Резкий изгиб бровей повторял линию подбородка, и  что-то еще от птицы Симург
было  в его лице. Быстрые  глаза обежали площадь, правую руку поднял Хосрой,
сын царя Кавада...
     Шевельнулись кусты и деревья вокруг, синие молнии  забегали между ними.
Жалобно затрубил вдруг слон, по-собачьи затряс  спиной.  Сбросив Мардана, он
тяжело вздыбился и побежал, волоча за собой  красный ковер. Его выпустили из
синего прямоугольника.
     Тихо  было  на  площади.  Ровные безмолвные  линии сходились с  четырех
сторон. С любопытством смотрели азаты на теснящихся посредине площади людей.
Мечи  азаты  держали  перед  собой  в  боевой  позиции, на  уровне  глаз, по
"Аин-намаку"...

        IV
     Мар Авраам поднял глаза к  синему  небу  над  Ктеси-фоном. Дым  истории
увидел он там  И плыл над миром человек на красном слоне с  факелом  в руках
Ясные серые глаза и непомерно высокий лоб были у него
     -- О Маздак, о-о...


                           1967 - 1970


         * Морис Симашко. ИСКУПЛЕНИЕ ДАБИРА

     Я  же,  взявшись  за сей труд, хочу воспроизвести историю  полностью  и
вымести  прах  из всех  углов  и закоулков, дабы ничто из происходившего  не
осталось сокрыто
     Абу-л-фазл Баихаки


         * ПРОЛОГ *

        I. ВАЗИР
     Да, он сделал правильно, что надел этот халат -- строгий халат простого
писца-дабира с прямыми  рукавами и прямыми, без всяких  закруглений, полами.
Лишь тяжелая золотая  чернильница на ремешке, висящем через шею,  определяла
его место в государстве. И  как только  надел он  этот  халат,  сердце опять
забилось ровно, правильными, размеренными ударами.
     Уже пять  недель, начиная с седьмого  дня месяца Тир по эре Величайшего
Султана, сердце у него билось неправильно. Не потому, что он, Великий Вазир,
уходил оя-дел государства. Сановники, как и правящие дома, приходят на смену
друг другу по  воле бога, ибо все  в его руках. Но  если  это происходит без
серьезной  провинности с  их стороны,  то делается в установленном  порядке.
Низам  ал-Мульк   его  титул,  и  Величайший  Султан  в  таких  случаях  сам
высказывает своему первому  рабу согласие  с его желанием  оставить  поводья
правления. Но  без  страха глядящий  в  глаза дикому  тюрку-карлуку с кривым
клычем 1 в руке султан Малик-шах струсил,  как обычно, передать собственными
устами  такое решение ему  -- своему  вазиру.  Туграи  --  Хранителю  Печати
поручил  он это сделать. Тот,  безусловно,  один из  немногих,  тоже имеющих
право на  нисбу ал-Мульк,  но даже равным не  положено объявлять друг  другу
султанскую волю. Туграи же в здании  государства  не  равен вазиру.  Он лишь
одна из колонн, в то время как вазир -- купол законности и порядка.
     Это был зримый перебой в размеренном  круговращении,  по воле  бога вот
уже  тридцать лет установленном  в доме Сельджуков2 им, Абу Али аль  Хасаном
ибн Ис-
     1 К л ы ч -- тюркская сабля
     1 Сельджуки-- тюркская  (тукменская) династия,  установившая в  XI веке
свою власть над Передним и Средним Востоком.
     206


     хаком  из  Туса, кому  определено  имя  Низам  ал-Мульк  --  "Устроение
Государства".  А  разве  "государство"  не  от  слова "государь", как бы  ни
пытались затуманить это ясное понятие некие многоумные имамы...  Вот тогда и
застучало у него сердце...

