ак сор, попавший в
глаза.
     -- Я промою глаза, дай!..
     Устад теперь  тоже смотрел в некую пустоту мимо гостя, словно забыв про
него.  Пламя светильника стало вдруг разгораться, перебросилось на протекшее
сбоку масло. Прогорев, оно успокоилось и вернулось на место.
     -- Как поступал в этот день сам Гонитель Правды?..
     -- Он писал, а потом калам из его руки упал на стол.
     -- Калам упал?  --  Впервые у устада поднялись вверх брови.--Так ли  ты
сказал, рафик?..
     -- Я это видел, но начался ветер, и пришлось уйти из сада.
     Устад озабоченно покачал головой:
     -- Все те же люди в кушке?
     --  За  всеми  деревьями   они,  и  ощупывается  сверху  донизу  каждый
приходящий.
     ' Сарханги, сипахсалары- военачальники
     241


     -- Скажи тем, о которых известно, что я все услышал.--Устад поднял руку
ладонью  к гостю.--Тебе  в поучение...  На закате  пришел ты,  когда обычным
людям пристойно молиться. И в моем огороде нельзя было тебе идти сзади.  Это
мне, простому садовнику, надлежит искать перед помощником хаджиба султанских
садов.  За  каждым дувалом здесь мушериф -- это ты  сам знаешь. И  столбы на
базаре -- для нас...
     -- Я лишь сухой песок, а слова твои -- вода, даи-худжжат!..
     Они  вышли  на айван, омыли руки.  Соседи видели,  как  устад Наср  Али
поливал  из кумгана  молодому  подручному  султанского  хаджиба.  Потом  они
поужинали, и гость  ушел,  провожаемый устадом до конца улицы. Потом рукой у
Реза-шагирда  была  накрытая платком корзина  с  землей, в которой покоились
начавшие прорастать луковицы тюльпана...
     Когда передвинулась и встала меж минаретами  пятничной мечети  -- Джумы
-- розовая звезда Мерва, устад Наср Али прошел в конец своего сада, неслышно
отворил вмазанную в дувал дверцу.
     -- Что ярче света?..
     Это  прошептывали по  ту  сторону  дувала.  На протянутой  из тьмы руке
тускло обозначилось кольцо.
     -- Тайна!
     Оттуда, со стороны арыка, в руки устада была подана  сухая выдолбленная
тыква, которую носят на боку странствующие суфии. Ими всегда полна дорога от
Мерва до Рея и Исфагана. Наср Али принял тыкву и отдал во тьму другую, точно
такую же.

         * ГЛАВА ВТОРАЯ *

        I. ВАЗИР
     О  благодарности государей  за благодеяния,  ниспосланные  им  богом...
Когда молитвы народа -- во благо государя, он  приобретает в сем мире доброе
имя,  а  в  том-спасение.  И спрос  с него  легче, ведь сказано: государство
существует  и при неверии, но не существует при беззаконии... В  предании от
посланника  -- мир  над  ним! -- приведено: на страшном суде у тех, кто имел
власть над народом, руки будут связаны на шее; если был справедлив,
     242


     правосудие развяжет его руки и  он отправится в рай; если же законы ему
были нипочем -- со связанными руками бросят в ад...1
     Тут  пусть и приведет Магриби  касыду Бу  Ханифы  о  государстве.  Кнут
справедливости в  руке властителя укрощает страсти сильных и многоумных, ибо
не на них  держится государственный порядок. Сила державной  власти покоится
на тех  многочисленных, кто  прост  умом и  желаниями,  а потому безропотен.
Справедливость  же  заключается  в  том,   чтобы  все  были  таковы,  а  кто
высовывается из ошейника, проявляет чрезмерную  алчность  или умствует, того
надлежит искоренять.
     В книге о правлении не следует писать об этом прямо. Действия государей
прошлого в таких случаях нужно объяснять заложенной в них  богом мудростью и
добротой.  В  такой форме поучение  понятно будет для нынешних правителей  и
полезно для народа, который  уразумеет, какая высокая  и трудная обязанность
лежит на государе.
     К месту тут придется хотя бы предание об Иосифе, завещавшем  похоронить
его  рядом  с  дедом  Абрагамом. Архангел  Гавриил не позволил  ему этого до
страшного суда, на котором царям предстоит отвечать за свое правление.  Коль
так было поступлено с самим Иосифом, то каково будет с другими!..
     Не  только за людей, но за  растения и скотов придется ответить имеющим
власть. Здесь  надо сообщить о праведном  халифе  Омаре, который обещал сыну
явиться во сне в первые три дня после своей  смерти. Только через двенадцать
лет увидел  его  ночью  сын. И  когда  спросил  о  причине столь  длительной
задержки,  сподвижник Пророка  ответил:  "В мое  правление обветшал  мост  в
окрестностях Багдада; одна овечка провалилась и сломала ногу. Двенадцать лет
держал я за это ответ!"
     Все здесь верно, но  не нашли  пока нигде книги  в черном переплете  со
львами,  которую  увидел  некогда  он  под коленом у  младшей  жены султана.
"Ден-намак" ей название. Правила и примеры оттуда  нужны для каждой главы, и
неполно без них поучение...
     ' Сиасет-намэ, с. 14.
     243


