ы и
скелеты которых послужат для  устройства чучел,  в  дар музеям императорской
Академии наук, препаратор коей, господин Проскурин, находится среди нас. Что
же касается охоты на другую дичь, то великое множество ее позволяет избежать
запрета,  и пусть удача в охоте на серну,  оленя,  кабана,  медведя и горную
птицу сопутствует вам, господа. - Ютнер поклонился князю и сел.
     Великий  князь  взглядом поискал кого-то  в  толпе.  Вперед  тотчас  же
выдвинулся капельдинер, и он приказал ему:
     - Всем по чарке к ужину. С прибытием!
     Ужинали быстро и весело.  Чебурнов не отходил от меня и все подмигивал,
очень довольный, что его предсказание сбылось.
     Постепенно  костры  потускнели.  Фыркали  отдохнувшие  кони.  Все  тише
становилось на бивуаке.  Далеко от нас,  где-то на горе за ущельем, раздался
печально-зовущий и  дерзкий рев оленя.  Все прислушались,  оживились.  Князь
высунулся из своего шалаша.  Голова его,  укрытая вязаной шапочкой с кистью,
повернулась на олений зов.
     - Слышите,  зовет!  -  произнес он и  вздохнул,  едва сдерживая желание
тотчас мчаться на этот зов.
     - Рано они начали в этом году,  -  сказал Ютнер. - К суровой зиме, ваше
высочество.
     - Нам-то  погода даст поохотиться,  как вы  думаете?  В  последний раз,
может быть, - отозвался хозяин охоты.
     - Это еще неизвестно, в последний ли, - заметил Ютнер.
     Тогда  еще  мало  кто  знал,  что  Рада  Войска  Кубанского,  которая в
самостийности своей не раз дерзала выступать в  защиту собственных интересов
даже против лиц  императорской фамилии,  уже вынесла решение ограничить срок
великокняжеской аренды  до  конца  1909  года.  И  хотя  решение Рады  долго
оспаривалось,  исход  событий беспокоил великого князя.  Расстаться с  таким
прекрасным местом ему явно не хотелось. Но и вступать из-за Охоты в конфликт
с кубанским казачеством царская фамилия тоже не желала. Именно казачьи полки
только что подавили революцию,  многие из них и по сю пору все еще "наводили
порядок" в городах или охраняли помещичьи усадьбы в селах России. С "оплотом
трона"  Романовы связывали свое  будущее и  потому  готовы  были  на  многие
уступки Войску Кубанскому. Хозяин Охоты понимал это.
     Нам  позволили отдыхать до  утренней зари.  Чебурнов тотчас  бросил  на
землю свою бурку,  снял пояс,  расстегнул ворот рубахи и  лег,  завернувшись
полой широчайшей этой бурки.  Вскоре он  захрапел.  Возле ближних и  дальних
костров переговаривались, смеялись. У ручья звякали котелками. Лишь близко к
полуночи,  когда черное небо ярко вызвездилось и на далеких вершинах холодно
заблестели  ледники,   бивуак  угомонился.   Я   лег   возле   своего  коня,
примостившись на войлочном потнике, пропахшем крепким лошадиным потом.
     Перед тем  как уснуть,  еще раз глянул в  сторону дощатого шалаша,  где
почивал князь.  Перед входом в шалаш горел переносный фонарь, тускло освещая
фигуры двух  казаков.  Они  сидели,  обняв винтовки.  Черные бурки делали их
похожими на чугунные изваяния.


        "3"

     Поспать удалось не  более  трех  часов.  Предутренний холод разбудил не
одного  меня.  Весь  лагерь  зашевелился.  Из  глубокой синевы  тающей  ночи
выплывали темно-синие  контуры одной вершины,  другой,  третьей.  На  траве,
листьях березки,  на  лапах  пихты  серебряно и  густо лежала обильная роса.
Повара  молча  и  сноровисто хлопотали у  костров.  Казаки,  выскочив из-под
бурок,  подходили  к  огню  погреться,  натужно  зевали  и,  оглядываясь  на
княжеский шалаш, кашляли в кулак.
     Наконец проснулись высокие охотники, сели к столу. Мы стоя завтракали у
костров. Спешили.
     После завтрака тянули жребий -  куда и  с кем идти.  Каждый из гостей в
сопровождении двух-трех егерей и  казаков с  вьючными лошадьми отправлялся в
свое урочище или на свою гору, выпавшую по жребию.
     Вместе  с  Семеном Чебурновым я  попал  к  принцу Ольденбургскому.  Наш
маленький караван  тронулся  в  сторону  Мастакана,  где,  по  предположению
Чебурнова, находились зубры.
