музыку.
     Он растерянно оглядывался... Глаза Бабура  были ведь ясными. Почему они
не рвались за барьер?!
     Бабур  и  потом  гладил  его  руку.  Но  уже  не  при  всех.  Все  чаще
прислушивался он к шагам длинного Садыка. Повзрослевший Садык мог отнять уже
не только свиток... Это были каждый  раз другие  Бабур и Садык. Много прошло
их через его жизнь...
     Менялась оболочка. Сущность оставалась:  мягкий  Бабур, холодный Садык,
радостно  прыгающие  вокруг  дураки,  черные  капли  крови  в  серой пыли...
Излучение  бесконечности в  его  глазах  раздражало.  Он не понимал этого  и
пытался руками расталкивать камни.
     '  Шамс   ал-Мулк-Бухори   --   караханидский   принц  (годы  правления
1068-1079).
     464


     Что еще было?..  Черный провал в куполе крыши,  тысячи ночей наедине  с
небом. В Мерве он вычислил самый точный в мире календарь!..
     Сухие  камни  обсерватории.  Слезящиеся  глазки  расцвеченных  старцев,
претворяющих арифметику неба  в  варварские  видения.  Скорпионы  и  Тельцы,
определяющие маленькие бабуровы судьбы. Круглые  бабуровы глаза, очарованные
геометрией светил. Ведь им понятны и страшны были прямые линии. Шкурой своей
знали они их тупую жестокость...
     Что угадывалось там, за черным барьером неба?..  Да, Пророк  всегда бьы
самой большой его  мукой.  Ему  не нужно  было вспоминать книгу Пророка.  Он
изумлял бабуров,  читая  ее  на  память  от  начала  до конца  и с конца  до
начала... Что же обещал Пророк?..
     ...САДЫ,  ПО  КОТОРЫМ  ТБКУТ РЕКИ,  РЕКИ ИЗ  МОЛОКА  И  ВИНА,  ИЗ  МЕДА
ОЧИЩЕННОГО... ЖЕМЧУГА, ЗОЛОТЫЕ ЗАПЯСТЬЯ, ЗЕЛЕНЫЕ ОДЕЖДЫ ИЗ ШТОФА И АТЛАСА...
БЛАГОУСТРОЕННАЯ ЖИЗНЬ, ПЛОДЫ И ВСЕ, ЧЕГО ТОЛЬКО ПОТРЕБУЮТ... ВИНО НАИЛУЧШЕЕ,
ЗАПЕЧАТАННОЕ,  ПЕЧАТЬ  НА  НЕМ -  МОСХУС,  ОНО  РАСТВОРЕНО ВЛАГОЮ ХАСНИМА  -
ИСТОЧНИКА,  ИЗ КОТОРОГО ПЬЮТ ПРИБЛИЖЕННЫЕ К БОГУ...  ПОДНОСЫ С МЯСАМИ  ПТИЦ,
КАКИХ  ПОЖЕЛАЮТ...  ПОДКЛАДКА  ИЗ  ШЕЛКОВЫХ  ТКАНЕЙ...  ЛОТОСЫ,  НЕ  ИМЕЮЩИЕ
ШИПОВ... ТЕНИСТАЯ ТЕНЬ...
     Смысл обещанного эдема! Ощутимые арифметические радости в квадрате?.. В
кубе?! Может быть, вечная Рей?.. У гурий зовуще розовели тела...
     СКРОМНЫЕ ВЗГЛЯДАМИ, ВОЛООКИЕ, ПОДОБНЫЕ БЕРЕЖНО ХРАНИМЫМ ЯЙЦАМ... ДЕВАМИ
ПРИХОДЯТ ОНИ К МУЖЬЯМ...
     Рей с удовольствием купалась  во  всех трех источниках, сидела в  тени,
жадно   перебирая  сверкающие   камни.   А   потом   вдруг   рассмеялась.  И
арифметический рай рухнул до последней травинки!
     Простейшее    построение     требовало     закономерной    для     него
противоположности...
     РАСПЛАВЛЕННАЯ  МЕДЬ В  ЧРЕВЕ, КАК КИПИТ КИПЯЩАЯ ВОДА... КОГДА ОНИ БУДУТ
УМОЛЯТЬ О ПОМОЩИ, ИМ ПОМОГУТ ВОДОЮ, ПОДОБНОЙ  РАСТОПЛЕННОМУ МЕТАЛЛУ, КОТОРАЯ
БУДЕТ ЖЕЧЬ ИХ ЛИЦА...
     465


