а  большой лошади сидел Демидов,  его  сиятельство граф
Сан-Донато.  Он...  спал в седле.  Крупная голова в тирольской шляпе с пером
упала на грудь, бурка скособочилась, сбитая ветками, ружье в чехле болталось
у самого стремени.
     - Хотел привязать - не дается! - Чебурнов громко засмеялся.
     - Тише ты! Услышит.
     - Какой там!  Он уже лыка не вяжет. Всю ночь прикладывался и песни петь
велел.  Довезу до места,  протрезвеет.  Все ж  на холодке...  Бывай!  А  где
твои-то?
     - Жду.
     Пять  всадников -  графская свита -  взяли правей и  скрылись в  мокром
лесу.


        "3"

     И вот показались наши охотники. Я вскочил в седло и повел караван выше.
Сизые луга уже хорошо проглядывались,  когда мы  встретили Телеусова.  Егерь
вполголоса сказал:
     - Ваше императорское высочество,  пожалуйте вон к  тем камням и станьте
за ними. А мы погоним рогача на вас. Он туточки, близко.
     Телеусов махнул ездовым,  приказав скрыться в лесу.  Князь оживился,  с
личика его сошло брезгливо-недовольное выражение.  На  длинных заплетающихся
ногах он поспешил к  месту засады.  Ютнер напомнил мне:  "Если что -  бей по
подранку" - и бросился догонять князя.
     Все стихло. Подождали. Рогач затрубил близко, но на луг не выходил. Его
взяли в клещи.  Олень молчал,  почуял неладное.  По треску кустов можно было
догадаться: пошел на охотников. От беды к беде.
     В  это время вдали захлопали выстрелы.  Эхо разнесло их  по горам.  Наш
олень остановился,  повернул назад.  Телеусов щелкнул предохранителем. Рогач
услышал звук  и  огромными прыжками бросился на  луг.  До  камней оставалось
саженей сто. Он остановился. Тотчас грохнуло раз и второй. Рогач развернулся
на задних ногах, они подкосились, и он рухнул, чтобы никогда не встать.
     - Иди к ним, Андрей, - услышал я виноватый голос егеря.
     - А ты?
     - Потом приду.  - Лицо Алексея Власовича было расстроенное. - Вот такая
она, служба...
     Ютнер  и  его  высочество,  размахивая винтовками,  бежали  от  камней.
Возбужденный,   ликующий  князь  первым  достиг  оленя,  бросил  винтовку  и
схватился за рога. Голова оленя качнулась, жизнь еще теплилась в нем.
     - Считай,  Ютнер, выросты! Сколько?.. Двадцать два? Отличный экземпляр!
И сам... Смотри, что это у него на груди? Шишка какая-то...
     - Старая рана, ваше императорское высочество. Пуля закапсулировалась.
     Ютнер вынул нож,  сделал глубокий разрез.  В  ладонь ему вывалились две
круглые черные пули.
     - Картечь. И все-таки выжил. Но от вашей пули...
     - Да,  Ютнер, на этот раз рука не подвела! Смотри, точно под лопатку. И
в  шею.  -  Князь говорил быстро,  ликующим тенорком.  Он поднялся с  колен,
глянул на меня:  -  Что молчишь,  студент? Молодцом! Свое дело сделал. А где
второй, с усами?..
     - Пошел доглядывать другого рогача, ваше императорское высочество.
     - Давайте,  давайте другого!  У  меня и голова прошла,  Ютнер.  Вот что
значит удача!
     Он  сел  на  камень,  довольный,  умиротворенный победой,  огляделся по
сторонам, увидел, наконец, дали, хребты, долину внизу. И вздохнул.
     - Немало лет  вращаюсь я  в  этих горах,  Ютнер,  а  все никак не  могу
привыкнуть к их красоте. И, знаешь, сила впечатления не только не ослабевает
во мне, но с годами это чувство молодеет и усиливается.
