отблеск уходящего летнего дня. Вот то была старость!
"Да, сударь, восемьдесят четыре годочка, а еще покрепче других  буду!  -
явственно слышал он голос старика. - Никогда  не  сидел  сложа  руки.  В
пятьдесят первом перебрался сюда с Востока на паре волов. Воевал  с  ин-
дейцами. Я уже был отцом семерых детей".
   Вспомнилась ему и старуха, которая жила в горах и делала вино на про-
дажу; и маленький Фергюсон, точно заяц, выскочивший  на  дорогу,  бывший
заведующий редакцией влиятельной газеты, мирно живущий в глуши, радостно
смотрящий на свой родничок и ухоженные плодовые деревья. Фергюсон  нашел
выход из тупика. Заморыш, пьянчуга, он бросил врачей и курятник, именуе-
мый городом, и, словно сухая губка, с жадностью начал впитывать  в  себя
здоровье. Но если больной, от которого  отказались  врачи,  мог  превра-
титься в здорового хлебопашца,  рассуждал  Харниш,  то  чего  только  не
добьется он сам в таких условиях, раз он не болен, а только  растолстел?
Он уже мысленно видел себя стройным, помолодевшим; потом подумал о Дид и
вдруг резким движением сел на кровать,  потрясенный  величием  осенившей
его идеи.
   Сидел он недолго. Ум его всегда действовал, как стальная  пружина,  и
он мгновенно обдумал свой замысел со всеми его последствиями. Идея  была
грандиозная - грандиознее всех когда-либо осуществленных им  планов.  Но
он не оробел перед нею и, смело взяв в руки, поворачивал во все стороны,
чтобы лучше рассмотреть. Простота ее восхитила его. Он засмеялся от  ра-
дости, окончательно принял решение и начал одеваться. Но ему  не  терпе-
лось приступить к делу, и он, полуодетый, подошел к телефону.
   Первой он вызвал Дид.
   - Не приходите сегодня в контору, - сказал он. - Я сам заеду к вам на
минутку.
   Он позвонил еще кое-кому. Велел подать машину. Джонсу он дал  поруче-
ние - отправить Боба и Волка в Глен Эллен. Хигана он ошеломил  просьбой:
разыскать купчую на ранчо и составить новую на имя Дид Мэсон.
   - На чье имя? - переспросил Хиган.
   - Дид Мэсон, - невозмутимо ответил Харниш. -  Телефон,  должно  быть,
плохо работает. Ди-ид Мэ-сон. Поняли?
   Полчаса спустя он уже мчался в Беркли. И впервые большая красная  ма-
шина остановилась у самого дома. Дид попросила его в гостиную, но он за-
мотал головой и показал подбородком на дверь ее комнаты.
   - Только там, - сказал он, - и больше нигде.
   Едва за ними закрылась дверь, как он протянул к Дид руки и обнял  ее.
Потом он взял ее за плечи и заглянул ей в лицо.
   - Дид, если я скажу вам прямо и честно, что  я  решил  поселиться  на
своем ранчо в Глен Эллен, что я не возьму с собой ни цента и  буду  жить
на то, что сумею заработать, и никогда больше и близко не подойду к игре
в бизнес, - вы поедете со мной?
   Она вскрикнула от радости, и он крепко прижал ее к  себе.  Но  уже  в
следующее мгновение она отстранилась, и он опять положил ей руки на пле-
чи.
   - Я... я не понимаю, - задыхаясь, проговорила она.
   - Вы не ответили ни да, ни нет, но, пожалуй, можно обойтись и без от-
вета. Мы просто-напросто сейчас обвенчаемся и уедем. Я уже послал вперед
Боба и Волка. Когда вы будете готовы?
   Дид не могла сдержать улыбки.
   - Да это какой-то ураган, а не человек!  Вы  меня  совсем  завертели.
Объясните хоть толком, в чем дело?
   Глядя на нее, улыбнулся и Харниш.
