вой.
   - Это выше моего разумения. Чем  ближе  вы  узнаете  человека  и  чем
больше он вам нравится, тем меньше вы хотите выйти  за  него  замуж.  Не
знаешь - мил, а узнаешь - постыл, так, что ли?
   - Нет, нет! - начала она с жаром, но стук в дверь не дал  ей  догово-
рить.
   - Десять минут кончились, - сказал Харниш.
   Когда Дид вышла, его зоркие, как у  индейца,  глаза  быстро  обшарили
комнату. Он еще сильнее почувствовал, как здесь тепло,  уютно,  красиво,
хотя и не сумел бы объяснить, почему это так. Особенно его пленяла прос-
тота убранства - дорогая простота, решил он; вся  обстановка,  вероятно,
осталась после отца, когда он разорился и умер. Он никогда бы  не  поду-
мал, что голый пол и волчьи шкуры - это так красиво, ни  один  ковер  не
сравнится. Он мрачно посмотрел на шкаф, в котором стояли сотни две книг.
Книги оставались для него неразрешимой загадкой. Как  это  можно  писать
такую уйму, о чем? Писать или читать о чем-нибудь - это  совсем  не  то,
что делать, а Харнишу, человеку действия, только действие и было  понят-
но.
   Он перевел взгляд с Сидящей Венеры на чайный столик, уставленный оча-
ровательным хрупким фарфором, потом на сверкающий медный чайник и медную
жаровню. Такие жаровни были ему знакомы, и он подумал, что  Дид,  должно
быть, на этой вот стряпает ужин для тех студентов, о которых говорил ему
Моррисон. На стене висело несколько акварелей, и он решил, что она  сама
писала их. Он скользнул взглядом по фотографиям лошадей, по репродукциям
с картин старых мастеров; пурпурные складки на одной из фигур "Положения
во гроб" привлекли его внимание. Но снова и снова глаза его обращались к
Венере, стоявшей на пианино. Его бесхитростный, полудикарский ум отказы-
вался понимать, как может порядочная женщина выставлять напоказ, в своей
собственной комнате, такую смелую, чтобы не сказать  непристойную  вещь.
Однако он отогнал эту мысль и положился на свою веру в Дид. Раз она  так
делает, значит, это хорошо. Видимо, того требует культура. У Ларри Хига-
на, в его заваленной книгами квартире, тоже есть статуэтки и  картины  в
том же роде. Впрочем, Ларри Хиган совсем другой. В его присутствии  Хар-
ниша всегда коробило от ощущения чего-то болезненного, противоестествен-
ного. Дид, напротив, неизменно радовала его  своим  здоровьем,  избытком
сил; от нее веяло солнцем, ветром и пылью открытых дорог.  Что  ж,  если
такая чистая, цветущая женщина, как она, хочет, чтобы у нее  на  пианино
стояла голая баба, да еще в такой позе, следовательно, это не может быть
плохо. Это хорошо, потому что так делает Дид. Все, что бы она ни  сдела-
ла, хорошо. А кроме того, что он понимает в культуре?
   Она вошла в комнату и направилась к своему креслу, а он любовался  ее
походкой и пожирал глазами бронзовые туфельки.
   - Я хочу задать вам несколько вопросов, - начал он сразу, как  только
она села. - Вы собираетесь замуж за кого-нибудь другого?
   Она весело засмеялась и покачала головой.
   - Кто-нибудь вам нравится больше меня? Ну, к примеру, тот, что звонил
сейчас?
   - Никого другого нет. Я никого не знаю,  кто  бы  нравился  мне  нас-
только, чтобы выйти за него замуж. И вообще, мне кажется, я  не  создана
для замужества. Должно быть, работа в конторе оказывает такое действие.
   Харниш недоверчиво покачал головой и окинул  ее  столь  выразительным
взглядом от волос до носка бронзовой туфельки, что Дид покраснела.
   - Сдается мне, что нет на свете другой женщины, которой бы так подхо-
дило замужество, как вам. Но ответьте мне еще на один вопрос. Видите ли,
мне необходимо точно знать границы моей  заявки.  Есть  кто-нибудь,  кто
нравится вам так же, как я?
   Но Дид крепко держала себя в руках.
   - Это уж нечестно, - сказала она. - И если вы неумного подумаете,  то
сами поймете, что вы делаете как раз то, от чего только что  отрекались,
- именно пилите меня. Я отказываюсь Отвечать на дальнейшие вопросы.  По-
говорим о чем-нибудь другом. Как поживает Боб?