     Бог этот утверждался в прямой линии...
     НИ ОДИН ЛИСТ ДРЕВЕСНЫЙ НЕ  ПАДАЕТ БЕЗ ЕГО ВЕДОМА, ВСЯКОМУ ИМЕЮЩЕМУ ДУШУ
НАДО УМЕРЕТЬ СООБРАЗНО КНИГЕ, ОПРЕДЕЛЯЮЩЕЙ ВРЕМЯ ЖИЗНИ. .
     Книга!..  А  как же  непрерывное движение?  Не  по прямой,  а  там,  за
барьером, где сходятся параллельные линии!..
     Почему же  тогда он все глубже верил  Пророку?  Не потому ли, что глаза
Пророка  становились   человеческими?  Где-то   в  глубине  их   угадывалось
страдание...
     Все резче  проступали видения Хиджры. Пустыня  делалась ощутимей. Белые
одежды грубели, пыль садилась на лица, камни все больнее ранили ноги.
     Сколько  раз  разбивал  он  руки  о   камни!  Дробились  пальцы,  ногти
срывались,  открывая беззащитное мясо. Было больно, и он кричал... Что руки!
Живой кровоточащий бог бился в каменном квадрате!
     Бог был вечным обновлением. Камни стыли...
     Всю  жизнь  его  обвиняли  в  безбожии.  Революция  бесконечности  была
недоступна  прямой  линии.  Все,  что   не  было  твердым  и  холодным,   не
существовало. Противоположности сглаживались идеей Камня.
     Бога не умели понимать? Или  не хотели? Нет, кому-то нужен был каменный
бог. Он взглянул наконец в глаза Садыка!..
     БОГ КУПИЛ У ВЕРУЮЩИХ ЖИЗНЬ ИХ И ИМУЩЕСТВО ИХ, РАДУЙТЕСЬ  О ВАШЕМ ТОРГЕ,
КОТОРЫМ ВЫ СТОРГОВАЛИСЬ С НИМ, ЕСЛИ ВЫ ДАЕТЕ В ССУДУ БОГУ  ХОРОШУЮ ССУДУ, ОН
В ДВА РАЗА ВЕРНЕТ ВАМ МЫ - САМЫЙ ВЕРНЫЙ ИЗ СЧЕТОВОДЦЕВ
     . ОНИ ХИТРИЛИ, И  БОГ ХИТРИЛ,  НО БОГ САМЫЙ  ИСКУСНЫЙ ИЗ ХИТРЕЦОВ,  БОГ
БЫСТРЕЕ ВСЕХ В УХИЩРЕНИЯХ, ХИТРОСТЬ ВО ВСЕЙ СВОЕЙ ПОЛНОТЕ У БОГА..
     Этому богу удобно было в каменном квадрате. Прибыли надежно ограждались
от людей. О, как бесконечно  злобно ненавидел каменный идол настоящего бога!
Ведь  живой  бог  отрицал  арифметического.  А  прибыли  выражаются  точными
цифрами...
     Садык бьы не дурак. Он быстро понял каменного бога. В его холодной тени
можно было отобрать свиток,  изнасиловать, убить. И  все прикрыть демагогией
Необ-
     466