   - Видите ли, Дид, у шулеров это называется - карты на стол.  Довольно
уж нам финтить и водить друг друга за нос. Пусть каждый скажет начистоту
- правду, всю правду и одну только правду. Сначала вы  ответьте  на  мои
вопросы, а потом я отвечу на ваши. - Он помолчал. - Так вот,  у  меня  к
вам, собственно, только один вопрос: любите ли вы меня, хотите быть моей
женой?
   - Но... - начала было Дид.
   - Никаких "но", - резко прервал он ее. - Я  уже  сказал  -  карты  на
стол. Стать моей женой - это значит поехать со мной на ранчо и жить там.
Ну как, идет?
   Она с минуту смотрела ему в лицо, потом опустила  глаза,  всем  своим
существом выражая согласие.
   - Тогда едем. - Он сделал движение, словно хотел немедля повести ее к
двери. - Моя машина ждет внизу. Надевайте шляпу. - Он наклонился к  ней.
- Теперь, я думаю, можно, - сказал он и поцеловал ее.
   Поцелуй был долгий; первой заговорила Дид:
   - Но вы не ответили на мои вопросы. Как это мыслимо? Разве вы  можете
бросить свои дела? Чтонибудь случилось?
   - Нет, пока ничего не случилось, но случится, и очень даже скоро. Не-
даром вы меня отчитывали, вот я и раскаялся. Вы для меня господь бог,  и
я хочу послужить вам. А все остальное - ну его к шуту! Вы верно рассуди-
ли, ничего не скажешь. Я был рабом своих денег, а раз я не могу  служить
двум господам, то пусть пропадают деньги. Я вас не променяю на  все  бо-
гатства мира, вот и все. - Он крепче прижал ее к себе.  -  И  теперь  ты
моя, Дид, моя.
   И знаешь, что я тебе скажу? Пить я больше не стану.
   Ты выходишь за пьянчугу, но муж твой будет трезвенник. Он так переме-
нится, что ты его не узнаешь! Не проживем мы и полгода в Глен Эллен, как
ты проснешься в одно прекрасное утро и увидишь, что у тебя  в  доме  ка-
кой-то чужой мужчина и надо заново с ним  знакомиться.  Ты  скажешь:  "Я
миссис Харниш, а вы кто такой?" А я отвечу: "Я младший брат Элама Харни-
ша. Я только что приехал с Аляски на похороны". "Чьи похороны?" -  спро-
сишь ты. А я скажу:  "Да  на  похороны  этого  бездельника,  картежника,
пьяницы, которого звали Время-не-ждет, того самого, что умер от ожирения
сердца, потому что день и ночь играл в бизнес. Да, сударыня, - скажу  я,
- ему крышка, но я пришел, чтобы занять его место, и вы будете счастливы
со мной. А сейчас, сударыня, с вашего позволения, я схожу на лужок и по-
дою нашу корову, пока вы будете собирать завтрак".
   Он опять схватил ее за руку и хотел потащить к двери, но Дид не  под-
давалась; тогда он стал осыпать ее лицо поцелуями.
   - Стосковался я по тебе, маленькая женщина, - прошептал он. - Рядом с
тобой тридцать миллионов все равно что тридцать центов.
   - Сядьте, ради бога, и будьте благоразумны, - сказала Дид, вся  раск-
расневшаяся, глядя на него сияющими глазами, в которых ярко, как  никог-
да, вспыхивали золотистые огоньки.
   Однако Харниша уже нельзя  было  остановить,  и  хотя  он  согласился
сесть, но только посадив Дид подле себя и обняв ее одной рукой за плечи.