     Что  же было вчера? От распахнувшего двери  ветра  завернулся на  столе
пергамент, и калам выбило из руки. В тот же миг появилась Тюрчанка'
     Впервые  не  мог он  заснуть  в  эту  ночь.  Прямо над  головой  розово
светилась звезда, шелк  блудницы пламенел в  безднах вселенной,  а имам Омар
стоял напротив  и  усмехался в неухоженную бороду  Дерзким  отрицанием полны
были его  глаза.  И  не его  глаза уже были  это, а глаза бесстыжей Тюрчанки
гневно и нетерпеливо смотрели с лица звездного имама.
     Как он раньше  не видел,  что у  нее  и у имама Омара одинаковые глаза?
Могло  ли  такое  быть? Но  каков же  цвет  глаз  у Тюрчанки?  Он  попытался
представить ее лицо, и ничего не получилось...
     Почему в  день, когда застал ее,  не довел он до  сведения  Величайшего
Султана  о  прелюбодействе  в  самом его доме?  Не вазиру, конечно, надлежит
выполнять подобное: на это есть специальные мушерифы Дома, обязанные следить
за  нравственностью,  есть  также евнухи  гарема.  Через  них это  делается.
Впрочем,  посылается,  коль  необходимо,  и тайная  бумага без  подписи.  Не
обязательно  в ней  писать  все  прямо; можно привести  лишь соответствующие
случаю стихи или поучение.  Однако и на другой день, и на третий он ни о чем
тогда не распорядился...
     Откуда знала она, что не  сделает он этого?! С самого начала не терпела
его  Тюрчанка.  По примеру своих  диких  туранских  сестер  она  от  ушей до
подбородка оголяла  лицо.  Выпуклый  чистый  лоб  ее хмурился и нижняя  губа
оттопыривалась  всякий  раз,  когда  случалось  ей  увидеть  его.   А  после
случившегося она фыркала по-тюркски при одном его  приближении, так что даже
в глазах Величайшего Султана читалось удивление по этому поводу..
     Бесстыдство ее не знало предела. Вскоре он нашел заложенным свой тайный
ход  в  книгохранилище,  а  ее  что ни день встречал  на ведущей туда аллее.
Тюрчанка  шла,  как будто никого не существовало для  нее  в этом  мире.  От
маленьких  красных  туфель  оставались на  песке глубокие  и  четкие  следы.
Шахар-хадим нес за ней толстую книгу..
     Потом  он всегда обходил  стол в  дальнем  углу  книгохранилища,  когда
приходил туда по делам. Только однажды повлекло его нечто. Опасливо протянув
руку, дотронулся он до того места, где  упиралось ее колено. Холодное дерево
было там.
     244