     Упитанный,  скорый в  движениях,  с  округлым лицом и  живыми,  хитрыми
глазами,  принц  в  своем опушенном мехом кафтане очень напоминал удачливого
купца первой гильдии. Но на коне сидел хорошо, даже молодцевато.
     - Ты видел зубров? Сам видел? - то и дело спрашивал он егеря.
     - Целыми сотнями видел,  ваше высочество!  -  Круглые, нагловатые глаза
Семена чисто и честно глядели на принца. Врать он умел, про то вся станица у
нас знала. - Целыми стадами ходют отселева на Бомбак и обратно. Опять же где
им и  быть,  как не возля лугов.  Мошки на верхотуре меньше,  ну и  трава...
Можете не сумлеваться, найдем и стрелим, пустыми не возвернемся.
     Передав лошадей казакам и  приказав им  идти долиной,  мы втроем начали
подниматься по заросшему откосу к границе леса и луга.  Шли тихо,  принц - в
середине,  чуть приотстав от Чебурнова. Не успели пройти и версты, как Семен
сделал знак и  присел.  На самой опушке леса,  где скалы осыпались дресвой и
прорывали гущу  пихтарника,  испуганно переступали с  ноги  на  ногу  четыре
серны.
     - Жераны,  ваше высочество,  -  прошептал охотник. - Бейте первую, а мы
ударим по  тем  двоим.  -  Он  даже вспотел от  волнения,  так  ему хотелось
выстрелить.
     - Не смей!  -  Принц строго замотал головой.  - Сверни левей. Убьем эту
мелочь, а зубров перепугаем. Не за тем вышли.
     - Так ведь синица в руках ловчей, чем журавль в небе.
     Но принц даже притопнул, рассердившись.
     Потом наткнулись на одинокого шписака -  прошлогоднего оленя с  тонкими
рожками -  и тоже не тронули.  Утомительно долго двигались вдоль заваленного
обломками скал крутого склона.  Горы как вымерли.  Тихо.  Солнечно. Свежо. А
над  величавым  Ачижбоком  уже  закручивались плотные  облака.  Похоже,  там
собирался дождь. Он часто идет в горах после полудня.
     В бесплодном поиске прошло три или четыре часа.
     День стал клониться к вечеру.  Небо затянуло,  пейзаж вокруг посуровел,
настроение у принца упало. Кажется, он уже жалел, что не взял серну. Два или
три  раза  где-то  очень далеко ударили из  винтовки.  Звук  этот  возбуждал
зависть.
     Семен  все   время  уходил  вперед,   принц  порядком  утомился,   полы
расстегнутого  кафтана  на  нем  намокли  и   болтались.   Изредка  Чебурнов
оборачивался, лицо его теперь не выглядело таким самоуверенным.
     - Где  же  зубры,   егерь?   -  в  сотый  раз  спрашивал  принц,  когда
останавливались на коротком привале. - Где твои сотенные стада, обманщик?
     - Не  враз,  ваше  высочество,  -  коротко и  вежливо отвечал Семен.  -
Торопиться в горах дело мудрено.
     - Найдешь - одарю, - решительно сказал принц.
     Семен выразительно посмотрел на меня.
     С неба посыпалось.  Сперва нехотя, редко, поток мелкий дождь шепеляво и
настойчиво зашуршал по листве,  облака опустились так низко,  что, казалось,
не  падали совсем потому,  что их  удерживали верхушки пихт.  Принц все чаще
посматривал на часы,  согнулся,  выражал усталость и  досаду.  Охота явно не
удалась.
     Особенно осторожно проходили через частый пихтарник.  Дымка,  вызванная
мелким дождем, и сам дождь мешали видеть. Я отклонился чуть левей по склону,
остановился,  поджидая остальных,  и  припал плечом к теплому стволу дерева.
Что-то словно толкнуло меня глянуть вперед.  Из-за поваленного ствола старой
пихты, покрытого изумрудно-зеленым мхом, горбато подымалась черно-коричневая
холка невиданного зверя с широко поставленными ротами. Зубр... И всего шагов
семьдесят.
     Зверь  не  увидел  меня  и  не  почувствовал.   Первым  движением  было
перехватить  винтовку,   изготовиться.   Изумленный,  даже  напуганный  этой
встречей, я обернулся и увидел в пятнадцати шагах от себя присевшего Семена.
Егерь  делал знаки принцу,  а  тот,  выставив перед собой магазинный маузер,
выпученными,  непонятливыми глазами смотрел то на Чебурнова, то на лес, куда
тот указывал, и никак не мог догадаться, чего от него требуется.