   - "Да, сударыня, - скажу я. - Время-не-ждет был славный малый, но это
к лучшему, что он помер. Когда-то он спал на снегу, завернувшись в  зая-
чий мех, а потом забрался в курятник. Он разучился ходить, разучился ра-
ботать и стал накачиваться коктейлями и шотландским виски. Он воображал,
что любит вас, сударыня, и старался изо всех сил, но и коктейли, и  свои
деньги, и самого себя, и еще много-много другого он  любил  больше,  чем
вас". А потом я скажу: "Теперь взгляните на меня,  и  вы  сразу  увидите
разницу. Никаких коктейлей мне не нужно, а денег у меня - один доллар  л
сорок центов, и те уйдут на новый топор, потому старый вконец иступился;
а любить я буду этак раз в одиннадцать сильнее, чем ваш первый муж.  По-
нимаете, сударыня, он весь заплыл жиром. А на мне и капли жиру нет". По-
том я засучу рукав, чтобы показать мышцы, и скажу: "Миссис Харниш, после
того, как вы побывали за старым жирным денежным мешком, вы, может  быть,
не откажетесь выйти за  такого  статного  молодца,  как  я?"  Ну,  а  ты
прольешь слезу над покойничком, потом ласково взглянешь на меня и протя-
нешь мне губы, а я, надо быть, зальюсь краской, потому что больно молод,
и обниму тебя... вот так... потом возьму да и  женюсь  на  вдове  своего
брата и пойду хлопотать по хозяйству, а она пока приготовит нам поесть.
   - Но вы все еще не ответили на мои вопросы, - с упреком сказала  Дид,
розовая и сияющая, высвобождаясь из объятия, которым он сопроводил  зак-
лючительные слова своего рассказа.
   - Ну, что ты хочешь знать? - спросил он.
   - Я хочу знать, как это возможно? Как вы можете бросить свои  дела  в
такое время? Что вы имели в виду, когда сказали, что очень скоро что-ни-
будь случится? Я... - Она запнулась и покраснела. - Я-то  ведь  ответила
на ваш вопрос.
   - Поедем венчаться, - весело сказал он, и глаза его блеснули задором.
- Ты же знаешь, я должен уступить место своему лихому братцу, и мне  не-
долго осталось жить. - Она досадливо надула губы, и он заговорил серьез-
но: - Сейчас я тебе объясню, Дид. С самого начала этой чертовой паники я
работал не как лошадь, а как сорок лошадей, и все время твои слова  пус-
кали ростки в моей голове. Ну, а нынче утром ростки вылезли на свет  бо-
жий, вот и все. Я проснулся и стал  подыматься  с  постели,  чтобы,  как
всегда, ехать в контору. Но в контору я не поехал. Все  перевернулось  в
одну минуту. Солнце светило в окна, и я подумал,  что  хорошо  бы  такой
день провести в горах. И я подумал, что в тридцать миллионов раз  прият-
нее кататься с тобой в горах, чем сидеть в конторе. Потом я подумал, что
хоть и приятнее, но нельзя. А почему нельзя? Из-за конторы.  Контора  не
пустит. Все мои миллионы сразу встанут на дыбы и не пустят.  Деньги  это
хорошо умеют, сама знаешь.
   И тогда я понял, что я на распутье: одна дорога - в контору, другая -
в Беркли. И я выбрал дорогу в Беркли. Ноги моей больше не будет в конто-
ре. С этим покончено, и пропади оно пропадом. Я уж так решил. Видишь ли,
я человек верующий и верую по старине - в тебя и в любовь, и старее этой
веры нет на земле. Это и есть то - "То" с большой буквы.
   Она почти с испугом смотрела на него.
   - Вы хотите сказать... - начала она.
   - Я хочу сказать то, что говорю. Начинаю жить сызнова.  Все  пошлю  к
черту. Когда мои тридцать миллионов встали передо мной и  запретили  мне
погулять с тобой в горах, я понял, что пришло время действовать. И вот я
действую. У меня есть ты, есть сила, чтобы  работать  для  тебя,  и  ма-
ленькое ранчо в долине Сонома. Это все, что мне нужно, и это все, что  я
сохраню, не считая Боба, Волка, чемодана и ста сорока уздечек. Остальное
к черту - туда ему и дорога. Мусор это - и больше ничего.
