Йездан.
     Нарастающий  гул  времени  снова слышится  ему.  Будто гигантский  крот
роется  в недрах,  обрывая прогнившие  корни. И  не в  силах  сдержать  свою
радость, смеется он в лицо агаю.
     352


         * ЭПИЛОГ *

        I. СООБЩЕНИЕ ИБН АЛ-АСИРА '
     485 года по старому от-1092 года по счету хри-так и не сделались все-
     Это произошло 10 рамадана счету  хиджры, или 14 октября стиан. "Таблицы
Малик-шаха" ленским календарем.
     Великий Вазир и атабек Величайшего Султана Низам  ал-Мульк направился в
шатер  к своим женам,  которые были с  ним при войске. Оно стояло уже в двух
переходах от Исфагана, напротив Дейлемских гор.  Вместе с вази-ром находился
молодой шагирд, которому он полностью доверял, так  как спас его когда-то от
голодной смерти. Они ели на дастархане, простеленном у шатра. Шагирд нарезал
дыню простым дорожным ножом. Вазир протянул  ему кусок хлеба, и тогда шагирд
ударил его этим ножом в сердце.
     О том,  что был батинитом этот  шагирд, объявили всем. Специально будто
бы послали его из Дейлема,  чтобы совершить это  и не дать состояться походу
войска.  И  еще говорят,  что  сделал он так, потому  что  не  мог  простить
протянутый ему некогда хлеб...

        II. ОТКРОВЕНИЕ ШАГИРДА
     О  своем  он думает  и улыбается,  надрезая для старого  вазира золотую
хузанскую  дыню. С легким звоном распадается она,  а он начинает освобождать
от семени розовую середину. Зайчик с ножа весело пробегает по дастар-хану.
     Покойно  и хорошо ему  теперь. Краски, звуки, запахи переполняют мир, и
нет  в нем тоскливых видений. В  небытие ушел некий фидаи на столбе вместе с
тайными имамами, у которых руки обмазаны жиром и кровью.
     На солнце всякий раз поглядывает он. Когда  скроется оно, придет за ним
снова  маленький человек с пухлым лицом.  Неведомой  дорогой будет идти  он,
потому что отдельно от  других стоит знакомый шелковый  шатер  с лентами. Он
войдет туда  и  ощутит жаркую,  радостную плоть  женщины.  И будут светиться
потом у него руки...
     Ибн ал-Асир -- средневековый историк.


     12 М. Симашко
     353

     Будто  просыпается  он  и смотрит, еще  не  понимая.  Все  та  же  рука
протягивает ему хлеб. Обжигающий запах  уже проник в голову, отравил  мозг и
душу. Жестокой сытостью перехватывает горло, и  содрогается он от ненависти.
Рычат во тьме собаки...
     И  сразу приходит освобождение. Добрые круглые глаза с участием смотрят
на  него. Но бессильно  опадает сухая старческая рука. Тогда только видит он
свой нож в груди человека, опять протянувшего ему хлеб...

        III. ВАЗИР
     Ифтар  -- первый день после установленного  Пророком  поста сегодня,  и
когда сделается темно, войско свернет неожиданно в Дейлемские  горы. Тяжелый
диваркан  пронесут  туда на  спинах  слоны.  И  пока  будут  разбивать стены
батинитов, допишет он книгу о государстве...
     Старательный шагирд уже надрезал дыню, отделил семя и кожуру, аккуратно
уложил  все  на  дастархан.  Можно  начинать   есть   после   столь  долгого
воздержания. Положенные  к  месту  слова  произносит он,  разламывает  хлеб,
протягивает шагирду.
     Но  не  берет  почему-то у него хлеб шагирд.  Как некогда  у мальчика в
Тусе, делаются у него глаза. Великая  преданность  в  них,  и руки у шагирда
мечутся, совсем как у слепого.
     Легкий, радостный толчок в сердце ощущает он. Неотрывно смотрят на него
любящие глаза юноши. Никто и никогда еще не смотрел так на него...
     Все  ниже клонится он  над хаузом, пытаясь разглядеть там что-то.  Рука
его  протягивается  к  воде,  и  некий мальчик с клоком волос,  на  счастье,
тянется  навстречу.  Морщится лоб у него, и  смешно  топырятся глаза.  Очень
важно то, что хочется ему сделать.
     Но  вот уловил он  наконец необходимую  напряженность  головы. Огромное
счастье переполняет  его  душу. Он поднимает глаза  к  небу и смеется. Потом
снова наклоняется, весь  уходя в яркую солнечную воду, и уже свободно, легко
двигает  ушами. Еще и еще раз делает  он это, убеждаясь  в  своей победе над
невозможным...


