рываясь ни на мгновение. И не было нигде воды -- в
воздухе, на  земле, в  траве  и листьях. Земля потрескалась,  обнажив корни.
Черными обугленными факелами торчали из нее гигантские розы.
     Авраам  откинул завесу главного коридора, и руки  его сделались чужими.
Ярко горели светильники в нишах. Эрандиперпат Картир смотрел куда-то  поверх
его головы...
     Медленно отступил Авраам, приник спиной  к каменной стене. Как будто не
было  его здесь,  прошел эранди-перпат.  Долго хрустели по песку размеренные
шаги,  пока не прервал их новый удар  грома  в  сухом,  искаженном  молниями
небе...

        VI
     Безразличны  ко  всему  были  руки,  ноги,  голова.  Мысли сплетались и
расплетались, уползали куда-то, и не хотелось  их удерживать. А  может быть,
приснилось ему все  земное: грубая шершавость платана, тяжелые удары широких
и белых бедер, серпик у подушки?..
     Да, все по-прежнему. И  Белая Фарангис  под  покрывалом. Воитель Сиявуш
еще когда-то снился  ему...  Все тело его содрогнулось воспоминанием. Авраам
приблизил  руки к лицу, и невозможно уже было  оторвать искусанных губ от их
терпкого запаха...
     И   Эрандиперпат  Картир  в  предрассветном  коридоре--тоже  не  сон!..
Холодная испарина выступила на лбу. Невидимый Мардан крикнул, что его зовут.
Кто-то другой,  а не он, встал с лежанки, прошел  знакомый путь, отвел рукой
завесу и коснулся мокрого лба. И еще раз ощутил от ладоней счастье ночи...
     Это  был  только  сон... Эрандиперпат,  как  всегда,  важно  указал  на
подушку, где садились дипераны. Ему,
     110


     Аврааму  --  сыну  Вахромея, предстояло завтра отправиться с поручением
царя царей в Туран. Сорок мулов с чеканным серебром и в  слитках  должны без
задержки  дойти до  золотой юрты Хушнаваза -- владыки  всего Востока. Это не
простая уплата за  разгром  царя и  бога  Пе-роза  десять  лет назад, а  дар
приемного сына  Кавада  своему  второму отцу, у  которого он  воспитывался с
малолетства. И еще благодарность  за помощь в предстоящей  войне с  ромеями,
потому что  упорно  требует возвращения Нисибина новый  кесарь Анастасий. На
царской  стороне уже  собран  караван  и полк охраны. Они выйдут на рассвете
через Восточные ворота, а в Хорасане возглавит посольство  великий  канаранг
Гушнапсдад, военный правитель Мерва.
     Медленно  и  со  всеми подробностями  объяснял  Эрандиперпат,  как  ему
следует  действовать в пути и по прибытии в Согдиану, где разбил сейчас свою
юрту туран-ский царь.  А в  ушах  Авраама все хрустели  по песку удаляющиеся
размеренные шаги, и не мог он поднять головы...
     О главной его цели заговорил  старик. В Туране вторая половина сказаний
о  древних  владыках, так как  мир  был когда-то единым.  И  даже  когда  он
раскололся на три части: Рим,  Эран и Туран, они оставались связаны враждой.
Там,  в Туране, тысячу  лет назад  погиб Кир --  великий  из  великих  Кеев.
Двурогий Искандарий вернулся оттуда, не дойдя до последних его  пределов.  И
там же,  в  безмерности  пространства  и  времени, следы  великого  царевича
Сиявуша...
     Авраам напрягся, ибо знал это странное арийское предание... У одного из
первых царей--грозного  Кей-Кавуса  была молодая и  несдержанная  в чувствах
жена  Судаба. Она  пленилась  сыном царя --  благородным  Сия-вушем.  Трижды
искушала  она его, но, воспитанный в чести самим Ростамом, отверг он измену.
Похотливой женщине  поверил  царь, а не кровному сыну. И  дальше  происходит
неслыханное  искажение прямого, как  меч, арийского  мышления.  Отправленный
воевать Сиявуш  соглашается  вдруг  на мир с Тураном, и железнотелый воитель
Ростам почему-то одобряет его действия...
     Нет, равнодушно выговорили губы старика имя неверной царицы и больше не
повторяли его. И  благородство отвергнувшего ее царевича осталось  где-то  в
стороне.  Записи  о  жизни и  смерти  Сиявуша в Туране  предстояло разыскать
Аврааму, а если нет их, то запи-

