нием глядя  на его  работу.
Письмо  тоже  было  искусством  девов.  Царь  Тахмурас  заставил их когда-то
обучить этому людей...
     А  утром не пришлось уже пахать. Когда вывели быков за ворота, подлетел
всадник на лошади без седла, крикнул что-то. Сотник Исфандиар и Фархад-гусан
посмотрели  друг на друга и побежали седлать войсковых коней.  Авраам ничего
не понимал, но тоже поскакал за ними. Дорогой их догоняли другие азаты...
     Это был Адурбад --  тот азат, что проехал дальше, самый молодой из них.
По черенок сидел у него с левой стороны груди прямой арийский нож, а рука не
разжимала пальцев на рукоятке. Он убил себя. И место для этого выбрал, чтобы
не опоганить землю,--на камнях за дорогой...
     Все знали, почему  он сделал так. Дом его оказался на земле, переданной
великим  Каренам, и Фаршедвард, брат Зармихра, захотел изгнать его.  Но отец
Адурба-да  -- старый  дехкан,  воевавший  против туранцев  еще  с Ездигердом
Вторым, дедом нынешнего царя Кавада, отказался подчиниться. Тогда Фаршедвард
запретил им
     84


     ездить по своим  дорогам, а другого пути  к их  земле не было. Воду  он
тоже не  давал им, а  пшеницу стаптывал. Старик прошлым летом умер, осталась
молодая жена с двумя детьми. Накануне приезда азатов Фаршедвард увидел ее  и
приказал увезти в свой гарем как сакар -- ненастоящую жену. Приехавший вчера
азат поехал в даст-карт просить возврата ее, а на него выпустили собак...
     Азаты  стояли теперь, не подходя к мертвому.  За белыми листьями  джиды
нарастали шум и  гиканье.  Между деревьями  пронеслись  всадники, осадили  у
самых камней,  на которых лежал самоубийца. Первый из них, в голубом бархате
с золотом,  качнулся в  седле, выпрямился,  упираясь рукой в конскую  гриву.
Худое бескровное  лицо его  дергалось  от непрерывной  икоты,  светлые глаза
смеялись. Свора громадных  желтошерстых  собак саксаганской породы с рыком и
лаем  догнала всадников.  Но собаки вдруг замолкли,  тихо отступили,  легли,
поджав хвосты.
     --  Вон  он лежит, пес! -- захохотал  голубой.--  А я хоте ^ взамен ему
толстую Фиранак послать...
     Всадники  повалились в седлах от смеха. Кулон с бычьей  головой качался
на шее у голубого.  Авраам понял, что это  и есть сам Фаршедвард  -- младший
брат эранс-пахбеда Зармихра. И у всадников были нашиты бычьи рога...
     Фаршедвард  плюнул, отворотил  коня. В теплом небе  растворились смех и
лай. Молча стояли азаты. Пришли два аншахрика-прислужника из дакмы -- "Башни
Молчания", расстелили широкое серое рядно, перекатили на  него мертвое тело.
Только  тогда приблизились  азаты,  взяли  рядно за  края и побежали. Каждые
двести-триста  шагов  сменяли  они  друг друга,  но  не останавливались,  не
замедляли бега...
     Башня Молчания была не  такая, какую видел он в Ктесифоне.  Там она  --
большая,  многоярусная, похожая  на  ромейский  театр.  Здесь  было  сложено
простое  розвышение   из  камней,  а  в  середине,  за  невысоким  барьером,
располагалось по  кругу несколько  мощенных галькой  углублений. Прислужники
залезли наверх, подгащи-'III туда рядно с телом. На каменном ограждении  уже
дрались громадные  черные птицы с белыми шеями  -- от-' оняли чужих. Злобные
резрие крики и скреже! коттей о камни наполняли воздух...
     85