     ходимости...  Этот  свиток  подарил  отцу  купец из Китая. Белая  гладь
светилась.  Сколько свитков  отбиралось потом каждое мгновение,  но  .первая
потеря была невосполнимой!..
     Снова  промелькнули  далекие  тени...  В горячем воздухе  висели  башни
Шахристана.  Султан  убивал  брата, Садык  вырывал свиток,  сосед переступал
арык...
     Набухшие красные бутоны сочились вокруг разговаривающего с богом шейха.
Темные капли  падали  в серую пыль. Шейх молился по эту сторону  арыка, в их
саду...
     Привычно  поворачивалась голова шейха:  направо  и  налево,  равномерно
подгибались   колени,   точным  движением  выбрасывались  руки.  Когда  шейх
прижимался лицом к земле, коврик не давал ему испачкаться...
     Лицо  у  шейха было  плоское.  Бога в  глазах  не  было.  Они  бы тогда
запомнились... В тени вульгарной арифметики безбожники клялись именем бога!
     Кем же  бьы тогда  их пророк?..  Полный  гнева  и  отчаяния, увидел  он
наконец неприкрашенную Хиджру!..
     Пустыня каменела, на разбитых ногах гноились язвы, одежда воняла потом.
Всклокоченная борода  пророка  стала серой от  пыли....  Но надо  было  идти
вперед.  Ятрибские разбойники вели  нечестную  игру.  Они стали брать  такой
бакшиш,  что честные  купцы  рвали на  себе  бороды. За  прохождение  одного
верблюда  с  щелком  приходилось  отдавать  сто  сорок  динаров!  При  одном
воспоминании пламенели глаза пророка...
     Последние караваны приходили, полные плача. В каждом шатре от Басры  до
Кульзума  был  свой  бог.  И  он разрешал  грабить  все и  вся на три конных
перехода вокруг. Треть шла ему. Какой бог удержится!..
     Пророк  оглядывался назад... Глаза  этих  мекканских задолюбов  заплыли
жиром. Они не хотят  видеть чего-нибудь, расположенного  выше пояса.  Боятся
отвадить многобожников  от своей Каабы! 1 Паршивый камень ведь тоже приносит
деньги. Как же, в своих вшивых ка-
     1 К а а б  а  -- храм в  Мекке, в стену которого вделан упавший  с неба
черный  камень.  Служил  местом  паломничества  еще  в  домусульман-ский,  а
особенно в мусульманский период.
     467


     раван-сараях они потом так обдирают этих многобожни-ков, что возвращают
все убытки. Разве не привезли ятрибцы в уплату за общение с Каабой тот шелк,
который взяли с  его каравана!.. Но  у  тех, кто  идет  сейчас за  ним,  нет
караван-сараев. Они живут торговлей, и бак-шиш ятрибцы сдирают с них!..
     Нет, для честной  торговли  нужен  один  бог. В  каждом шатре  он будет
хозяином,  этот бог. И  меч ему в правую руку.  Десять молодых рабов в одной
цене  сейчас  с  верблюдом  шелка.  Или  с  тремя  верблюдами  шерсти. Или с
двенадцатью верблюдами хлопка. Или с пятью верблюдами под седлом с  твердыми
ногами и влажными губами...
     Чужие купола  Медины  синели  впереди.  Они были ниже куполов  Мекки...
Можно  в  конце  концов передать богу  и  Вечный  Камень.  Пусть  успокоятся
владеющие караван-сараями. Они  тоже не останутся внакладе. Бог еще  молод и
не сообщил пока все свои веления людям... Пророк усмехнулся...
     Сто сорок динаров за проходящего верблюда с шелком!.
     Пророк яростно стегнул усталого коня.
     Это тоже было  правдой. Но  разве только это?  Не таким  был Пророк! За
твердостью стиха угадывалось сомнение. .
     МОЖЕТ БЫТЬ, ВЫ БУДЕТЕ СЧАСТЛИВЫ
     Это повторялось из главы  в главу Книги.  Арифметика  и  сомнение  были
несовместимы. В камне могла выражаться лишь точная уверенность смерти.
     Это было  в Исфагане.  Полный сомнений, блуждал он в лабиринтах окраин.
Как  нигде  утверждалось  здесь  отрицание  камня.  Покинутые  людьми  стены
распадались,  крошились.  С тихим  шорохом оплывали в  ночи  тяжелые  глыбы.
Камень оживал в своем разрушении...
     Что-то   все   сильнее   волновало   его.   Тьма   дрогнула   тревожным
предчувствием. Впереди был огонь. Колеблющийся, бесконечно уходящий...
     Перебираясь  через  камни,   проваливаясь  в  прах,   раздирая  колючие
переплетения, шел он вверх. Дорога ста-
     468