        III


     сать со  слов разных людей. Все надо привезти, что можно будет найти  о
Сиявушкарте, потому что царь царей и сам великий Маздак интересуются этим...
     Сиявушкарт,  город  вечного  счастья,  построил  где-то  на  краю  мира
мягкосердый  царевич,  когда бежал  от  отцовского гнева к  извечному  врагу
Кей-Афрасиабу. Есть много рассказов,  как  отправлялись искать этот город  и
даже находили его в  разных местах. Каждого третьего в Эране нарекают именем
Сиявуша...
     Во весь свой рост поднялся вдруг эрандиперпат. И Авраам поспешно встал,
не поднимая головы. Долго слышались, приближаясь, шаги. Громадные остроносые
туфли -- одна, потом другая -- возникли и остановились перед Авраамом. Кровь
медленно отливала у него от сердца, болели колени. Тяжелую безжизненную руку
почувствовал он  на своей голове. Как и в тот день  была она, когда поручили
ему "Книгу Владык"...
     Авраам облизнул ссохшиеся истерзанные губы и поднял глаза. Эрандиперпат
важно кивнул, отпуская его в путь...
     В казармах при  царском монетном хранилище готовились к дальней дороге.
Дипераны  эранамаркера  Ие-гуды  выдавали  азатам из  полка  охраны  деньги,
сушеное мясо и жаренную в сладком масле  муку.  При каждом азате  шел второй
конь  с  провизией.  Сотники проверяли  оружие, подгоняли нерадивых.  Только
здесь  Авраам  узнал,  что  с  ними  пойдет  большой  караван  от  торгового
товарищества. Он поспешил туда, на подворье...
     И на торговом подворье была кутерьма. Три или четыре каравана из разных
концов  света скопились там. Мулы и  верблюды не  вмещались уже в конюшни  и
стояли на площади перед воротами. Прислужники на ослах подвозили им сено.
     Последний караван пришел,  по всей видимости, утром, и  черные  люди из
дальней  страны  Аксум поспешно перегружали товары на  главный  двор, откуда
готовился  выйти   в  путь  его  родственник  Авель  бар-Хенани-шо.  Рычание
послышалось  рядом.  Отпрянув  от  огромного  ящика,  Авраам  разглядел   за
железными прутьями рыжую косматую голову. Эфиоп с совком  приоткрыл  клетку,
протиснулся  внутрь и начал  убирать  за  львом. Зверей  продавали вместе  с
людьми, умеющими ходить за ними...
     Прохладный полумрак был  в  главном складе, и пахло свежими вениками. У
низкого сирийского стола сидели
     112


     люди.  Дядя его оглянулся и ничего не сказал. Мар Зутра кивнул Аврааму,
показав на табурет в стороне...
     Кроме них Авраам знал из сидящих  черноусого перса Зиндбада с  бешеными
глазами, который водил тяжелые двухэтажные тайяры товарищества через  моря к
неизведанным землям.  Знал  он  и  умного  ромея Леонида Апио-на  с  зеленой
повязкой  у  рукояти  меча.  И  старик  индус,  привозивший с  собой  своего
маленького золотого бога,  был знаком Аврааму. Остальных не видел он раньше.
Здесь   сидели   еще  два  или   три  грека-ромея,  какой-то   благообразный
светлобородый  гот,  красивый  аксумец с  плавными царственными  движениями,
арабы, иудеи, армяне...
     Говорили   по-арамейски,  вежливо  передавая   друг  другу  папирусы  с
бесчисленными цифрами, и спокойное  понимание было между ними. Где-то по  ту
сторону остались страсти, сотрясения духа, бронзовый звон. Словно призрачное
сказание выглядел мир  из этой  реальной полутьмы. Лишь к концу разговора по
отдельным фразам понял Авраам, что все то серебро, которое повезут в Ту-ран,
передало царю царей товарищество. Со всех концов земли собрали  его, и  чуть
ли не половину дали  ромей-ские  сотоварищи помимо своего кесаря.  Мир нужен
был им, чтобы  водить караваны, а если  вконец  ослабеет Эраншахр,  то  быть
войне...
     Артак,  Абба и Кабруй-хайям приехали проводить  его в  далекий путь. За
городскими воротами  они слезли  с  коней. Все  удалялся и  удалялся  медный
звонок последнего,  замыкающего,  верблюда. Никто больше  не мешал им, и они
обнялись. Что-то горячее ощутил Авраам на своих руках. Это слезы закапали из
глаз маленького Аббы. У всех покраснели лица...
     Солнце  уже взошло.  Авраам  отвернулся, утираясь ладонью, и увидел  на
белой потрескавшейся земле две знакомые тени. Он сначала не понял, зачем они
здесь: сотник Исфандиар и Фархад-гусан. А потом бросился, прижался головой к
одному и  другому, ощутив запах  пота, кожаных ремней,  степной травы. Слезы
уже свободно лились из глаз...
     В ряд  они стояли у высоких кованых ворот, все уменьшаясь:  дипераны  в
красных куртках  и сотник с аза-том. Потом ворота начали быстро  уходить под
землю. Радужными разводами плыла дорога...
     113


