когда не была одинаковой. Если с
первого взгляда ее можно было сравнить с весенним цветником, в котором глаза
-- нарциссы и тюльпаны -- щеки, то через минуту Вис превращалась в созревший
плодовый сад с готовыми лопнуть гранатами. Легче тростника был ее серебряный
стан. Самая богатая царская казна померкла бы рядом с ее рубиновыми губами и
дивным перламутром зубов, а губы при этом были сладкие как  сахар.  И щеки у
Вис были не просто  красные. Цвета молодого вина пополам с молоком были они.
Горным  хрусталем  сверкали  ее  руки.  А завершали  все  десять пальцев  из
слоновой кости, и ногти на них были не ногти, а горсти лесных орешков!..
     Мы  специально  так  подробно  останавливаемся   на  перечислении  всех
достоинств Вис, чтобы одного намека  в  дальнейшем было достаточно. И тем не
менее нам каждый раз придется дополнять  эту картину, потому что красота Вис
была бесконечной.
     Соответственно  и  воспитывалась Вис. Кормилица  в  ней души не  чаяла.
Парча, атлас, соболь, горностай -- вот что было одеждой Вис. Ела и пила она,
как  и  подобает,  только из  золотой посуды.  И  при  всем  этом оставалась
хорошей,  пока... Дело  в  том, что  здесь,  здесь  в Хузане, у другой мамки
воспитывался подросший к тому  времени Рамин, младший брат шаханшаха.  Мубад
отправил  его сюда сразу после знаменитого царского  пира. И они каждый день
видели друг друга -- Вис и Рамин.
     И  вот  однажды,  когда  Рамин подсаживал  Вис на дерево  за гранатами,
зеленая  ветка обломилась,  и Вис сползла  по гладкому  стволу  прямо в руки
Рамина. Он долго,  очень долго не разжимал рук, позабыв про гранаты, которые
росли на дереве. Незнакомо пахли  волосы и белая кожа Вис. Ни одного облачка
не было в синем небе Хузана...
     418


     Мамка  откуда-то  позвала   Вис,  и  она  пошла,  медленно  переставляя
отяжелевшие почему-то ноги. А  Рамин в тот  же  день  уехал в Мерв. Шаханшах
Мубад требовал его ко двору, где он должен был служить в войске, чтобы стать
настоящим витязем.
     С того дня и переменилась  Вис. Что с ней произошло, лучше  всего видно
из сохранившегося письма мамки  царице  Шахру. Пользуясь  своим  положением,
мамка прямо обвинила Шахру, что она плохая мать. Ей, мамке, не совладать уже
с Вис.  Девушка  полна причуд, все не по ней. Желтое она не  хочет надевать,
потому что  этот вульгарный цвет  впору потаскухам, белое -- старит, в синем
обычно ходят вдовы и уродки, в  двухцветном -- базарные бабы. Все  она сразу
стала  понимать.  То ей  нужно не меньше  восьмидесяти знатных  девушек  для
услуг, то гонит всех и плачет. Сад созрел и нуждается в садовнике...
     Шахру  обрадовалась этому  письму и немедленно  вызвала  дочь  к  себе.
Увидев Вис, она тут же решила  выдать ее замуж за своего сына Виру. Такие уж
нравы были у зероастрийцев, и ничего тут не поделаешь...
     Как само Солнце  был  красив и отважен Виру. А греки, считающие  Венеру
богиней  красоты,  не  видели  Вис.  Лишь  росписи  художников  Китая  могли
соперничать с ней в яркости. Понятно,  почему Шахру на старости лет захотела
оставить  в своей семье  эти два сокровища. Мудрые астрологи поняли  это,  и
вращенье  светил  совпало с  замыслами  царицы. Месяц  Азармах,  на  который
указали  светила,  обозначал  начало  весны и  счастливую  жизнь без войн  и
болезней. Когда наступило нужное  число и прошло ровно шесть часов от начала
темноты,  Шахру соединила руки Вис  и  Виру. Этого  было  достаточно.  Когда
женится  брат  на сестре, не нужны  жрец, печать и свидетели.  Благословение
Луны и Солнца тогда на них...
     В  тот ранний час, когда  Луна бледнеет при виде Солнца, в  махабадском
дворце все было готово для свадебного пира. Были расстелены ковры во  дворе,
приготовлены котлы и жаровни, приглашены музыканты. Ночь уползала, укрываясь
в горных ущельях. Светлый радостный день вставал  над страной Мах. Как вдруг
тень минувшей ночи наплыла со стороны реки. В черную тучу превратилась тень,
гром срывающихся в пропасти кам-


     14*
     419



     ней стремительно  приближался  к  Махабаду.  И все увидели, что это  не
туча,  а витязь на вороном  коне скачет в горах,  вздымая черный прах из-под
копыт. Как черная  гора был всадник, и плащ, сапоги,  пояс, головная повязка
были  на нем тоже черные.  Въехав на  царский  двор,  он  соскочил  с  коня,
отбросил с лица накидку, и все узнали Зарда...