   Полчаса спустя, возвращаясь под проливным дождем в Окленд  по  Телег-
раф-авеню, Харниш  закурил  и  попытался  отдать  себе  отчет:  что  же,
собственно, произошло? К Не так уж плохо, подытожил он, хотя многое ста-
вило его в тупик. И прежде всего ее заявление, что чем  больше  она  его
узнает, тем больше он ей нравитсяя и тем меньше она хочет за него замуж.
Просто головоломка какая-то!
   Она отказала ему, но в ее отказе есть и хорошая сторона. Отвергая его
любовь, она отвергла и его тридцать миллионов. Это не пустяк для стеног-
рафистки, которая живет на девяносто долларов в месяц и к тому же видела
лучшие времена. За деньгами она не гонится, это ясно. Все женщины, кото-
рых он знавал, зарились на его миллионы и в придачу к  ним  готовы  были
взять и его. А ведь с тех пор, как она поступила к нему  на  службу,  он
удвоил свой капитал, нажил еще пятнадцать миллионов. И вот  поди  ж  ты!
Если у нее и было когда-нибудь желание стать его женой, то  это  желание
убывало по мере того, как он богател.
   - Черт! - пробормотал он. - А вдруг я сорву сотню миллионов на прода-
же земли, тогда она и говорить со мной не захочет.
   Но шутками делу не поможешь. Она задала ему трудную  задачу,  сказав,
что ей куда легче было бы выйти за Элама Харниша, только что  явившегося
с Клондайка, чем за теперешнего Элама Харниша. Выходит, опять надо стать
похожим на того Время-не-ждет, который когда-то приехал с  Севера  попы-
тать счастья в крупной игре. Но это невозможно. Нельзя  повернуть  время
вспять. Одного желания тут мало, об этом и мечтать нечего.  С  таким  же
успехом он мог бы пожелать снова стать ребенком.
   И еще одна мысль утешала его, когда он припоминал  их  разговор.  Ему
случалось слышать о стенографистках, которые отказывали своему  хозяину,
и все они немедля уходили с работы. Но Дид даже словом об этом не обмол-
вилась. Какие бы загадки она ни загадывала, бабьего жеманства за ней  не
водится. Головы не теряет. Но тут есть и его заслуга, - он тоже не терял
голову. Он не навязывался ей в конторе. Правда, он  дважды  нарушил  это
правило, но только дважды, и больше этого не делал. Она знает,  что  ему
можно доверять. Но все равно, большинство молодых девушек по глупости не
остались бы на службе у человека, которого они отвергли. Дид не чета им.
Когда он толком объяснил ей, почему хочет помочь ее брату, она  тоже  не
стала ломаться и позволила ему отправить его в Германию.
   - Ну и ну! - заключил он свои рассуждения, выходя из машины у подъез-
да гостиницы. - Жаль, что я раньше этого не знал, а то бы  в  первый  же
день, как она пришла на работу, предложил ей руку и сердце. Послушать ее
- в самую точку бы попал. Я, видите ли, нравлюсь ей все больше и больше,
и чем больше ей нравлюсь, тем меньше она хочет выходить за меня! Ну  что
вы на это скажете? Да она просто пошутила, вот и все.
 
 
   ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
 
   Прошло несколько недель, и снова в дождливый воскресный  день  Харниш
сделал предложение Дид. Как и в первый раз, он крепился до тех пор, пока
тоска по ней не овладела им с такой силой, что он кинулся к красному ав-
томобилю и помчался в Беркли. Он остановил машину за несколько кварталов
и пешком пошел к ее крыльцу. Но Дид не было дома,  о  чем  сообщила  ему
дочь хозяйки; подумав немного, она прибавила, что Дид пошла  погулять  в
горы, и даже объяснила, где он скорее всего найдет ее.
   Харниш последовал совету девушки и вскоре вышел на окраину, где начи-
нались крутые горные склоны. Воздух был влажный, ветер усиливался, пред-
вещая грозовой дождь. Харниш оглядел поросшее травой подножие  горы,  но
Дид нигде не было видно. Справа от него, по краям и на дне небольшой ло-
щины, густо росли эвкалипты; высокие стройные деревья  раскачивались  на
ветру, громко шумела листва. Но и шум листвы, и скрип, и стоны  гнущихся
стволов покрывал низкий прерывистый  звук,  словно  дрожала  струна  ги-
гантской арфы.
   Хорошо зная Дид, Харниш не сомневался, что найдет ее  именно  в  этой
эвкалиптовой роще, где так неистово бушевала буря. И он  не  ошибся.  Он
увидел ее сквозь деревья на открытом всем ветрам гребне противоположного
склона.