        II. ВАЗИР (Продолжение)
     Так оно и должно было происходить. Два месяца уже находился он здесь, в
Мерве, а там, при  доме султана в  Исфагане, великий мустауфи  Абу-л-Ганаим,
чей  титул  Тадж  ал-Мульк,  не  терял зря времени. Сам  Малик-шах обычно не
придавал значения речам мустауфи. Но была Тюрчанка...
     Это,   конечно,   Абу-л-Ганаим   предложил   направить   на   должность
шихне-коменданта --  Мерва бывшего гулама1  Кудана. Мерв-аш-Шахиджан,  город
царей от сотворения мира, отдавался во власть безродного раба, чья сила лишь
в  извечной  гаремной слабости.  Со стороны мустауфи  это  было  продвижение
слоном  на  чужое  поле.  Он  ведь знал,  что раисом  Мерва,  пасущим  стадо
подданных-райятов  от лица государства,  здесь  Осман  ибн  Джа-мал --  внук
Великого Вазира. Но настолько ли тонок му-етауфи,  чтобы преугадать еще там,
в Исфагане, то, что потом случилось?..
     Новоиспеченный  эмир Кудан, опять  получивший вне очереди  высший  знак
"Опора Султана" и третий золотой пояс, прибыл в Мерв с полутысячей гуламов и
только на следующий день явился к нему, Великому Вазиру, для целования руки.
В   красивых   выкаченных   глазах   его   была  наглость.  К   Осман-раису,
приходившемуся  ровесником,  бывший  гулам вовсе  не зашел.  Это  было явное
нарушение порядка,  ибо власть  шихне относится к одному лишь  войску, а  во
всем  другом  он  обязан  принимать слово  раиса, тем  более  если  раис  из
семейства вазира государства. Нельзя давать войску власти над райятами,  ибо
с этого начинается падение державы...
     Уже через день стало известно, что Кудан всю ночь накануне  пил вино со
своими гуламами.  Осман-раис тотчас же пришел за  советом. И тут он. Великий
Вазир,  прислушался  к  своему чувству неприязни  по  отношению к удачливому
гуламу. Он согласно кивнул головой Ос-
     ' Гулам-- привилегированный раб -- воин или слуга
     207


     ман-раису. Неужто мустауфи  был способен  предвидеть этот  неосторожный
кивок?..
     К   полудню   новый  шихне  Кудан-эмир   ехал  с   десятком  гуламов  в
пригород--рабат,  где  стояло  войско.  У  Ворот  Знаменосца  его  остановил
мухтасиб  --  Надзиратель Веры, с которым  было полсотни  стражников. Именем
Величайшего Султана он предложил  находившемуся там  же судье  --  казию  --
принюхаться к  выдыхаемому  эмиром  воздуху,  и старый  казий пошатнулся  от
богопротивного запаха. У Кудан-эмира  отобрали оружие  и заперли в  подполье
при цитадели--кухандизе.  На  другой день его выпустили, но весь Хорасан уже
знал об унижении мерв-ского шихне.
     Предстояло  по  этому поводу долгое и трудное объяснение. Кудан-эмиром,
как  стало  известно,  сразу же была послана  пространная жалоба в  Исфаган.
Однако приезд  султанского дома  в Мерв на поклонение могилам отцов ожидался
лишь к  концу лета, когда хотя бы  ночи станут прохладными в Хорасане. И он,
Великий Вазир, продолжал заниматься тем важным делом, из-за которого оставил
столицу и приехал сюда в самое жаркое время  года. Ядовитая  паутина опутала
мир, и нити ее прощупывались здесь, в Мерве...
     Но Величайший Султан неожиданно прибьы в Мерв в середине  лета  со всем
своим   домом,  и  это  показало,  что  ничто  уже  не  может  противостоять
неукротимым стремлениям Тюрчанки. Прискакавшие на два дня раньше хаджиб Дома
и  главный евнух Шахар-хадим со  своими людьми привели  в  порядок подземную
дворцовую   сардобу  с  водой,  наладили  выделку  льда,  промыли  листья  в
загородном саду, спустили в хаузы  лодки  для гуляния.  Султан, как  в  юные
годы,  посветлел лицом, увидев его,  своего  учителя и вазира. Явная радость
встречи  читалась  в  его  зеленых  глазах. Но  в  ту  же  минуту  Малик-шах
беспокойно посмотрел по сторонам...
     Все  происходило   потом,  как  много  раз  до  этого.  Передать  слова
неудовольствия  Величайшего  Султана  своему   вазиру  явились  два  носящих
однозначный титул:
     великий туграи Маджд  ал-Мульк и воинский казначей-ариз Шараф ал-Мульк.
С ними были доверенные люди Дома -- надимы и личный хаджиб ' султана -- эмир
     1 Хаджиб-- ответственный за определенную сторону придворной жизни
     208


