нья, обманщица. Она обманывает все живущее.  Она  обманула
его, Элама Харниша, одного из самых  удачных,  самых  совершенных  своих
созданий. Он ничто - всего лишь уязвимый комок мышц и нервов,  ползающий
в грязи в погоне  за  золотом,  мечтатель,  честолюбец,  игрок,  который
мелькнет - и нет его. Нетленна и неуязвима только мертвая природа,  все,
что не имеет ни мышц, ни нервов - песок, земля и гравий, горы и  низины,
и река, которая из года в год, из века в век покрывается льдом  и  вновь
очищается от него. В сущности, какой это подлый обман!  Игра  краплеными
картами. Те, кто умирает, не выигрывают, - а умирают все. Кто же остает-
ся в выигрыше? Даже и не Жизнь - великий  шулер,  заманивающий  игроков,
этот вечно цветущий погост, нескончаемое траурное шествие.
   Он на минуту очнулся от раздумья и посмотрел вокруг: река по-прежнему
была свободна ото льда, а на носу лодки сидела пуночка, устремив на него
дерзкий взгляд. Потом он снова погрузился в свои мысли.
   Ничто уже не спасет его от проигрыша. Нет сомнений, что  ему  суждено
выйти из игры. И что же? Он снова и снова задавал себе этот вопрос.
   Общепризнанные религиозные догматы всегда были чужды ему. Он  испове-
довал свою религию, которая учила его не обманывать ближних, вести с ни-
ми честную игру, и никогда не предавался праздным размышлениям о загроб-
ной жизни. Для него со смертью все кончалось. Он всегда в это верил и не
испытывал страха. И сейчас, когда пятнадцать футов отделяло лодку от ре-
ки, а он и пальцем не мог пошевелить, чтобы сдвинуть ее с места, он  все
так же твердо верил, что со смертью все кончается, и не испытывал  стра-
ха. В его представлениях об окружающем мире было слишком  много  трезвой
простоты, чтобы их могло опрокинуть первое - или последнее -  содрогание
жизни, убоявшейся смерти.
   Он видел смерть, видел, как умирают люди и животные; память услужливо
воскрешала перед ним десятки картин смерти. Он снова глядел на них,  как
глядел когда-то, и они не страшили его. Что ж, эти люди  умерли,  умерли
давно. Мысль о смерти уже не тревожит их. Они не висят, перегнувшись по-
полам, на корме лодки в ожидании конца. Умереть легко, он никогда не ду-
мал, что это так легко; и, чувствуя приближение смерти, он даже радовал-
ся ей.
   Но внезапно новая картина встала перед ним.  Он  увидел  город  своих
грез - золотую столицу Севера, привольно раскинувшуюся на высоком берегу
Юкона. Он увидел речные пароходы, в три  ряда  стоящие  на  якоре  вдоль
пристани; лесопилки на полном ходу; длинные упряжки лаек,  везущие  спа-
ренные нарты с грузом продовольствия для приисков. И еще он видел  игор-
ные дома, банкирские конторы, биржу, крупные ставки,  широкое  поле  для
азартнейшей в мире игры. Обидно  все-таки,  подумал  он,  упустить  свое
счастье, когда нюхом чуешь все это и знаешь, что откроется золотое  дно.
От этой мысли Жизнь встрепенулась в нем и снова начала плести свою веко-
вечную ложь.
   Харниш перевернулся на бок, скатился с кормы и сел на лед, прислонясь
спиной к лодке. Нет, он не хочет выбывать из игры. Да и с  какой  стати?
Если собрать воедино все остатки сил, еще таящиеся в его ослабевших мыш-
цах, он, без сомнения, сумеет приподнять  лодку  и  столкнуть  ее  вниз.
Вдруг ему пришло в голову, что хорошо бы  войти  в  долю  с  Харпером  и
Ледью, застолбившими место под поселок на Клондайке. Дорого они не  зап-
росят за пай. Если золотым дном окажется Стюарт,  он  найдет  счастье  в
"Поселке Элам Харниш"; а если Клондайк - то ему тоже кое-что перепадет.
   А пока что надо собраться с силами. Он ничком растянулся  на  льду  и
пролежал так с полчаса. Потом встал, тряхнул головой, прогоняя искрящий-
ся туман, застилавший ему глаза, и взялся за лодку. Он отлично  понимал,
чем он рискует. Если первая попытка сорвется, все дальнейшие усилия  об-
речены на неудачу. Он должен пустить в ход все свои скудные силы до пос-
ледней капли, вложить их целиком в первый же толчок" так как для второго
уже не останется ничего.
