встречаться с ним? Он ей нисколько
не противен. Напротив, он ей нравится и всегда нравился, с  того  самого
дня, когда она впервые увидела его худое, индейского склада лицо и  чер-
ные блестящие глаза. Не одна только великолепно развитая мускулатура от-
личала его от других мужчин. Его окружал  ореол  романтики:  бесстрашный
искатель приключений на далеком Севере, совершивший множество подвигов и
наживший миллионы, полудикарь,  явившийся  из  полярной  пустыни,  чтобы
вступить в борьбу с жителями Юга.
   Жестокий, как индеец, игрок и распутник, человек без стыда и совести,
снедаемый неутолимой жаждой мщения, готовый растоптать каждого, кто ста-
нет ему поперек дороги, - о, она отлично знала все бранные слова,  кото-
рыми его называли! Но ей он не внушал страха. Имя его значило для нее не
только это: "Времяне-ждет", значило еще многое другое, о чем можно  было
прочесть в газетах, в журналах и в книгах о Клондайке. Словом - одно уже
имя его способно было поразить воображение любой женщины; обаяние  этого
имени захватило и Дид Мэсон, когда она глядела на него сквозь решетку  и
слушала его горячие, грустные признания. Несмотря ни на что, Дид все  же
была женщина, и ее женскому тщеславию не могло не льстить, что такой че-
ловек, как Время-не-ждет, ищет ее любви.
   Но не одно тщеславие - многое другое заговорило в ней: она вдруг  по-
чувствовала себя одинокой, усталой; какие-то смутные ощущения и еще  бо-
лее смутные желания вторглись в  ее  душу,  точно  полчища  таинственных
призраков; и - еще глуше, еще сокровеннее - зазвучали тихие  перекликаю-
щиеся голоса, воскрешая трепетные желания  забытых  поколений,  вновь  и
вновь, нежданно и негаданно оживающих под таинственным, едва уловимым  -
и всесильным дыханием первозданной жизни,  которая  под  личиной  тысячи
обольщений извечно творит самое себя. Трудно устоять перед искушением  и
отказаться от воскресных прогулок с ним. Только прогулки -  и  все,  ибо
она ни за что не согласится жить так, как живет он. Других женщин,  быть
может, удержали бы робость, страх остаться наедине с мужчиной. Но она-то
уж сумеет постоять за себя при любых обстоятельствах! Так зачем же отка-
зываться? Ведь это в конце концов безделица.
   Жизнь ее в лучшем случае можно назвать однообразной и будничной.  Она
ест, спит, работает в конторе. Вот, собственно говоря, и все. Чем напол-
нены ее дни? Шесть дней в неделю уходят на контору и на  дорогу  туда  и
обратно; перед сном иногда удается урвать часок-другой для игры на  роя-
ле; а нужно еще выстирать кое-что, сшить  или  починить,  подвести  итог
своим скромным расходам; два вечера в неделю она  разрешает  себе  разв-
лечься; субботние вечера и те часы, которые она выкраивает в будние дни,
она проводит в больнице, навещая брата; и только  раз  в  семь  дней,  в
воскресенье, оседлав Маб, она носится по  милым  сердцу  горам.  Это  ее
единственная отрада. Но одной ездить тоскливо. Никто из ее  знакомых  не
катается верхом. Студентки, которых она уговорила  попробовать,  поката-
лись раза два на наемных клячах и бросили. Только Мадлин купила лошадь и
полгода ездила с увлечением, но потом вышла замуж и уехала в Южную Кали-
форнию. Когда много лет катаешься в полном одиночестве, даже это начина-
ет приедаться.
   Какой он еще мальчишка, этот миллионер,  финансовый  титан,  которого
боятся самые могущественные богачи Сан-Франциско! Сущее дитя! Вот уж  не
думала, что он может быть таким.
   - Как люди становятся мужем и женой? - между тем  говорил  Харниш.  -
Ну, во-первых, они знакомятся; во-вторых, нравятся друг  другу  с  виду;
в-третьих, лучше узнают друг друга; в-четвертых, женятся или не женятся,
смотря по тому, понравились они друг другу или нет, когда сошлись побли-
же. Но как же мы с вами узнаем, достаточно мы нравимся  друг  другу  или
нет? Просто ума не приложу. Есть только один выход: мы должны  сами  по-
мочь горю. Я бы пришел к вам, бывал у вас, но я знаю, вы живете  одна  в
пансионе или комнату снимаете, так что это тоже не годится.
