ческого следа. Не селятся и не  ходят туда, где погибли насильственной
смертью  люди.  Все  равно,  от  чего  это  произошло:  от  меча,  мора  или
встряхнувшего  землю гнева  божьего. Безраздельное царство  Ахримана  там, и
может заразить живых его дуновение...
     Не было двурогого арийского шлема на туранских изображениях Искандария.
Страшная притча родилась здесь  ему в оправдание. Росли как будто два рога у
македонского  царя, но  кончиками внутрь. И как  только  останавливался он в
завоеваниях, нестерпимую боль причиняли они...
     Огромное  торговое подворье имело  здесь товарищество.  Самостоятельную
выкормку шелковичных червей развело оно и получало уже  до трех  тысяч тюков
сырца в году. Вдвое ближе было отсюда к ромеям, чем если везти весь сырец из
Китая. Шелкоткацкие мастерские  с  красильней строились  у каменного старого
моста  через  Зеравшан.  Налоги  здесь  вдвое меньше,  чем  в  Эраншахре,  и
туранский владыка не принуждает в вере...
     Наверно, потому так много  манихеев в Согдиане.  Не такие нелюдимые они
здесь, как под кесарем или в Эраншахре.  Лучшие художники  из них по росписи
стен, тканей,  посуды.  Тайны китайских и всяких  иных  красок  известны им.
Казненный  когда-то объединитель  всех  земных вер  -- пророк  Мани  сам был
великим  живописцем   и  считал,  что  нет  более  достойного  для  человека
занятия...
     Манихеи ли были тому причиной, от  которых выводил корень своего учения
великий  маг Маздак,  но к  концу зимы,  когда  не  хватает хлеба,  стали  в
Согдиане требовать  раздачи  из  хранилищ.  Где-то на  пути  к  Пянд-жикенту
разгромили большой дасткарт и разобрали  женщин из гарема тамошнего владыки.
Тогда собрались на совет согдийские великие и обратились за защитой к ка-
     128


     гану. Люди туран-шаха привязали к конским хвостам виновных и проволокли
в  наказание  кругами  по  большой  базарной площади. В  Пянджикенте местные
великие прибили зачинщиков на три дня ушами к деревянным воротам шахристана.
По всей Согдиане начали убивать манихеев, и  делали  это те  же  бедствующие
люди, которых  подкормили и одарили деньгами великие. Иудеи и христиане тоже
стали реже показьшаться на улицах...
     Много раз расспрашивали  здесь Авраама о Маздаке. Согдийцем считали его
все, и был он якобы из рода здешних царей.  Среди людей ходили слухи, что не
сегодня завтра объявится  он в Самарканде, и плохо тогда придется великим  и
самому туран-шаху. Другие говорили, что Маздак уже в Согдиане, но скрывается
в горах и ждет намеченного времени...
     Роушан  звали купленную им девочку,  что было Роксаной по-эллински. Все
девочки  в  Согдиане откликаются на это имя.  Еще  совсем маленькой девочкой
купили  ее  в  горах,  и  до  последнего  времени жила  она  в  хозяйстве  у
мельника-дехкана, который хотел подарить  ее в  жены сыну. Но сын утонул при
паводке,  и   дехкан   повез  ее   на   женский   базар  вместе   с   другой
рабыней-старухой...
     По-прежнему  прибирала она  в доме,  чистила, ходила за водой.  Крепкая
грудь  вырисовывалась  у нее под ке-тене, но это не  вызывало у него никаких
чувств. Дядей звала она Авраама и бежала навстречу, когда он приходил...
     К храму  Арамати-земли за каменным  мостом  ходил  Авраам. Там нашел он
танцовщицу, одарившую  его.  Она сама  подошла  к  нему,  когда  стоял  он в
смущении у жертвенного дерева...
     Едва  сошла зимняя  вода с ровных,  как  стол,  такыров за  Зеравшаном,
Авраама понесло по Турану.
     -- Я хочу найти город Сиявуша, -- сказал он Шерйез-дану.
     -- Поедем! -- согласился тот, нисколько не задумываясь.
     И  на  следующее утро они  поскакали:  Авраам,  Шерй-ездан  и еще  трое
кайсаков,  его  друзей.  Днем  и  ночью  мчались  они, засыпая  в  седлах  и
просыпаясь при первом