     Шипящий звук достиг наконец его ушей.
     - Зубра смотрит, ваше высочество...
     В  темнеющем просвете между тонкими стволами пихты рисовалась еще  одна
темно-косматая короткая голова с широким лбом я толстыми рогами. Голова была
низко опущена, выше рогов бугрился мощный загривок.
     Я перевел взгляд. Мой зубр спокойно лежал на месте.
     Резкий выстрел раздался,  ближний зубр вскочил и сделал на месте крутой
поворот. Затрещали сучья, показалось, что за ним побежал кто-то маленький, с
более светлой шерстью,  но тут загремели еще и  еще выстрелы,  Чебурнов,  со
сбитой на затылок шапкой,  с лицом напряженным и зверским,  бил раз за разом
по  бежавшему под гору зубру.  Свалить -  вот чем жил в  эту минуту упоенный
охотой егерь.
     Спотыкаясь и падая, мы бежали за раненым зверем. Что он ранен, никто не
сомневался. Кровь на земле, кусочек вырванного пулей мяса...
     - Я бил в бок,  за лопатку!  -  хрипел на ходу принц.  -  Эта пуля была
хороша, он далеко не уйдет.
     Раненого зубра увидели у  ручья,  в  самом низу распадка.  Зверь стоял,
низко опустив голову,  словно прислушивался к  земле,  которая так долго его
хранила.  Увидев людей,  животное не сразу побежало дальше.  Жизнь оставляла
его.  Чебурнов приложился с  колена,  выстрелил еще и  еще.  Принц разрядил,
кажется,  весь магазин. Буквально изрешеченный пулями, зубр сделал несколько
шагов,  ноги  у  него  подкосились,  он  пал  на  камни и  громко замычал от
нестерпимой боли или от ужаса смерти.  В  следующую минуту туша его тяжело и
неловко повалилась на бок.
     Никак  не  думал я,  что  этот  великосветский человек может выделывать
такие дикие коленца вокруг убитого зверя!  Наверное,  точно так плясали люди
каменного  века  возле  поверженного мамонта  или  пещерного медведя.  Принц
размахивал руками,  маузером, подбрасывал ноги и, забыв об усталости, кричал
что-то по-русски и  по-немецки,  прославляя себя и весь свой род до седьмого
колена.  Затем,  вспомнив о  Чебурнове,  сунул руку за  борт куртки,  достал
кредитку и царственным жестом протянул ее егерю:
     - Обещал? Бери. Спасибо тебе, казак!
     Семен с поклоном принял крупную деньгу, быстро сказал:
     - Мне бы еще братца устроить в охоту, ваше высочество. Ваньку.
     - Сделаю и братца, раз такая удача. Все сделаю!
     - Премного благодарен!  -  Хитрая рожица егеря  подмигнула мне:  проси,
пока он добрый...
     Я смолчал. На душе было очень плохо.


        "4"

     Первый зубр, которого я видел. Мертвый зубр.
     Легендарный зверь, могучий горный домбай.
     В  больших и темных,  остекленевших глазах его застыл удивленный упрек.
Что плохого сделал он  людям?  Разве нам так уж  тесно на земле,  что кто-то
непременно должен  исчезнуть?  Или  людям  нечего  есть,  и  мы,  властители
природы, вынуждены убивать, чтобы не умереть с голоду? Нет, не то, не то...
     Егеря Кубанской охоты,  наблюдающие за зубрами, считали, что этот зверь
остался только между Лабенком и Белой,  в самых труднодоступных, первобытных
лесах.  Здесь последний их оплот,  последнее убежище.  Дальше зубрам уходить
некуда.  Везде  люди,  повсюду в  лесах стук  топора,  из-за  каждого дерева
выглядывает винтовка.
     А теперь вот и здесь, в последнем убежище...
     Насладившись содеянным,  принц  послал  меня  разыскать лошадей.  Стало
быстро темнеть, а ночевать в мокром лесу ему не хотелось.
     Семен  показал,  где  искать  казаков.  Я  торопливо ушел.  Но  задание
неожиданно упростилось.  Казаки услышали пальбу из винтовок и сами двигались
навстречу, посвистывая, чтобы не разойтись.
     Передавая  распоряжение принца,  я  послал  одного  верхового в  лагерь
сказать,  чтобы препаратор готовился к  работе прямо с  утра,  а сам с двумя
казаками вернулся к убитому зубру.