     новилась круче. Земля затихала где-то внизу. И вдруг он увидел Рей!..
     Сколько стоял он? Вечность?!
     Горение без  начала и конца. .^.  Ее нежная грудь  светилась  навстречу
огню. Тени менялись. Расплывалась  геометрия тела. Бесконечно обнажаясь, оно
каждое мгновение сбрасывало оковы классической точности В  задумчивых глазах
ее непрерывно умирал и возрождался бог...
     Рей бьыа там, за барьером...
     Он вспомнил,  как  на следующий день  нашел Рей. Она жила в  развалинах
старого города, где содержали приюты греха, поклоняющиеся огню...
     Он  пришел молиться  за  нее, а Рей  деловито отдала ему свое  розовое,
пахнущее  потом  тело.  Грудь ее отбрасывала точные  тени,  бесстыдные  руки
притворялись,   в   глазах   желтела   примитивная  хитрость.  Она  тут   же
почувствовала  необычное и,  воспользовавшись, стащила с  его пальца тяжелое
кольцо...
     Потом он  пошел  на гору. . Чадя, горел огонь. Старик  огнепоклонник  в
заштопанном балахоне  подливал  в  жертвенник маслянистую вонючую  жидкость.
Где-то неподалеку ссорились женщины...
     Долго смотрел он на огонь. Без Рей его не было ..
     Он видел узколобую  Рей, продающуюся  за  хивинский  платок  слезливому
старику, видел с испуганным юношей. Однажды она подралась с соседкой и долго
ходила с расцарапанным лицом...
     И снова возрождалась Рей!.. Безмерное солнце  заливало остывшую за ночь
землю.  Теплым  молоком  струились  поющие  радостные  блики.  Ребенок жадно
прильнул  к ней, и грудь,  руки,  глаза Рей щедро излучали переполнившего ее
бога.
     Снова   расплывалась   геометрия  Линии   становились  символами.   Рей
бесконечно обновлялась в своем падении ..
     Разве Пророк не знал Рей'?1
     Он шел  по  лунным  улицам Балха, Бухары,  Самарканда. Светлыми  ночами
страшны  были  застывшие кубы мечетей. Скованные холодным камнем причудливые
узоры кричали в немом  бессилии. Резные орнаменты усложнялись, повторяясь от
порогов до верхушек минаре-
     469


     тов. Мысль билась в камне, не умея оставаться бесплодной. .
     Он хорошо  помнил  купца  из древней  великой  страны  на самаркандском
базаре. У купца  было неподвижное лицо и сухие искусственные косички.  Шумел
пыльный базар. Купец упорно раскладывал свой товар...
     Он  не  мог  отвести глаз от вынутого из мешка узорного белого камня на
серебряной подставке.  Миллионы  тончайших  линий  симметрично закруглялись,
создавая  невыносимую иллюзию  примирения  мысли со  смертью.  Что  ушло  на
выточку этих  узоров? Человеческая жизнь?.. Что  этим было  доказано? Как ни
истязала себя мысль, в камне она оставалась мертвой...
     Купец раскладывал  товар. Рисовое зерно с  начертанной  на  нем поэмой,
узкоглазого  божка  равновесия, тазик фокусника. Каменные  болванчики в такт
кивали  головами,  поднимали и опускали руки.  Зачем? Чтобы  создать иллюзию
движения?.. Как будто моокно обмануть бога!..
     Он чувствовал  эту бесплодную в своей  древности  страну. Там  пытались
убить саму Рей.  Маленькой  девочке  надевали  на  ноги деревянные  колодки.
Вырастая,  она не могла двигаться...  Вечный  покой всегда  был воинствующей
философией этой усталой страны.
     Кому же нужно  было все это:  скованная мысль, неподвижная  девочка,  в
такт кивающие болванчики?
     Садыку!..
     С трудом он отвел глаза от резного камня, внимательно посмотрел вокруг.
Те  же узоры повторялись  в  коврах,  халатах, тюбетейках. Камни притягивали
бабуров...
     Чем только не обманывал он себя!.. Блага... Опыт. . Мудрость... Сколько
раз  сам  он вписывал бессмысленные  узоры  в камень.  Невозможное  казалось
достигнутым.  Но  в последний  момент  симметрия  нарушалась,  камень  давал
трещину, мысль вырывалась в бесконечность. Он так и не научился ползать...
     Понимая  нереальность  воплощения  бога  в камне,  он  все  же  начинал
сначала. Разве  сам он не  объяснял когда-то зависимость истины от геометрии
светил, не  кивал  головой  в такт болванчикам, не грелся  в тени  каменного
бога?! Нет, не бога он хотел обмануть. Садыка!..
     Тем яростней ненавидел его Садык.
     Камни,  камни, камни!.. Они чудовищной тяжестью давили голову. Все чаще
вызывал он иллюзию освобож-
     470