     Стол в углу продолжал стоять  свободный от  книг, и  что ни день шла по
аллее Тюрчанка. Кудан уже командовал первым султанским хайлем. При встрече с
ним  удачливый  хайль-баши  склонял  в  поклоне  шею,  и  крепкие плечи  его
топорщились от сознания своей безнаказанности..
     А Тюрчанка всегда  ненавидела  его  Это  неприятие в волчьих  скошенных
глазах он увидел сразу, когда открыли  перед ним лицо девочки И толстая губа
у нее оттопырилась, словно при  виде  нечистой жабы  -- кульбаки Лишь родичи
илек-хана да самаркандский кази Абу-Та-хир присутствовали тогда в Самарканде
при  порученном  ему сватовстве. А может быть, поняла  она  его  мысли,  как
понимает дикая камышовая кошка, если в виду ее начать тянуть тетиву лука .
     Он отдыхал  в "позе готовности". Сегодня все было спокойно,  и Тюрчанка
уже  не мешала  работе.  В должном  порядке  изложил  он вторую главу  --  о
взаимозависимости  государя  и   закона.  Калам  покоился   меж   большим  и
указательным   пальцами,  чернила   равномерно  обволакивали  вставленное  в
стержень перо из евфратского  тростника и полностью  стекали к концу каждого
периода
     Это --  великое  умение,  и лишь потомственные дабиры владеют подлинным
таинством письма. От одной  нечетко выписанной буквы  может смутиться сердце
властителя,  и решение его  будет неправильно Мир  между  царствами  зависит
порой от искусства дабира, чему бывали примеры. .
     В  одобрение его замысла написать книгу о  государстве приснился ему  в
первый  день  работы над ней  дед, бросивший некогда в  него тяжелую галошу.
Старый  да-бир сделал  правильно,  так  как  указано  Пророком  не  смотреть
человеку на  свое отражение. Никогда уже больше  не  гляделся  он попусту  в
воду.
     Да,  проходя мимо  хауза,  он всегда  потом смотрел только поверх воды.
Какие-то листья плавали там, и мутная вода не вызывала беспокойства.  Так  и
не научился никогда он двигать ушами .


     Но ведь получалось тогда у мнит!..  Сами собой напряглись  мышцы по обе
стороны головы.
     него, он это точно по-вдруг скулы, отвердели Синяя вода хауза запле-
     245



     скалась в бездне времен, и  все остальное в  мире уплыло неведомо куда.
Остро, до  боли в глазах, ощутилось давнее желание. Уже не думая  ни  о чем,
попытался он исполнить невозможное.
     Ухватившись за край стола, он даже привстал от напряжения. Теплая волна
прошла вдруг  от  ног к  затылку,  повлажнел  лоб. Вот-вот должно  было  это
получиться. И тут послышался сухой стук...
     Словно завороженный смотрел он на выпавший из руки калам. Все медленнее
вились тонкие  золотые  нити, и он знал уже, что сейчас произойдет.  Все это
было  связано   непонятным   образом.  Когда  калам   остановился,   явилась
Тюрчанка...

        II. ВАЗИР (Продолжение)
     Но  не в то время и не в том месте  явилась она. Он ужаснулся  тогда  в
Самарканде при  виде ее. Уродливой была похожая  на гуся  девочка  с большим
ртом  и неровными  зубами. Сидела  она сгорбившись,  локти  никак  не  могли
прижаться  к телу  и  торчали  в  стороны  из-под  просторного, не по росту,
покрывала. И глаза были не такие, как во все времена установлено поэтами. Не
ши-разские звезды с копьями ресниц воплощали  они, а  какую-то  дикую траву,
ежемгновенно меняющую  цвет. Он недоуменно  повернулся к кази Абу-Тахиру,  и
тогда-то оттопырила она вдруг свою губу...
     Илек-хан Наср Шамс ал-Мульк, "Солнце Державы", после  того как подвезли
камнеметы,  выбрался  из   Самарканда  по  сухому  руслу  канала  и  ускакал
неизвестно куда. Два года перед этим выразил  он  неповиновение, а пришедший
наказать его Алп-Арслан был зарезан на холме у  Бухары в  виду всего войска.
Воспользовавшись тем, что наследнику Малик-шаху пришлось улаживать свои дела
с родичами в других краях  державы, илек-хан захватил Балх и Термез.  Теперь
пришла пора расплачиваться.  Прямо к Самарканду  пришел Величайший Султан, а
отряды  его поскакали в  Шаш  и  к Узгенду --  до края  владений  вероломных
Караханидов. Вот тогда и призвал илек-хан  к себе в некое место святого кази
Абу-Тахира. "Тебя  знает Низам ал-Мульк -- вазир и атабек нового султана, --
сказал он кази. -- Чего не совершается в умопомрачении, и такое уже бывало в
мире. Вот и с нами случилось. Пусть будет вазир нашим предстателем перед
     246