     Чебурнов уже потрошил зверя.  Делал он это с умением и, я бы сказал, не
без  удовольствия.  Такая гора мяса!  Вырезав печень и  добрый кусок мякоти,
егерь затолкал все это в  мешок,  потом накидал поверх туши пихтовых веток и
наказал  казакам  оставаться,  чтобы  "добре  стеречь  принцеву добычу".  По
темнеющему лесу мы поехали в сторону лагеря.  Семен хорошо выбирал тропу. Он
использовал какие-то  звериные ходы,  потому что  без них,  напрямик,  через
густой лес и  каменные завалы,  не только проехать,  но и пройти невозможно.
Тем более ночью.  Принц покачивался в  седле от усталости.  Семен то и  дело
оборачивался:
     - Осторожно, ваше высочество, ветка нахилилась...
     Когда чернота сделалась непробиваемой,  егерь, не сходя с седла, достал
из  подсумка подсушенные сосновые корни и  зажег их.  Красное коптящее пламя
высвечивало из тьмы три шага впереди. Лошади пошли уверенней.
     Наконец  мы  услышали протяжный звук  охотничьего рога.  Он  повторялся
ежеминутно.  Это на бивуаке давали знать припоздавшим охотникам. Минут через
тридцать мы въезжали в лагерь.
     Принца приветствовали,  как победителя. По команде Шильдера его сняли с
седла и  на  руках понесли к  столу.  Там  уже красовалась большая,  фольгой
обернутая бутылка. Но за столом еще не было великого князя, хотя его ждали с
минуты на минуту. Принц весело рассказывал, как он послал "хорошую пулю" под
лопатку дикому  зверю,  и  посматривал на  костер,  где  жарили мясо  зубра.
Остальные охотники тоже  провели день не  без  добычи.  Шильдер убил оленя и
двух серн, еще один гость, имени которого я не знал, уложил серну и медведя.
Осталось узнать, какая удача вышла великому князю.
     И  вот  показалось шествие.  Впереди два казака несли фонари.  За  ними
вышагивал княжеский конь, потом ехали егеря. Князь был счастлив, на лице его
не осталось и  тени всегдашней невысказанной обиды.  Едва свалил он с  седла
свои длинные ноги, как похвастался:
     - Прекрасный олень попался,  господа!  Шестнадцать концов,  можете себе
представить!  Подходящее украшение для нашего охотничьего зала в Боржоме.  И
еще серна и  тур,  тоже с  хорошими рогами.  Я вспоминаю,  что в Швейцарских
Альпах  самые  опытные  охотники  после  недельного блуждания могут  наконец
подобраться к  серне.  А  тут  в  первые часы  охоты вдруг видишь удивленную
мордочку серны  всего  в  сотне шагов,  бьешь на  выбор.  Ютнер,  выношу вам
признательность.  Вы  правы,  животные здесь  приумножились.  И  после этого
отдавать Охоту в другие руки?..
     Князь учтиво поздравил принца с удачей.
     - Теперь дело за вами,  Владимир Алексеевич,  - напомнил он Шильдеру. -
Семеновские гвардейцы не могут подкачать!
     Хлопнули пробки.  Ужин при свете фонарей шел весело. Семен, крутившийся
поблизости от  стола,  основательно напробовался хмельного.  Перед  сном  он
отыскал меня, признался в удаче:
     - Слышь,  я ведь братана своего,  Ваньку,  пристроил.  Принц уже сказал
великому,  а тот кивнул,  и Ютнер записал. Ванька больно охочь до ружья. Ну,
теперь законно в охоте.  А вот ты оплошал. Надо было и тебе стрелять. Хоть в
небо. Глядишь, кредитка в руках. Цени! Аль ты зубра проглядел?
     - Видел. Другого.
     - Другого? А пошто не бил?
     - Разрешили только одного.
     - Вот дите!  -  Семен даже руками всплеснул.  - Ну кто принца изругает,
ежели он двух уложит! Иди даже троих! Это сказано - одного, а где один, там,
значит, бей, пока патроны есть.
     Семен еще  долго и  словоохотливо болтал,  и  стало ясно,  что егерские
обязанности не  очень стесняли Чебурнова,  если он  встречал на своем обходе
зверя.  Двуличие никак не укладывалось в моей голове, и я сказал Семену, что
подобное нечестно, животных надо беречь.
     - Для кого?  - с неожиданной злостью в притушенных словах спросил он. -
Для  их  высочеств  да  прихлебателей  разных?  Хватит  им.  Приедут  тут  с
фонариками,  с  новенькими маузерами,  с бургундским и прочим,  а ты гони на
мушку ему,  наводи на зверя!  Да ежели им можно, то уж нам сам осподь велит.