     дения.  Пустея,   каменный  кувшин   становился  легким,  невесомым.  В
прокаленной огнем глине начинали позванивать отголоски неведомых жизней...
     Фарси-дари, божественный язык фарси, они тоже одевали в камень!..
     Слова-камни! Теплые  когда-то,  они  быстро  умирали, затертые таблицей
умножения. Цветистые и  значительные, слова эти были бесплодны, как бумажные
вееры в руках болванчиков.
     Он знал диалектику древних языков. Сначала каменели слова, потом фразы,
цитаты, книги. Языки умирали. С ними умирали народы...
     Языки  могли  жить только за тем барьером,  где  сходятся  параллельные
линии.  Там  терялись  очертания,  обновлялись  формы,  термины  становились
противоположностями.  Чем  больше  слов  вырывалось   в  бесконечность,  тем
уверенней был язык.
     Слова  давно  ждали  его. За  внешней  хрупкостью  таилась  бесконечная
потенция сопротивления. Ободранные в кровь, слова выбирались из-под камней и
тут же устремлялись в небо. Даже раздавленные, они кричали.
     Кувшин  пустел  ..  Что  могло  быть  точнее  термина!  Слова  послушно
укладывались  в  размеренные квадраты. Строфы,  рифмы, ритмы выражали прямую
линию. И обманутый каменный бог благосклонно принимал их в свою тень...
     Пройдя через все муки закованной мысли, он нашел наконец уязвимое место
каменного бога.  Голая мысль была беззащитна перед его тупой тяжестью. Слово
бросало  ему вызов. Оно упорно просачивалось в камень, взрывая  его изнутри.
От волшебного  слова раздвигались  горы. Люди  оживали, и это не было просто
сказкой.
     Сначала сам он не понимал этого.  В слове виделось  лишь  убежище,  где
можно  было успокоить разбитые  пальцы, молиться  Рей. И вдруг  каждое слово
молитвы  стало  безудержно   преображаться.   Внешне  покорное,   оно  таило
вулканическое сомнение. Камни плавились от его скрытого жара!..
     Так нашел он выход. Мысль, краски, звуки освобождались в слове. Оно все
принимало: бурю переменных величин, неиссякаемую Рей, вечное сомнение бога .
     471


     Его  рубои  были  просты как жизнь. Чем проще  было слово,  тем быстрее
лопались  цветистые камни.  От них ничего  не  оставалось  в памяти. А  ведь
искусственные слова  высекались на красивых твердых  камнях  Чтобы  время не
стерло, их щедро освящали кровью!
     Нет, никогда не  считал  он  рубои  занятием  Вина и любви  в  них было
неизмеримо больше, чем видел он в  жизни. В последнюю их встречу седой Бабур
с восторгом расспрашивал о пьяных  любовных приключениях, и лицо  его потело
при этом.
     Выражение  радости  жизни было понятно  бабурам только в  атрибутах,  в
форме, в камне Они  искренне считали его веселым пьяницей, ищущим мудрости в
пивных Чувствуя то неясное, бесконечное, что было скрыто за звонким барьером
рубои, и не понимая, они понимающе переглядывались. Как обезьян к сетям,  их
влекла не мысль, а ее скандальность И через тысячу лет  бабуры  разных стран
будут в  честь него создавать клубы, пить там вино и, подвывая, читать рубои
По ним и угадают его...
     Каменный  бог молчал.  Четкие квадраты  рубои  успокаивали его. Но  был
литературый Садык в безбожии своей злобной посредственности. Это он указывал
на слово пальцем и, надрывая глотку, кричал о безбожии. И камень обрушивался
всей своей тяжестью.
     Что еще  оставалось  делать  Садыку? Цветистые слова-камни ведь кормили
его Он торговал ими, как торговал бы халвой, если было бы выгодней.
     Кувшин пустел ..
     Память посылала все это бескрайними  приливными  волнами.  Вскипая, они
разбивались о камень
     Камень требовал тишины. И когда он пошевелился, чтобы  размять затекшие
колени, худой желтый паломник слева яростно сузил глаза .
     Сверкающие  волны  прилива растаяли где-то,  оставив влажную лопающуюся
пену. Уже в следующее мгновение память дала новую вспышку.  Это  были совсем
другие   отражения:   неторопливые,   перегруженные  подробностями  недавних
событий...
     472


