властью над ним.
   Когда  она  открыла  глаза,  стало  прохладней  и  начинало  темнеть.
Некоторые из ее видений показались ей  тогда  дурацкими  -  белые  розы,
"Мерседесы"! - и она  вспыхнула  румянцем,  вспомнив,  что  она  сказала
Касси, и пожалев, что не удержалась. Касси  не  поверила  ей,  это  было
видно, - она решила, что это сон наяву, фантазия; у  нее  на  лице  было
такое же выражение, как у Присциллы-Энн, когда Элен говорила ей  о  том,
что она возвратится в  Англию.  Больше  она  не  повторит  этой  ошибки,
подумала  она.  С  таким  же  выражением  люди  смотрели  на  ее   мать;
непереносимо, когда тебя жалеют, а ей хотелось быть неуязвимой.
   На следующий день она поняла, как этого добиться, на последнем  этапе
своего путешествия по железной дороге.  По  мере  продвижения  к  северу
вагоны наполнились людьми. Люди были другими - они говорили  быстрее,  с
резким акцентом. Она никого не знает, думала она, когда на новой станции
кто-то садился в поезд, и никто из них не знает ее. Она поняла, что  эта
мысль открывает ей великое освобождение, она вдруг  увидела,  что  может
все это оставить позади: Оранджберг, трейлерную стоянку, бедность, стыд.
Никто в вагоне ничего не знал о ее матери,  не  слышал  сплетен  о  том,
откуда взялись ее платья, никто в поезде не знал о  Неде  Калверте  и  о
том, как Элен пыталась убедить себя, что любит его, никто не знал  даже,
что она Элен Крейг, если только она сама никому не скажет об этом.
   В утренние часы она разговорилась с  толстой  женщиной  средних  лет,
которая ехала в Нью-Йорк  повидать  внуков.  Та  показывала  фотографии,
рассказала Элен свою биографию  и  еще  истории  о  половине  членов  ее
семейства. Потом,  явно  заинтригованная  акцентом  Элен,  она  захотела
услышать в ответ ее рассказ.
   Женщина вязала, и, пока Элен говорила, спицы ее  не  остановились  ни
разу. Элен сказала ей, что она англичанка, впервые в  Америке,  что  она
жила у дальних родственников на  Юге,  а  теперь  возвращается  домой  в
Лондон. Элен говорила и ждала, что сейчас спицы замрут, женщина поднимет
глаза, уставится на нее и обвинит во лжи.  Но  этого  не  произошло.  Та
кивнула, улыбнулась и сказала, что это,  наверно,  страшно  интересно  -
затеять  такое  далекое  путешествие  и  что  она  надеется,  что   Элен
понравилось в Америке.
   Все  оказалось  так  просто!  Элен  чувствовала  приподнятость...   и
свободу. Она уже не  Элен  Крейг,  запертая  в  Оранджберге,  это  новый
человек, новая женщина - и эта женщина будет тем, кем захочет быть.
   Когда поезд прибыл на Пенсильванский вокзал и ее спутница попрощалась
с ней, Элен на каку