   Если манера Харниша предлагать руку и сердце и  отличалась  некоторым
однообразием, все же ее никак нельзя было назвать банальной. Не искушен-
ный в дипломатии и притворстве, он пошел напролом, не уступая в  стреми-
тельности самому ветру.
   - Я опять с тем же, - сразу начал он, не теряя времени на извинения и
приветствия. - Я вас люблю, и я пришел за вами. Ничего вам  не  поможет,
Дид: сдается мне, что я вам нравлюсь, и не просто нравлюсь, а  побольше.
Посмейте сказать, что нет! Ну, посмейте!
   Дид молчала. Он все еще не выпускал ее - руки, которую она  протянула
ему; и вдруг она почувствовала, что он мягким, но решительным  движением
привлекает ее к себе. Невольно, на одно мгновение, она поддалась его по-
рыву, потом резко отстранилась, но руки не отняла.
   - Вы боитесь меня? - спросил он виновато.
   - Нет. - Она грустно улыбнулась. - Не вас я боюсь, а себя.
   - Вы мне не ответили, - сказал он, ободренный ее словами.
   - Пожалуйста, не спрашивайте. Мы никогда не будем мужем и  женой.  Не
надо об этом говорить.
   - А я ручаюсь, что вы не угадали, - сказал он почти весело, ибо  даже
в самых смелых мечтах не мнил себя так близко к цели. Она любит его, это
ясно; ей не противно, что он держит ее руку в своей, не противно, что он
стоит так близко от нее.
   Она отрицательно покачала головой.
   - Нет, это невозможно. Не ручайтесь - проиграете.
   Впервые у Харниша мелькнула страшная догадка: не в этом ли причина ее
упорного сопротивления?
   - Уж не состоите ли вы с кем-нибудь в тайном браке?
   Такой неподдельный ужас прозвучал в его голосе и отразился  на  лице,
что Дид не выдержала и расхохоталась весело и звонко, - казалось, ликую-
щая птичья трель рассыпалась по лесу.
   Харниш понял, что сказал глупость, и в досаде на  самого  себя  решил
лучше помолчать и заменить слова делом. Поэтому он стал вплотную к  Дид,
загораживая ее от ветра. Как раз в эту минуту ветер с такой силой  нале-
тел "на них и так громко зашумел в верхушках деревьев, что  оба  подняли
головы и прислушались. Листья целыми охапками  посыпались  на  них;  как
только ветер пронесся, упали первые капли  дождя.  Харниш  посмотрел  на
Дид, увидел ее лицо, растрепанные ветром волосы, и оттого, что она  была
так близко и от мучительно острого сознания, что он  не  в  силах  отка-
заться от нее, по телу его прошла дрожь, и дрожь эта передалась Дид, ко-
торую он все еще держал за руку. Она вдруг прижалась к нему  и  положила
голову ему на грудь. Снова налетел порыв ветра,  осыпая  их  листьями  и
брызгами дождя. Дид подняла голову и посмотрела ему в лицо.
   - Знаете, - сказала она, - я ночью молилась о вас. Я молилась о  том,
чтобы вы разорились, чтоб вы все, все потеряли.
   Харниш только глаза вытаращил, услышав такое неожиданное и загадочное
признание.
   - Хоть убей, не понимаю. Я всегда чувствую себя дураком, когда разго-
вариваю с женщинами, но уж это - дальше ехать некуда! Как же можно, что-
бы вы желали мне разориться, когда вы меня любите...
   - Никогда я вам этого не говорила.
   - Но вы не посмели сказать, что не любите. Так вот, посудите: вы меня
любите, а сами желаете, чтобы я разорился дотла. Воля ваша,  тут  что-то
не то. Это под стать другой вашей головоломке: мол,  чем  больше  я  вам
нравлюсь, тем меньше вы хотите за меня замуж. Ну, что  ж,  придется  вам
объяснить мне, только и всего.
   Он обнял ее и привлек к себе, и на этот раз она не противилась. Голо-
ва ее была опущена, он не видел ее лица, но ему показалось, что она пла-
чет. Однако он уже знал цену молчанию и не торопил ее.  Дело  зашло  так
далеко, что она должна дать ему точный ответ. Иначе быть не может.
   - Я слишком трезвый человек, - заговорила она, подняв на него  глаза.
- Я и сама не рада. Не будь этого, я могла бы очертя голову сделать глу-
пость и потом всю жизнь каяться. А меня удерживает мой несносный здравый
смысл. В том-то и горе мое.