   Дид внезапно очнулась от задумчивости и  чуть  не  расхохоталась:  уж
слишком все это было нелепо. Ей хотелось смеяться - не сердито, не исте-
рически, просто весело смеяться. Ну на что это похоже?  Она  -  скромная
стенографистка, он - известный биржевой игрок, миллионер, а  между  ними
ворота, и он рассуждает о том, как люди женятся. Нет,  так  продолжаться
не может, пора это прекратить. Никаких тайных свиданий в горах больше не
будет. А если он, не видя другого выхода, начнет ухаживать за ней в кон-
торе - ну что ж, тогда ей придется уйти с очень хорошего места, и дело с
концом. Нельзя сказать, чтобы такая перспектива  радовала  Дид,  но  она
знала жизнь, в особенности городскую жизнь, и ничего хорошего от нее  не
ждала. Она слишком долго работала ради куска хлеба, чтобы  не  растерять
изрядную долю своих иллюзий.
   - Мы не станем таиться и прятаться, - настойчиво продолжал Харниш.  -
Мы будем ездить, не скрываясь, а если кто увидит - ну  и  пусть.  Пойдут
сплетни? Пока у нас совесть чиста, нам на это наплевать. Ну скажите одно
слово, и счастливее нас с Бобом никого на свете не будет.
   Она покачала головой, придержала Маб, нетерпеливо переступавшую копы-
тами, и выразительно посмотрела на быстро удлиняющиеся вечерние тени.
   - Сейчас все равно уже поздно, - торопливо сказал Харниш, - и  мы  ни
до чего не договорились. Еще одно воскресенье, только одно, чтобы решить
окончательно.
   - В нашем распоряжении был целый день, - возразила она.
   - Но мы заговорили об этом слишком поздно. В другой раз мы начнем по-
раньше. Для меня это очень, очень важно. Ну как - в будущее воскресенье?
   - Вот она - хваленая мужская честность! - сказала она. - Вы же отлич-
но знаете, что, говоря "будущее воскресенье", вы имеете в виду не  одно,
а много будущих воскресений.
   - Тогда пусть их будет много! - с жаром воскликнул он; а Дид  подума-
ла, что никогда еще его мужественное лицо не нравилось ей так, как в эту
минуту. - Скажите, что вы согласны. Скажите только одно слово. В воскре-
сенье, у каменоломни...
   Она подобрала поводья, намереваясь тронуть лошадь.
   - Спокойной ночи, - сказала она, - и...
   - Да? - прошептал он с едва уловимой властной настойчивостью.
   - Да, - ответила она тихо, но внятно.
   В тот же миг она подняла кобылу в галоп и, не оглядываясь,  поскакала
по дороге к дому. Тщетно пыталась она понять, что творится  в  ее  душе.
Она же твердо решила сказать "нет" и до последней секунды не меняла сво-
его решения - и вдруг ее губы произнесли "да". А может быть, не одни гу-
бы? У нее не было намерения давать согласие. Так почему она согласилась?
Сначала Дид только удивлялась и недоумевала: что толкнуло  ее  на  столь
неожиданный и необъяснимый поступок? Но она похолодела от страха,  когда
подумала о том, какие это возымеет  последствия.  Она  знала,  что  Вре-
мя-не-ждет не тот человек, с которым можно шутки шутить. За его  детским
простодушием кроется властная натура зрелого  мужчины,  своим  согласием
встречаться с ним она, несомненно, уготовила себе волнения и бури. И она
снова и снова спрашивала себя, почему же все-таки она сказала "да" в  то
самое мгновение, когда бесповоротно решила сказать "нет"?
 
 
   ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
 
   Жизнь в конторе по-прежнему шла своим чередом. Ни единым взглядом или
словом не показывали Харниш и Дид, что отношения между ними  изменились.
Каждое воскресенье они уславливались о будущей встрече, но в конторе ни-
когда не говорили о совместных прогулках. На этот счет  Харниш  проявлял
крайнюю щепетильность. Он знал, что иначе она откажется от места. А  те-
рять ее он не хотел - видеть ее в своей конторе было для  него  постоян-
ной, нетускнеющей радостью. Но он не пытался продлить  эту  радость:  не
мешкал, диктуя ей письма, не придумывал для нее лишнюю работу, чтобы по-
дольше удержать в своем кабинете. Поступал он так не только  из  своеко-
рыстного страха лишиться ее - он оставался верен своим правилам  честной
игры. Пользоваться случайным преимуществом он считал  недостойным  прие-
мом. Какой-то внутренний голос говорил ему, что любовь - это нечто более
высокое, чем обладание. Он хотел, чтобы его  любили  ради  него  самого,
чтобы оба партнера имели равные шансы.