   Он начал подымать лодку; он подымал ее не только напряжением мышц,  а
всем существом своим, истощая до отказа в этой отчаянной попытке все си-
лы тела и души. Лодка приподнялась. У него потемнело в глазах, но он  не
отступился. Почувствовав, что лодка сдвинулась с места и заскользила  по
льду, он последним усилием прыгнул в нее и повалился на  ноги  Элии.  Он
остался лежать, даже не пытаясь приподняться, но услышал плеск и  ощутил
движение лодки по воде. Взглянув на верхушки  деревьев,  он  понял,  что
лодку крутит. Вдруг его крепко тряхнуло, и кругом полетели осколки  льда
- значит, она ударилась о берег. Еще раз десять лодку крутило и  било  о
берег, потом она легко и свободно пошла вниз по течению.
   Когда Харниш очнулся, он взглянул на солнце  и  решил,  что,  видимо,
проспал несколько часов. Было уже за полдень. Он подполз к корме и  при-
поднялся. Лодка шла серединой реки. Мимо  проносились  лесистые  берега,
окаймленные сверкающей ледяной кромкой. Рядом с лодкой плыла  выворочен-
ная с корнями гигантская сосна. По прихоти течения лодка и дерево столк-
нулись. Харниш дотащился до носа и прикрепил фалинь к корневищу.  Сосна,
глубже погруженная в воду, чем лодка, шла быстрее; фалинь  натянулся,  и
дерево взяло лодку на буксир. Тогда он окинул  мутным  взглядом  берега,
которые кружились и пошатывались, солнце, словно  маятник  качавшееся  в
небе, завернулся в заячий мех, улегся на дно лодки и уснул.
   Проснулся он среди ночи. Он лежал на спине;  над  ним  сияли  звезды.
Слышался глухой рокот разлившейся реки. Лодку дернуло, и он  понял,  что
ослабевший было фалинь, которым лодка была привязана к сосне, опять  на-
тянулся. Обломок льдины ударился о корму и проскреб по борту. "Ну что ж,
второй ледоход покамест не настиг меня", - подумал Харниш, закрывая гла-
за и опять погружаясь в сон.
   На этот раз, когда он проснулся, было светло. Солнце  стояло  высоко.
Харниш бросил взгляд на далекие берега и понял, что это уже не Стюарт, а
могучий Юкон. Скоро должна показаться Шестидесятая Миля. Он был удручаю-
ще слаб. Медленно, с неимоверными усилиями, задыхаясь и беспомощно  шаря
руками, он приподнялся и сел на корме, положив возле себя ружье. Он дол-
го смотрел на Элию, стараясь разглядеть, дышит тот или нет; но в нем са-
мом уже едва теплилась жизнь, и у него не было сил подползти поближе.
   Он снова погрузился в свои мысли и мечты, но их часто прерывали мину-
ты полного бездумия; он не засыпал, не терял сознания, он просто  перес-
тавал думать, словно зубчатые колеса, не цепляясь друг за друга,  верте-
лись у него в мозгу. Но мысль его хоть и  бессвязно,  все  же  работала.
Итак, он еще жив и, вероятно, будет спасен; но как это случилось, что он
не лежит мертвый, перегнувшись через край лодки на ледяной глыбе?  Потом
он вспомнил свое последнее нечеловеческое усилие. Что заставило его сде-
лать это усилие? Только не страх смерти. Он не боялся умереть,  это  не-
сомненно... Так что же? - спрашивал он себя. Наконец  память  подсказала
ему, что в последнюю минуту он подумал о предстоящем открытии золота,  в
которое твердо верил. Значит; он сделал усилие  потому,  что  непременно
хотел участвовать в будущей крупной игре. Но опять-таки ради  чего?  Ну,
пусть ему достанется миллион. Все равно он умрет, умрет,  как  те,  кому
всю жизнь только и удавалось, что отработать ссуду. Так ради чего же? Но
нить его мыслей рвалась все чаще и чаще, и он безвольно отдался сладост-
ной дремоте полного изнеможения.
   Очнулся он вдруг, словно кто-то толкнул его. Какойто внутренний голос
предостерег его, что пора проснуться. Он сразу увидел факторию  Шестиде-
сятой Мили, до нее оставалось футов сто. Течение привело его лодку прямо
к самой цели, но то же течение могло унести ее дальше, в пустынные плесы
Юкона. На берегу не видно было ни души. Если бы не дымок,  поднимавшийся
из печной трубы, он решил бы, что фактория опустела. Он хотел  крикнуть,
но оказалось, что у него пропал голос. Только какой-то звериный  хрип  и
свист вырвался из его гортани. Нащупав ружье, он поднял его  к  плечу  и
спустил курок. Отдача сотрясла все его тело, пронизав жгучей  болью.  Он
выронил ружье, оно упало ему на колени, и он больше не мог поднять  его.