        ПРЕВРАЩЕНИЕ МУБАДА
     Как только Зард привез такой ответ, Лег на лицо Мубада желтый цвет.
     Гургани, "Вис и Рамин"
     Да, это был могучий Зард -- брат, вазир и военачальник шаханшаха. Глаза
его были  рубиновые  от дорожной  пыли, и  гневные  морщины бороздили темное
лицо.  Ни слова  не  говоря, он  приблизился к  Шахру и вручил  ей свиток  с
большой государственной  печатью.  Царица,  как  принято,  приложила  письмо
шаханшаха ко  лбу,  поцеловала  печать и  вскрыла его.  А  когда она  прочла
письмо, вид бедной Шахру стал как у ишака, завязшего в  дорожной грязи перед
самым въездом в Махабад...
     Мы упоминали,  что весь  разговор Шахру с Мубадом на знаменитом шахском
пиру много  лет назад  записан со  слов самой Шахру.  Но дыма  без  огня  не
бывает.  Возможно, и пошутил  тогда Мубад насчет будущей дочери Шахру,  да и
она  шутя согласилась.  Так  или иначе,  но в  письме  сейчас шаханшах самым
серьезным образом требовал в жены Вис.
     "Главное  в жизни -- это  правда,  -- писал шаханшах  Мубад.  -- И  бог
всегда видит  ее.  Поэтому  ты  должна  быть  справедлива  и выполнить  свое
обещание. Дороже всех жемчужин мне твоя дочь, и я хочу видеть ее в Мер-ве...
Я-то не тороплюсь, но что ей делать в Махабаде? Ты же сама знаешь, какие там
у вас в горах мужчины. Ни  стыда,  ни  совести! Все развратники -- старики и
молодые.  Ни  одну  женщину  не  пропустят!..  А  женщины  по  природе своей
мягкосердечны: первый  встречный нашепчет ласковое  слово, и сразу пускают в
постель. Все они такие, даже  самые умные и достойные. На первый взгляд и не
подходи,  только и разговору -- о любимом муже и своей честности. А попробуй
сказать, что Луна и Солнце меркнут  перед ее  красотой,--  и  готово!.. А не
готово, то нужно заплакать и сказать, что днем и ночью уми-
     420


     раешь от любви.  И  только одна она  может  спасти тебя от  смерти, дав
ухватиться за свой подол. Самая непорочная не устоит  перед такой отравой! И
когда  подумаю  только, что какой-нибудь  мерзавец...  Нет, я знаю, что  Вис
хорошо воспитана  и чужда порока,  но  все  же  лучше  будет избавить ее  от
искушений. Дело  уже сделано.  Большие  деньги розданы нищим в честь будущей
свадьбы.  Вис будет хорошо со  мной, а  тебе я  дам  столько золота, сколько
пожелаешь. Что  касается  Виру, то ему я воздам почет, как  сыну. Мой дом --
его дом. Пусть берет из него любую жену!.."
     Почти  слово  в слово  пересказано  здесь письмо Мубада к  Шахру... Да,
много лет прошло с того знаменитого пира. Совсем старый стал Мубад, а ничего
на свете нет  хуже  старых  шаханшахов. Они уже не  могут с  аппетитом есть,
хорошо  спать, громко  смеяться...  многого не  могут они. И  Ахриман прочно
поселяется в их душах, вытесняя последние остатки Ормузда...
     Шахру, прочтя письмо, так и  не смогла  вымолвить  ни  слова. Зато весь
Махабад загудел от негодования. Все вокруг  кричали, размахивали руками друг
перед другом и подпрыгивали в ярости,  хватаясь за кинжалы. Но Зард и бровью
не шевелил. Он знал махабадцев...
     Тогда  подошла к нему  сама Вис, царская  дочь.  Она обошла удивленного
Зарда, осмотрела его со всех сторон.
     --.  Ты, я  вижу, умный человек, -- сказала Вис. -- Все у вас  в  Мерве
такие, да?
     -- Я -- Зард,  вождь и советник шаха, не ведающий страха, -- ответил он
гордо.--И конь мой--вороной!
     -- Ай молодец! -- похвалила его Вис. -- А не можешь ты мне сказать, что
любезней  молодой красивой девушке: упругий стройный кипарис или  бесплодный
дряхлый ствол?
     Зард только хлопал глазами.
     -- Так садись на своего вороного коня, поезжай в свой Мерв и спроси это
у того старого дурака,  который тебя послал... Только пустись как  стрела из
лука, да!  А то  приедет с  охоты  мой дорогой муж  Виру,  и  у нас  двойной
праздник будет: свадьба и похороны одного невежды!..
     Зарду  ничего не оставалось  делать. Снова загрохотали  камни  в горах,
поднялась пыль,  и когда  она  постепенно рассеялась, шаханшахский посол был
уже далеко за
     42'


