отрел на нее внимательно: в Париже он слышал о ней  разные  толки  и
стремился познакомиться  с  ней,  потому  что  обожал  всякие  драмы,  а
появление этой женщины, несомненно, было драмой самого высшего  разряда.
Начать с того, что Эдуард был явно бешено влюблен: bouleverse.  Кристиан
еще не видел его задетым до такой степени и наслаждался  этим  зрелищем.
Сам он влюблялся и охладевал с однообразным постоянством и всегда,  увы,
имел дело со  столь  сомнительными  молодыми  людьми,  но  Эдуард...  он
начинал думать, что на сей счет у Эдуарда иммунитет.
   Легко было понять, как это могло  произойти:  она  была  поразительно
прелестна,  как  и  говорили.  Ему  понравился  ее  голос,   определенно
необычный - тихий, с легкими запинками в ритме, так что ему  приходилось
совсем близко придвигаться к ней, чтобы уловить, о чем  она  говорит.  И
лицо: Кристиана мало привлекала женская красота, но это лицо вызывало  у
него интерес. Он рассматривал его  взглядом  критика,  как  какое-нибудь
лицо на портрете. Такое серьезное и такое  спокойное:  лицо  из  другого
времени, подумал он; девушка напоминала ему, в этом жестком скульптурном
платье, испанские портреты, которые он всегда любил. Юная  инфанта,  да,
вот оно, и, как на  некоторых  из  этих  портретов,  чувствовалось,  что
прекрасное дитя попало в ловушку...
   Кристиан вздохнул. У него разыгралось воображение,  и,  наверное,  он
выпил слишком много превосходного вина Эдуарда. Теперь внесли  "Сотерн",
это был один из Шато д'Икэмов. Он поднял рюмку.
   - Нектар и амброзия, - сказал он в своей  аффектированной  отрывистой
манере. - Нет, в самом деле, ужинать с Эдуардом то же самое, что ужинать
с богами...  Элен  засмеялась,  впервые  за  весь  вечер.  Клара  Делюк,
сидевшая напротив и наблюдавшая за  ней  ласково  и  печально,  внезапно
выпрямилась.
   Как странно, подумала она. Раньше это сходство не было  заметно,  но,
когда Элен улыбнулась, она стала так похожа на Жан-Поля...
 
*** 
 
   Гости начали расходиться. Сначала Альфонс  и  Жаклин  де  Гиз,  потом
группа американцев, с которыми, как осознала Элен, она за вечер так и не
поговорила,  потом  несколько   французских   пар,   а   затем   Жан-Жак
Бельмон-Лаон и  его  жена,  сказавшая:  "Дорогая!  В  Париже  мы  должны
встретиться еще. Я устрою завтрак - нет, без тебя, Жан-Жак, только  Элен
и я. Вдвоем. Буду ждать с нетерпением..."
   Взгляд на кольцо с бриллиантом на руке Элен,  улыбка  на  принужденно
любезном красивом лице, в которой мешались мед и  уксус,  -  и  вот  она
ушла. Элен смотрела, как она шествовала по залу с мужем в кильватере.  У
дверей она остановилась, взметнулась юбка от Баленсиаги. Она  встала  на
цыпочки, чтобы поцеловать Эдуарда в обе щеки.
   - Элен! - Она почувствовала прикосновение  к  руке  и,  повернувшись,
увидела рядом Клару Делюк, та улыбалась.
   - Мне надо уходить, а у нас почти не было возможности поговорить. Мне
так жаль... Я очень надеюсь, что мы еще увидимся в Париже...
   На этот раз чувства были  искренними.  Элен  посмотрела  на  Клару  и
поняла, что понравилась ей,  как  и  предсказывал  Эдуард.  У  нее  были
короткие непослушные волосы и широко расставленные карие глаза,  которые
светились добротой и  некоторым  замешательством,  словно  Клара  хотела
что-то сказать и не решалась.
