Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
бы
понять, где он находится.
Многие люди, особенно влюбленные, рассказывали -- что еще более важно
-- о полной утрате ощущения протяженности времени. В этом экстатическом
состоянии не только день может пролететь с такой невероятной скоростью, что
покажется минутой, но и минута может быть прожита настолько интенсивно, что
может показаться днем или годом. Складывается такое впечатление, что люди в
этом состоянии каким-то образом оказываются гдето в другом мире, в котором
время одновременно и останавливается, и движется с огромной скоростью. Если
пользоваться нашими обычными категориями, то мы имеем дело с парадоксом и
противоречием. И все же об этом говорят, стало быть, это есть факт, который
необходимо принимать в расчет. Я не вижу причины, чтобы такое ощущение
времени не могло стать объектом экспериментального исследования. Во время
пиковых переживаний невозможно точно определить, сколько прошло времени.
Значит и восприятие окружающего мира тоже должно быть менее точным, чем в
нормальном состоянии.
8. Результаты моих исследований внесли немалое смятение в психологию,
однако при этом они являются настолько однозначными, что необходимо не
только рассказать о них, но и попытаться каким-то образом их понять. Если
"начать с конца", то пиковое переживание может быть только положительным и
желанным и никак не может быть отрицательным и нежелательным. Существование
такого переживания изначально оправдано им самим;
114 Абрахам Маслоу. Психология Бытия
это совершенный, полный опыт переживания, которому больше ничего не
нужно. Это самодостаточный опыт. Он воспринимается как изначально
необходимый и неизбежный. Это переживание настолько хорошо, насколько должно
быть. Его принимают с благоговением, удивлением, восхищением, смирением и
даже с экзальтированным, едва ли не религиозным поклонением. Иногда в
описаниях реакции индивида на опыт такого рода используются определения
святости. Оно восхитительно и "радостно" в бытийном смысле.
Здесь мы имеем дело с явлением огромной философской важности. Если, с
тем чтобы нам было от чего отталкиваться, мы примем тезис, что во время
пиковых переживаний сама природа реальности может восприниматься более
четко, а ее суть постигаться более глубоко, то мы повторим утверждение
многих философов и теологов -- все Бытие, если смотреть на него с
"олимпийской" точки зрения и видеть лучшую его сторону, является нейтральным
или хорошим, а зло, боль или опасность представляют собой феномен неполноты
как результат неумения увидеть мир в его целостности и единстве и восприятия
его только с эгоцентрической или слишком низкой точки зрения. (Разумеется,
речь идет не об отрицании существования зла, боли или смерти, а, скорее, о
примирении с этими явлениями, понимании их необходимости.)
То же самое можно сказать и по-другому -- сравнив это с одним с
аспектов понятия "бог", присущим многим религиям. Боги, которые могут
всецело созерцать и объять Бытие и, стало быть, понимать его, должны
воспринимать его как доброе, справедливое, необходимое, "зло" же должны
воспринимать как продукт ограниченного или эгоистичного видения и понимания.
Будь мы богоподобными в этом смысле, мы тоже обладали бы вселенским
пониманием и никогда бы ничего не осуждали и не презирали, ни от чего не
приходили бы в ужас и ни в чем бы не разочаровывались. Мы могли бы
испытывать только сострадание, любовь к ближнему, милосердие и, возможно,
печальное или веселое удивление (в высоком смысле этого слова) от
несовершенства других людей. Но ве^ь именно
Развитие и познание 115
так нередко относятся к миру самореализующиеся люди, и все мы так
относимся к миру в моменты наших пиковых переживаний. Именно так все
психотерапевты пытаются относиться к своим пациентам. Разумеется, мы должны
принять как должное, что такое богоподобное, вселенски терпимое, смиренное
бытийно обусловленное отношение обрести чрезвычайно непросто, вероятно даже
невозможно в его чистой форме, и все же мы знаем, что это весьма
относительно. Мы можем подойти к нему более или менее близко, и было бы
глупо отрицать существование этого феномена только потому, что это случается
нечасто, длится недолго и никогда не происходит в чистом виде. Хотя нам
никогда не стать богами в этом смысле, мы можем более или менее часто быть
более или менее богоподобными.
В любом случае, контраст с нашими обычными реакциями и представлениями
очень резок. Как правило, мы выступаем под знаменем ценностей-средств, то
есть пользы, желательности, "плохого" или "хорошего", пригодности для
достижения цели. Мы оцениваем, судим, контролируем, осуждаем или одобряем.