     Откуда  это тепло  между людьми, отделяющее их  от зверей9 Может  быть,
правда, что внутри у каждого-- огонь9 Сильнее или слабее он горит, привлекая
других... Есть люди, у которых он совсем погас или только чадит, отталкивая.
. Авраам отпустил поводья, крепко заткнул пальцами уши Ровное мощное гудение
не прерывалось.
     Он нагонял  уже  караван И вдруг остановил коня, приложил  обе  руки  к
лицу, и сразу  вернулся запах ночи. Солнце пропало куда-то, и  лунное лезвие
помчалось  по  кромке  крыши  В  душной тьме  повисли омертвелые  листья. Он
медленно потянул поводья и поехал назад, но конь остановился
     Нельзя уже было разглядеть отсюда дасткарт  Спен-диатов.  Белый горячий
туман стлался от реки по всему горизонту. Недвижно стоял в волнах сверкающий
куб дворца, и рубиновой каплей была вправленная в него арка.

        VII
     Бам  бам  . бам.. бам  Непрерывность времени утверждал этот  звон Он не
кончался  и  ночью,  когда  караванщики  подвязывали  медные  языки  на шеях
верблюдов.  Лишь тише  становился он  при свете  костра и  снова  возникал в
полную силу, как только приходил сон
     Каждый  десятый верблюд нес с собой колокол, потому что  на полфарсанга
растягивался   в  пути   караван.   Черным  дымом   давали   знак  остановки
Воспользовавшись охраной царского серебра, полторы тысячи  вьючных верблюдов
вел с собой Авель бар-Хенанишо. .
     А  трещины  в земле  становились все шире, и кони ломали ноги. С начала
лета дул гармсель --  медленный и горячий ветер. Из слабых предгорных речек,
из щелей  в  скалах, из  самых глубоких  колодцев впитывал  он в  себя воду.
Листья оставались как живые зеленые, с синими  прожилками, но  ни капли сока
не  было в них. Сухо трескались  стволы  деревьев, трескалась земля, камни и
лица людей. На первом же привале услышал он про "Ветер Наказания":
     -- Огонь вынесли из храмов, и стал он ветром. .
     --  Те,  кто в красном, сделали это...  Азаты  молчали.  Говорили люди,
пришедшие из ближайшего селения, и казались безразличными их голоса...
     114


     Потом все меньше становилось городов и селений, ярче разделялись свет и
тьма, кончалась  жизнь.  Из горячих  каменных  долин попадали  они  в  узкие
ледяные ущелья, и звезды среди дня  загорались в небе. И сразу опять  пылало
солнце, а камни сверкали, как раскаленные звезды  Горы Мидии были  все время
слева, и вечно  высилась  на  краю их  белая  глыба Демавенда.  Царь Заххак,
змей-отцеубийца, висел там, прикованный царевичем Фаридуном
     Да, здесь порожден он, железнотелый Ростам, которого не минует ни  одно
из  сказаний!  Нет больше людей, только  голые  скалы,  оплавленная земля  и
пустое, беспощадное небо над головой
     Когда при помощи  Кузнеца приковал  к скале Заххака  и сел на отцовский
трон царевич Фаридун, то мощно-телый воитель Сам из рода саксаганских  царей
был его опорой  И  родился  от Сама  сын  Заль с  солнечным  лицом  и полный
благодати Не имело изъяна  тело младенца, но голова его была седой Устыдился
старый  Сам и  велел отнести  сына-урода  в  глухое  ущелье Птица  Симург  с
железным сердцем вскормила Заля и  вернула увидевшему вещий  сон отцу, когда
пришло время
     А Заль полюбил чистую Рудабу -- дочь кабулского царя Михраба,  ведущего
свой род от змееподобного Заххака И никого не хотел больше видеть из  женщин
седоголовый  юноша. Тогда и предрекли  мобеды, что родится  от Заля и Рудабы
неслыханный воитель...
     Все происходило, как сказали мобеды, прочитавшие в небе судьбу Ростама.
Тахамтаном  -- "Железнотелым" стал он, опорой Кеева трона и мстителем Турану
Высокое чувство верности было присуще ему, а  честь была дороже жизни. Прямо
смотрел он на мир и знал только арийские "да" или "нет"
     Но  рок тяготел над  благородным  Ростамом, потому что смешана была его
кровь. В бою,  не ведая о том, убивает он сына. Потомок Кеев  --  меднотелый
воитель Ис-фандиар  гибнет от его руки, хоть  не желает Ростам его смерти  И
сам он умирает от руки брата
     Ускакав от  каравана, посреди  слепящего  безмолвия  въехал на одинокую
скалу  Авраам. Соль проступала  сквозь камни, и в  алмазах  была пустыня  до
горизонта. Где-то там,  справа, угадывались горы Систана и Забул  -- вотчина
великого  воителя.   А   слева  все  стояла  синяя  стена  Страны  Дивов  --
Мазандерана, где  совершил  Ростам  семь  своих  великих  подвигов.  Поганое
летающее чудище,
     115