     М. Симашко
     129



     луче  солнца. Кони  тоже спали,  продолжая скакать.  И  Аврааму вправду
стало казаться, что одно целое он с лошадью...
     Лишь   началом  Турана  была  Согдиана.  От  Зеравшана   через  древнее
нескончаемое ущелье  ехали они, пока  не вырвались вместе  с дувщим  в спину
ветром в совсем уж бескрайнюю  степь. Трава  рвалась к солнцу,  хлестала  по
ногам, и стекал с коней и людей живой зеленый сок. А дальше были еще большие
горы и реки, и опять неделями мчались они в желтой, красной, синей степи...
     Табуны  диких  коней,  сайгаков, куланов  неслись впереди  и  сзади их,
справа и  слева. И люди скакали меж ними, не отставая от двигающейся  весны.
Легкие  юрты  были  погружены на  лошадей  и  гигантских косматых верблюдов.
Каждый  туранский род  имел свою  тысячелетнюю дорогу  к Северу и  по ней же
возвращался назад с  табунами, когда снег начинал  заметать траву.  И  птицы
летели вместе с ними в ту и другую сторону...
     Поэтому и  строились туранские  города лишь у гор  и по  рекам.  Дома и
сады,  вставшие  среди степи, прервали  бы это постоянное движение,  как нож
прерывает ток крови  в  живом теле.  Дикие табуны  остановились  бы  тогда в
недоумении и заметались в стороны, ломая  ноги и погибая  на  не  изведанных
предками  дорогах.  И  птицы  бы падали  замертво, не  желая  опускаться  на
тронутой человеком земле...
     Ничего не взяли с собой Шерйездан и  умчавшиеся с  ним кайсаки, даже не
предупредили  своих.  Как в  гости на соседнюю улицу  поехали  они, в  любом
кайсацком  шатре располагались как хотели, ели и спали. А раза  два или  три
Шерйездан простодушно  сказал  ему, что  люди, у  которых  они ночевали, его
враги. И очень удивился, когда Авраам спросил, зачем же  он останавливался у
них...
     Наверно, это вечное движение сближало людей, делало их невосприимчивыми
ко  всяким границам. Сколько ни ехали они, везде говорили на  одном языке. В
нем  было  много  арийских  корней  и  построений,   употреблялись  гуннские
сочетания, а  весь он  был проникнут единым  словесным влиянием  беспрерывно
накатывающихся откуда-то с Северо-Востока народов. Даже  на  окраинах  степи
понимали этот язык. В Мерве и Самарканде все говорили на нем наряду с языком
пехлеви и согдийским...
     130 (


     Они  побывали  в нескольких  городах на  берегу все  того  же  Яксарта,
текущего   из  гор   Согдианы.   Всякий  раз  сопровождающие   его   кайсаки
останавливались и с надеждой смотрели на Авраама. Им  очень хотелось,  чтобы
он нашел город Сиявуша.
     В светлое утро они разбудили его:
     -- Смотри,  Ибрагам, смотри... Кровь Сиявуша! Он  вздрогнул, потому что
вся  земля  до горизонта сделалась  вдруг красной. Кайсаки знали  поверье  о
царевиче  Сиявуше.  Когда  подлый  интриган  Гарсиваз  оклеветал  его  перед
Кей-Афрасиабом,  то  опрокинул в  злобе  таз,  наполненный  его  благородной
кровью. И каждую весну вырастают на том месте маки и тюльпаны...
     Они  теперь скакали по пояс в  этой крови.  Трава окрепла, и мечами  из
туранского синего железа приходилось пробиваться через нее к берегам степных
голубых озер. Не боялось дождя и крови это железо. Когда Авраам спросил, где
плавят его,  кайсаки вдруг замолчали. Шерйездан неопределенно  махнул  рукой
туда, где обычно вставало солнце. Чужестранцу нельзя было знать об этом...
     Шесть недель неслись уже они так, и однажды к середине дня Авраам сполз
с коня. Все та же степь была впереди.
     -- Что же там? -- спросил он, показывая на Север.
     -- Туран,-- ответил Шерйездан.
     И они повернули коней...
     На  третий день стала желтеть трава. Солнце опускалось к земле, выжигая
все  живое. А  на пятый  день обратного пути черная  мгла от  края  до  края
заволокла степь. Высохшая  до звона трава горела, подгоняя отставшие табуны,
уничтожая все больное и слабое.
     Въехав по горло в  большое озеро,  переждали  они  огненную облаву. Еще
полдня  носились  по  горизонту  черные  смерчи. А  потом  начала трескаться
окаменевшая земля, и ни одной травинки уже не оставалось на ней. В известных
только им глубоких  ложбинах и у редких колодцев  находили кайсаки  корм для
лошадей. Пустая была степь, и орлы неподвижно стояли в белом горячем небе...