     Сказавши, он тут же забеспокоился об олене:
     - Где казаки, чего не идут свежевать, голову отделять?
     Ютнер  достал  свисток,  резкий звук  хлестнул по  лесу.  Из  березняка
вынеслись всадники. Соскочив на ходу, казаки бросились к оленю.
     - Веди, студент, - приказал князь. - Возьмем еще одного.
     Я не знал,  куда вести, но показать свою неосведомленность не мог. Взял
под  уздцы Алана,  подождал,  пока  князя подсадят в  седло,  и  пошел в  ту
сторону, где оставил Телеусова.
     Он вышел к нам из лесу,  поклонился князю,  поздравил с успехом, но все
это вышло у него уныло,  похоронно. Хозяин охоты свел брови. Он хотел видеть
вокруг  себя  оживленных,  радостных его  радостью людей.  Однако  ничего не
сказал.
     Минут сорок ходу -  и впереди опять посветлело. Другая поляна. Телеусов
сделал знак,  охотники спешились,  приготовили ружья. Мы развернулись редкой
цепью -  князь между мной  и  Телеусовым -  и  тихо пошли по  лугу,  некруто
уходившему вниз.
     Трава еще  стояла;  местами она достигала груди,  даже головы.  Густой,
побуревший пырей  сплетался с  высокими  стеблями  уже  отцветшей аквилегии,
горлеца,  с  гигантскими лилиями.  Идти  приходилось осторожно,  то  и  дело
раздвигая уж  очень  плотную  стену  травы.  Подмоченная моросью,  трава  не
шуршала, и мы двигались в относительной тишине.
     Мы  почти  пересекли поляну  и  уже  приближались к  противоположной ее
стороне.  Князь все  чаще останавливался,  утирал большим платком вспотевшее
лицо.  Кубанку  он  сбил  на  затылок,  но  от  напряжения не  покраснел,  а
побледнел. Чего не вытерпишь ради охоты!
     Но  вот Алексей Власович присел.  Мы  моментально повторили его маневр.
Слегка поднявшись,  я  увидел,  что егерь указывает рукой на  лесную опушку.
Князь выпучил глаза, вертел шеей, но ничего не замечал. Я тоже добрую минуту
не  мог  толком разглядеть зверя и,  только присмотревшись к  близкой траве,
заметил концы рогов,  торчащие в  каких-нибудь сорока шагах от  нас.  Спящий
олень...
     Замерев от неожиданной удачи,  князь рывком поднял ружье,  приложился и
выстрелил.  Спящего оленя подбросило.  Он не упал,  как следовало ожидать, а
сделал большой скачок в  сторону.  Грянули еще  два  выстрела -  Ютнер и  я,
совсем не  целясь,  спустили курки.  Но  этот  олень родился под  счастливой
звездой. Он умчался, и на его следах мы не обнаружили даже капли крови.
     Князь бросил ружье и  сам упал лицом вниз.  Никто не проронил ни слова.
Стояли,  сбившись,  и молчали.  Наконец он приподнялся,  сел поудобнее.  Ну,
сейчас достанется каждому,  особенно мне... Снизу вверх посмотрев на нас, он
вдруг тихо произнес:
     - На охоте случается всякое, за исключением того, что ожидаешь. Сколько
у него было концов, егерь?
     - Четырнадцать,  ваше императорское высочество,  - с готовностью соврал
Телеусов; он мог сказать и еще меньше.
     - Крайне досадно...  Как первая пуля была хороша! И как негодна вторая.
Впрочем, если убивать всех, по ком стреляешь, - разве так бывает? Этак скоро
ничего не останется. Что дальше, Ютнер? Домой?
     - Неудачу надо покрыть. Так, Телеусов? Туров разве посмотреть?
     - Можно и к турам,  - неуверенно согласился Алексей Власович. - Дотемна
управимся.