     самого Акван-дива, сокрушил  он и навечно изгнал  силы  зла из каменной
твердыни.  Страну Волков --  гургасаров  он покорил, что начинается сразу за
Демавендом...
     Кто  же  такой был этот вечный воитель, уже много  тысяч лет не знающий
смерти?   Что   олицетворял  он?..  Минувшее?..  Будущее?..   Изначальное?..
Взметнулся и  дико, на  всю  пустыню,  заржал  конь под Авраамом.  Дрогнуло,
забилось сердце, беспредельно расширилась грудь, красная пелена наползла  на
белые камни.
     Мои трон -- седло, моя  на поле  спава, Венец мой -- шлем, весь мир  --
моя держава '
     Не дав опуститься передним  копытам коня, бросил его Авраам со  скалы в
галоп. Буйно свистнуло в ушах, качнулся горизонт, бронзовые сполохи побежали
по всему небу. И заревели карнаи, заметался в тоске Туран...
     Впереди он был, Тахамтан, и земля неслась под копыта его коня. Затмевая
день,  опять плыли в небе знамена витязей Эрана. Могучий слон на знамени  --
это Туе, от каждого  удара которого плачет целое туранское селение. Солнце и
луна на знаменах,  под которыми  Фарибурз  с  Густахмом. Хищнопенного  барса
голову  везет Шидуш, похожий на горный кряж. Полные  грозной  отваги, мчатся
они: Гураз, чей знак--кабан, доблестный Фархад  со знаком буйвола, Ривниз  с
зеленоглазым тигром,  открывшим пасть. Как жемчужина светла ромейская рабыня
на ратном знамени  удалого  Бижана. Волк матерый с  капающей изо рта  кровью
венчает стяг его отца -- старого Гива. И лев золотой -- знак дома неистового
Гударза -- здесь...
     Плачет Туран. Негде спрятаться его коварному царю Афрасиабу. Быками под
лапой  эранского льва  валятся  туранские витязи. И вот уже  в  который  раз
горячей кровью  благороднейшего  из  них  --  Пирана  наполняет чашу  старый
Гударз. И выпивает всю чашу в память павших сыновей и внуков...
     Снова  дымом и кровью  пьяны всадники. Сам  Кей-Хосрой ведет теперь их.
Быстрее  мысли  настигают  ту-ранцев  доблестные  мечи,  быкоголовые  палицы
вбивают их в землю...
     Брызгал,  искрясь, соленый  прах  из-под копыт. Конь  нес его  по  пути
древних воителей, и не надо было боль-
     116