     5*
     131



     Когда,  трижды  облупившийся  от  огнедышащей  пустыни,  вернулся  он в
Самарканд, была уже середина  лета.  Дядя  его  Авель бар-Хенанишо  пришел с
шелком из Китая. На торговом  подворье ковали лошадей и лечили верблюдов для
дальнейшего пути...
     Еще  через неделю Роушан  укладывала на купленного им верблюда  цветной
сундук,  одеяла,  какие-то  горшки  и всячески  ругала пытавшегося  помогать
Шерйездана. Тот послушно отходил в сторону и только вздыхал. С самого начала
невзлюбила она его. Кровь согдийки говорила в ней...
     Клинок  из  синего   железа  с  тяжелой  костяной  ручкой  подарил  ему
Шерйездан. Самый высокий дар это был среди них, означавший родство. Кейпчаки
-- "царские ножи" называли себя служилые кайсаки.
     До самого Окса  носились  вокруг  каравана  Шерйездан  и  его друзья. С
поддерживаемого надутыми козьими шкурами парома еще видны были их силуэты на
прибрежных барханах.  Потом вдруг сразу, как сон, растаяли  они  в туранской
белой мгле...

        XI
     Лошади захрапели, косясь налитыми  кровью  глазами  в сторону  неровной
гряды холмов. Верблюды заволновались и стали все сразу.  А потом, сорвавшись
с места,  обрывая  веревки  и  роняя поклажу, понеслись  в  пустыню. В ужасе
кричали что-то люди...
     На  какое-то  мгновение Авраам  силой придержал коня. Непонятно, откуда
хлынула  серая  вода.  Она стремительно приближалась, взбегая  почему-то  на
поросшие  саксаулом  бугры.  Тусклым серебром  отсвечивали  волны, и шум был
тихий, грозный, как у прорвавшей плотину реки...
     И вдруг он понял, что вода--живая. В смертной тоске закричал поломавший
ногу  верблюд.  Волна докатилась  до  него, и отвратительные пушистые комья,
попискивая,  полезли  вверх, вырывая прямо  из косматого  брюха куски живого
мяса.  Голые красные  хвосты тянулись  за ними от самой  земли. Под  копытом
своего коня увидел Авраам подбирающуюся крысу и встретился с ней взглядом...
     Холодная дрожь пошла по спине. Вялыми, бессильными сделались руки. Конь
сам рванул поводья.
     132 ^


     Большие,  неестественно   белые  кости  верблюда  пронеслись  где-то  в
стороне...
     Только  к  полудню  на  голом  каменном  нагромождении  удалось собрать
разбежавшийся  караван. Крысы уже шли мимо, обтекая раскаленные утесы, и  ни
клочка свободной земли не было видно вокруг...
     Раз в  сто лет это бывает.  Словно из земли родятся  они, собираются со
всех  долин и ущелий в одно место, кружатся, роятся и вдруг двинутся прямо в
пустыню. Может  быть,  передалось  им от  предков  это  стремление. Там, где
многие тысячи  лет назад тек к другому морю непостоянный Оке, стояли богатые
города, и сады плодоносили дважды в году. Черные Пески замели там все...
     Еще три дня двигались крысы. Тихо, сбившись, стояли лошади и  верблюды,
лишь поводили  ушами. И  люди  говорили шепотом,  как будто боялись  навлечь
несчастье. Плохой это был знак, когда исходят из Эраншахра крысы...
     Так же неожиданно прошли они, как и появились. Быстро, на глазах, стали
обнажаться  испещренные  миллионами  лапок барханы. Где-то на горизонте  уже
падали и снова взвивались  в  небо сарычи,  по  вкусу выбирая издыхающих  на
горячем песке острозубых зверьков...
     Через Страну Волков -- Гурган, по-ромейски Гирка-нию, пошли они, потому
что  непонятное  творилось  на  старом  караванном  пути  по  южной  стороне
Мазандера-на. Великие Карены, засевшие в горах, останавливали все проходящие
караваны, а царской охраны  теперь не  было  с ними.  Гургасаров с  волчьими
хвостами  на башлыках  нанял Авель  бар-Хенанишо для сопровождения через  их
страну, а затем по Атурпаткану и дальше, до самого Ктесифона...
     Еще одни развалины  остались  позади, но были  уже  от  гнева  божьего.
Дважды рушился  от  землетрясения  Михродасткарт  --  стольный  город  царей
Парфии, но ничего живого не росло  на чудовищных обвалах.  Называемые Нисой,
оба  городища  стояли  на  высокой  насыпи,  а  Золотой  ключ,  поставлявший
неслыханно  сладкую  воду, был слишком мал,  чтобы  впустую  проливаться  на
руины. Говорили, что кувшины в рост человека, полные золотом, погребены  под
рухнувшими сводами, но во власти Ахримана сокровище. Вновь затрясется земля,
ес-
     133