   Но Дид не унималась.
   - Так, значит, в потере вашего огромного состояния нет никакой  необ-
ходимости? - спросила она.
   - Как это нет необходимости? Именно есть. Уж если дошло до того,  что
мои деньги запрещают мне кататься с тобой...
   - Бросьте шутить, - прервала его Дид. - Вы отлично понимаете, о чем я
говорю. Я спрашиваю вас: вызвано ли ваше  банкротство  состоянием  ваших
дел?
   Он отрицательно покачал головой.
   - Ничего подобного. В этом-то вся соль. Я не потому бросаю свой  биз-
нес, что паника меня разорила и я должен все бросить. Наоборот, я одолел
панику и расправился с ней. А бизнес я просто вышвырнул, потому что  мне
плевать на него. Только ты мне нужна, маленькая женщина, вся моя  ставка
на тебя.
   Но Дид выскользнула из его объятий и отодвинулась.
   - Элам, ты с ума сошел.
   - Еще раз назови меня так, - прошептал он с  нежностью.  -  Это  куда
приятнее для уха, чем звон долларов.
   Но она не слушала его.
   - Это безумие. Ты сам не знаешь, что делаешь...
   - Не беспокойся, отлично знаю. Исполняется самое заветное  мое  жела-
ние. Мизинца твоего не стоит...
   - Образумься хоть на одну минуту.
   - В жизни своей не делал ничего разумнее. Я знаю, что  мне  нужно,  и
добьюсь этого. Мне нужна ты и вольный воздух. Не желаю больше ходить  по
мощеным улицам, не желаю говорить в телефонную трубку. Я хочу иметь  до-
мик на маленьком ранчо в самой что ни на есть красивой  местности,  и  я
хочу работать около этого домика - доить коров,  колоть  дрова,  чистить
лошадей, пахать землю и прочее; и я хочу, чтобы в доме со мной была  ты.
А все другое мне осточертело, с души воротит. И счастливее меня нет  че-
ловека на свете, потому что мне досталось такое, что ни за какие  деньги
не купишь. Ты мне досталась, а я не мог бы купить тебя  ни  за  тридцать
миллионов, ни за три миллиарда, ни за тридцать центов...
   Стук в дверь прервал поток его слов. Дид пошла к телефону, а  Харниш,
оставшись один, погрузился в созерцание, Сидящей Венеры, картин и безде-
лушек, украшавших комнату.
   - Это мистер Хиган, - сказала Дид, появляясь в дверях. -  Он  ждет  у
телефона. Говорит, что дело очень важное.
   Харниш с улыбкой покачал головой.
   - Пожалуйста, скажи мистеру Хигану, чтобы он повесил трубку. С конто-
рой я покончил, и я ничего и ни о чем знать не хочу.
   Через минуту Дид вернулась.
   - Он отказывается повесить трубку. Он просит передать вам, что в кон-
торе вас дожидается Энвин и что Гаррисон тоже там. Мистер Хиган  сказал,
что с "Гримшоу и Ходжкинс" плохо. Похоже, что лопнет. И  еще  он  что-то
сказал о поручительстве.
   Такая новость хоть кого ошеломила бы. Энвин и Гаррисон были  предста-
вителями крупных банкирских домов; Харниш знал, что если банк "Гримшоу и
Ходжкинс" лопнет, то это повлечет за собой крах и нескольких других бан-
ков и положение может стать весьма серьезным. Но он только улыбнулся  и,
покачав головой, сказал официальным тоном, каким еще накануне говорил  с
Дид в конторе:
   - Мисс Мэсон, будьте любезны, передайте мистеру Хигану, что ничего не
выйдет и что я прошу его повесить трубку.
   - Но нельзя же так, - вступилась было Дид.
   - Ах, нельзя? Увидим! - с угрозой посулил он.
   - Элам!
   - Повтори еще раз! - воскликнул он. - Повтори, и пусть десять Гримшоу
и Ходжкинсов летят в трубу!