                             1972 - 1975


         * Морис Симашко. ПАРФЯНСКАЯ БАЛЛАДА *

     Муж Азад-Сарв ученый в Мерве жил. О предках славных записи хранил.
     Я их прочел и здесь перескажу, Но зданье слов по-своему сложу.
     Фирдоуси
     От  женщины, которая  прочтет предание о  Вис и  Рамине, целомудрия  не
ждите!
     Убайд Законы.
     Базар смеется над дворцом.
     Орбелц

        НАЧАЛО РАССКАЗА О ВИС И РАМИНЕ
     Луне подобен шах был, а вельможи Казались на созвездия похожи...
     Гургани, "Вис.и Рамин"
     Да, шаханшах  Мубад  бьы авторитетный государь. Мужи и  витязи, которые
съехались к нему с четырех сторон света, были бронзовотелые и слоноподобные,
а женщины -- скромные и луноликие.
     Дело  было летом,  и Мубад приказал расстелить ковры  и кошмы прямо  на
берегу арыка, текущего через  большой царский сад. За день перед  этим слуги
расчистили широкую  площадку  и  обмазали  ее  хорошей  мерв-ской  глиной  с
саманом, чтоб гостям было гладко сидеть.
     Пир  начался  вечером,  когда громадное мервское солнце растворилось  в
песках, а тонкая мервская пыль начала медленно  опускаться на  плоские крыши
благословенного города. В это время воздух в Мерве пахнет сушеными дынями --
бахрман и пушистой шапталой -- сдавленными с двух сторон медовыми персиками.
     Гости расселись в определенном порядке: мужи и  витязи на левой стороне
площадки, женщины --  на  правой, хоть и происходило это задолго до рождения
Пророка, определившего женщине ее место. Просто так было удобней и мужчинам,
и женщинам. Главное для человека -- не чувствовать себя стесненным.
     Слуги  расстелили  на  коврах чистое синее полотно, расставили  высокие
узкогорлые кувшины с пахучим мар-
     411


     гианским вином, разрезали на удобные куски  тяжелые  и  звонкие золотые
дыни -- бахрман,  набросали целые  горы хорошо промытого в  арыке винограда,
персиков,  сочного инжира. Кунжутная халва с орехами была заранее расколота,
а  густая белая  мешалда, которую  делают из  свежих  куриных яиц  с  козьим
молоком  и пчелиным медом, слегка подогрета  и взбита. Жаркими, как  солнце,
кругами лежали на полотне  только что из тамдыра  белые лепешки из бронзовой
хорасанской пшеницы.
     А в стороне уже с  утра ждали громадные глиняные миски с молодым мясом,
перемешанным  с  зернами красного гурганского граната и  сдобренным  пахучей
армянской травкой,  сладким фарабским  луком  и жгучим,  как уголь,  чачским
перцем. Тяжелыми  камнями  было  придавлено мясо, и прозрачный багряный  сок
поднимался  до краев, заливая камни.  И жаровни уже были готовы,  и  плоские
медные котлы  уже стояли на камнях, и сухой саксаул был аккуратно сложен под
ними.
     Было, как бывает на таких пирах: мужи с достоинством разговаривали друг
с  другом  о   государственных  делах,  витязи   помоложе  пересмеивались  с
луноликими на правой стороне. Все затихли, когда Мубад по присвоенному праву
зажег священный  огонь. Он недаром собрал больших  и малых  царей и всех  их
союзников. Раз в десять лет  надо напоминать людям,  у кого в руках ключи от
рая. Ведь он был  Мубад, а это значит на великом и  древнем языке пехлеви не
просто шаханшах, а уста самого Ормузда.
     Кроме того, нужно было решать обычные дела.  Си-станцы  снова угнали  у
забулистанцев две отары  овец и  убили  пастуха. Большая драка случилась  на
базаре  в Герате,  где арийцы  подрались с  гурцами и дело  дошло до  ножей.
Неспокойно в последний год и на горной дороге Махабада, что ведет  в Арташат
и  страну Шаш 1. Весной  мидяне  ограбили  там  исфаганского купца:  забрали
восемь верблюдов с черным китайским шелком  и самую  молодую  жену. Пришлось
посылать туда вазира За-рда с войском.  Шелк мидяне вернули, а жена купца до
сих пор у них. Зард говорит, что она сама не хочет вернуться...
     Черное каменное масло, которое привозят амульские
     1 Систан, Забу листан,  Арейя, Махабад (Мидия), Кухистан и др. -древние
или средневековые иранские провинции. Некоторые  сохранили  свои названия до
наших дней. Страна Шаш -- Сирия.
     412