     пределами  страны Мах.  А  толпа  царских  гостей  и  родственников  (в
Махабаде все  -- родственники) уже рассаживалась по коврам, громко восхваляя
необыкновенный ум и рассудительность Вис...
     Нет, не желтым стало лицо шаханшаха  Мубада,  когда выслушал  он своего
брата  и посла  Зарда. Оно  стало  зеленым. Сначала закипел  он,  как  струя
неперебродившего вина в тазу, а потом зашипел, как парфянская кобра. И сразу
слева и  справа послышался  скрип.  Это скрежетали  зубами от  гнева шахские
придворные...
     Давно  прошло время  мудрых  примирительных пиров в шахском саду, когда
окружали   Мубада  веселые   незлопамятные   люди.  Теперь  он  ел  наедине,
подозрительно  принюхиваясь к пище.  Вина  и  мяса  Мубад  и  не видел. Один
отварной рис  без  соли  позволяли  ему  врачи. Спал  он  тоже плохо,  а  об
остальном и  говорить не приходится. Где уж тут было ждать от него доброты и
государственного благоразумия!
     Зато он нашел в другом  удовлетворение  и тут уже не  знал воздержания.
Слишком  много злобы накопилось  в нем от отварного  риса. На  золотом троне
теперь сидел  Мубад, и чтобы  зайти к нему, нужно было ползти на  животе  от
самых ворот дворца. Одежду он тоже носил  только  золотую,  и все окружающие
были  в золоте. А  когда очень уж  противным становился ему отварной рис без
соли, он приказывал отрубить голову какому-нибудь врачу, и голый рис казался
ему тогда душистым пловом...
     Между тем скрежет вокруг  шахского трона усиливался. И  Мубад  дал знак
говорить.
     -- Шахру осмелилась нарушить слово, жену владыки выдать за  другого! --
начали слева.
     -- Звезду, что светит шахскому  двору,-- твою жену как мог отнять Виру!
-- подхватили справа.
     -- Не только брату не  дадим сестру, но  отберем и  царство у Шахру! --
угрожающе подсказали слева.
     --  На  землю Мах, всесилен  и жесток, из тучи  грянет  гибели поток!--
перебили справа.
     -- Едва в ту землю вступит наша рать, начнем страну громить и разорять!
-- дрожа от преданности шаханша-ху, взвизгнули слева.
     -- Повсюду  будет литься кровь расплаты, все люди будут ужасом  объяты!
-- рычали справа.
     422


     Так началась эта война.  Мубад, может быть, л собрал бы остатки  своего
благоразумия, но шаханшахов всегда окружают люди, стремящиеся  доказать, что
болеют за  его дела больше самого шаханшаха. И поди разберись,  кого  теперь
винить за это -- шаханшаха или его окружение...

        ВОЙНА
     Мир заболел куриной слепотой, Источник солнца был в пыли густой...
     Велел,  чтоб  вышли с  войском  боевым  Табаристан, Гурхан и  Кухистан,
Хорезм, и Хорасан, и Дехистан, Синд, Хиндустан, Китай, Тибет, Туран, И Согд,
и земли сопредельных стран.
     Гургани. "Вис и Рамин"
     До  нас  не  дошло,  таким  образом,  войска  каких  еще   сопредельных
государств участвовали в  походе шаханшаха Мубада на Махабад. Не сохранилось
и подробностей  похода: могли ли солдаты менять пропотевшее  белье  во время
марша через пустыню, завелись ли  у  них  нехорошие  насекомые...  и  многое
другое. Авторы того времени не акцентировали внимания читателя на трудностях
войны. Известно  только, что Мубад не застал врасплох  ма-хабадцев. Узнав  о
его замыслах, Виру выставил  объединенные силы Истарха, Хузистана, Исфагана,
Азербайга-на, Рея и Гиляна.
     Как две горных цепи встали войска друг  против друга на  отведенной для
войны  равнине. Удивление вызывало,  как может земля вынести на себе столько
людей и железа! В  должном тактическом  порядке построили свои армии Мубад и
Виру: середина каждой была как булатный кинжал,  а крылья напоминали рычащих
львов.
     И  только  первый  луч  Солнца ослепил темную  землю, мир  вздрогнул  и
отпрянул в ужасе. Это  взревели боевые трубы! Все, что было живого на земле,
попадало  от их рева.  Сама Природа пустилась бежать  из этих мест. А трубам
уже  вторили грозные  барабаны, вопили изумленные  горны, плакали литавры, и
жалобно стонал сантур 1.
     Но все было ничего, пока с обеих сторон не приказа-
     С а н т у р -- струнный музыкальный инструмент.
     423