   Он схватил ее за руку и притянул к себе.
   - Хиган может висеть на телефоне, пока ему не надоест. В такой  день,
как нынче, мы не станем тратить на него ни секунды. Он влюблен только  в
книги и всякое такое, а у меня есть живая женщина, и я знаю, что она ме-
ня любит, сколько бы она ни брыкалась.
 
 
   ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
 
   - Я ведь знаю, какую ты вел воину, - возражала Дид. - Если ты  сейчас
отступишься, все пропало. Ты не имеешь права это делать. Так нельзя.
   Но Харниш стоял на своем. Он только качал  головой  и  снисходительно
улыбался.
   - Ничего не пропадет, Дид, ничего. Ты не понимаешь этой игры  в  биз-
нес. Все делается на бумаге. Подумай сама: куда девалось золото, которое
я добыл на Клондайке? Оно в двадцатидолларовых монетах, в золотых часах,
в обручальных кольцах. Что бы со  мной  ни  случилось,  монеты,  часы  и
кольца останутся. Умри я сию минуту, все равно золото будет золотом. Так
и с моим банкротством. Богатства мои - на бумаге. У меня имеются  купчие
на тысячи акров земли. Очень хорошо. А если сжечь купчие и меня заодно с
ними? Земля-то останется, верно? По-прежнему будет  поливать  ее  дождь,
семя будет прорастать в ней, деревья пускать в нее корни, дома стоять на
ней, трамвай ходить по ней. Все сделки заключаются на  бумаге.  Пусть  я
лишусь бумаги, пусть лишусь жизни - все едино. Ни одна песчинка на  этой
земле не сдвинется, ни один листок не колыхнется.
   Ничего не пропадет, ни одна свая в порту, ни один костыль на трамвай-
ных путях, ни одна унция пара из пароходного котла.  Трамваи  будут  хо-
дить, у кого бы ни хранились бумаги, у меня или у другого  владельца.  В
Окленде все на ходу. Люди стекаются сюда отовсюду. Участки опять  раску-
пают. Этот поток ничем не остановишь. Меня может не быть,  бумаги  может
не быть, а триста тысяч жителей все равно явятся. И для них готовы трам-
ваи, которые будут возить их, и дома, где они поселятся, и хорошая  вода
для питья, и электричество для освещения, и все прочее.
   Но тут с улицы донесся автомобильный гудок. Подойдя к открытому окну,
Харниш и Дид увидели машину, остановившуюся рядом с большим красным  ав-
томобилем. В машине сидели Хиган, Энвин и Гаррисон, а  рядом  с  шофером
Джонс.
   - С Хиганом я поговорю, - сказал Харниш, - остальных не нужно.  Пусть
дожидаются в машине.
   - Пьян он, что ли? - шепотом спросил Хиган,  когда  Дид  открыла  ему
дверь.
   Она отрицательно покачала головой и провела его в комнату.
   - Доброе утро, Ларри, - приветствовал гостя Харниш. - Садитесь и  от-
дохните. Я вижу, вы малость не в себе.
   - Да, не в себе, - огрызнулся щуплый ирландец. - "Гримшоу и Ходжкинс"
грозит крах, надо немедленно что-то предпринять. Почему вы не приехали в
контору? Как вы думаете помочь банку?
   - Да никак, - лениво протянул Харниш. - Крах так крах.
   - Но...
   - Я никогда не был клиентом "Гримшоу и Ходжкинс". Я ничего им не дол-
жен. А кроме того, я сам вылетаю в трубу.  Послушайте,  Ларри,  вы  меня
знаете. Вы знаете, что если я что-нибудь решил, то так и будет. Так вот,
я решил окончательно: вся эта возня мне надоела. Я хочу как можно скорей
выйти из игры, а самый скорый способ - банкротство.
   Хиган с ужасом уставился на своего патрона, потом перевел  взгляд  на
Дид; она сочувственно кивнула ему.