   - Знаете, я... Я хотела, чтобы вы знали... - Она порывисто сжала руку
Элен. - Я так рада. За вас и за Эдуарда. Вы очень юны и, может быть,  не
осознаете, как он переменился. Насколько  он  выглядит  счастливее,  чем
раньше. Я благодарна вам за это, как и все его друзья. Я просто  хотела,
чтобы вы знали - мы, все, кому он дорог, желаем счастья вам обоим...
   Она говорила быстро, слегка нахмурясь, словно это стоило  ей  усилий.
Элен заглянула в ее лицо и увидела столь неподдельное сочувствие, что на
один безумный миг ей захотелось взять Клару за руку и рассказать ей  обо
всем, попросить ее совета или еще  что-нибудь...  Но  этот  миг  прошел,
Клара ушла.
   Элен грустно смотрела ей вслед. Она не попадет на завтрак  с  Жислен.
Она не встретится с Кларой. Она никогда больше не увидит никого из  этих
людей, но, кажется, никто этого не чувствует. Никто не понял, что  здесь
не все благополучно.
   Может, она и  вправду  прирожденная  актриса,  как  сказала  когда-то
Присцилла-Энн, подумала она с внезапной иронией. Может быть, без участия
ее сознания, сказались все эти годы детских обманов и  секретов,  и  она
только что дала спектакль, который репетировала столько лет.
   Но одно дело  притворяться  с  посторонними,  и  совсем  другое  -  с
Эдуардом. Он разговаривал с Кристианом, последним из гостей, и Кристиан,
глядя на замок, многословно и со слоновьей учтивостью доказывал, что вот
он страшно утомился и пусть они оба его простят, что он уходит.
   Она смотрела на Эдуарда, пока тот разговаривал со  старым  другом.  И
осознала, что выбор предельно прост. При любом варианте боль  неизбежна,
но в одном из них ее будет меньше - для Эдуарда, если не для нее самой.
   Кристиан уже уходил, и, когда Эдуард вернулся к  ней,  она  подумала,
что ей надо играть роль -  просто  чуточку  дольше.  Сыграть  надо  было
хорошо, чтобы Эдуард ничего не заподозрил, а потом все уже будет позади.
Когда  они  в  тот  вечер  пошли  в  постель,  Эдуард   оставил   ставни
незакрытыми, а шторы незадернутыми; он любил смотреть  на  ее  тело  при
лунном свете, оттенявшем изгибы и углубления плоти и  серебрившем  кожу.
Этой ночью луна  заливала  комнату  сильным  ровным  сиянием,  и  Эдуард
сказал: "Сегодня полнолуние. Посмотри на  луну,  Элен.  Такая  яркая.  И
никаких звезд".
   Она повернула голову к окну,  а  потом  снова  к  нему,  с  отчаянием
привлекая его к себе.
   Позже, когда они, застыв, лежали вместе, она  внезапно  вырвалась  из
его объятий, потянула его за собой, и они оказались на коленях  напротив
друг друга. Она подняла руки и прижала к щекам; Эдуард увидел, к  своему
ужасу, что лицо ее мертвенно-бледно, а в глазах блестят слезы.
   - Эдуард, ты веришь, что я люблю тебя? Скажи, что да. Поклянись  мне,
что веришь. Поклянись, что будешь верить.
   Вместо ответа он нагнулся поцеловать ее, но она приложила руку к  его
губам.
   - Нет. Ты должен это сказать. Я хочу услышать это. всего один раз.
   Она дрожала, и голос был немного громче обычного, словно для нее было
чрезвычайно важно, чтобы он казал то. что всегда считал самоочевидным.
   - Я верю. Ты знаешь, что я верю. Дорогая моя, что случилось?