     "Спросил  Заратуштр Аурамазду:  "Аурамазда, дух святейший, творец миров
телесных,  праведный' Когда умирает  праведник, где в ту ночь находится душа
его?" И сказал Аурамазда' "Около головы она восседает..."
     По  истечении третьей  ночи,  на рассвете,  душа праведника носится над
растениями  и благовониями  Ей навстречу  является  ветерок, веющий  с южной
стороны,  из южных  стран,  душистый, душистее иных  ветров  В сопровождении
этого  ветра  является  собственная  его  вера, с  телом девицы  прекрасной,
блестящей,  белокурой, плотной, статной, великорослой, с выдающимися грудями
и  славным  станом,  благородной,  с  сияющим  лицом,  пятнадцатилетней   по
возрасту, и столь прекрасной телом, как прекраснейшие из созданных
     Да  поднесут  ему  пищу  из  желтоватого  масла '  Вот пища  для  юноши
благомыслящего,  благоговорящего, бла-годействующего,  благоверного -- после
смерти.  Вот пища для  женщины  очень благомыслящей, очень  благого-ворящей,
очень  благодействующей,   очень  благоверной,  наученной   добру,  покорной
супругу, праведной -- после смерти..."
     Опять стояли кругом азаты Маг брызгал в огонь, поминая Адурбада.
     "Спросил Заратуштр  Аурамазду "Аурамазда, дух  святейший, творец  миров
телесных, праведный' Когда  издыхает грешник, где в  ту  ночь находится душа
его?"  И сказал Аурамазда:  "Там же,  праведный  Заратуштр, около головы она
шатается .."
     По  истечении  третьей  ночи,  праведный Заратуштр,  на рассвете,  душа
грешника  носится  над ужасами  и злово-ниями.  Ей навстречу является ветер,
веющий  с  северной  стороны,  из северных стран, зловонный,  зловоннее всех
ветров. . И  потом дева,  на женщин  вовсе не  похожая,  идет ей  навстречу.
Говорит душа грешника скверной  деве : "Ты  кто,  сквернее и  отвратительней
которой  я на свете не видел никогда скверной  девы9"  И ему в ответ говорит
эта скверная дева: "Я  не  дева, а  злые твои дела,  о грешник  зломыслящий,
злоговорящий, злодействующий и зловерный. Ибо  когда ты видел  на свете, что
служат  Богу,  ты сидел  тогда, поклоняясь  д айвам. И когда ты  видел,  что
доброму мужу, пришедшему издалека или из  близи,  дают пристанище, оказывают
гостеприимство и  дают милостыню, тогда ты доброго  мужа унижал, и обижал, и
не  давал  милостыни,  а  запирал  дверь.  И  когда  ты  видел,  что  творят
правосудие, не берут взяток,
     86


     дают верное  свидетельство и говорят правдивые речи,  ты  сидел  тогда,
творя несправедливость, лжесвидетельствуя и ведя дурные речи. На!  Я -- твои
злые мысли, злые речи и злые дела...
     Да  поднесут ему  пищу  из яда,  из  вонючего  яда' Вот пища  для юноши
зломыслящего, злоговорящего,  злодействующего, зловерного -- после издыхания
Вот   пища   для   бабы   очень  зломыслящей,   очень  злоговорящей,   очень
злодействующей,  очень зловерной, наученной злу, непокорной супругу, грешной
-- после издыхания.. "
     Азаты молчали Красные угольки тлели и вспыхивали в их глазах

        XI
     Ктесифон пылал. Бесчисленные башни, храмы и рощи, пальмовые  острова --
все  было красно вокруг. А  посредине,  на черной наковальне  площади, лежал
гигантский брусок раскаленного железа...
     Впервые  подъезжал  он к Ктесифону с этой  стороны Заря  горела  за  их
спиной,  и серебряные  плиты дворца  царя царей впитывали ее огонь весь, без
остатка .
     Всю ночь скакали азаты. Сразу после арийского отпевания тронулись они в
путь. И  ни одного слова  не сказали  в дороге друг другу. А  ночь тоже была
красной. Слева и справа горели  невидимые пожары. Под  самой луной двигались
багровые огни:  люди в горах тоже не  спали. Звезды  сходились, сливались за
синими тучами и огненными реками текли оттуда на землю...
     Авраам оглянулся. Столбы черного дыма вплетались в зарю. Тысячами дорог
шли  к городу люди  в  белых  одеждах с  обгорелыми  факелами  в руках.  Все
перевалы в горах, сами горы дымились по всему горизонту. .
     Не сговариваясь, остановились азаты. Они смотрели на Ктесифон, и все те
же угольники  сухо горели  в зрачках.  Потом они  тронули дальше  запаленных
коней..
     Такого  еще  не  видел  Авраам.  И раньше у  каналов,  под  мостами,  в
переулках лежали голодные, сотни и тысячи были их. Но сейчас ему показалось,
что  люди плотной массой покрывают всю землю и не хватает  уже места на ней.
Кони плыли в этом море, и сразу  смыкались и  застывали за ними человеческие
волны. На азатов смотрели без всякого выражения. Только проехав город, стало
возможно пустить коней в рысь...
     87