   - Вы меня совсем запутали, - сказал Харниш, видя, что она не намерена
продолжать. - Нечего сказать - объяснили! Хорош здравый смысл,  если  вы
молитесь, чтобы я поскорей остался на мели. Маленькая женщина, я  очень,
очень люблю вас и прошу вас быть моей женой. Просто, понятно и без обма-
на. Ну как, согласны?
   Она медленно покачала головой, потом заговорила не то с  грустью,  не
то с досадой, и Харниш почувствовал, что в этой досаде кроется  какая-то
опасность для него.
   - Хорошо, я отвечу вам, отвечу так же просто и ясно, как вы спросили.
- Она помолчала, словно не зная, с чего начать. - Вы человек прямодушный
и честный. Так вот решайте: хотите вы, чтобы и я говорила так прямодушно
и откровенно, как женщине не полагается говорить? Чтобы я не щадила вас?
Призналась в том, в чем признаваться стыдно? Словом, чтобы  я  позволила
себе то, что многие мужчины назвали бы неженским поведением? Хотите?
   В знак согласия он только крепче сжал ее плечи.
   - Я ничего бы так не желала, как стать вашей женой, но я боюсь.  Я  с
гордостью и смирением думаю о том, что такой человек, как вы, мог  полю-
бить меня. Но вы слишком богаты. Вот против чего восстает мой  несносный
здравый смысл. Даже если бы я вышла за вас, вы никогда не стали  бы  для
меня мужем, возлюбленным, никогда не принадлежали бы мне. Вы принадлежа-
ли бы своему богатству. Я знаю, что это глупо, но я хочу, чтобы муж  был
мой, и только мой. А вы собой не располагаете. Богатство  владеет  вами,
оно поглощает ваше время, ваши мысли, энергию, силы. Вы идете туда, куда
оно вас посылает, делаете то, что оно вам велит. Разве не так? Быть  мо-
жет, это чистейший вздор, но мне кажется, что я  способна  любить  очень
сильно, отдать всю себя и в обмен я хочу получать если не все, то  очень
много, - гораздо больше, чем ваше богатство позволит вам уделить мне.
   А кроме того, ваше богатство губит вас. Вы становитесь все хуже и ху-
же. Мне не стыдно признаться вам, что я вас люблю, потому что я  никогда
не буду вашей женой. Я уже тогда любила вас, когда совсем вас не  знала,
когда вы только что приехали с Аляски и я в первый раз пришла в контору.
Вы были моим героем. Вы были для меня  Время-не-ждет  золотых  приисков,
отважный путешественник и золотоискатель.  И  вы  были  таким  -  стоило
только взглянуть на вас. Мне кажется, ни одна женщина,  увидев  вас,  не
могла бы устоять перед вами тогда. Но теперь вы уже не тот.
   Простите меня, не сердитесь, - я знаю, что вам больно это слушать. Но
вы сами требовали прямого ответа, и я отвечаю вам. Все последние годы вы
вели противоестественный образ жизни. Вы привыкли жить среди природы,  а
закупорили себя в городе и переняли все городские привычки. Вы уже  сов-
сем не тот, что были когда-то, и это потому, что  ваше  богатство  губит
вас. Вы становитесь другим каким-то, в вас уже меньше здоровья, чистоты,
обаяния. В этом повинны ваши деньги и ваш образ жизни. Вы сами знаете  -
у вас и наружность изменилась. Вы полнеете, но это  нездоровая  полнота.
Со мной вы добры и ласковы, это верно; но когда-то вы были добры и  лас-
ковы со всеми, а теперь этого нет. Вы стали черствым и жестоким. Я хоро-
шо это знаю. Не забудьте, я месяц за месяцем,  год  за  годом  вижу  вас
шесть дней в неделю. И я больше знаю о малейших ваших черточках, чем  вы
вообще знаете обо мне. Жестокость не только в вашем сердце и в мыслях  -
она видна на вашем лице. Это она проложила на нем морщины. Я видела, как
они появились, как становились все глубже. Виной тому ваше  богатство  и
та жизнь, которую оно заставляет вас вести. Вы огрубели,  опустились.  И
чем дальше, тем будет все хуже и хуже, пока вы не погибнете  безвозврат-
но...