   - Так пусть Гримшоу и Ходжкинс лопнут, - продолжал Харниш.  -  А  вы,
Ларри, позаботьтесь о себе и обо всех наших друзьях. Я  вам  скажу,  что
нужно сделать. Все пойдет как по маслу. Никто не  пострадает.  Все,  кто
был верен мне, должны сполна получить свое. Немедленно выдать  задержан-
ное жалованье. Все суммы, которые я отобрал у водопровода, у трамвая и у
переправы, возвратить. И вы лично тоже не пострадаете. Все компании, где
у вас есть акции, уцелеют...
   - Вы с ума сошли, Харниш! - крикнул Хиган. - Это  же  буйное  помеша-
тельство. Что с вами стряслось? Белены объелись, что ли?
   - Объелся, - с улыбкой ответил Харниш. - Вот дурь-то теперь и выходит
из меня. Не хочу больше жить в городе, не хочу играть  в  бизнес.  Брошу
все и уйду туда, где солнце, воздух и зеленая травка.  И  Дид  уйдет  со
мной. Так что вам повезло - можете первый поздравить меня.
   - Черта с два - повезло! - вырвалось у Хигана. - Я отказываюсь  пота-
кать такому безумию.
   - Не откажетесь, будьте покойны. Не то крах  будет  еще  страшнее,  и
кое-кому несдобровать. У вас у самого миллион  с  хвостиком.  Вы  только
слушайте меня и останетесь целехоньки. А я хочу все  потерять,  все,  до
последнего гроша. Такое у меня желание. И хотел бы я посмотреть, кто ме-
шает мне поступить так, как я желаю. Понятно, Хиган, понятно?
   - Что вы с ним сделали? - Хиган свирепо глянул на Дид.
   - Стойте, Ларри! - В голосе Харниша зазвучали резкие нотки,  на  лице
появилось выражение жестокости. - Мисс Мэсон - моя невеста.  Пожалуйста,
разговаривайте с ней сколько угодно, но я попрошу вас изменить тон. Ина-
че как бы вам нечаянно не попасть в больницу. К тому же она тут  ни  при
чем. Она тоже говорит, что я сумасшедший.
   Хиган только помотал головой и снова в горестном  молчании  уставился
на Харниша.
   - Конечно, будет назначено конкурсное управление, - продолжал Харниш,
- но это ненадолго и ничему не помешает. Самое главное, что  нужно  сде-
лать немедля, - это выплатить жалованье служащим за все время  и  спасти
от краха всех моих кредиторов и все акционерные общества,  которые  под-
держали меня. Кончайте с этими агентами из Нью-Джерси  на  счет  покупки
земли. Уступите им чуть-чуть, и они возьмут две-три тысячи акров.  Самые
отборные участки в Фэрмонте, - там есть такие, что пойдут по тысяче дол-
ларов за акр. Это будет большая подмога. А пятьсот акров за Фэрмонтом  -
те похуже, больше двухсот долларов с акра не возьмете.
   Дид, которая едва прислушивалась к разговору мужчин, вдруг встала  и,
видимо, приняв внезапное решение, подошла к ним. Лицо  ее  было  бледно,
губы упрямо сжаты, и Харниш, взглянув на нее, вспомнил тот  день,  когда
она в первый раз села на Боба.
   - Погодите, - проговорила она. - Дайте мне слово сказать. Элам,  если
ты не откажешься от своей безумной затеи, я не выйду за тебя. Ни за  что
не выйду.
   Хиган встрепенулся и бросил ей быстрый благодарный взгляд.
   - Это мы еще посмотрим, - начал было Харниш.
   - Подожди! - прервала она. - А если откажешься, я выйду за тебя.
   - Давайте разберемся как следует. - Харниш говорил с  нарочитым  спо-
койствием и рассудительностью. - Значит, так: если я останусь при  своем
бизнесе, ты выйдешь за меня? Ты хочешь, чтобы я работал,