     "Спросил Заратуштр Аурамазду: "Аурамазда, дух  святейший, творец  миров
телесных,  праведный! Когда умирает праведник, где в ту ночь находится  душа
его?" И сказал Аурамазда: "Около головы она восседает..."
     По истечении  третьей  ночи, на рассвете, душа праведника  носится  над
растениями и благовониями.  Ей  навстречу  является  ветерок, веющий с южной
стороны, из южных стран, душистый,  душистее иных ветров... В  сопровождении
этого  ветра  является  собственная его вера,  с  телом  девицы  прекрасной,
блестящей, белокурой, плотной, статной, великорослой, с  выдающимися грудями
и  славным  станом,   благородной,  с  сияющим  лицом,  пятнадцатилетней  по
возрасту, и столь прекрасной телом, как прекраснейшие из созданных...
     Да  поднесут  ему  пищу  из  желтоватого  масла!  Вот  пища  для  юноши
благомыслящего,  благоговорящего, бла-годействующего, благоверного  -- после
смерти.  Вот пища  для женщины  очень  благомыслящей, очень благого-ворящей,
очень  благодействующей,   очень   благоверной,  наученной  добру,  покорной
супругу, праведной -- после смерти..."
     Опять стояли кругом азаты. Маг брызгал в огонь, поминая Адурбада...
     "Спросил Заратуштр  Аурамазду: "Аурамазда, дух святейший, творец  миров
телесных, праведный!  Когда  издыхает  грешник, где в ту ночь находится душа
его?" И  сказал Аурамазда: "Там  же, праведный Заратуштр, около  головы  она
шатается..."
     По истечении  третьей  ночи,  праведный  Заратуштр,  на рассвете,  душа
грешника  носится  над ужасами и  злово-ниями. Ей навстречу  является ветер,
веющий  с  северной  стороны, из  северных стран, зловонный,  зловоннее всех
ветров... И  потом  дева, на  женщин вовсе  не  похожая, идет ей  навстречу.
Говорит  душа грешника скверной деве :  "Ты кто,  сквернее и  отвратительней
которой  я  на свете не видел никогда скверной девы?" И ему в  ответ говорит
эта скверная  дева: "Я не дева, а злые  твои  дела,  о грешник  зломыслящий,
злоговорящий, злодействующий и зловерный. Ибо когда  ты видел на свете,  что
служат  Богу, ты сидел  тогда,  поклоняясь  д айвам.  И когда ты  видел, что
доброму мужу, пришедшему издалека или из близи, дают  пристанище,  оказывают
гостеприимство и дают милостыню, тогда ты  доброго мужа унижал,  и обижал, и
не  давал  милостыни,  а  запирал  дверь.  И  когда  ты  видел,  что  творят
правосудие, не берут взяток,
     86


     дают  верное  свидетельство  и говорят правдивые речи,  ты сидел тогда,
творя несправедливость, лжесвидетельствуя и ведя  дурные речи. На! Я -- твои
злые мысли, злые речи и злые дела...
     Да поднесут ему  пищу  из яда,  из  вонючего  яда! Вот пища  для  юноши
зломыслящего, злоговорящего, злодействующего, зловерного -- после издыхания.
Вот   пища   для   бабы   очень   зломыслящей,  очень   злоговорящей,  очень
злодействующей,   очень   зловерной,  наученной   злу,  непокорной  супругу,
грешной--после издыхания..."
     Азаты молчали. Красные угольки тлели и вспыхивали в их глазах...

        XI
     Ктесифон пылал.  Бесчисленные башни, храмы и рощи, пальмовые острова --
все  было красно  вокруг. А посредине, на черной  наковальне площади,  лежал
гигантский брусок раскаленного железа...
     Впервые  подъезжал он к Ктесифону с  этой  стороны.  Заря горела  за их
спиной, и серебряные плиты дворца царя  царей впитывали  ее огонь весь,  без
остатка...
     Всю ночь скакали азаты. Сразу после арийского отпевания тронулись они в
путь.  И ни одного слова не  сказали в дороге  друг другу. А ночь  тоже была
красной. Слева и справа горели невидимые  пожары. Под самой  луной двигались
багровые огни:  люди в горах тоже  не спали. Звезды  сходились, сливались за
синими тучами и огненными реками текли оттуда на землю...
     Авраам оглянулся. Столбы черного дыма вплетались в зарю. Тысячами дорог
шли  к  городу  люди  в  белых  одеждах  с обгорелыми  факелами в руках. Все
перевалы в горах, сами горы дымились по всему горизонту...
     Не сговариваясь, остановились азаты. Они смотрели на Ктесифон, и все те
же  угольники сухо  горели  в зрачках. Потом они тронули  дальше  запаленных
коней...
     Такого  еще  не видел  Авраам.  И  раньше  у каналов,  под  мостами,  в
переулках лежали голодные, сотни и тысячи были их. Но сейчас ему показалось,
что люди плотной массой покрывают всю землю и не хватает уже  места на  ней.
Кони плыли в этом  море, и сразу смыкались и застывали  за ними человеческие
волны. На азатов смотрели без всякого выражения. Только проехав город, стало
возможно пустить коней в рысь...
     87