     но было поднять над войсками овеянные славой знамена со львами, орлами,
симургами, павлинами  и другими благородными животными. И тогда  закричали в
ярости воины, затрубили  боевые  слоны,  зарыкали  львы, заревели  верблюды,
заржали лошади и мулы. А опытные полководцы все еще не давали знака к битве.
Они ждали, пока достаточно покраснеют глаза у солдат. По  их приказу шум был
усилен.  И  только  когда  глаза  героев  засверкали, как  дорогие рубины на
перстнях красавиц,  Мубад и Виру махнули платками.  Вздрогнула и пошатнулась
земля, а пыль поднялась до самой Луны.
     И ничего  нельзя было уже разобрать в этой пыли. Она плотно забила рты,
глаза  и уши  воинов. Но  это не мешало  им.  Они  выпускали  стрелы, тыкали
копьями, рубили саблями и делали многое другое. Первыми они убивали родных и
соседей, которые стояли рядом, впереди или сзади. А потом уже бегали в пыли,
находя  друг друга  по голосу.  Точно  страсть  входило  в  грудь копье. Как
портные иглой, трудились  люди, прошивая им друг друга. Меч спешил добраться
до мозгов  быстрее мысли. И  метались между  людьми, не  зная, куда убежать,
трусливые львы и слоны.
     Это  была  настоящая  война!  Жаль  только, что  из-за пыли  не удалось
увидеть всех совершенных в этот день благородных подвигов...
     Но вот  все  постепенно стало  затихать, пыль  медленно  опустилась,  и
полководцы увидели, что день был хороший. Ни одного лентяя не оказалось в их
войсках. Земля на равнине  была, как виноград в  давильне.  Уцелевшие воины,
затыкая пальцами  раны, собрались возле своих полководцев, и армии двинулись
каждая в свою сторону.
     Когда все хорошо  отдохнули и отпраздновали  победу, Мубад и Виру снова
повели своих витязей на  войну. Но  перед решающим сражением  шаханшах Мубад
узнал радостную новость. Хоть и женился Виру на Вис, но мужем так и не успел
стать.  Справедливая  Луна  помешала их  замыслам, а  жена зороастрийца, как
известно,  должна в  этот период  удалиться  от  супруга  на  целую  неделю.
Выяснив,  что  ничего  не  потеряно,  шаханшах  Мубад  решил  в  таком  деле
посоветоваться со своими братьями:
     Зардом и Рамином.
     Может быть, и  оставалось в  памяти  Рамина воспоминание  о синем  небе
Хузана, откуда как-то сползла по
     424