     - Попробуем,  Ютнер.  -  Князь встал.  -  Надо хоть раз выстрелить еще,
обрести веру в себя. После такого досадного промаха...
     Скальные вершины казались совсем рядом.  Все  еще моросило,  но  теперь
падали не столько водяные капли,  сколько острая ледяная крупка. Небо мрачно
давило на горы.
     Ехали час  или полтора,  забираясь все выше.  Совсем захолодало.  Подул
ветер,  снежинки покрупнели. Мы с Телеусовым опередили охотников, лавировали
между  скал,  высматривая туров.  Наконец  заметили стадо,  прежде  чем  они
заметили нас.  Вернулись к охотникам,  они оживились. Видимость была плохая.
Белая холодная мгла начинала кружить,  похоже,  что предвиделась метель,  но
азарт охоты от этого не уменьшился. Князь торопливо шел, заплетаясь длинными
худыми ногами в  широких сапогах с отворотами.  Сгибаясь,  прошли по острому
хребту,  похожему на конек крыши,  ступили на осыпь.  Здесь из мелкого щебня
выпирали груды поставленных на ребро плит.
     - Как рассыпанные книги около опрокинутого шкафа,  -  сказал Ютнер, все
время державшийся рядом с  князем и с опаской поглядывавший на бесконечный и
очень  крутой склон  с  подвижной осыпью.  Ноги  скользили по  обледеневшему
щебню.
     Телеусов выглянул из-за скалы и попятился.
     - Здесь я,  -  тихонько сказал он.  - Выбирайте. А стрелять по команде,
потому как после грома они скроются.
     Все приподнялись над глыбами камня. Саженях в ста пятидесяти стояли или
лежали туры.  Голов до  сорока.  Среди них  много козлов с  толстыми кривыми
рогами.  Каждый из нас взял на мушку рогача. Телеусов махнул рукой. Недружно
прогремели три выстрела, и туров как ветром сдуло. Но затем...
     Откуда взялись силы у  князя и  Ютнера?  С  проворством молодых хлопцев
выскочили они  из  укрытия,  бросились вперед,  перепрыгивая через  камни  и
завалы. Два козла лежали бездыханные. Не хотелось верить, что один - мой...
     - Третий!  Вон он, третий! - закричал Ютнер и, бросив винтовку, кинулся
за  ползущим подранком.  Большой  козел  с  перебитыми задними ногами  мелко
перебирал передними, стараясь укрыться за камнями. Ютнер догнал, бросился на
животное,  успел схватить за ноги,  но тур продолжал ползти, волоча за собой
большого, бородатого человека. Так они продвинулись еще саженей на десять. И
не успели мы приблизиться,  как тур оказался на краю пропасти. Словно увидев
перед собой желанную свободу,  он  бросился вниз.  Ютнер едва  успел разжать
кулаки. Голова его повисла над бездной.
     Алексей Власович поднял управляющего,  поставил на ноги. Глаза у Ютнера
были безумные, он неотрывно смотрел вниз, в черную пропасть.
     - Еще бы секунда, и я...
     Кафтан на  нем  оказался изодранным,  руки в  ссадинах.  Мы  отвели его
подальше от ущелья, посадили в затишке, чтобы пришел в себя.
     Князь тем временем сидел возле убитого тура и  гладил красиво изогнутые
рубчатые рога.
     - Красавец,  вот красавец!  Настоящий горный козел!  Не  то что мелкие,
невзрачные,  которых мы бивали в Мингрелии.  Спасибо, егеря! Удачно вышло. А
где  Ютнер?  Сидит?  Ушибся?!  -  Князь подошел к  управляющему,  тот встал,
показал окровавленные руки. - Э-э, да вы слишком увлекаетесь! Не знал я...
     - Обошлось, ваше императорское высочество, - дрожащим голосом отозвался
Ютнер. - Как вспомню, темно в глазах.