     купцы из-за  Каспиды,  было подлито  в жертвенник,  и  священный  огонь
вспыхнул,  чуть  не  опалив   крашенную  хной   бороду  Мубада.   Он  слегка
отстранился, обвел твердым взглядом царей и начал свою речь. Раньше всего он
сказал о великом Ормузде, вселяющем  в  душу  человека  при рождении правду,
доброту и рассудительность. Но не дремлет  злой Ахриман и его дэвы: с ранних
лет   стремятся  они  отравить   чистую  человеческую  натуру  ядом  обмана,
ненависти,  слепого упрямства. Дело самого человека -- отстаивать  Ормузда в
собственной  душе  от  проникшего  туда  Ахримана.  Благословен  и  воистину
счастлив тот, кто победил себя...
     Потом Мубад напомнил  о  бессмертном Зардуште ]  -- человеке  из города
Рей, который разъяснил людям смысл  добра  и зла. Как  дикие волки  и онагры
шатались по  земле  люди  от него. Это  он запретил кровь  и насилие, научил
приручать зверей и  сеять пшеницу. Скоро, очень  скоро наступит время, когда
клыкастый полосатый тигр  сядет рядом с  маленьким беззащитным козленком,  и
будут мирно есть они из одной миски...
     Мубад  говорил,  закрыв глаза, но все видел из-за полуопущенных ресниц.
Мужи  слушали привычные слова, глядя перед собой, а какой-то старый  царь из
Кухистана явно спал. Он сидел ближе всех к шаханшаху, и осторожный храп  его
врывался в святые слова в  самом  неподходящем месте.  Среди молодых витязей
стоял легкий шум.  Длинноногий  и долговолосый по  киммерийской моде Виру из
Махабада, укрывшись за  спинами, играл с  Рамином, младшим братом шаханшаха.
Рамин   кошачьими  движениями  выбрасывал   кости,  невинно  посматривая  по
сторонам. Маленький паршивец здорово играл, обставляя зрелых мужей...
     Женщины  слушали со скучными лицами, и  только махабадская царица Шахру
не сводила больших зеленых глаз с Мубада. Мидянка была в том возрасте, когда
глаза женщины уже не  искрятся и не лукавят. Мудрая, спокойная откровенность
в них, и  это волнует настоящего мужчину больше, чем исчезающая пена быстрых
взглядов и аромат красных глупых щек.
     Мубад покосился на  князя  Карана,  которого неизвестно за что  выбрала
себе в мужья оставшаяся десять лет назад вдовой красавица Шахру. Простоватый
вели-
     1 Зардушт (Зороастр) -- по преданию, создатель религии древних  народов
Средней Азии, Азербайджана и Персии.
     413


     кан мидиец сидел, тупо  уставившись перед  собой. Все знали,  что Шахру
сохраняет ему верность...
     Витязи давно  уже ерзали, нетерпеливо  поглядывая  по сторонам,  и даже
испытанные  мужи начали поворачиваться  на своих подушках. Мубад  понял, что
наступила пора, когда  святые  слова  начинают  раздражать  людей, и  поднял
руку...
     --  Великий учитель дал  верное средство против  происков  Ахримана, --
сказал  он.  --  Когда  начинает туманиться чистое сознание человека?  Когда
сгущаются  черные силы зла в его душе? Когда кровь приливает к голове и руки
тянутся  к железу? Тогда это происходит, когда желудок человека пуст,  когда
кожа его шершава от холода, когда  слепо  жаждет он женщину. Лучший  союзник
зла -- воздержание.  Мысли голодного  всегда неправильны. Вот почему, прежде
чем  решать  государственные  дела,   мы  должны  подавить  в  себе  подлого
Ахримана!..
     В торжественной  тишине взял шаханшах  Мубад факел от священного огня и
поднес его к сухому дереву под самым  большим котлом. Вспыхнуло оно, и сразу
зашумели, заговорили гости, придвигая к себе кувшины с вином.
     Все  котлы  и жаровни  обошел  Мубад, зажигая под  ними огонь.  Веселые
костры  загорелись  со  всех  сторон,  разгоняя  наступившую  темноту.  Мясо
доставали  из  гранатового  сока и жарили надетым на железные иглы. Пьянящий
запах его быстро пропитал воздух, и все собаки Мерва сразу подобрели. Даже в
рабадах ' замолчали они.
     Когда Мубад садился  на большой царский  ковер,  он снова  увидел глаза
мидянки: влажные, восхищенные,  близорукие  от откровенной покорности. Мубад
выпрямился, развел  плечи. Безудержное, как в молодости, веселье подкатилось
откуда-то снизу, заполнило  грудь, ударило в голову. Он вылил в себя царский
рог крепкого  и сладкого вина. А когда гости уже  целовались  друг с другом,
Мубад встал, сделал ей знак глазами и пошел в сад. Мидянка опустила ресницы,
а  через  минуту,  скользнув  спокойным  взглядом  по  Карану,  пошла  между
темнеющими  деревьями.  Каран,  сведя  густые  брови,  беседовал  со  старым
кухистанским царем...
     Они ничего не сказали друг другу, просто Мубад взял
     ' Р а б а д -- средневековый пригород.
     414