Мы смеемся "над", а не "вместе". Мы оцениваем опыт нашими личными
категориями и воспринимаем мир относительно себя и нашей цели, тем самым
превращая мир не во что иное, как в средство достижения нашей цели. Такая
позиция противоположна отстраненности от мира, а это, в свою очередь,
значит, что мы на самом деле воспринимаем не мир, а себя в нем или его в
нас. Наше восприятие мотивировано стремлением к ликвидации дефицита и потому
ему доступны только Д-ценности. Такое восприятие отлично от восприятия мира
в целом или той его части, которую во время пикового переживания мы
воспринимаем как субститут всего мира. Тогда и только тогда мы можем постичь
не наши ценности, а ценности мира. Их я называю ценностями Бытия, или
сокращенно -- Б-ценностями. Они соответствуют "внутренним ценностям" Роберта
Гартмана (59).
116 Абрахам Маслоу. Психология Бытия
Как мне представляется, такими Б-ценностями являются:
(1) целостность (единство, интеграция, стремление к однородности,
взаимосвязанность, простота, организация, структура,
дихотомия-трансцендентность, порядок);
(2) совершенство (необходимость, справедливость, естественность,
неизбежность, уместность, полнота, долженствование):
(3) завершенность (конечность, окончательность, справедливость,
свершенность ("дело сделано"), finis и telos, судьба, рок);
(4) справедливость (честность, порядок, законность,
долженствование);
(5) жизненность (процессуальность, не-омертвление, спонтанность,
саморегуляция, полноценное функционирование);
(6) полнота (дифференциация, сложность);
(7) простота (истинность, обнаженность, сущностность,
абстрактная, базовая, основная структура);
(8) красота (правильность, форма, жизненность, простота, полнота,
целостность, совершенство, завершенность, уникальность, истинность):
(9) праведность (правота, желанность, долженствование, справедливость,
благожелательность, честность);
(10) уникальность (неповторимость, индивидуальность,
несравненность, новизна);
(11) непринужденность (легкость, отсутствие напряженности, излишнего
рвения или трудностей, изящество, идеальное функционирование);
(12) игра (веселье, радость, удовольствие, юмор, жизнерадостность,
непринужденность);
(13) истинность, честность, реальность (обнаженность, простота,
полнота, долженствование, красота, чистота и естественность, завершенность,
существенность);
(14) самодостаточность (автономность, независимость, умение быть самим
собой без участия других, самоопределение, умение подняться над окружающим
Развитие и познание 117
миром, отстраненность, жизнь по своим собственным законам).
Разумеется, эти ценности не являются взаимоисключающими. Они не
отделены друг от друга, а переплетаются друг с другом. В сущности, они
являются гранями Бытия, а не его частями. На авансцену познания выходят
разные аспекты, в зависимости от того, что привело познание в действие,
скажем, восприятие красивого человека или красивой картины, ощущение
совершенства в сексе или в любви, озарение, творчество, рождение человека и
т.д.
Это нечто гораздо большее, чем проявление слияния и единства старой
троицы (истина, добро, красота). Я уже писал о своем открытии (97), что в
среднем представителе нашей цивилизации истина, добро и красота не очень
хорошо соотнесены друг с другом, а в невротическом индивиде и того меньше.
Только в развитом и зрелом человеческом существе, в самореализующейся,
полноценно функционирующей личности они соотнесены настолько хорошо, что
практически составляют единство. Сейчас я бы добавил, что это так же верно
для всех остальных людей во время переживания ими пиковых ситуаций.
Это открытие, если оно окажется верным, явно противоречит одной из тех
основных аксиом, которым следует вся научная мысль, а именно той, что
гласит, будто чем более объективно и безличностно восприятие, тем более оно
внеценностно. Интеллектуалы практически всегда считали факты и ценности
антонимами и взаимоисключающими понятиями. Но, может быть, все наоборот, ибо
когда мы изучаем наиболее обособленное от эго, наиболее объективное,
немотивированное, пассивное познание, мы обнаруживаем, что оно стремится к
непосредственному восприятию тех ценностей, которые неотъемлемы от
реальности: мы также обнаруживаем, что наиболее глубокое восприятие "фактов"
приводит к слиянию "есть" и "должно". В такие моменты реальность окраши
118 Абрахам Маслоу. Психология Бытия
вается нашим удивлением, восхищением, благоговением и одобрением, то
есть обретает ценность*.
9. Нормальные переживания так же встроены в историю и цивилизацию, как
и в изменчивые и относительные потребности людей. Они организованы во
времени и пространстве. Они представляют собой часть чего-то большего и,
стало быть, относительны в пределах этого "чегото" и его системы координат.