     - Ладно,  все позади.  Давайте брать головы с рогами - и назад. Похоже,
мы высоко забрались?
     - Версты две с половиной, ваше императорское высочество.
     - То-то у меня голову кружит! Скорей вниз.
     Две турьи головы в  мешковине я  пристроил на  плече и  с  таким грузом
тронулся за хмурым своим товарищем.  Стало темнеть.  Снег загустел, он летел
косо, с ветром. Чувствовался мороз.
     Когда мы спустились к оставленным коням, сделалось совсем темно. Лошади
сошлись голова к голове,  нетерпеливо перебирали копытами. Застоялись. Спины
их уже побелели.
     Алексей Власович торопился. Все живо уселись на коней и тронулись через
неузнаваемый,  по-зимнему  белый  луг  к  недалекому  лесу.  Там,  по  нашим
расчетам,  стояли казаки.  Телеусов трижды выстрелил,  чтобы  не  разойтись.
Где-то   внизу   слабо   прозвучали  ответные  выстрелы.   Егерь  недоуменно
остановился и круто взял правей. Потом передумал и снова вернулся на прежний
маршрут.
     Въехали в полосу мокрого снега.  Он валил тяжелый, плотный, не видно за
десять шагов. На счастье, по сторонам пошли березовые кусты, местность круто
опускалась,  и  наконец караван наш очутился в густом пихтовом лесу.  Дальше
ехать было невозможно.
     - Вниз, вниз! - приказал князь.
     Повинуясь этому необдуманному распоряжению,  мы  осторожно,  все  время
сдерживая лошадей,  скользивших по снегу, пошли вперед. Но недолго. Согнутая
снегом  ветка  рябины  вдруг  с   шорохом  сбросила  с   себя  мокрый  груз,
распрямилась и в одно мгновение высадила князя из седла. Он описал в воздухе
дугу, удачно упал на четвереньки, вскочил, испуганный, и закричал:
     - Стой, ни шагу дальше!..
     Телеусов пробурчал что-то,  передал мне коня,  а  сам скрылся в снежной
мгле. Быстро вернувшись, спокойно сказал:
     - Пожалуйте за мной. На ночлег.
     Через пять  минут мы  расседлывали лошадей около огромной черной пихты,
сносили седла и сумы под ее низко опущенные лапы,  к самому стволу. Там было
сухо и безветрено.  На широченных ветвях лежал липкий снег, образуя у ствола
широкий естественный шалаш.
     Я  собрал поблизости хворост,  зажег под пихтой костер.  Обрубили сухие
ветки понизу.  С огнем сделалось веселей.  Похоже, теперь в безопасности. По
крайней мере на эту ночь.
     Большой огонь осветил наш временный приют. От одежды пошел пар. Алексей
Власович расторопно готовил ужин.  Князь сидел с  закрытыми глазами.  Горная
болезнь добавила ему неприятностей. Во время ужина он отказался от вина, лег
на  бурку,  положенную  поверх  хвойных  веток,  и  отвернулся.  Потрескивал
хворост, все молчали.
     - Как рассветет, едем в лагерь, - тихо приказал Ютнер.
     В  лесу,  раскачивая деревья,  выл  ветер.  Над  горами бушевала ранняя
метель.   Но  сюда,   сквозь  густую  хвою,  только  редко  падали  усталые,
отяжелевшие снежные космы. Костер распространял тепло.
     Далеко-далеко хлопнул выстрел, потом другой. Мы переглянулись.
     - Надо ответить.  -  Ютнер опасливо оглянулся на затихшего князя, потом
сказал мне:  -  Берите винтовку,  отойдите шагов на двести и стреляйте.  Три
раза. Подождите минут десять - и еще три выстрела. Похоже, нас ищут.
     После света у  костра в  лесу показалось особенно темно.  Я  неуверенно
двигался по мокрому снегу,  ощупывая руками стволы пихт, натыкаясь на камни.