     Йяльберды. Туграи поцеловал  львиную печать, которую сам и  накладывал,
надломил ее с двух сторон и развернул султанское послание. Как и положено, в
нем не назывались имена  и конкретное деяние. Но  уже не в одном Хорасане, а
во многих местах  державы,  от Дамаска до Хорезма, говорили о ссоре любимого
султанского гула-ма и  мервского раиса, приходившегося внуком самому вазиру.
Все ждали, чем это закончится...
     Великий  туграи  умел читать. Голос его  не повышался  и  не понижался,
глаза смотрели в текст, но зрачки не бегали от одного края листа до другого.
Настоящий сановник должен дословно помнить послание  султана, какой бы длины
оно ни  бьшо.  Впрочем, и  сам он, кому было  адресовано это послание, еще с
вечера знал его наизусть.
     "Если ты  являешься соучастником со  мной  в  царстве и  если твоя рука
наравне с моей участвует в правлении, то у этого есть основание..."
     Соучастником  в царстве...  Неистовый Алп-Арслан,  предчувствуя  раннюю
смерть, самолично просил его не оставлять без поддержки и наставления своего
порывистого  наследника.  Одиннадцать лет было  тогда  этому  укоряющему его
сейчас султану. Алп-Арслан надел на голову мальчика зубчатую корону, посадил
его в свое седло и прошел перед войском, ведя в поводу коня. Клятву верности
сыну взял он с эмиров и хутбу -- упоминание его имени рядом с именем бога --
потребовал  читать в  пятничной  молитве в  Багдаде.  А  после этого  подвел
нынешнего султана к нему. "Когда я уйду из этого мира, он будет тебе отцом!"
-- сказал Алп-Арслан сыну своему Малик-шаху.
     И  когда по воле бога произошла смерть Алп-Арсла-на, разве не ухватился
беспомощно за полу его  халата тогда уже  восемнадцатилетний султан! Войско,
лишенное узды, сразу же протянуло руки к деньгам и имуществу райятов. "Кроме
Низам ал-Мулька,  никто не  препятствует  новому  султану,  чтобы  давал нам
деньги!"-- говорили  все  -- от военачальника-сюбаши  до гулама-пер-вогодка.
Пришлось добавить войску семьсот тысяч  динаров жалованья, но из  султанской
казны. Он  разъяснил  наследнику всю  опасность прямого  кормления  войска с
райятов, минуя  государство.  "Все  дела --  большие малые -- я  предоставил
тебе.  Ты отец!"  -- вскричал тогда Малик-шах.  А он,  как от века принято в
государстве,  потребовал у нового султана  письменного  подтверждения  своих
особых прав Великого Вазира. И Малик-шах,
     209


     помня  слова  отца, написал все  необходимое  и в дополнение ко  многим
милостям дал ему  в пожизненное владение родной его  город Туе с  округом --
рустаком -- и всеми причитающимися доходами. Двадцать лет назад это было...
     ". .Если же  ты --  заместитель и  находишься под моей властью, то тебе
следует придерживаться границ подчинения и заместительства..."
     Нет,  он  знает  эти  границы,  ибо  древнее  слово  "султан"  означает
"единство власти", и не может никто в государстве подменять султана. И когда
поднимало  голову  непослушание  среди  братьев  нового  султана,  то  разве
преступал он  границу заместительства  в  своих советах?  Первый его спор  с
султаном  произошел из-за  семи тысяч  конных  гуламов,  которых  решил  тот
уволить из войска  в Рее, чтобы сэкономить деньги. С утра  до ночи разъяснял
он молодому султану невыгодность  этого дела. "Среди  этих, кого увольняешь,
нет ни писца, ни торговца,  ни портного, -- говорил он. -- Нет ни одного  из
них,  у  которого кроме воинского умения было бы ремесло.  Куда им деваться?
Если  они  будут уволены,  то  кто  гарантирует,  что  не  выставят  из себя
кого-нибудь и не скажут: вот наш султан! И будут нам  от них хлопоты, а пока
справимся с ними, выйдет у нас денег во много раз больше, чем идет теперь на
их содержание!"
     Малик-шах  не  послушал тогда  его  первого вразумления,  и  семь тысяч
вольных гуламов в конном строю прибыли  из Рея к брату  султана -- мятежнику
Текешу. Они  забрали Мерв; и Нишапур бы они забрали, если бы молодой султан,
испугавшись, не стал беспрекословно следовать его указаниям.
     Другое дело,  что его авторитет вазира непоколебим в государстве. Когда
через три  года прощенный Текеш  снова  выступил  из  завещанного  ему отцом
Термеза и  осадил  Серахс,  то  одной  лишь подписи "Низам  ал-Мульк"  стало
достаточно, чтобы мятежники бежали в беспорядке. Котлы с теплой кашей были в
страхе брошены ими тогда у стены Серахса...
     "...И вот твои сыновья и внуки, каждый из них владеет большим округом и
правит большой областью, но, не удовлетворяясь этим, они вмешиваются в  дела
расправы и в жажде власти дошли до того "
     Не стал бы писать  такое  великий  Алп-Арслан.  Когда-то был тоже подан
донос на него  покойному султану. Тот повертел  в руках тайное письмо, остро
посмотрел
     218