   - Ничего. Я хотела быть уверенной. Сама не  знаю  почему.  -  сказала
она.  И  снова  легла  на  подушки,  закрыв  глаза.  Эдуард  лег  рядом,
озадаченный, но тронутый этой странной мольбой. Ему пришло в голову, что
это первый раз она его о чем-то попросила,  и  эта  мысль  принесла  ему
внезапное ощущение счастья. Он поцеловал ее лицо и ощутил  соленый  вкус
слез на ее щеках. Тогда он ласково вытер их рукой, глаза ее открылись, и
она улыбнулась ему.
   Эдуард обнял ее, и они лежали неподвижно. Больше не было  произнесено
ни  слова,  а  через  некоторое  время  дыхание  Элен  стало   тихим   и
равномерным. Эдуард уверился, что она спит.
   Он тоже закрыл глаза, и сознание погрузилось  в  темноту.  В  прошлом
нередко бывало, что сон ускользал от него. В эту ночь он спал мирно, как
ребенок.
   Когда он проснулся утром, рядом  с  ним  было  пусто;  Элен,  которая
приняла решение, уже не было.
 
ПОИСКИ 
 
1959 
 
   - Она вернется, - сказал Кристиан.
   Была глубокая ночь. С момента исчезновения Элен Хартлэнд  прошло  уже
сорок восемь часов. Друзья сидели вдвоем в кабинете Эдуарда  в  Шато  де
Шавиньи.  Некоторое  время  Эдуард  рассказывал,  а  Кристиан  задумчиво
слушал. Затем последовало  долгое  молчание,  которое  Кристиан  наконец
нарушил, стараясь  придать  своему  голосу  уверенность.  Вообще-то  ему
всегда удавалось убедительно произносить разное светское вранье, все эти
фальшивые любезности. Сейчас же, возможно, оттого, что все было  слишком
серьезно, а ему так хотелось утешить друга, Кристиан  понял,  что  слова
его прозвучали неискренне.
   Эдуард испытующе посмотрел на него; глаза на  бледном  лице  казались
еще темнее обычного. Взгляды их встретились.
   - Ты так думаешь? - холодно спросил Эдуард и попытался улыбнуться. Со
времен  их  студенческой  юности  Кристиан   знал,   что   "английская",
"оксфордская" улыбка означает следующее:  можно  вытерпеть  что  угодно,
если относиться к этому с иронией.  Попытка  вышла  неудачной,  Кристиан
отвел глаза, а Эдуард снова склонился над столом. Там лежала  фотография
Элен, сделанная одним из конюхов; сегодня утром, смущаясь  и  робея,  но
явно желая помочь, ее принес грум. Фотография была  сделана  на  прошлой
неделе, когда они с  Элен,  возвращались  с  верховой  прогулки.  Других
снимков Элен у него не имелось. Она только  что  соскочила  с  лошади  и
улыбалась - ему, как полагал Эдуард, но сам он был за кадром.
   Нахмурив брови, он вглядывался в фотографию, словно она  содержала  в
себе некую тайну, словно могла ответить  на  все  вопросы,  тупой  болью
теснившиеся у него в мозгу, но все они сливались в один вопрос,  в  одну
большую боль: почему? Еще, конечно же, куда?
   Но оцепенелый от потрясения разум  отказывался  работать,  и  поэтому
вопрос о том, куда она могла  уйти,  -  самый  насущный  сейчас  (Эдуард
понимал это) - как-то ускользал на задний план. Как ни  старался  Эдуард
сосредоточиться, мысли упрямо возвращались к  пресловутому  почему  и  к
зияющей пустоте, образовавшейся в сердце. Он  чувствовал:  стоит  только
понять почему, и тогда ответ на все остальные вопросы,  в  том  числе  и
куда, придет сам собой.