Последний отблеск костра погас вдали.  Страшно ночью в таком лесу,  да еще в
метель. Я остановился, прислушался к вою ветра над головой. Поднял винтовку,
стал стрелять.  Услышал внизу ответные выстрелы. Еще дал знать. Стоял и ждал
в темноте. Новые выстрелы раздались ближе. Я двинулся навстречу. Послышались
голоса. Внизу блеснул свет фонарей. Подымалось несколько человек.
     Я  заспешил вниз,  местами просто съезжал на  боку по крутизне.  Криком
привлек внимание людей.
     Мы сошлись. То был Улагай с пятью казаками.
     - Вы?!  -  Он откинул башлык,  осмотрел меня,  не веря глазам.  - А где
великий князь?
     - Спит у костра. С ним Ютнер и Телеусов. Вы нас искали?
     - Честно говоря,  о  вас мы  не беспокоились:  казаки сказали,  куда вы
ушли.  Пропала группа Шильдера. Он и принц с двумя егерями ушли на Мастакан,
и вот...  Граф Сан-Донато давно вернулся,  заправился коньяком и преспокойно
уснул в шалаше, а этой группы нет и нет. Не встречали?
     Разговаривая,  мы  подымались выше,  ориентируясь на  мой едва заметный
след, и вскоре оказались у костра под пихтой.
     Князь проснулся, сел. Строго спросил:
     - Что еще случилось?
     - Ищем  группу  принца  Ольденбургского и  Шильдера,  -  четко  ответил
казенный лесничий. - Они не вернулись в срок, возможно, заблудились.
     - Ну, так ищите, - сказал князь недовольно и опять завернулся в бурку.
     Алексей Власович тем временем поговорил с казаками и повеселел.  Улагай
топтался, не знал, что делать. Ютнер тихонько спросил у Телеусова:
     - Далеко отсюда до лагеря?
     - Часа три ходу.
     - Дорогу знаешь?
     - Так точно!
     - Тогда вот что.  Вы,  есаул, не теряя времени, двигайтесь вдоль хребта
точно  на  норд,  к  утру  должны пересечь ущелье речки Алоус.  Там  увидите
впереди зубчатую гору Ятыргварту. Обыщите ущелье и склоны этой горы.
     При  всей  своей готовности к  выполнению приказа есаул заколебался.  В
такую погоду,  ночью...  Видимо,  он  рассчитывал на  ночлег под этой уютной
пихтой.
     Ютнер свел брови.
     - Зарецкий пойдет с вами.  Сообразительности в подобных условиях ему не
занимать.  Вы  при  фонарях,  достаточно экипированы для  ночного поиска.  Я
выражаю большое опасение судьбой охотников.  С  ними пошли не  очень опытные
егеря,  а  если  принять  во  внимание погоду  и  увлеченность охотой  Петра
Александровича,  то у них недалеко до беды.  О нас беспокоиться нечего, мы в
полдень будем в лагере.
     Так я вновь оказался в походе - вымотанный, голодный, мокрый.
     Улагай помрачнел и замкнулся.  Он ревновал меня к хозяевам охоты.  Дело
его.  Я  повел группу поперек склона и чуть наверх,  стараясь снова выйти на
границу леса и луга, чтобы обрести хоть небольшой простор для маневра.
     Шли почти всю ночь с керосиновыми фонарями.  Когда достигли заснеженных
лугов,  метель озверело накинулась на нас. Всю дорогу никто не разговаривал.
Казенный лесничий,  закутанный в бурку и башлык,  белый от снега, ни разу не
спросил,  знаю ли  я  дорогу.  Он  сразу передал мне  руководство операцией,
видимо не надеясь на собственные силы.
     Под утро,  миновав каменные разломы, мы подошли к ущелью. Оно выглядело
как вход в  преисподнюю.  С  большим трудом и не сразу отыскали мы место для
спуска.  На  другую сторону вышли уже  в  сером свете утра.  Здесь пересекли
вьючную  тропу,  которая  уходила  на  Главный  хребет.  Следов  на  ней  не
обнаружили.