Он знал, что нельзя терять ни секунды, что он сейчас лишится  чувств,  и
снова выстрелил, держа ружье на коленях. Ружье  подскочило  и  упало  за
борт. Но в последнее мгновение, прежде чем тьма поглотила его, он  успел
увидеть, что дверь фактории отворилась и какая-то женщина вышла на порог
большого бревенчатого дома, который отплясывал неистовый танец среди вы-
соких деревьев.
 
 
   ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
 
   Десять дней спустя на Шестидесятую Милю приехали Харпер и Ледыо. Силы
еще не полностью вернулись к Харнишу, однако он уже настолько оправился,
что немедля осуществил свое намерение: уступил третью часть  своих  прав
на "Поселок Элам Харниш" в обмен на пай в их клондайкском поселке. Новые
партнеры Харниша были полны радужных надежд,  и  Харпер,  нагрузив  плот
съестными припасами, пустился вниз по течению, чтобы  открыть  небольшую
факторию в устье Клондайка.
   - Почему бы тебе не пошарить на Индейской реке? - сказал  Харнишу  на
прощание Харпер. - Там пропасть ручьев и оврагов, и золото, небось, пря-
мо под ногами валяется. Вот увидишь: когда откроется  золотое  дно.  Ин-
дейская река в стороне не останется.
   - И лосей там полным-полно, - добавил Ледью. - Боб Гендерсон забрался
туда еще три года назад. Клянется, что скоро там такое откроется, что  и
во сне не снилось. Кормится свежей лосятиной и, как одержимый, землю ро-
ет.
   Харниш решил "махнуть", как он выразился, на Индейскую реку,  но  ему
не удалось уговорить Элию отправиться туда  вместе.  Перенесенный  голод
подорвал мужество Элии, и одна мысль о возможной нехватке пищи приводила
его в ужас.
   - Я просто не в силах расстаться с едой, - объяснил он. -  Знаю,  что
это глупость, но ничего с собой поделать не могу. Тогда только  и  отва-
люсь, когда чувствую, что еще кусок -  и  я  лопну.  Думаю  вернуться  в
Серкл, буду сидеть там у кладовки с жратвой, пока не вылечусь.
   Харниш переждал еще несколько дней, набираясь сил и потихоньку снаря-
жаясь в дорогу. Он решил идти налегке - так, чтобы его ноша не превышала
семидесяти пяти фунтов, а остальную поклажу, по примеру индейцев, погру-
зить на собак по тридцать фунтов на каждую. Продовольствия  он  захватил
очень немного, положившись на рассказ Ледью, что Боб Гендерсон  питается
лосятиной. Когда на Шестидесятой Миле остановилась  баржа  с  лесопилкой
Джона Кернса, шедшая с озера Линдерман, Харниш погрузил на нее свое сна-
ряжение и пять собак, вручил Элии заявку на участок под  поселок,  чтобы
он ее зарегистрировал, и в тот же день высадился в устье Индейской реки.
   В сорока милях вверх по течению, на Кварцевом ручье, который он узнал
по описаниям, и на Австралийском ручье, на тридцать миль дальше,  Харниш
нашел следы разработок Боба Гендерсона. Но дни шли за днями, а его само-
го нигде не было видно. Лосей действительно здесь водилось много,  и  не
только Харниш, но и собаки вволю полакомились свежим  мясом.  В  поверх-
ностном слое наносов он находил золото, правда, немного, зато в земле  и
гравии по руслам ручьев было вдоволь золотого песку, и Харниш ничуть  не
сомневался, что где-то здесь должно открыться  месторождение.  Часто  он
всматривался в горный кряж, тянувшийся на север, и  спрашивал  себя,  не
там ли оно? Наконец он поднялся по ручью Доминион до его истоков,  пере-
сек водораздел и спустился по притоку Клондайка, впоследствии названному
ручьем Ханкер. Если бы Харниш прошел немного дальше по  водоразделу,  то
застал бы Боба Гендерсона на его участке,  который  он  назвал  "Золотое
дно", за промывкой золота, впервые найденного на Клондайке в таком  изо-
билии. Но Харниш продолжал путь по ручью Ханкер, по Клондайку и по  Юко-
ну, до летнего рыбачьего лагеря индейцев.