     и вдруг рассмеялся. "Я не  стану читать  это, -- сказал он. -- Возьми и
сам прочитай. Если  то, что пишут эти люди о  тебе, правда, то исправь  свое
поведение.  Если  же  там  неправда, то подумай,  чем  обижены  писавшие,  и
удовлетвори по возможности их желания в службе или имуществе". Этот отважный
туранец  быстро  понял смысл государства,  хоть царствовал только во  втором
поколении.
     Все происходило тогда в его загородном имении -- кушке. Туграи закончил
чтение,  поцеловал подпись, свернул и подал ему послание. Все  были на своих
местах:
     оба сановника, надимы и чуть в стороне --  эмир Йиль-берды. Золотой куб
чернильницы   стоял   на   низком  прямоугольном   столике.   Прямая   линия
подстриженных деревьев  виднелась  в  окне.  Листва не шевелилась, скованная
горячим хорасанским солнцем.
     Он принял обеими руками письмо Величайшего Султана, поцеловал и опустил
перед собой на стол. Потом, подведя ладони под бороду, начал говорить. Тверд
и резок был его голос:
     -- Скажите этому султану: "Если ты не  знал,  что  я соучастник  твой в
царстве,  так  знай, ибо достиг  ты  своего положения только благодаря  моим
действиям и мерам!"
     Находившиеся  здесь были  опытные  люди, и стояли  они, как бы не слыша
этих слов. А он уже широко развел руки, обращаясь прямо к их свидетельству:
     -- Разве не знал этот султан, что когда убит был его отец, то я устроил
все  дела  и уничтожил смутьянов из  его  рода? И многих  других я устранил,
направив  дело к завоеванию  стран близких и дальних. А  после этого он стал
слушать  доносы на меня, приписывать мне грехи... Передайте ему от меня, что
устойчивость  золотой  зубчатой  шапки на его  голове  связана с  этой  моей
чернильницей  и что в их единении тайна упрочения державы. И  когда я закрою
эту  чернильницу,  то недолго удержится  на его голове и шапка  Кеев!..!  --
Потом в его  голосе  появилась озабоченность. -- Если он решился на перемену
ко мне,  то  пусть сделает в  целях предосторожности  заготовку продуктов  и
фуража, прежде  чем это  случится.  Пусть соблюдает  предусмотрительность  в
отношении со-
     К е и -- полулегендарные иранские цари.
     211


     бытии до  того,  как  они  произойдут...--  Указания его  были точны  и
касались существа дела.  Перечислив все,  что необходимо исполнить в связи с
его уходом от дел и  могущей произойти от этого  неурядицы, он закрыл глаза.
-- Передайте от меня султану то,  что хотите, из услышанного, а для меня его
упреки оказались столь тяжкой ношей, что руки мои обессилели!..
     До сих пор все шло в должном порядке. Никем в государстве не могут быть
произнесены слова в осуждение Величайшего Султана. И  вместе с тем он должен
знать  мысли и обиды  своего первого раба.  Для того  и  посылаются в  таком
случае  мудрые,  знающие тайны  правления сановники. Они  как  бы  не слышат
порочащих султана слов.  В подобающих выражениях расскажут они  султану, как
проливал слезы раскаяния тот, кто вызвал его неудовольствие. Целовать пыль в
том месте, куда падает высочайшая тень,-- вот лишь о чем думает виновный. Но
вместе с сановниками посылается и личный хаджиб государя. "Сообщишь мне все,
а то эти скроют!" -- говорится ему в напутствие. И он тайно передает султану
все сказанное в  действительности:  горькое  и сладкое.  Таким образом, этих
слов как бы не говорилось, а султан тем  не менее  их услышит. Все это имеет
свой глубочайший смысл...
     Был  Абу-л-Ганаим, и была Тюрчанка. И  султан на этот раз пожелал вдруг
не наедине, как принято, а  в  присутствии всего дома услышать тайный доклад
своего личного  хаджиба.  Эмир  Йильберды  вслух произнес  все  те речи, что
говорились накануне. "Видите, не  так говорил вазир, как вы рассказываете, а
другим  образом!" -- вскричал султан и тут же послал к  нему  домой великого
туграи с устным уведомлением об отставке.
     В  этом  случае государю  надлежит все проделать быстро  и тайно, чтобы
уходящий от дел  сановник не  успел припрятать ценности и скрыться в пределы
соседствующей державы. Но не просто вазиром  был он, а  атабеком,  "отцом по
завещанию" султану Малик-шаху, что равноценно  среди  тюрок  отцу  по крови.
Хоть и перс он по рождению,  но имя покойного Алп-Арслана служит ему щи-гом.
Что бы ни случилось, слово его остается первым ч ? о.:)/"арстве после  слова
султана.
     ;?  ::0|Ь сердце с того дня, как туграи объявил  ему IV  ч  с,!'), ь-ую
волю, билось неправильно, он продолжал
     '"2