     Пошел крупный град,  потом снова снег.  И  вдруг как-то  сразу и  очень
заметно потеплело,  погодная волна с  юга догнала нас,  сделала снег липким,
тяжелым, а воду в Алоусе мутной и гневной. Начинался новый ненастный день.
     Несколько раз  стреляли.  Пытались обнаружить хоть какие-нибудь приметы
человека. Единственное, что указывало на недавнее присутствие здесь людей, -
это пустота на лугах Мастакана. Ни одного зверя в поле зрения. Но виновницей
этого могла быть и погода.
     Поднялись еще выше,  к леднику, который белым языком обрывался в крутом
ущелье.  Постояли, осматриваясь. И тогда-то все услышали крик. Кричали в три
или более голоса,  на  одной высокой ноте,  страшно,  как кричат при большой
опасности, перед угрозой смерти.
     По  щелистому льду,  чуть  прикрытому мокрым  снегом,  сверху скользила
винтовка с ремнем. А следом, на расстоянии полуверсты, вниз катился человек.
Кричал он, кричали другие люди, невидимые отсюда, там, наверху.
     Улагай стоял,  словно загипнотизированный.  Я бросился на перехват,  за
мной два казака.  Была единственная возможность спасти человека -  успеть на
край ледника и  там  остановить падение.  Иначе человек неминуемо скатится в
пропасть и  погибнет.  Но  как остановить тяжелое тело,  набравшее скорость?
Казаки кричали мне сзади: "Кинжал, кинжал?"
     Оказавшись на пути падающего тела,  мы, не сговариваясь, стали цепочкой
один за  другим,  несколькими ударами кинжалов выбили во льду глубокие упоры
для ног. Если человек собьет меня, то за мной еще один, и еще...
     Мы успели заметить,  как тщетно цепляется несчастный за неровности льда
ногами и  руками.  Но  его  вертело,  на  корявом льду оставались лишь пятна
крови.
     - Дер-жи-ись! - закричали казаки.
     Человек достиг моих вытянутых рук,  пребольно ударил чем-то  по голове.
Руки спружинили,  но сапоги выскользнули из ямок, я почувствовал, как съехал
с места,  однако с уже потушенной скоростью.  Еще удар,  чей-то глухой стон,
еще  продвижение  к  обрыву,  медленней,  медленней,  и  цепочка  наших  тел
остановилась в  трех-четырех саженях от смерти.  Наверху радостно закричали,
стали стрелять,  а  мы  осторожно поднялись,  повернули спасенного и  только
тогда увидели, кто это.
     На руках у нас был Владимир Алексеевич Шильдер.
     Он  тяжело  обвис.  Обморок  настиг  его,  когда  опасность  для  жизни
миновала.  Кафтан и  брюки генерала были разодраны до белья,  руки и  лицо в
крови.
     Мы подняли его,  вынесли с  ледника в безопасное место.  Улагай сбросил
бурку,  расстелил ее.  Поднес флягу ко рту.  Шильдер с трудом проглотил чай,
открыл глаза и несколько минут бессмысленно смотрел на тусклое небо.
     Казаки,  посланные есаулом в  обход ледника,  уже  спускались с  людьми
вниз.  Издали  выделялась нарядная фигура  принца  в  кокетливой шапочке  на
австрийский манер.
     Шильдер поднялся,  серьезный и строгий.  Обернулся к хребту, с которого
чуть  не  укатился  в  могилу,  перекрестился и  заплакал,  стыдливо опустив
голову.


        "4"

     На пути к лагерю нас застигла гроза.
     Более десяти всадников при  первом же  натиске грозовой тучи  сбились в
плотную группу -  лошади голова к  голове,  люди в середине.  Мы оказались в
самом центре