     ее прохладную руку в свою, и они вместе пошли в  темноту сада. У  самой
стены, где  срослись  карагачи,  а  из-за кустов инжира  нельзя  было ничего
разглядеть даже пригнувшись, они остановились. Мубад потянул  ее  за  плечи,
сразу опустил руку ниже. И она не сопротивлялась. Наоборот, она помогла ему.
Со  спокойной  предусмотрительностью постелила  она  на  траву  свою  легкую
накидку. Она действительно была царицей, Шахру!..
     А  потом... Потом  они сразу вдруг услышали, что поют соловьи. Весь сад
был наполнен  соловьями. Пахло в  саду тяжелыми осенними  розами. И не могли
перебить этот чудный запах сушеные дыни -- бахрман, медовая  шаптала, и даже
прозрачный  терпкий дым от мяса, пропитанного гранатовым соком. Розами пахло
в ту ночь...
     Не  одни они были в саду. Трепетные тени жались уже ко всем деревьям, и
волнующим шепотом полна была темнота. Ахриману здесь нечего было делать...
     Сначала вернулась она, а потом он... Лишь негодяй Рамин смотрел на них,
и веселое понимание было  в его быстрых глазах.  Мубад хлопнул его слегка по
шее  и жадно выпил еще один рог  холодного вина. Кровь кипела, как много лет
назад.   Уверенность  молодости  вернула  ему  женщина.  Радостная  щедрость
переполняла  его.  Мубад  вдруг  вскочил  и,  легко  подтянувшись,  гибкими,
сильными движениями полез на дерево. Он снова  был  молодым  и безрассудным.
Мощно встряхнул он старое дерево, и море тяжелых золотых персиков обвалилось
вниз,  освобождая усталые ветви.  Крупные  спелые плоды разбивались о плечи,
спины, лица, и благородным душистым соком брызгало вокруг. А  Шахру  сидела,
высоко подняв голову, удовлетворенная обманом и гордая...
     Это  потом уже,  через много  лет, она говорила,  что ничего такого  не
было. Просто  шаханшах Мубад, восхищенный ее необыкновенной красотой, умом и
рассудительностью,  предложил ей стать его женой.  Он посадил  ее на золотой
трон и положил к ногам весь мир. Любое ее желание было для него  законом. Он
плакал и умолял ее, Мубад!
     Но она,  конечно, отказалась, объяснив, что ей уже не тринадцать. У нее
созревшие  сыновья,  среди которых самый  знаменитый  --  витязь Виру, мощью
своей  посрамивший  слонов.   Вот  когда  ей  было  тринадцать,   тогда  она
действительно  была  красивой.  Солнце тускнело  при  ее  появлении, а  луна
стыдливо убегала за тучи. Прямее среброствольного тополя была она. Целый год
потом
     415