     "Он убоялся за  свою  кровь  и схватил легонько поводья своего языка  и
пера и совершил хадж по причине боязни, а не по причине богобоязненности "
     Так оно и было, как напишет потом стремившийся к  точности Ибн-ал-Кифти
1 Настоящего бога нечего было  бояться В страхе людском нуждаются выдуманные
боги..
     Ослы взламывали  черную тишину Мерва. Из рабада, со всех четырех сторон
обрушивался на  город  самозабвенный хриплый  рев. Ночь  была  полна  им  до
предела
     Но вот рев начал стихать, все чаще слышались пухие страстные придыханья
Воздух  успокаивался Когда вернулась тишина, он встал, посмотрел на открытый
сун-дук.
     Чего он медлил? Никто из друзей не придет проститься.  Бабуры вместе  с
ним успели вырасти и состариться. Он знал это и все-таки ждал .
     Тишина становилась слышней... Он  поднял и положил на плечо сумку, взял
палку от собак. Вчера ее вырезал из ореха соседский мальчик.
     Еще раз посмотрев на сундук, он задул огонь Перед дверью задержался.
     Он  давно ждал этого.  С  того  самого дня, когда  увидел  глаза нового
султана Это  были глаза  Малик-шаха. Такие глаза были у  всех Сельджукидов2:
бешеные и неморгающие.
     Бешенства  во взгляде  султана Санджара было  меньше. Зато  прибавилось
что-то новое, чужое. .
     Малик-шах мог  собственноручно  перерезать  горло  невинному  человеку,
отобрать  чужую  жену, поджечь какой-нибудь город. Родился  он в степи и был
честным в своей ковыльной дикости. Так  же просто он накормил  и  защитил бы
гостя, не дал в обиду соседа, простил бы город
     Как-то он объяснял Малик-шаху пути светил. Тот,  задрав  голову,  долго
слушал. Потом вдруг зевнул, повернулся и ушел. Больше султан не заглядывал в
обсерваторию. Небо было непонятным, а притворяться Малик-шах не умел.

     1 Ибн-ал-Кифти -- ученый XIII века
     2   Сельджукиды  --  династия  из  огузских   племен  Султан  Малик-шах
(1072--1092),  султан  Санджар - вначале правитель Мерва,  а  с 1118 по 1157
год--всего государства Сельджукидов


     Лучше всего старый султан чувствовал себя в степи.
     Там были джейраны, которых надо было догнать
     и убить. Можно было мчаться, не разбирая дороги!
     Бог  для  Малик-шаха  тоже был  чем-то непонятным Смутно помнились  еще
пестрые  степные боги, простые и  незлопамятные. Их тоже не  стоило обижать,
тем  более  что  они  и немногого  требовали. Ему и  в  голову не  приходило
смешивать чье-либо непочтение к нему с безбожием. Врагам он мстил открыто..
     Новый султан начал с того, что, собрав надимов, принялся разъяснять  им
наиболее   сложные,   по  его  мнению,  главы   учения  пророка  Мысли  были
беспредельно примитивны, язык  мучил уши. Но  какой восторженный шум подняли
стосковавшиеся по  премиям надимы! Сразу затерялся  где-то  сам пророк с его
мудростью. .
     Они  честно  зарабатывали  свой хлеб. "Надим  должен  быть  согласным с
правителем государства. На все, что  произойдет или что скажет пр