   Здесь он остановился на один день у Кармака, женатого на  индианке  и
жившего вместе со своим зятем индейцем по имени Скукум Джим; потом купил
лодку, погрузил своих собак и поплыл вниз по Юкону  до  Сороковой  Мили.
Август уже был на исходе, дни  становились  короче,  приближалась  зима.
Харниш все еще твердо верил, что счастье ждет его в среднем течении;  он
хотел собрать партию из четырех-пяти старателей, а если это  не  выйдет,
найти хотя бы одного спутника и, поднявшись водой по Юкону до того,  как
река станет, зимой вести разведку. Но никто из старателей  на  Сороковой
Миле не разделял надежд Харниша. К тому же они на месте находили  золото
и вполне этим довольствовались.
   В один прекрасный день к Сороковой Миле причалила лодка, из нее вышли
Кармак, его зять Скукум Джим и еще один индеец по имени Култус  Чарли  и
тут же отправились к приисковому инспектору, где и сделали заявку на три
участка и еще на один - по праву первой находки - на ручье Бонаиза.  Ве-
чером того же дня в салуне Старожил они показали образцы добытого  золо-
та. Однако им плохо верили. Старатели, усмехаясь, с сомнением качали го-
ловой: их не проведешь, видали они и раньше такие  фокусы.  Ясное  дело,
Харпер и Ледью хотят заманить золотоискателей поближе к своему поселку и
фактории. И кто этот Кармак? Женился на скво, живет с  индейцами.  Разве
такие находят золото? А что такое ручей Бонанза? Да это  просто  лосиный
выгон у самого устья Клондайка и всегда назывался  Заячьим  ручьем.  Вот
если бы заявку сделал Харниш или Боб Гендерсон, их бы  образцы  чего-ни-
будь да стоили. Но Кармак, женатый на скво! Скукум Джим!  Култус  Чарли!
Нет уж, увольте.
   Даже Харниш, как он ни верил в свое предчувствие, не был убежден, что
тут нет обмана. Ведь он сам всего несколько дней назад видел, как Кармак
лодырничал в своей индейской семье и даже не помышлял о разведке. Но ве-
чером, уже в двенадцатом часу, сидя на краю койки и расшнуровывая  мока-
сины, он вдруг задумался; потом оделся, взял шапку и пошел обратно в са-
лун. Кармак все, еще был там и по-прежнему хвастал своим  золотом  перед
толпой маловеров. Харниш подошел к нему, вытащил у него из-за пояса  ме-
шочек и, высыпав золотой песок в таз, долго  разглядывал  его.  Потом  в
другой таз отсыпал из своего мешочка несколько унций песку, найденного в
окрестностях Серкла и Сороковой Мили, и опять долго изучал  и  сравнивал
содержимое обоих тазов. Наконец он вернул Кармаку  его  золото,  спрятал
свое и поднял руку, требуя внимания.
   - Слушайте, ребята, что я вам скажу, - начал он. - Это оно и  есть  -
то самое золото. Будьте покойны, так и вышло, как я говорил. Такого  зо-
лота еще никто не видел в этой стране. Это новое золото.  В  нем  больше
серебра. Поглядите, по цвету можно узнать. Кармак  правду  говорит.  Кто
хочет идти со мной за этим золотом?
   Желающих не оказалось. Призыв Харниша встретили хохотом и насмешками.
   - А нет ли у тебя там земли под поселок? - язвительно спросил кто-то.
   - Малость есть, - ответил Харниш. - Да еще доля в поселке  Харпера  и
Ледью. И вот увидите, любой из моих участков принесет мне больше, чем вы
наскребли даже на Березовом ручье.
   - Ну ладно, - примирительно заговорил старатель  по  кличке  Кудрявый
Поп. - Мы все знаем тебя, ты малый честный. Но зря ты этим людям веришь.
Они же нас морочат. Ну скажи на милость, когда Кармак нашел это  золото?
Ты же сам говорил, что он торчит на стоянке со своей индейской родней  и
ловит лососей, а ведь и трех дней не прошло.
   - Он правду говорит! - крикнул Кармак. - И я правду говорю,  вот  как
перед богом! Не ходил я на разведку. И в мыслях даже не было. Но  только
не успел он уехать, в тот же самый день явился Боб Гендерсон на плоту  с
продовольствием. Он ехал с Шестидесятой Мили и хотел  подняться  по  Ин-
дейской реке, переправить продовольствие через водораздел между  Кварце-
вым ручьем и Золотым дном...
   - Какое такое Золотое дно? Где это? - спросил Кудрявый Поп.