     Величайшим Султаном  и напомнит ему про родство,  ибо двоюродные братья
мы с Малик-шахом. И мы тоже не останемся невеждами и отблагодарим названного
вазира теми-то и теми-то милостями..."
     В  шатре   у  Самарканда   обговаривались   потом  эти  дела  с  мудрым
Абу-Тахиром,  и  тот допущен  был  лобызать  Высочайшее Стремя. Решено было,
вернув себе  Балх и  Термез,  оставить  все  же Шамс ал-Мулька  правителем в
Самарканде с ежегодным приношением даров. А  чтобы не был это "волчий  мир",
следовало царствующим домам обменяться женщинами. Сводная сестра Величайшего
Султана давалась в жены илек-хану. В то же время тринадцатилетняя племянница
Шамс ал-Мулька становилась  токал -- младшей  женой Малик-шаха.  Она  и была
Тюрчанка...
     Кази Абу-Тахир  не понял  тогда  его недоуменного  взгляда. Может быть,
знал  этот  кази  нечто  свое   о  женщинах,  считая   невесту  красивой.  И
многоопытная Айша-ханум,  главная  хаджиба султанского гарема, взятая им  на
смотрины, тоже  никак не  выказывала  отвращения.  Только он один  испытывал
беспокойство, так как со слов кази  заранее  сказал  Малик-шаху о невиданной
красоте будущей жены.
     Но все уже  шло  своим  путем. Ханум осмотрела кости и  мышцы  девочки,
проверила  чистоту тела, глаза  и  уши, не искривлены ли  пальцы на  руках и
ногах, нет ли изо рта дурного запаха и не имеется ли других  уродств. Потом,
по  принятому  обычаю, невесту  повели на песок, где  она присела.  Он,  как
атабек  жениха,  самолично  проверил  оставшийся след. Все  предвещало,  что
девочка сможет рожать легко и правильно. Ямка  от струи  имела гладкие края,
уходила в песок глубоко и под прямым углом...
     Однако беспокойство  его не проходило.  На  слоне  везли  невесту,  как
принято. По четыре мешка денег было  разбросано  на пути в больших городах и
по два -- в малых. А в новой столице  --Исфагане, как условлено  было  между
ним  и кази Абу-Тахиром, их  встретили у городских ворот люди Дома,  а также
султанские родичи и эмиры. Накануне уже примкнули к каравану жены сановников
и все вместе проследовали в новый дворец,  построенный специально для токал.
Там горели во множестве цветные огни и состоялось обсыпание деньгами.
     247


     Люди потом удалились  оттуда, а Величайший Султан прибыл к ночи с тремя
хайлями конных  гуламов.  Он вошел во  дворец, и солнце  сочеталось с луной.
Никто не спал, все ждали  в нетерпении, и вскоре уже через Ай-шу-ханум стало
известно, что все совершилось превосходно.
     Наутро  Малик-шах  осматривал  дары,  и   не  замечалось   в  его  лице
неудовольствия.   Особенно   понравился   султану  изготовленный   мастерами
Самарканда престол его туранской жены, представлявший  из себя плодовый сад.
Маленький трон слоновой кости стоял посредине, а земля вокруг была из тонких
серебряных пластин, переплетенных  и  должным  образом отделанных.  Тридцать
деревьев  из чистого золота находились там.  Листья на них были  бирюзовые и
яхонтовые, а плоды -- из драгоценных камней соответствующего цвета...
     А через  два  года опять увидел он вблизи Туркан-ха-тун и поднял руку к
глазам, ничего не понимая. Та же была она, но все в ней почему-то светилось.
В известное  лишь  творцу миров  соответствие  пришли ее  формы.  Даже когда
оттопырила она губу при виде его, то непонятный свет этот сделался еще ярче.
     Только  свет  и  помнился ему с тех  пор от  частых встреч с нею. Зримо
явилась  она  уже  раздетая,  со  стоящим  при ней гуламом. Все стало в  ней
ощутимо, даже запах ее распаленного тела. Но ярким светом была наполнена вся
комната. И черная книга  светилась,  куда  упиралось ее колено.  Шальвары на
полу источали солнечное пламя.
     Значит,  увидели  некогда в ней этот свет и  мудрый  кази Абу-Тахир,  и
хаджиба Алша-ханум, и  сам султан в  первую ночь, ибо не стало с тех пор для
Малик-шаха других жен. Почему же не увидел тогда этого он?
     Все там же, на краю стола, лежал укатившийся калам. Большеротая девочка
не  уходила. Она смотрела прямо, оттопырив губу, и он все пытался разглядеть
сейчас в ней будущее сияние...
     248