     пахло жасмином там, где утром проходила она. Все властелины мира были у
ее  ног,  а лучшие  витязи  не знали сна.  Войны  начинались из-за одного ее
взгляда. А теперь... теперь прошла весна, и красота ее померкла...
     Тогда шаханшах  принялся  уверять ее, что она и теперь  заткнет за пояс
любую  молодую. И он представить даже не  может, какой она была в молодости,
если сейчас  от ее  красоты у него меркнет  разум. Счастлива  мать, родившая
такую дочь, и пусть будет счастлив род, имеющий такую пери!
     И тут шаханшах взял с нее слово, что  если  родится когда-нибудь дочь у
Шахру, то  она отдаст эту  дочь замуж за  Мубада, чтобы он всегда видел в ее
облике черты  Шахру.  Без  этого он жить не может. И Шахру  пришлось обещать
ему, так как был он безутешен. К  тому же не думала она, что в ее возрасте у
нее еще родится дочь...
     Мы  знаем, как все было на самом деле, но так рассказывала потом Шахру.
Ведь она была  не только царицей, но и женщиной. Во всяком случае, ее слова,
пересказанные   многими  доверчивыми  людьми,  дошли   до  наших  дней.  Все
остальное--только подозрения...
     Когда  были удовлетворены все потребности  гостей,  быстро  решились  и
государственные  дела.  Еще в  самом  начале  пира  арийцы перецеловались  с
гурцами и поклялись  в вечной братской дружбе до конца своих дней. Си-станцы
твердо  обещали взамен угнанных  овец  отдать  за-булистанцам  табун  лучших
парфянских лошадей и возместить серебром за случайно подвернувшегося под нож
глупого пастуха. Много  и других важных вопросов  было решено. И только жену
не удалось вернуть ограбленному купцу. Шахру, махабадская  царица, встала на
ее сторону.  Плачущего  купца  решили обеспечить другой  молодой и  красивой
женой за счет шаханшаха, и он тоже успокоился.
     Были потом  различные игры, скачки,  царская  охота,  после чего гости,
умиротворенные  и усталые, разъехались на  все четыре стороны света. Стоя на
самой высокой башне,  махал им  рукой Мубад, пока не  растаяли они в горячих
песках. Но чаще махал он в  сторону спокойного заката, куда  уезжала великая
мидянка Шахру. Не молодым глупцом и не старым дураком -- счастливым и мудрым
был он тогда, шаханшах Мубад!..
     416


        РАССКАЗ О РОЖДЕНИИ ВИС
     Судьба, плутуя, шла путем превратным, Нежданное смешав с невероятным.
     Гургани, "Вис и Рамин"
     Никто  не предполагал этого, и  прежде  всего сама  Шахру. Тем не менее
через несколько  лет  после  знаменитого шахского пира, когда можно было уже
смело сказать, что ей далеко не тринадцать, Шахру родила дочь...
     Упоминая  об этом, никто из  написавших  предание  о  Вис  и  Рамине не
останавливается   на  подробностях.  А  писали  многие.  Достаточно  назвать
поучительного  Тмогвели  или  не  по чину  любящего  поэзию царя  Арчила  }.
Солнечный Руставели не раз вспоминает о Вис и Рамиие. И  разве не  повторяют
их на далеких сырых берегах белокурые Тристан и Изольда!2
     Но мы останемся верными  доброму,  лукавому  персу Гургани \ Он  первый
записал эту древнюю  историю, которую пересказывали за тысячу  лет до  него.
Простим  ему,  когда  он  путает  названия  стран и  городов,  обозначая  их
современными ему именами. Никто  ведь не знает,  когда жили  Вис и  Рамин, и
правда ли все, что о них рассказывают.  Не был он благородным дихканом4, как
великий Фирдоуси. А  с базарной  площади всегда  виднее, что делается там, у
царей.  Он любит  их,  своих Вис  и Рамина.  Наше же  дело:  во  всем следуя
Гургани, уточнить некоторые подробности...
     Нет,  не  называет Гургани  царицу Шахру  старухой,  нежданно-негаданно
родившей  дочь. Он  лишь  поражается тому, что  засохший  ствол  вдруг снова
оделся листвой. А когда, озарив, как солнце ночь, появляется на свет
     ' Тмогвели-- автор  грузинского романа в прозе "Висрамиани"  (конец XII
в.). Царь  Арчил  II  -- автор стихотворного перевода на  грузинский "Вис  и
Рамин" (1647--1713).
     2 "Тристан и Изольда" -- бретонский рыцарский роман XII в.
     ЗФахриддин  Гургани--  автор знаменитой сатирической поэмы XI в. "Вис и
Рамин", написанной по мотивам древнего парфянского предания.
     4 Дихкан-- дворянин, правитель.


     14 М. Симашко
     417



     Вис, он деликатно упоминает, что она как две  капли воды была похожа на
мать.
     Так уж было принято тогда у царей,  и Шахру сразу  же  отправила Вис на
воспитание мамке-кормилице в Ху-зан.  Известно, что  в Хузане самые здоровые
кормилицы, и никто  лучше их не  воспитывает девушек. Если прибавить к этому
чистый сельский воздух, то можно понять Шахру.
     Хоть и долго рассказывать, какой ослепительной выросла Вис, мы не можем
пройти  мимо этого... Прежде  всего,  она ни