   С другой стороны, никакие искусно расставленные сети не сослужили  бы
ему такую службу, как его сдержанное обращение с Дид.  Больше  всего  на
свете дорожа своей свободой и меньше всего склонная уступать  силе,  она
не могла не оценить его тактики. Но она не только рассудком отдавала ему
должное, - какие-то неуловимые, тончайшие нити, ощутимые только в редкие
минуты, протягивались между ними. Шаг за шагом плелась паутина,  которой
любовь Харниша обволакивала Дид; крепче становились незримые, неосознан-
ные узы, связывающие их. Может быть, в этом надо было искать ключ к  то-
му, что она сказала "да" вместо "нет"? И в будущем, когда речь пойдет  о
более важном решении, не случится ли так, что она отвергнет все  трезвые
доводы разума и опять, вопреки своей воле, ответит согласием?
   Сближение с Дид имело благотворное влияние на Харниша, хотя бы  пото-
му, что он стал меньше пить. Его уже не тянуло так сильно к спиртному, и
он даже сам это заметил. В известной степени Дид заменяла ему  коктейли.
Мысль о ней действовала на него, как крепкое вино. Во всяком случае, ему
уже меньше требовалось горячительных напитков, чтобы выдержать  противо-
естественный городской образ  жизни  и  азартнейшую  биржевую  игру.  Он
по-прежнему при помощи коктейлей воздвигал стену, за которой  укрывался,
чтобы передохнуть, но теперь частью этой стены была Дид. Черты ее  лица,
смех, модуляции голоса, золотистые искрящиеся глаза, отблеск  солнца  на
волосах, фигура, платье, руки, держащие поводья, малейшие движения - все
это он вновь и вновь мысленно рисовал себе, забывая о коктейлях и  виски
с содовой.
   Невзирая на принятое ими отважное решение не прятаться от людей,  они
все же соблюдали осторожность во время прогулок. В  сущности,  это  были
просто-напросто тайные свидания. Они отнюдь не выезжали верхом  открыто,
у всех на глазах. Напротив, они всегда старались встречаться  как  можно
неприметнее, и поэтому Дид, выехав из Беркли по дороге со многими  воро-
тами, поджидала Харниша где-нибудь вне города. Для катания они  выбирали
глухие, малолюдные дороги; чаще всего они переваливали через второй гор-
ный хребет, где их могли видеть только идущие в церковь фермеры, которые
не знали Харниша даже по портретам.
   Дид оказалась отличной наездницей - не только искусной, но и выносли-
вой. Бывали дни, когда они покрывали шестьдесят, семьдесят  и  даже  во-
семьдесят миль; и ни разу Дид не пожаловалась на усталость,  и  не  было
случая - что особенно ценил Харниш, - чтобы у  гнедой  кобылы  оказалась
стертой спина.
   "Молодчина, ничего не скажешь", - с неизменным восхищением твердил он
про себя.
   Во время этих долгих, ничем не прерываемых прогулок они многое узнали
друг о друге. Кроме как о себе, им" почти не о чем было говорить.  Таким
образом, она стала знатоком по части полярных путешествий и добычи золо-
та, а он, слушая ее рассказы, составлял себе все более полную картину ее
жизни. Она с увлечением вспоминала свое детство на ранчо, описывала  ло-
шадей, собак, людей, предметы, а он мысленно следил за тем, как  она  из
девочки превращалась в женщину. Узнал он и о том, как отец ее  разорился
и умер, а ей пришлось бросить университет и наняться в контору. Говорила
она и о больном брате, о том, что она уже много лет делает все, что в ее
силах, чтобы он вылечился, и что уже не верит в его выздоровление.  Хар-
ниш убедился, что найти с ней общий язык вовсе не  так  трудно,  как  он
предполагал; однако он постоянно чувствовал, что за всем,  что  ему  из-
вестно о ней, таится загадка, именуемая "женщина". И он смиренно призна-
вался самому себе, что об этом безбрежном неисследованном море, по кото-
рому ему предстоит пуститься в плавание, он не знает ровно ничего.
   Он боялся женщин потому, что не понимал их, и не понимал  их,  потому
что боялся. Дид верхом на гнедой кобыле, Дид, в летний полдень  собираю-
щая маки на горном склоне, Дид, быстро и уверенно  стенографирующая  под
диктовку, - все это было ясно и понятно. Но той Дид, у которой мгновенно
менялось настроение, которая упорно отказывалась  встречаться  с  ним  и
вдруг соглашалась, в чьих глазах,  словно  непонятные  ему  сигналы,  то
вспыхивали, то гасли золотые искорки, - той Дид он не знал. Во всем этом
он видел таинственные глубины женственности, поддавался их  обаянию,  но
постичь не надеялся.