   А еще это почему,  неистребимо  вертящееся  в  голове,  столь  сильно
терзало Эдуарда, так  как  он  знал,  что  существует  очень  простой  и
логичный ответ. Она ушла, потому что не любит его.  Вот  и  все.  Эдуард
наконец произнес про себя слова, которые гнал прочь эти два дня. И к его
собственному удивлению, боль тут же ослабела, ибо  он  понял  -  это  не
правда. Разумно, да. Логично, да. Уйти так, как это  сделала  Элен,  без
единого слова, оставив все, что  он  ей  когда-либо  дарил:  пару  серых
перчаток  из  "Гермеса",  кольцо  с  квадратным  бриллиантом,  аккуратно
положенное на них сверху, платье от Живанши, все другие платья и костюмы
для верховой езды, в идеальном порядке  висящие  у  нее  в  гардеробной;
поступить таким образом, уйти так окончательно, как будто последние семь
недель ровным счетом ничего не значили, - разумеется, во всем этом можно
было увидеть лишь окончательный отказ, полное неприятие того,  что  было
сделано и сказано ими друг другу.
   Но немедленно его мозг отказался принять подобное объяснение.  Эдуард
вспомнил ее лицо, когда в последнюю ночь она говорила ему о своей любви,
и понял, что по-прежнему верит этому и будет верить. Ибо  если  то  была
ложь, то правды вообще не существует, а его жизнь - пустыня.
   Он взглянул на Кристиана, сидящего у камина, и на  мгновение  испытал
искушение рассказать тому о своих чувствах Но Кристиан, не верящий ни во
что, кроме, быть может, истинности великого  искусства,  и  весьма  мало
верящий в продолжительность любой любви, вряд  ли  поймет  его,  подумал
Эдуард. Кроме того, он и так наговорил этой ночью  Кристиану  более  чем
достаточно. Вздохнув, он снова склонился над фотографией.
   Наблюдая за другом, Кристиан смотрел  на  него  с  жалостью,  которую
старательно маскировал своей обычной невозмутимостью.  Он  заметил,  что
Эдуард уже сожалеет  о  своих  признаниях.  Бедняга,  подумал  Кристиан.
Должно быть, чертовски трудно быть таким гордецом. Почему для  него  так
важно не показать, что ему больно? Интересно, а с женщинами  он  другой?
Как он вел себя с Элен? Позволял ли заметить свою  уязвимость?  Кристиан
взглянул на склоненную голову Эдуарда и нахмурился. Очевидно,  позволял.
Осознав этот факт, Кристиан даже слегка обиделся.  Эдуард,  которого  он
искренне любил, с какой-то женщиной был в более близких отношениях,  чем
со своим старейшим другом, - непостижимо! Кристиан полагал, что  барьер,
существовавший между ним и Эдуардом,  был  стеной  непонимания,  стоящей
между  человеком  гетеросексуальным  и  гомосексуальным;  и  даже  самая
крепкая дружба не  могла  преодолеть  этот  барьер.  Секундная  ревность
кольнула сердце Кристиана, он почувствовал  к  Элен  сильную  неприязнь,
которую подкрепляло его всегдашнее недоверие к слабому полу. Он  тут  же
отогнал от себя эти мысли и подался вперед.
   - Я хотел бы  помочь  тебе,  Эдуард,  -  как-то  неловко  сказал  он,
предвидя резкий отказ. К его удивлению, Эдуард тут  же  поднял  глаза  и
посмотрел ему прямо в лицо.
   - Мне нужна твоя помощь, -  просто  ответил  он.  Кристиан  изумился.
Никогда за все годы  их  дружбы  Эдуард  не  делал  подобных  признаний.
Кристиан почувствовал неприличное, почти идиотическое  удовольствие.  Он
буквально засветился.
   - Что мне нужно делать? Я все исполню, Эдуард, ты это знаешь. Я...
   - Я хочу, чтобы ты помог мне найти ее. Эдуард  помолчал.  Он  опустил
глаза.
   - Я должен остаться здесь - еще на день или  чуть  дольше  -  на  тот
случай, если она... - Он запнулся и опять поднял глаза. - Поедешь ли  ты
ради меня в Париж, Кристиан? Я задействовал другие каналы, в Англии,  но
мне кажется, если бы кто-то поехал в Париж... Она могла вернуться  туда.