     ли  начать копаться  в  ней.  Окрестные жители  убивали  всякого,  кого
встречали там с лопатой...
     Все  сохраняется  нетронутым  в  лишенных  воды  Черных Песках: железо,
руины, людские души. Тень неприкаянного Искандария обрела здесь вещественную
плотность.  На голом безжизненном  перевале  из  Хораса-на  в  Страну Волков
стояла сторожевая башня  и селение под  ней. Струйка  воды  сочилась  сквозь
красные камни, и пустыня была вокруг...
     Увидев  когда-то  Черные  Пески перед  собой,  отказалась  идти  дальше
передовая фаланга Искандария. Как принято было в македонском войске, казнили
каждого  третьего. Оставшихся поселили  здесь,  и каждому  солдату дана была
женщина. Вот уж  восемь веков охраняют эти люди военную дорогу Искандария, и
никогда ни один не  спустился еще в зеленые долины. Крепкие, высокорослые, с
тяжелыми пехотными копьями у ноги, стояли они у  квадратной каменной башни и
молча смотрели на проходящих верблюдов...
     Настоящее море увидел он, и  зеленые барханы переливались один в другой
под нестихающим ветром. Каспийским  или  Гирканским  называли  его  по имени
живущих по берегам народов. А слева, по ходу каравана, опять был Мазандеран,
и корчился в горячем небе на льду Демавенда змееликий Заххак...
     Неисчислимые  ручьи  стекали  с гор  к  морю.  Разливаясь,  питали  они
гигантский тростник и ползучий кустарник. У лошадиных копыт слышалось  вдруг
утробное  похрюкивание,  и долго  еще  трещали сучья  от  убегающих кабанов.
Кричали птицы, трубили олени, а потом вдруг тигриное фырканье приглушало все
вокруг. Ночами страшно, томительно  выли волки,  и нельзя  было отличить  их
голос от человеческого....
     Волчьими позывами переговаривались через горы и долины гургасары. Порой
те, кто  охранял караван, отвечали на них,  и  тогда из леса выезжали люди и
получали  подарки  от  Авеля  бар-Хенанишо:  железные  ножи  и  раскрашенное
самаркандское полотно.
     Неукротимый воитель Ростам  приезжал сюда охотиться, потому что нет для
этого  на земле лучшего  места. Дикий кабан здесь до  самого сердца пропорол
утр^о-бу  престарелого мервского  владыки, сделав  счастливыми Вис и Рамина.
Арийские притчи это, но что было за ни-
     134


     ми?  И  века  не  прошло  с тех  пор,  как погиб  в  этом  краю  прадед
Светлолицего Кавада -- Ездигерд Первый,  царь-грешник, уравнявший с арийцами
инородцев Эраншахра.  Он тоже поехал сюда охотиться  в окружении великих.  В
царской  хронике  так  и  записано, что  белый конь с  крыльями  выскочил из
источника и ткнул его в грудь золотым копытом...

        XII
     Авраам думал, что людские россказни  это, подобие притч. И когда увидел
слипшиеся  красные комья  на ветвях, небо покачнулось в  его глазах. Ствол у
дуба обрызгался до корней, и весь мир показался ему в младенческой крови...
     В  Атурпаткан  уже  пришли  они,  когда  полились  горячие дожди. Синим
пламенем  пылали   небеса  и   с  грохотом  рушились   вниз,   уравновешивая
прошлогоднюю  сухость. Впервые на памяти людей почернели горы Мидии. Ревущие
потоки низвергались  на Эраншахр, но  земля уже не принимала их. Плыли через
селения  корнями вверх деревья. Пшеница чернела от воды, и тот, кто  пил эту
воду с  полей,  становился безумным.  Говорили, что скверна вошла  в нее  от
христианских бань, в которых моются теперь в городах...
     Вот тогда  и  увидел  Авраам  сухих  величественных стариков  в светлых
одеждах,  которые  несли   младенца   к  одинокому  дубу  посреди  луга.  Из
бесчисленного рода Ис-пахпатов, здешних царей от сотворения мира,  были они.
Старейший  в  роду  нес  родившегося  последним. Младенец  таращил  глаза на
дуплистое дерево и бил по воздуху ладошками...
     Застучал  барабан,  и  все  они  стали  прямыми арийскими  ножами  сечь
младенца на части и бросать их в небо. Сам глава рода метнул на дуб кровавый
сгусток:  печень  и почки. Все облегченно вздохнули, потому что остались они
висеть среди ветвей и не упали обратно. Потом все сели за трапезу и ели одни
лишь плоды я ко-оенья...
     Светлолицый  Кавад  запретил  младенческие жертвоприношения,  но далеко
было сюда  от  Ктесифона. Еще доавестийским законам верны  оставались в этих
местах. Слово передавалось им из века в век...
     135