Кто хозява в этом лесу, скажи? Мы - хозява!
     Он осекся и  пытливо,  враз потрезвевшими глазами посмотрел мне в лицо.
Испугался своих откровенных слов. Помолчал, подумал и все-таки напомнил:
     - Ты это...  В общем,  услышал -  и забыл. Мало ли что середь друзей не
говорится, понял? Уж если к нам попал, будь своим, понял?
     Даже  проблеска  простой  человеческой любви  к  животным  нельзя  было
уловить в  словах Чебурнова.  Я  вспомнил,  какое у  него  было лицо,  когда
всаживал в зубра пулю за пулей. Какая там жалость!
     На  другой день принц на  охоту не  поехал.  Семен со  скрытой усмешкой
сказал,  что "его высочество зарьял",  то есть переутомился.  К  нему прибыл
специальный служащий в  форме штабс-капитана и  почта.  Мы  тоже  остались в
лагере.
     Неожиданно вестовой выкрикнул мою  фамилию.  К  принцу.  Велено тотчас.
Семен проводил меня тревожным взглядом.
     Его  высочество сидел в  тени ширококронной дикой груши,  закутавшись в
теплый красивый халат.  Солнце припекало, но с высот подувал довольно свежий
ветер, и принц опасался его. Штабс-капитан почтительно стоял рядом.
     Не отрываясь от бумаг, принц спросил:
     - Ты в Лесном институте учишься? Скоро кончишь?
     Я ответил. Да, в Лесном. Да, скоро. Через год.
     - Значит,  уже разбираешься в  нашем деле.  Вот мой управитель по лесам
абхазской дачи,  -  тут он кивнул на штабс-капитана,  - представил договор с
лесоторговцем на  предмет рубки леса.  Хитрый купец не  подписал:  чрезмерно
строгие требования.  Прочти и  скажи свое мнение.  -  И  он  подвинул ко мне
большой лист бумаги.  -  Садись.  У нас совет.  За свой лес стараемся.  И за
червонцы, конечно.
     Принц  сказал  это  смешливо.  Но,  прочитав первые  строки договора на
лесосеку,  я  понял,  что  высокое придворное положение владельца богатейших
лесных  дач  на  берегу  Черного  моря  не  мешает  ему  быть  и  хозяином и
прижимистым торговцем.
     В договоре на продажу леса из гагринской дачи,  который от имени принца
Ольденбургского составил капитан Воршнев, было сказано:
     "Контрагенту, купцу Оркину, предоставляется право вырубить все буковые,
ясеневые, кленовые, карагачевые деревья диаметром в шесть и более вершков на
высоте груди (четыре фута  от  земли) и  все  пихтовые диаметром в  девять и
более вершков. На остальной площади дачи - все перестойные деревья диаметром
в восемнадцать и более вершков.  Контрагент обязан возле каждого срубленного
дерева засевать семена той  же  породы на  десяти площадках не  менее одного
квадратного фута каждая.  За недоочистку пихтовых вершин и  отрубков от коры
контрагент уплачивает по одному рублю с  каждого дерева.  За неуборку дерев,
повалившихся на визиры и дорогу, - по три рубля за дерево.
     Договор сей обе стороны обязуются исполнять свято и нерушимо".
     В  документе чувствовалась крепкая хозяйская хватка.  И  забота о лесе.
Уважение мое к капитану возросло.
     - Что скажешь? - Принц смотрел на меня хитрыми глазами.
     - Договор   составлен   умно,   в   полном   соответствии  с   законами
лесовозобновления, - ответил я уверенно, потому что так нас учили. - Но если
ваше высочество позволит, я бы предложил дополнить его.
     - Ну-ну...
     - На  Кавказе,  где  произошла вырубка,  очень быстро подымается всякий
лесной сор.  Ежевика, бузина, крапива, разная трава. И она в первые два года
наверняка  заглушит  посеянные  площадки.  Может  быть,  стоит  возложить на
контрагента ответственность за  рост  посеянных культур хотя  бы  в  течение
первых двух лет. Прополка, рыхление. Тогда лесовозобновление принесет плоды.
     Принц посмотрел на капитана. Тот мрачно высказался:
     - Оркин и без того наши условия подвергает сомнению.
     - Он  возьмет с  каждой десятины не  меньше чем  полторы тысячи золотом
чистой прибыли! - закричал вдруг принц. - Скажи ему, что мы не отступимся ни
на  шаг!  Внеси  дополнение  об  ответственности за  посев.  Если  же  будет
ломаться, то напомни между прочим, что лесоторговец Мезеринг, представляющий
голландское общество кораблестроения,  из-за