   Он попытался прервать ее, но она остановила его  и  продолжала  гово-
рить, задыхаясь, дрожащим голосом:
   - Нет, нет, дайте мне досказать до конца. Все последние месяцы, с тех
самых пор, когда мы стали вместе ездить верхом, я все думаю, думаю,  ду-
маю - и теперь, раз уж я заговорила, я выскажу вам все, что  у  меня  на
душе. Я люблю вас, но я не могу выйти за вас и погубить свою любовь.  Вы
постепенно превращаетесь в человека, которого в конечном счете я  вынуж-
дена буду презирать. Вы бессильны изменить это. Как бы вы ни любили  ме-
ня, свою игру в бизнес вы любите больше. Этот  ваш  бизнес,  который,  в
сущности, совсем вам не нужен, безраздельно владеет вами. Я  иногда  ду-
маю, что мне легче было бы делить вас с другой  женщиной,  чем  с  вашим
бизнесом. Тогда хоть половина принадлежала бы мне. Но  бизнес  потребует
не половину, а девять десятых или девяносто девять сотых.
   Поймите, для меня смысл замужества не в том, чтобы тратить деньги му-
жа. Мне нужны не его деньги, а он сам. Вы говорите, что я нужна вам. До-
пустим, я согласилась бы выйти за вас, но только на одну сотую принадле-
жала бы вам. А девяносто девять сотых принадлежали бы чему-то другому  в
моей жизни, и вдобавок я бы от этого растолстела, под глазами  появились
бы мешки, у висков - морщины, и весь облик, и внешний и внутренний,  ут-
ратил бы всякую привлекательность. Согласились бы вы, чтобы я  принадле-
жала вам на одну сотую? А вы только одну сотую себя и  предлагаете  мне.
Почему же вас удивляет, что я не хочу, не могу быть вашей женой?
   Харниш молчал, не зная, все ли она высказала; и Дид опять заговорила:
   - Не думайте, что это эгоизм с моей стороны. В конце концов любить  -
это значит отдавать, а не получать. Но я слишком ясно вижу, что, сколько
бы я ни отдавала вам, пользы от этого не будет никакой. Вас словно  гло-
жет какой-то недуг. Вы и бизнесом занимаетесь не как другие. Вы  предае-
тесь ему сердцем, душой, всем своим существом. Вопреки  вашему  желанию,
вопреки вашей воле жена для вас была бы только мимолетным  развлечением.
Вспомните, как вы восхищались Бобом. А сейчас этот великолепный конь то-
мится в конюшне. Вы купите мне роскошный особняк и бросите меня там. А я
буду либо зевать до одурения, либо слезами обливаться оттого, что не мо-
гу, не умею спасти вас. Вы одержимы своей игрой в бизнес, и эта  болезнь
будет неуклонно точить вас, разъедать, как ржавчина. Вы играете в бизнес
с таким же азартом, с каким вы делаете все. На Аляске вы  точно  так  же
играли в трудную жизнь снежной тропы. Вы во  всем  хотели  быть  первым:
никто не смел ездить с такой быстротой, забираться так далеко,  как  вы,
никто, кроме вас, не мог выдержать столь тяжкого труда и  суровых  лише-
ний. Вы отдаетесь весь до конца, вкладываете все без остатка  во  всякое
дело...
   - Играю без лимит, - мрачно подтвердил он.
   - И если бы вы так же могли играть в любовь...
   Голос у нее дрогнул, она опустила глаза под его  взглядом,  и  краска
залила ее мокрые от слез щеки.
   - Больше я не скажу ни слова, - помолчав, заключила она. -  Я  и  так
прочла вам целую проповедь.
   Они стояли обнявшись, не замечая влажного порывистого ветра, налетав-
шего все чаще и стремительнее, и Дид, уже не скрываясь и не борясь с со-
бой, доверчиво прижималась к его плечу. Ливня все еще не было. Харниш  в
полном смятении молчал. Наконец он заговорил нерешительно:
   - Даже и не знаю, что сказать. Ум за разум заходит. Брожу, как в  по-
темках. Мисс Мэсон... нет - Дид, я люблю ваше имя... я признаю,  что  вы
попали в самую точку. Стало быть, я так понимаю: если бы я  остался  без
гроша и не толстел, вы бы вышли за меня. Нет, нет, я не шучу.  Я  просто
добираюсь до сути, вытаскиваю ее и говорю, как оно есть. Значит, если бы
у меня не было ни гроша и я жил бы здоровой жизнью и мог бы сколько душе
угодно любить вас и нежить, вместо того чтобы по уши залезать в  дела  и
все прочее, вы бы вышли за меня.
   Это ясно, как дважды два четыре. Ваша правда, только мне это  никогда
в голову не приходило. Ничего не скажешь - глаза вы мне открыли. Но  где
же выход? Как мне теперь быть? Вы верно сказали: бизнес заарканил  меня,