Я тебе рассказывал про кафе, где она раньше работала...
   Неуклюжая официальная терминология вызвала у Кристиана улыбку.  Потом
он взволнованно вскочил на ноги.
   - Ну конечно! Кафе! А она говорила, что снимает  комнату  неподалеку,
так ведь? Мы размножим фотографию. Я сам этим займусь. Я спрошу  в  этом
кафе. Буду спрашивать во всех кафе. Кто-нибудь непременно  вспомнит  ее.
Кто-нибудь будет знать, где она  остановилась.  Она  вполне  могла  туда
вернуться. Даже если она оттуда уже куда-нибудь уехала...
   Он осекся на полуслове. Выражение  лица  Эдуарда  было  крайне  сухо;
Кристиан пожал плечами  и  слегка  смущенно  улыбнулся.  Он  предпочитал
действовать, порывистость  была  едва  ли  не  самой  отличительной  его
чертой.
   - Извини меня. Я забегаю вперед. Но  я  это  сделаю,  Эдуард,  уверяю
тебя. Я отправлюсь завтра же. Я не упущу ни малейшей  детали.  И  вообще
мне всегда хотелось поиграть в частного детектива...
   Слова эти вырвались помимо его воли, и Кристиан с  ужасом  сообразил,
что  слишком  далеко  зашел.  Это  прозвучало   чересчур   фривольно   и
легкомысленно - с ним такое часто случалось, когда он прежде всего хотел
быть серьезным.
   Они молча смотрели друг на друга.
   - Мне повезло, - своим прежним голосом сухо процедил Эдуард.
   И снова улыбнулся. "Оксфордской" улыбкой. На этот раз  попытка  вышла
более удачной - Кристиан поверил. И верил до тех пор, пока не  вышел  из
комнаты. Однако, остановившись у закрытой двери, он услышал, как изнутри
донеслись глухие звуки долго и упрямо сдерживаемых мужских рыданий, -  и
тогда понял, насколько железная воля у его приятеля, насколько  он  умел
владеть собой и управлять своими чувствами.
   Кристиан немного постоял и послушал,  потом  тихонько  удалился.  Его
решимость помочь другу удвоилась. Черт бы ее побрал, сердито  думал  он.
Неопытная молодая девчонка, она  не  стоит  слез  такого  человека,  как
Эдуард. Но  если  Эдуард  хочет  вернуть  ее  назад  -  пожалуйста,  он,
Кристиан, разыщет ее в два счета. Париж,  не  без  доли  самонадеянности
подумал  он.  Элен,  конечно  же,  вернулась  в  Париж.  Она   наверняка
направилась  туда,  где  (как  она  точно  знала)  ее  непременно  будут
разыскивать. Довольный собой, он усмехнулся:  типичные  женские  штучки,
вечное их желание трепать нервы и провоцировать. Бессмысленная,  дешевая
мелодрама.
   Перед сном Кристиан пришел к выводу: к  концу  завтрашнего  дня  Элен
вернется или же мы сами ее отыщем.
 
*** 
 
   Кафе Кристиан нашел достаточно легко.  Утро  он  провел  с  Эдуардом,
помогая разбирать донесения его агентов из Англии. Пообедав, он  покинул
берега Луары и после долгого и утомительного  сидения  за  рулем  прибыл
наконец в Париж. Когда он добрался до кафе, было поздно и уже стемнело.
   Оно называлось кафе "Страсбург" и располагалось на углу, где  бульвар
Сен-Мишель  выходил  на  площадь  с  тем  же  названием.   Малообещающее
заведение, подумал Кристиан, никакого сравнения с завлекательными  кафе,
разбросанными южнее по бульвару. Шесть  столиков  снаружи,  на  террасе,
другие шесть внутри  отделялись  друг  от  друга  сиденьями  с  высокими
спинками из мореного дуба. Заляпанные зеркала с рекламой перно;  унылого
вида  официант  и  официантка.  За  стойкой  маленького  бара  патрон  -
низенький темноволосый человечек с  усами  а-ля  Адольф  Гитлер,  мрачно
протиравший стаканы.