     Но  и  поесть не  успели  они.  Вся сотня Исфандиара  была  вызвана для
сопровождения. И Авраам не знал,  откуда у него взялись в этот день силы и в
следующие  три дня, потому что не  спал и не ел он. И  не было спавших в эти
дни...
     Снова плыли кони в человеческом море,  пока  не  вынесло  их к храмовой
площади И  сразу же отбросило назад, потому что  из  прохода главного  храма
вышел маг в  красном.  В ужасе закричал кто-то Пиреум со священным огнем был
на вытянутых  руках  мага,  и свет  небесный  святотатственно  соединялся со
светом внутренним, данным Арамати -- земле для вечного плодоношения
     Настала тишина. И в этой тишине маг поднял над головой  священный огонь
и швырнул его на белые камни перед храмом Вспыхнуло, разбрызгиваясь, горящее
масло. С бронзовым звоном запрыгала по земле чаша..
     -- В чем же правда, Маздак? Голос спрашивающего был совсем юный, но его
слышала вся площадь.
     -- Правда -- это хлеб и женщина! -- ответил  Маздак, и площадь согласно
вздохнула.
     Их  оттеснили, потому  что  маг  Маздак взял  факел у  ближнего  к нему
человека  и зажег,  окунув в горящее  масло.  И сразу  все двинулись вперед,
окуная в масло и зажигая факелы...
     Все, что было потом, запомнилось как один дымный, пламенный сон..
     Пустая  черная площадь перед дворцом. Гурганцы на черных лошадях стремя
к  стремени, и черные  волчьи хвосты  свисают с их башлыков. А все остальное
вокруг белое...
     И еще: багровое солнце дымится над морем, и тысячи таких же солнц стоят
стеной вполнеба.  Темной печью  в  этом серебре -- арка дворца.  Содрогающий
землю  гром труб,  и  львы,  рычащие,  рвущиеся  с бронзовых  цепей по краям
завесы...
     Все  белое склонило  головы  Только  красный Маздак идет  через  пустую
черную площадь, и тысяча красных  магов с дымными факелами в руках идут  ему
навстречу из серебряной стены И происходит то, чего никогда еще
     не было...
     Ахает мир. Испуганные  львы  припадают к земле Тяже чая царская  завеса
вздрагивает и  вся, от одного края  до другого,  начинает медленно  уплывать
вверх. Откры


     вается  огромный жертвенник, и  царский огонь соединяется с солнцем Все
выше завеса  стали видны уже  широкие чьвиные лапы трона  Сасанидов, золотой
панцирь, недвижное бронзовое лицо -- прямой подбородок и резкий изгиб бровей
И фарр  --  божественное сияние -- ослепляет  Эраншахр Железные крылья  орла
парят в этом сиянии
     Закутанная тощая фигура  мобедан мобеда  в ужасе корчится, отползает  в
сторону. Маздак останавливается напротив трона, поднимает факел И тогда  бог
и  царь царей, сын бога  и царя,  встает, делает  два быстрых  шага вперед и
вытягивает правую  руку в древнем приветствии мира  и жизни. . Авраам узнает
его, потому что это Свет-толицый, с которым играл он в арийскую игру "Смерть
царя"
     Гусары стояли  стремя к  стремени Гургасары -- "вол-коголовые"  --  так
персы  называли  гурганцев  за  волчьи  хвосты  на башлыках. Первой  тысячей
царских "бессмертных" были они, люди из Страны Волков. В Кте-сифоне их звали
просто гусарами...
     С  четырех сторон  рухнули  на  дворцовую площадь  белые  толпы. Черные
всадники отъезжали в сторону, и витые  ременные плети  без дела висели на их
запястьях. Но,  докатившись  до  арки,  миллионный  человеческий  вал  вдруг
отхлынул, закружился, попятился к Большому царскому каналу.  Качнулась земля
.
     Тысячебашенная   стальная  стена  перегородила  площадь   Она  медленно
двигалась и, если бы не случайный взмах хоботом, казалась бы неживой Кованые
башни с узкими щелями для стрелков были словно спаяны друг с другом...
     Один Маздак с факелом стоял  перед слонами. И царь царей, лишивший себя
святости и власти, был один наверху у своего трона  Великие жались к стенам,
львы выжидающе рычали по  краям.  Толпа все  пятилась, освобождая  площадь А
перед боевой линией слонов сидел на  широкогрудом мидийском коне эранспахбед
Зармихр, и  тысяча черных гусар выстраивалась впереди Пронзительно и страшно
завывали сигнальные трубы.
     Тогда  и   почувствовал  Авраам,  что  дернулся  конь  стоящего   рядом
Фархад-гусана  А  когда  посмотрел на  площадь,  то увидел скачущего по  ней
азата. Без щита и пики был он, только с голым арийским мечом в руке.