   - За ручьем Бонанза, который раньше Заячьим назывался, - ответил Кар-
мак. - Он впадает в приток Клондайка. Я туда и  прошел  с  Клондайка,  а
возвращался я по водоразделу, а потом вниз по Бонанзе. Вот Боб Гендерсон
и говорит: "Поедем со мной, Кармак, застолбим участочек. Мне повезло  на
Золотом дне. Сорок пять унций уже добыл". Ну, мы и поехали, и я, и  Ску-
кум Джим, и Култус Чарли. И все застолбили участки на Золотом дне, Потом
мы вернулись на Бонанзу пострелять лосей. По дороге остановились, разло-
жили костер и поели. Потом я завалился спать, а Скукум Джим возьми да  и
начни копать, - научился, глядя на Гендерсона. Набрал земли под березой,
промыл - да и снял золота на доллар с лишним. Разбудил меня. Я тоже  бе-
русь за дело. И что же? С первого разу намыл на два с половиной доллара.
Ну, я окрестил ручей "Бонанза", застолбил участок и приехал сюда с заяв-
кой.
   Кончив свой рассказ, Кармак обвел робким взглядом слушателей, но  все
лица по-прежнему выражали недоверие - все, кроме лица  Харниша,  который
не спускал глаз с Кармака.
   - Сколько Харпер с Ледью посулили тебе за эту липу? - раздался  голос
из толпы.
   - Харпер и Ледью ничего не знают про это, - ответил Кармак. - Я прав-
ду говорю, как бог свят. За какой-нибудь час я намыл три унции.
   - И вот оно - золото, перед вами, - сказал Харниш. - Говорят вам, та-
кого золота мы еще не намывали. Поглядите на цвет.
   - Верно, чуть отливает, - согласился Кудрявый  Поп.  -  Должно  быть,
Кармак таскал в мошне серебряные доллары вместе с песком. И почему, если
Кармак не врет. Боб Гендерсон не прискакал делать заявку?
   - Он остался на Золотом дне, - объяснил Кармак. - Мы нашли золото  на
обратном пути.
   В ответ раздался взрыв хохота.
   - Кто хочет ехать со мной завтра на эту самую Бонанзу? - спросил Хар-
ниш.
   Никто не отозвался.
   - А кто хочет перевезти туда на лодке тысячу  фунтов  продовольствия?
Деньги плачу вперед.
   Кудрявый Поп и другой старатель. Пат Монехен, выразили согласие.
   Харниш со свойственной ему решительностью тут же заплатил им  вперед,
потом условился о покупке продовольствия, нимало не смущаясь тем, что  в
его мешочке не оставалось ни унции. Он уже взялся было за  ручку  двери,
но вдруг передумал и обернулся.
   - Ну что? Еще что-нибудь учуял? - спросил кто-то.
   - Малость учуял. Этой зимой на Клондайке за муку будут брать  бешеную
цену. Кто одолжит мне денег?
   Те же люди, которые только что отказались участвовать  в  его  сомни-
тельной затее, тотчас окружили его, протягивая свои мешочки с золотом.
   - А сколько тебе муки? - спросил управляющий складом Аляскинской тор-
говой компании.
   - Тонны две.
   Никто не отдернул руку с мешочком, хотя стены салуна задрожали от ог-
лушительного хохота.
   - На что тебе две тонны муки? - спросил управляющий.
   - Слушай, сынок, - наставительно ответил Харниш. - Ты здесь недавно и
еще не знаешь, какие в этой стране бывают чудеса. Я  тебе  скажу,  зачем
мне мука: хочу открыть фабрику квашеной капусты и средства от перхоти.
   Нахватав у всех денег, он нанял еще шесть человек и три лодки.  Казна
его опять опустела, и он по уши залез в долги.
   Кудрявый Поп с комическим ужасом поглядел на Харниша и,  словно  сра-
женный горем, опустил голову на стойку.
   - Боже мой! - простонал он. - Что же ты, несчастный, будешь делать  с
этой мукой?
   - Сейчас я тебе все объясню по порядку. Гляди! - Харниш поднял руку и
начал отсчитывать по пальцам. - Первое дело: я нюхом чуял, что  выше  по
течению откроется золото. Второе: Кармак открыл его. Третье: тут и  нюха
не нужно, один расчет. Если первое и второе верно, цена на муку  взлетит
до небес. Если я прав в первом и втором, как же  я  могу  отказаться  от
третьего - от верного дела? Вот увидишь, этой зимой мука  будет  на  вес
золота. Помните, ребята, когда счастье улыбнется вам, не зевайте, держи-
тесь за него что есть мочи. На что и счастье, если упускать его? Хватай-
те его за хвост! Сколько лет я в этой