Поскольку предполагается, что они, какой бы реальностью они не обладали,
зависят от человека, то с исчезновением человека, они также должны
исчезнуть. Его система координат перемещается от интересов личности к
требованиям ситуации, из настоящего -- в прошлое и будущее -- и обратно. В
этом смысле опыт переживания и поведение относительны.
С этой точки зрения, пиковые переживания скорее абсолютны, чем
относительны. Они не только находятся вне времени и пространства в том
смысле, о котором я говорил выше, они не только безпредпосылочны и
воспринимаются сами по себе, они не только относительно немотивированны и
оторваны от интересов человека, они воспринимаются так, как будто существуют
сами по себе, "где-то там", как будто они представляют собой восприятие
реальности, не зависящей от человека и существующей вне его жизни.
Разумеется, с научной точки зрения трудно и небезопасно говорить об
"относительном" и "абсолютном", и я понимаю, что здесь мы рискуем увязнуть в
трясине семантики. И все же многочисленные рассказы занимавшихся
самоанализом моих "подопытных" вынуждают меня представить эту разницу как
открытие, в котором психологи обязательно должны разобраться. Именно эти
слова используют мои респонденты, когда они пытаются описать ощущения, по
самой своей сути невыразимые. Люди говорят об "абсолютном", люди говорят об
"относительном".
* Я не стал изучать то, что может быть названо "ощущением дна" (и никто
из моих респондентов не стал говорить об этом), скажем, болезненное и
"разрушительное" (для некоторых) осознание неизбежности старения и смерти,
абсолютного одиночества и ответственности индивида, безличности природы
вообще и природы бессознательного и т.д.
Развитие и познание 119
Мы снова и снова испытываем искушение использовать эти термины,
например, в области искусства. Китайская ваза может быть совершенна сама по
себе, ей может быть 2000 лет и при этом она может выглядеть, как новая, она
может принадлежать всему человечеству, а не только Китаю. По крайней мере в
этом смысле она есть нечто абсолютное, даже несмотря на то, что при этом она
существует во времени, связана с создавшей ее цивилизацией и эстетическими
вкусами ее владельца. Не случайно мистическое переживание люди всех
вероисповеданий, времен и народов описывали почти одними и теми же словами.
Не случайно Олдос Хаксли (68а) назвал его "Вечной философией". Великие
творцы, по крайней мере те, что включены в составленную Брюстером Гизелином
(54а) антологию, описывали моменты творчества почти идентичными терминами,
хотя это были самые разные поэты, химики, скульпторы, философы и математики.
Понятие абсолютного сложно отчасти потому, что почти всегда проникнуто
духом статики. Из опыта опрошенных мною людей явно следует, что это отнюдь
не обязательно неизбежно. Восприятие эстетического объекта, любимого лица
или красивой теории является изменчивым процессом, но внимание колеблется
строго в пределах, заданных восприятием. Его насыщенность может быть
бесконечной и взгляд может все время перемещаться от одного аспекта
совершенства к другому. Красивая картина имеет множество структур, а не
только одну, так что эстетическое переживание может представлять собой
постоянное, хотя подверженное колебаниям, наслаждение от восприятия картины
то с одной, то с другой точки зрения. Кроме того, картину можно воспринимать
то с относительной, то с абсолютной точки зрения. Нам нет нужды спорить о
том, какова она -- относительна или абсолютна. Она может быть и той, и
другой.
10. Как правило, познание является активным процессом. Для него
характерны формообразование и отбор со стороны субъекта познания. Он решает,
что ему воспринимать, а что -- нет, он соотносит познание со своими
потребностями, страхами и интересами, он его организу
120 Абрахам Маслоу. Психология Бытия
ет, выстраивает и перестраивает. Короче говоря, он над ним работает.
Познание является энергоемким процессом. Оно предполагает бдительность,
настороженность и напряжение, стало быть, приводит к усталости.
Бытийное познание скорее пассивно и рецептивно, хотя, конечно же, оно
никогда не будет полностью пассивным. Лучшие описания "пассивного" познания
я нашел у восточных философов, особенно у Лао-Цзы и философов даосизма.
Кришнамурти (85) придумал великолепное название бытийному познанию. Он
назвал его "безальтернативным осознанием". Мы можем также назвать его
"невольным осознанием". В даосской концепции невмешательства говорится о том
же самом, о чем пытаюсь сказать и я, а именно о том, что восприятие может
быть ни на что не претендующим, -- скорее созерцание, чем вмешательство.