     Прямо  на  строй  черных   гусар  несся  азат.  И   еще  раз  случилось
невероятное.  Строй вдруг разломился, гусары отъезжали в стороны, освобождая
ему дорогу. А он, подскакав к неподвижному эранспахбеду, махнул мечом...
     Все  было смешано  потом  в красной ночи:  землепашцы в белых  одеждах,
азаты,  гусары, дипераны,  люди города. В эту  же ночь появились  среди  них
деристде-наны -- "верящие в правду", люди в красных одеждах с прямыми ножами
у пояса. А  на гигантском боевом слоне  была  площадка,  к  которой крепится
башня; на ней стоял великий маг Маздак  с факелом и говорил о победе света и
правды.
     Горячий ветер пронесся над площадью. Ударили невидимые барабаны, тысячи
рожков, труб,  сантуров  нащупывали  мелодию. И высокие пронзительные голоса
десятков гусанов в  разных концах площади нашли  ее... "Красный  слон мчится
вперед, и только ветер свистит в ушах вожатого-копьеносца..."
     Волны припева катились  в факельном море. Площадка с Маздаком двинулась
и поплыла над Ктесифоном, над Эраншахром, над видимым миром...

         * Часть II. ПРАВОВЕРНЫЕ *
     Да  будет справедливым  этот свет, Наложим на  богатство  мы  запрет Да
будет уравнен с богатым нищий,-- Получит он жену, добро, жилище'
     Фирдоуси "Шахнаме

        I

     Дергался  человек, изрыгая кровавую  кашу.  Потом  затих, неестественно
выпрямившись  под  кустом. Это  был  уже  третий,  которого видел Авраам  на
дороге...
     С  ночи открылись  засовы всех дасткартов.  Голодные припадали к зерну,
ели его  сырым, и многие умирали туг  же, под  стенами  хранилищ. К середине
второго  дня  вызвали всех  диперанов.  Розбех  теперь  командовал  ими.  Он
объявил, что перед правдой все равны, поэтому не
будет деления их с первого по пятый ряд, и честь каждому по его делам.
     К  ним вышел  маг  Маздак.  Он коротко  объяснил,  что надлежит  учесть
имеющееся в дасткартах, но  зерно раньше  всего. Надо  утолить  первый голод
людей, пришедших в Ктесифон, а по дехам затем произойдет  широкая раздача из
местных дасткартов.
     Для порядка им  выделяются азаты и деристдена-ны -- "верящие в правду".
Так называли себя  те, кто в  "Ночь Красного  Слона" надели на себя  красные
рубашки  -- кабы  и кровью поклялись,  что переделают  мир согласно  великой
правде Маздака...
     Ночь, день и еще ночь  сыпали  потом они с Артаком желтое сухое зерно в
подставляемые платки и ничего нигде не писали. Вастриошан, люди от земли, не
знали лжи.
     Наутро  третьего  дня сделали перерыв. Артак  упал в зерно  и уснул, но
Авраам не мог. Он вышел на дорогу за дасткартом эранспахбеда  Зармихра, куда
их послали, и тут увидел умирающих от сытости...
     Человек  больше не дергался. Он лежал, разведя руки и  положив  лицо  в
рассыпавшуюся  по  утренней  земле  пшеницу.  Аврааму  почему-то  захотелось
заглянуть  ему  в лицо. И он  увидел то, что ждал:  покорную  складку  возле
закрытых глаз. Это все, что помнилось из его облика.
     Авраам оглянулся на  умирающих,  посмотрел на землю с  пожухлой осенней
травой, на высокие  серые тучи, и  сжалось  его сердце. На  спину он лег,  а
ветер гнал и гнал тучи над его головой...
     Да,  он перс -- Авраам, и  это его земля. И все он