     ше сдерживаться. Заново рождались,  набегая,  слова и  ритмы,  послушно
укладывались  в  бронзовые   формы  --  двустишия.  Прямой  арийский  меч  с
расширяющимся книзу  лезвием ощущал он  на  боку. Желобок для  стока вражьей
крови  шел от самой  рукояти. И черный точильный брусок  висел на его  поясе
справа. Одной крови был Авраам с бессмертным воителем...
     Теперь  он знал,  что  напишет "Книгу  Владык".  Ничто  земное, слабое,
повседневное не отуманит больше  его  мозг, никакие  путы не  лягут на руку.
Чадит и меркнет, отравляя первозданную чистоту природы, тусклая жалость. Она
противоестественна этим  скалам,  песку, солнцу. Здесь, среди пустыни, понял
он величие неукротимого  духа. Все предопределено, даже страдание, и не надо
уклоняться.  Полет  коня  над землей, кровь, песня --  и есть  жизнь.  Пусть
кружится от стихов голова и взрываются страсти...
     Авраам нашел под курткой шнур от креста, брезгливо дернул. Но был  этот
шнур  из грубой  шерсти, скрученной  с  конским волосом, и больно  стало его
пальцам. Темная комната в Нисибине представилась на  миг. Маленький старец с
ниспадающей бородой лежал в глубине на высокой кровати...
     А  конь  все  несся  по  завороженной  земле.  Изломанные  столбы  соли
поднимали в небо  горячие вихри, и двигались они вместе с ним, не отставая и
не обгоняя. Ничего реального  не  осталось в мире. Смутным видением выплыл в
оцепенелой,  засыпающей  памяти Ктесифон... Дасткарт...  Остановившиеся ноги
эрандиперпата...  И  склад  товарищества,  где  все  передавали  друг  другу
папирусы  с бесчисленными цифрами: дядя его Авель бар-Хенанишо, экзиларх мар
Зутра, Зиндбад-мореход. Тени это были из другого мира...
     Бам...  бам... бам...  бам...  Конь остановил свой бег, осел на  задние
ноги,  заржал  негромко,  обыкновенно.   От  толчка  открыл  глаза   Авраам.
Неглубокая долина была впереди,, и совсем  близко  шли через нее  верблюды с
аккуратно  уложенными   тюками.  Они  выходили  из-за  неровного  горизонта,
проходили через всю долину и расплывались в прозрачной струящейся мгле. Люди
на  лошадях  ехали  по бокам  каравана,  и лошади  встряхивали  подвязанными
хвостами. Высокую фигуру дяди явственно различил Авраам...
     117


     Никогда не испытанное им тепло шло от узких и сильных  рук, и были  это
руки дяди его Авеля бар-Хе-нанишо. Они сами меняли влажную повязку у него на
лбу,  выжимали гранат  на жесткие губы. Темно-голубая жилка билась под сухой
коричневой кожей...
     Много дней  ехал  он,  подвязанный между двумя  мулами,  после того как
солнце соленой  пустыни ударило ему в голову.  Конь тогда сам  вынес  его  к
каравану.  Когда он  снова взобрался в седло,  они  уже  оставили в  стороне
Страну  Волков. Красные осыпающиеся горы были впереди,  и за ними Хорасан --
страна, где восходит солнце над Эраншахром...

        VIII
     На краю видимого  мира стоял Авраам -- сын  Вахро-мея. В пути  остались
вершины, где камни преображались в белый лед.  Но  здесь, на  ровной  земле,
только дивы могли насыпать эту гору. Она так и называлась, древняя  крепость
на горе,-- "Дворец Дивов". В старой  парфянской рукописи рассказано о царице
Вис, запертой  здесь когда-то ревнивым мужем.  Ее  любовник, воитель  Рамин,
слал ей письма, привязанные к стрелам...
     Совы живут сейчас в цитадели. Ее толстые стены пробили когда-то солдаты
Искандария, но не стали их восстанавливать. Новый город Маргиана-Александрия
был построен рядом, и только  окаменевшие кирпичи брали для него из древнего
Кеева городища. А потом царь  Ан-тиох огородил стеной зеленые поля и сады, и
стали называть  это место Маршана-Антиохия. Она ясно видна отсюда, волнистая
стена,  защищающая Мерв  от  сыпучего песка  и  туранцев. А вокруг,  во  все
стороны, лишь голые барханы до горизонта...
     Три дня он уже в Мерве, и  каждое утро задолго  до  солнечного  восхода
взбирается  сюда,  на искусственную гору.  Не верится,  что маленькие земные
люди  могли насыпать эти чудовищные  валы.  В  предутренней чистоте особенно
ясно видна  граница  жизни и смерти.  Как меч  Джамшида, на треть  раздвинул
пески  желтый Мургаб. Где-то  в  горах Эраншахра  твердая ледовая рукоять, а
здесь,  в  утяжеленном расширении,  Мерв.  Он синий и  зеленый отсюда. Ветви
смыкаются  над рекой, и только восьмиугольные башенки  дасткартов  разрывают
кое-где сцепившиеся кроны карагачей и платанов...
     Великий канаранг Гушнапсдад, военный правитель
     118


     Хорасана, стал  во главе посольства и сразу  возненавидел Авраама. Губы
на большом отекшем лице по-арийски брезгливо  поползли книзу,  когда услышал
он,  что дано  Аврааму  право  ходить  где захочется  и записывать  какие-то
сказки.  Зато  других  диперанов  посольства он  приказал  не  выпускать  из
казармы. Все  три дня  они  учились  быстрой посадке в седла,  чистили двор,
сбрую, коней.  Слова ска