Индивид может смиренно принимать ощущения, ни во что не вмешиваться,
получать, а не брать, может дать восприятию идти своим ходом. Здесь мне
также вспоминается описанное Фрейдом "свободно дрейфующее внимание". Оно
также скорее пассивно, чем активно, бескорыстно, а не эгоцентрично,
мечтательно, а не бдительно, терпеливо, а не беспокойно. Это пристальный, а
не мимолетный взгляд, это подчинение ощущению.
Я также нахожу полезным недавнее заявление Джона Шлиена (155)
относительно разницы между пассивным и активным слушанием. Хороший терапевт
должен уметь слушать по правилу "получать, а не брать", чтобы суметь
услышать то, что на самом деле говорит пациент, а не то, что хочется
услышать терапевту. Он не должен заставлять себя слушать, скорее он должен
позволять словам проникать в него. Только тогда он сможет усвоить их форму и
содержание. В противном случае он услышит только свои собственные теории и
рассуждения.
Кстати, мы можем сказать, что умение пассивно воспринимать -- это
критерий, по которому хорошего психолога отличают от плохого, к какой бы
школе они ни принадлежали. Хороший терапевт способен воспринимать любого
индивида самого по себе, не стремясь причислить его к определенной группе и
занести в определенную гра
Развитие и познание 121
фу. Плохой терапевт, проработай он хоть сто лет, всегда будет находить
только подтверждение теорий, которые он узнал в начале своей карьеры. Именно
это имел в виду некто, сказавший, что терапевт может повторять одни и те же
ошибки в течение сорока лет, а потом назвать их "богатым клиническим
опытом".
Вслед за Лоуренсом и другими романтиками, можно выразить это свойство
бытийного познания, прибегнув к другому, хотя и немодному нынче названию --
"невольное" (в отличие от волевого). Обычное познание является волевым
актом, стало быть, предполагает претензии, предубеждения, преднамеренность.
В познание, которое происходит во время пикового переживания, воля не
вмешивается. Она находится в подчиненном состоянии. Она получает, но не
требует. Мы не можем повелевать пиковым переживанием. Это просто
"случается".
11. Эмоциональная реакция на пиковое переживание имеет особый привкус
удивления, благоговения, почтения, смирения и подчинения величию
переживания. Иногда к ней примешивается испуг (хотя и приятный) от
невыносимой интенсивности ощущений. Мои "подопытные" говорили об этом так:
"это слишком для меня"; "это больше, чем я могу вынести", "это слишком
прекрасно". Ощущение может обладать такой остротой, что может вызвать слезы,
смех, или то и другое и, как это ни парадоксально, может иметь что-то общее
с болью. Впрочем, это желанная боль, которую зачастую называют "сладостной".
Это может зайти настолько далеко, что возникает мысль о своего рода смерти.
Не только мои "подопытные", но и многие авторы, писавшие о пиковых
переживаниях, сравнивали их с переживанием умирания, то есть желания
умереть. Типично такое описание: "Это слишком прекрасно. Я не знаю, как я
смогу это выдержать. Я могу сейчас умереть и это будет прекрасно". Вероятно,
что отчасти это означает отчаянное нежелание спуститься с этой вершины в
долину обычных переживаний. Вероятно также, что здесь имеется аспект
глубокого переживания своей ничтожности по сравнению с величием переживания.
122 Абрахам Маслоу. Психология Бытия
12. Еще один парадокс, с которым нам придется разобраться, каким бы
трудным он ни был, заключается в противоречивых сообщениях о восприятии
мира. В некоторых описаниях, особенно мистических, религиозных или
философских, весь мир предстает как абсолютно единое, живущее полноценной
жизнью, существо. В других рассказах о пиковых переживаниях, особенно
любовных и эстетических, одна частичка мира воспринимается так, будто на
какое-то мгновение она и составляет весь мир. В обоих случаях речь идет о
восприятии единства. Вероятно, тот факт, что в бытийном познании -- будь то
картины, индивида или теории -- сохраняются все атрибуты Бытия в его
целостности, то есть все бытийные ценности, проистекает из мимолетного
восприятия данного конкретного объекта как единственного во всей вселенной.
13. Имеются существенные различия (56) между абстрагирующим и
категоризирующим познанием и непосредственным постижением конкретного и
особенного. Именно в этом смысле я буду использовать термины "абстрактное" и
"конкретное". Они не очень отличаются от терминов Голдстайна. Большинство
наших знаний (все замеченное нами, воспринятое, запомненное, обдуманное и
выученное) являются скорее абстрактными, чем конкретными. То есть мы в нашей
жизни, познавая, в основном, категоризируем, схематизируем, классифицируем.
Мы не столько познаем природу мира такой, какая она есть, сколько организуем
наше внутренне