     К мешкам с собранными легендами подъехал  Авраам. И подумалось ему, что
это вовсе не притча, когда  лезвие прикасается  к  живой плоти. Как с  ножа,
стекает  кровь  с древних  красивых слов. Передают  в наследство эти  слова.
Снова и снова убивают они...
     Схлынула  вода, но не  взошло солнце. Зеленой мглой заволокло  небо над
Эраншахром. Саранча заваливала реки,  и останавливались они в своем течении.
Опять сбился в плотную массу караван.  Только так могли противостоять люди и
животные  навалившейся на них  липкой тяжести.  А  когда  перевалила саранча
через них, ни единой травинки не осталось на земле. Без коры стояли деревья,
сухие  и  белые,  как  обглоданные  кости.  В  селениях  говорили,  что  это
опоганенная покойниками земля выплюнула из себя зеленый яд...
     И  еще  говорили, что "красные  абрамы" командуют везде,  выполняя волю
своего хитрого бога...

        XIII
     Тахамтан!..  Кем  мог   быть  этот   человек,   взявший   себе   кличку
железнотелого   воителя  из  преданий?  Вполголоса  называли  ее  дехканы  и
люди-вастриошан во всех  селениях на пути к Шизе. Там был главный  храм Огня
сословия артештаран...
     Крысы исходили  из Эраншахра,  разверзались  хляби  небесные,  безликая
саранча наполняла землю,  старцы  терзали  младенца. Пахло в  мире  дымом  и
кровью. И снова шли крысы... В тягостном предчувствии открыл он глаза  и как
завороженный смотрел в розовое от зари небо...
     Из тесаного гранита с дубовыми перекрытиями был древний  арийский храм.
Красным  кубом уходило его отражение в фиолетовые глубины  озера, а с другой
стороны  простиралась  каменная равнина. С весны  не  пускали сюда  молиться
людей прибывшие  из  Ктесифона  деристденаны. Тахамтан, который  привел  их,
отменил  поклонение  Огню.  Вчера,   накануне  главного  осеннего  праздника
зороастрийцев, он приказал своим людям  уйти от храма. А когда  село солнце,
пришли в свой храм мобеды и  старейшины сословия. Многие  тысячи людей ждали
на
     136


     истертых подошвами камнях, когда наступит Утро Очищения...
     Нет, не снилось ему: пахло дымом и кровью. А заря была необъяснимой: на
розовом  небе  светились звезды. Авраам повернул голову и увидел  горящий  в
ночи храм...
     Тишина  была в мире, только  огромные столбы пламени беззвучно стояли в
черном озере. Вода неслышно струилась сквозь огонь, где-то на дне шевелились
дымные хвосты, и немы были недвижные фигурки людей...
     Вчера на  уходящей  в  озеро  песчаной косе остановился караван,  и все
хорошо было  видно сейчас  через тихую  воду.  Звездами  от кузнечного горна
взлетели  в небо искры. Огненный человек  отделился  от храма  и долго бежал
среди людей, пока не потух. В сторону Мидийских гор посмотрел потом Авраам и
увидел настоящую зарю...
     Светлее  делался  дым  над храмом, и красная линия  обозначилась  между
лесом и теми, кто ждал очищения. Локоть к локтю стояли  деристденаны. Внизу,
у нисходящих от храма  ступеней,  покачивался на воде  большой тайяр. Люди в
красном были на нем.
     Потом отделились от них четверо и пошли  к молящимся перед храмом. Взяв
первых десять, они  повели их на тайяр. Ограждено было досками место на нем,
обращенное к озеру.  Маленький горбун стоял там с плоским широким топором...
Медленно  поплыли в воде длинные ч