   Прояснив для себя положение дел, Кристиан расположился  за  одним  из
столиков внутри и,  поставив  локоть  в  нескольких  дюймах  от  чахлого
искусственного цветка, заказал омлет и стакан вина. Ничего,  он  закусит
паштетом из печенки, когда позже вернется к себе, утешил себя  Кристиан.
Между тем, проглатывая жесткий,  как  подошва,  омлет,  он  с  интересом
заметил, что в кафе "Страсбург",  очевидно,  нанимали  людей  случайных.
Официантка была француженкой, судя по всему -  студенткой,  а  официант,
высокий симпатичный парень, говорил с американским акцентом. У Кристиана
поднялось настроение. Он заказал  к  кофе  ликер,  закурил  свою  черную
русскую сигарету и в задумчивости откинулся на спинку стула. Сейчас надо
подкатиться к хозяину. Кристиан не сомневался, что идет по верному пути.
***
 
   Полчаса спустя от его уверенности не  осталось  и  следа.  Во-первых,
хозяин  едва  ответил  ему,  мельком  взглянув  через  стойку  бара   на
фотографию Элен.
   Кристиан,  в  совершенстве  владевший  французским,  приложил  немало
стараний, чтобы вообще заставить его говорить.  Хозяин,  правда,  слегка
оттаял, когда понял, что Кристиан не из полиции; он подобрел еще больше,
когда Кристиан подсунул под фото тысячефранковую  купюру.  И  уж  совсем
разоткровенничался, когда проник в  суть  наспех  сочиненной  Кристианом
истории: он-де разыскивает свою младшую сестру, она убежала  из  дому  и
буквально разбила отцовское сердце.
   При этих словах темные глаза коротышки увлажнились. Оказалось, у него
тоже есть дочь - единственный  ребенок,  и  она  только  и  делает,  что
доставляет неприятности своему бедному отцу. Они тут же  перебрались  за
столик, и Кристиан купил патрону выпивку. Обхватив руками стакан, хозяин
стал внимательно разглядывать  фотографию,  а  потом  с  обезоруживающей
откровенностью разрушил одну за другой все надежды Кристиана.
   Нет, он мог бы присягнуть в любом суде, что  никогда  не  видел  этой
молодой женщины - разве такое  лицо  забудешь?  Да,  он  довольно  часто
нанимает иностранцев; разрешения на работу у них  нет,  поэтому  они  не
требуют непомерной заработной платы, как  официанты-французы.  При  этих
словах хозяин подмигнул.  Но  эту  девушку,  нет,  не  принимал.  И  она
говорила, что работала здесь? Поистине, девчонки -  бесстыжие  создания;
его собственная дочь, он вынужден признать, уж точно стыда не имеет.
   - Вы уверены? Это могло  быть  около  семи  недель  назад.  В  начале
августа?
   Патрон вздохнул.
   - Мсье, я уже сказал вам. Ни в августе, ни вообще когда-либо.
   Он подумал немного и потом, искренне желая  помочь,  жестом  подозвал
официанта, который обслуживал на террасе  вновь  прибывших  посетителей.
Может быть, тот  что-нибудь  знает,  предположил  хозяин.  Американец  -
парень  хороший,  смышленый,  на  лету  схватывает,   работает   хорошо,
симпатичный и на девчонок заглядывается. Он в "Страсбурге"  месяца  три,
работает посменно. У него тут неподалеку комната, с  соседями,  наверно,
знаком. Может, лучше его спросить - а вдруг узнает девушку на снимке?
   Услышав про, комнату, Кристиан з