     распутывать  узел,  затянутый  врагами веры  и государства.  Султан  не
препятствовал  в  этом ему. Пять недель длились переговоры. Туграи  и прочие
сановники в сопровождении эмира Йильберды каждодневно  приезжали в  его кушк
за  южными воротами Мерва, и все было подробно оговорено. Он, Великий Вазир,
как бы уйдет от государственных забот,  но на самом деле сохранит все права,
входящие  в  его нисбу  1  Низам  ал-Мульк.  И совершится  это  правильно  и
достойно, как испокон веку определено в государстве.

        III. ВАЗИР (Продолжение)
     И  вот  сегодня  владыка  обоих миров и  Отец Победы  ас-Султан  Му-изз
ад-дуниа  ва-д-дин Малик-шах ибн Му-хамед-Алп-Арслан, доверенный  Повелителя
Правоверных, да  озарит  бог  его  царствование,  в  установленном  порядке,
самолично,  а  не  через  других  людей,  принимал отставку своего  Великого
Вазира. И даже что происходило это в старой мервской резиденции  Сельджуков,
а не в новой шумной столице Исфагане, только подтверждало несокрушимую  силу
правопорядка,  ответственность за  который он  нес уже  тридцать лет. Сердце
билось ровно.
     Знакомая тень мервского  кухандиза была на  своем месте. Согласно с его
нисбой на весь размах открылись окованные медью ворота, закричал  положенные
слова  вестник, трижды прогремели султанские трубы -- наи. И в Зале  Приемов
было все так, как это он установил по примеру великих царствований прошлого:
все люди Дома находились  здесь  и каждый знал  положенное  ему место. Когда
султан  принимает отставку  лица, имеющего нисбу  ал-Мальк, все разнозначные
должны находиться при этом, дабы не уронить достоинства уходящего со службы,
а вместе с тем и достоинства государства.
     Они были  здесь:  великий  мустауфи --  Определяющий доходы  и  расходы
царства, великий  ариз --  казначей  и глава  войскового совета,  туграи  --
Хранитель Султанской печати и великий амид--наместник солнцеприсут-ственного
Хорасана.  Кроме   этих  четырех  нисбу   ал-Мульк   имел  еще   амид  богом
покровительствуемого Багдада, но его отсутствие было обосновано.
     Н и с б а -- определенная часть титула.
     213


     Глаза  султана лишь на  миг  остановились  на нем и тут же  метнулись в
сторону. Этого нельзя было допускать. Когда  предстоит такое государственной
важности деяние. Величайшему Султану надлежит быть точным в жестах. Пришлось
задержаться у подножья тронного тахта, и глаза Малик-шаха послушно вернулись
к  нему.  Знакомое  скрытое  раздражение  и  покорность  силе установленного
затаились в  них. Так было, когда еще в  детстве Величайший Султан  не желал
слезать с коня и садиться за калам 1.
     Поцеловав ладонь и коснувшись  ею ковра перед троном султана, он прошел
на тахт,  к  своей  большой  красной  подушке.  Причастные  к  дивану,  чуть
отставая,  прошептали божью формулу  вслед  за  Повелителем Миров.  По  едва
заметному знаку хаджиба Дома возник  рядом  с троном синий человек -- "Голос
Величайшего Султана".
     ...Мы,  укрепляющий  порядок и веру...  Длань  Державы...  Повелевающий
двумя мирами... соизволяем разрешить первому рабу  своему отодвинуть от себя
повседневные з