     гранатовому стволу  прямо в  руки  ему теплая  большеглазая  девочка  с
недетской  грудью. Или  вспомнил, как  уходила  она  тогда от  него  на  зов
кормилицы?..
     -- Кто знает,  что такое любовь! --  задумчиво  сказал он. -- Ее нельзя
завоевать или купить, как человека. При этом вспомни свои годы, шах  и брат.
Осень и весна -- каждая имеет свои цветы. Ледяной коркой станешь ты для нее,
и  как  первая  весенняя  трава  будет  рваться  она к  теплу  из-под  тебя.
Бесполезным  будет  твой запоздалый плач, потому  что нет лекарства от таких
болезней...
     -- Ай, какая там любовь! -- махнул рукой Зард. -- Где видел ее?  Какого
она  цвета?.. Не  об этом речь.  Совет мой настоящий,  не ребячий.  С  одной
стороны  -- пригрози гневом и  окружи Махабад войсками, с  другой  --  пошли
Шахру хорошие подарки. Страх и золото -- между ними качается мир!
     Шаханшахи иногда принимают советы. И в этот же день неисчислимые войска
мервского владыки со всех сторон окружили славный Махабад. К главным воротам
города подошел караван, начало которого  уже входило в Махабад,  а конец еще
не  вышел  из Мерва. Сто верблюдов с  пышными  шатрами,  пятьсот верблюдов с
жемчугом, пятьсот  верблюдов  с  алмазами  и рубинами,  кроме  того  --  еще
двадцать  тюков  румийского жемчуга, отдельно сто ларцов  с жемчугом, триста
золотых венцов, семьсот  хрустальных и золотых  чаш,  сто  боевых коней, сто
вьючных мулов и триста таких томных и красивых девушек, что казалось, жемчуг
катится  из их уст,  -- вот лишь  немногое из того,  что  посылал в  подарок
царице Шахру шаханшах Мубад. Вместе со всем этим добром  он тайно передал ей
и одно маленькое письмо...
     И Шахру...  Шахру не выдержала,  увидев все это богатство. Она ведь  не
была  уже  той  Шахру.  Она тоже все забыла...  Голова закружилась у нее  от
жемчуга. Ничего  больше не  могла  она уже любить. А уговорить  себя, что ей
очень жалко тех молодых  витязей, которые должны пасть  завтра  в  битве, ей
было  нетрудно.  Шахру  велела позвать  дочь  и  села  писать  тайный  ответ
шаханшаху...
     Когда  Виру  узнал, что похищена его любимая жена Вис, у него из клеток
мозга улетели  все  мысли.  Скоро  он пришел  в себя,  ко было  уже  поздно.
Шаханшах  Мубад вместе со всем своим войском что есть  духу скакал к  Мерву,
унося драгоценный рубин из чужого ларца...
     425


        РАМИН ВЛЮБЛЯЕТСЯ В ВИС
     Шумит в его душе любви базар!..
     Гургаии "Вис и Рамин"
     Случилось  это по дороге в Мерв. Рамип  скакал  рядом  с верблюдом,  на
котором в золотом паланкине везли Вис. Беззаботно поглядывал он по сторонам,
совсем  забыв о  маленькой  девочке  из  Хузана,  как  вдруг легкий  ветерок
подергал и отбросил на мгновение парчовую занавеску...
     Да, это была она! Но  совсем не  похожая  на голоногую девочку, рвавшую
гранаты. Все у нее было другое:
     матово-белое лицо, мягкий поворот плеч, открытая шея. И глаза... Совсем
другие, непонятные глаза!.. Это уже потом он все  пытался вспомнить. А тогда
Рамин упал почему-то с коня  и  лежал без движений. Вся армия всполошилась и
окружила его, не зная, что делать. Кто-то сказал, что брат шаханшаха заболел
падучей.
     Постепенно все же кровь начала возвращаться к лицу, с губ сошла синева,
и он кое-как вскарабкался  в  седло.  Но теперь Рамин  уже не ехал  рядом  с
паланкином, а,  испуганно  поглядывая на  него,  плелся  где-то сзади.  Он и
желал, и смертельно боялся, что  снова налетит ветерок и качнет занавеску...
Как   полны  тревог  мы,  как  хлопочем,  когда  заболеет  человек  паршивой
лихорадкой. И смеемся обычно, когда трясет его от настоящей любви!..
     На нетронутый райский  сад во  времена первого человека был похож Мерв,
встречающий  победителей.  Все  крыши  города почернели  от  народа.  Играла
музыка, пели и плясали  молодые колдуньи из храмов Солнца. Для  утехи народа
знать щедро  разбрасывала по улицам  жемчуга,  а  чернь --  яблоки, орехи  и
пряники.
     Как щеки  самой  Вис, пламенели при  въезде  туда розы. Но не этой Вис,
которую привезли  в золотом паланкине с парчовой занавеской. Щеки у нее были
от горя желтые как шафран, и дрожала она, как ветка на ветру...
     И  ничего  не помогало,  когда хотели развеселить  ее. Не ела и не пила
она. Тонким, как иглы хвои,  стало  ее тело. Только посмотрит на Мубада, как
начинает громко кричать и рвать  на  себе волосы. Кто знает, чем бы  все это
кончилось, если бы не мамка-кормилица. Та самая, из Хузана...
     426


     Мы  уже знаем,  чьего молока больше пошло на  Вис. И  как только узнала
мамка о ее положении, так сейчас же приказала оседлать тридцать быстроходных
верблюдов. Нагрузив их хорошим хузанским провиантом, она, ни часу не мешкая,
отправилась в  Мерв и  через  семь дней  была на  месте. А увидев,  в  каком
состоянии Вис, она тут же села  на пол  с ней рядом  и, раздирая одежды, так
заплакала, что весь Мерв притих.
     --  О поникший тюльпан!  -- плакала  мамка. -- Гиацинт в золе! Похитили
тебя  в глухую ночь, --  украли у меня покой  и дочь! Ты без ро