        III. ВАЗИР (Продолжение)
     Потянувшись  через весь стол, взял он калам  и долго сидел, не выпуская
его из  руки. Потом совершил  положенное омовение,  ограничил себя  на  полу
ковриком  --  саджаждом. Не в пути он находился, а поэтому не стал сокращать
время полуденной  молитвы. Аккуратно и серьезно, как всегда, исполнил он все
ее ракаты.
     Явившемуся Магриби дал он указания. Следовало заняться теперь таблицами
неба, но снова не приходил имам  Омар. Тогда, положив калам на свое место --
к кубу чернильницы,-- прошел он к двери и надел кожаные галоши...
     Солнечная  стена  встала  перед ним, но каждый  следующий  шаг был  ему
досконально известен. Медленно шел он вдоль жестких, одинаково подстриженных
ма-клюр, и глаза привыкли к полуденной мгле. Горячее безмолвие утвердилось в
мире,  и  не  ощущалось  нигде  раздражающего ум  движения.  Только  молодой
сановник-шагирд высаживал нечто в землю по другую сторону арыка.  Спокойны и
продуманны были его действия.
     Шагирд  с  детства  работал при  султанских  садах  и  знал  положенное
обращение. Не  смеет отвлекать идущего  сановника приветствием  или поклоном
кто-то прислуживающий при доме. В разных сферах они, и нет между ними связи.
Но,  подобно  благостному  илу в  полях,  осела  в  глазах у шагирда  вечная
благодарность, и достойное это чувство у человека.
     Тот, кого  нашел  он среди мертвых в Тусе, этот ша-гирд. Все умерли там
от голода, и  только один живой  мальчик остался  в  их старом  квартале  --
махалля.  Объезжая  со  стражей  пустой город,  велел  он  разогнать  собак,
накормить мальчика и взять с собой. С тех пор такие глаза у шагирда.
     Рядом  с садовником  другой человек, который не работает. Это  мушериф,
потому что  не должен находиться  здесь  в  одиночестве никто из  людей. При
входе и выходе проверяются все, так как великим гонителем объявлен  он среди
засевших в  Алухамуте батинитов. По имени скрытого  учения называют так себя
сейчас дейлемские убийцы-исмаилиты.
     249


     Не сходя с четко обозначенной линии, дошел он до задней стены  кушка  и
пошел обратно,  считая по привычке  деревья.  Имама  Омара все  не было.  Он
постучал каламом по столу и велел разыскать его.

        IV. СУД ИМАМА ОМАРА
     Снова слышится оно, грозное ворчание. Не только люди, но и города имеют
каждый свой звуковой  знак. У этого города глубок он и неясен. Кажется, сама
почва подрагивает здесь  от  растолченных в  прах  страстей.  Она  тонкая  и
светлая, пыль Мерва...
     В джар для сброса помоев из  рабада превратился древний канал,  но если
идти к мосту, то не успеет он вернуться до полудня и  опоздает к агаю. Утром
хаджиб султанских  хранилищ  выдавал  месячное довольствие,  и,  перебираясь
через  пахучий  ручей, он поднимает к голове муку и кувшин с маслом. Квартал
кожевников в восточном рабаде, и жидкость, где мокнут шкуры, стекает сюда из
всех дворов. Приходится и бороду подставить солнцу, чтобы не задохнуться.
     Затем надо  подниматься на оползшие валы,  опять съезжать вниз  и долго
идти по ямам и  рытвинам,  оставшимся  от  города  гябров. Огню  поклонялись
некогда  персы и их  цари.  Так и  зовут это заброшенное царское городище --
Гяур-кала.
     Только  тут,   у  подножья  древней  цитадели,  видна  ее  непостижимая
величина.  Коль правда, что  гуляка Ра-мин  I стрелял  некогда отсюда в окно
шахине Вис, чтобы сообщить о свидании, то лук у него  был явно с  заклятием.
Впрочем,  праздным  гулякой  сделал царского  брата  Рамина  в  своей  поэме
гурганский дабир  Азат, чья  нисба  Фахр ад-дин и которого он видел проездом
лет десять назад.  У старика были  глаза как у  джинна, а большие персидские
усы  сами  изгибались,  как он хотел.  В  древних пехлевийских  книгах Рамин
никогда не смеется, а  в чайхану не зайдет, даже  если по пути. У старого же
хитреца Гургани он почти не уходит с базара.
     А  еще зовут  эту  крепость Ишкафти-дивон -- "Замок дьявола". И  в  ней
тоже, как говорят, держал царь Мубад свою неверную жену Вис вместе с лукавой
мамкой,  но уже в подземелье. Эрк-кала стали  звать ее на  самом деле  после
греков. При них весь этот город назывался Марги-
     ' Рамин-- герой эпоса "Вис и Рамин".
     250


     ана-Александрия,  и  свадьбу  с  согдийкой  Роушан  справлял  здесь сам
Иска