   И еще одна сторона ее жизни, как хорошо понимал Харниш, была  закрыта
для него. Она любила книги, она обладала тем, что люди с почтением назы-
вают загадочным словом "культура". Но, к его величайшему удивлению,  эта
культура никогда не вторгалась в их отношения. Дид не заговаривала ни  о
книгах, ни об искусстве, ни о прочих высоких материях. Его неискушенному
уму она казалась такой же бесхитростной, как  он  сам.  Она  любила  все
простое и естественное: свежий воздух, лошадей,  солнце,  цветы.  Расти-
тельность этого края была ему мало знакома, и она учила его распознавать
различные виды дуба, показывала мансаниту и земляничное дерево, перечис-
ляла названия, свойства, места распространения бесконечных  разновиднос-
тей полевых цветов, кустарников, папоротников. Ее зоркий глаз, от  кото-
рого ничто лесное не укрывалось, восхищал Харниша. Этим она была обязана
детству, проведенному среди природы. Однажды они поспорили, кто  из  них
обнаружит больше птичьих гнезд. И ему,  который  всегда  гордился  своей
острой наблюдательностью, немало труда стоило победить в  этом  состяза-
нии. К концу дня он опередил ее только на три гнезда, и то одно  из  них
она прямо оспаривала, да и он должен был сознаться, что  не  верен,  кто
первым увидел его. Он высказал ей свое "восхищение и прибавил, что - она
сама похожа на птицу - такая же зоркая и проворная.
   Чем ближе он узнавал ее, тем больше убеждался, что многое в ней напо-
минает птицу. Вот почему она любит ездить верхом, говорил он  себе.  Это
почти то же, что летать. Поле, пестрящее маками, лощинка, заросшая папо-
ротником, проселок, окаймленный  тополями,  красновато-коричневая  земля
косогора, луч солнца на далекой вершине - все это вызывало у нее радост-
ные возгласы, которые звучали в его ушах, как птичье пение. Она  радова-
лась каждому пустяку, и песня ее не умолкала. Это впечатление не исчеза-
ло даже в те минуты, когда она проявляла суровость. Глядя, как она  про-
езжает Боба и старается укротить неуемного жеребца, он мысленно  сравни-
вал ее с орлицей.
   Ее маленькие мимолетные радости были радостью и для него.  Стоило  ей
устремить восхищенный взор на что-нибудь, привлекшее ее внимание, как он
с не меньшим восхищением впивался глазами в ее лицо. Она же научила  его
лучше видеть и понимать природу. Она указывала ему  на  краски  пейзажа,
которых он без нее ни за что бы не приметил. До сих пор он  знал  только
простые цвета. Все оттенки красного  цвета  были  для  него  красные,  и
только. Черное - это черное, коричневое - коричневое, а когда коричневый
цвет переходит в желтое - это уже желтый цвет, а не коричневый.  Пурпур-
ный он всегда воспринимал как кроваво-красный, но Дид объяснила ему, что
он ошибается. Однажды, когда они очутились на высоком гребне, где огнен-
ные маки, покачиваемые ветром, достигали коленей лошадей, Дид так и зас-
тыла на месте, потрясенная открывшимся перед ними видом.  Она  насчитала
семь планов, и Харниш, который всю свою жизнь смотрел на самые  разнооб-
разные пейзажи, впервые узнал, что такое "план" в живописи. После  этого
он стал более зрячими глазами приглядываться к лику земли и сам научился
постигать красоту горных кряжей, которые сомкнутыми рядами высились вок-
руг, и лиловой дымки летнего вечера, дремлющей в складках далеких гор.
   Но сквозь все это золотой нитью проходила любовь.
   Сначала он  довольствовался  воскресными  прогулками  и  чисто  прия-
тельскими отношениями, установившимися между ним и Дид, но с каждым днем
его все сильнее влекло к ней. Чем ближе он узнавал ее, тем больше  нахо-
дил в ней достоинств. Если бы она держалась  неприступно  и  высокомерно
или жеманилась, заигрывала с ним, все было бы иначе. Но  его  пленяли  в
ней именно простота, непосредственность, умение быть хорошим  товарищем.
Этого он не предвидел. Так он еще никогда не смотрел на женщин. Игрушка,
хищница, жена и продолжательница рода - только в этих обличьях он предс-
тавлял себе женщину, только такой мыслил ее. Но женщина - друг  и  това-
рищ, какой оказалась Дид, повергала его в изумление. Он открывал  в  ней
все новые совершенства, и любовь его разгоралась все жарче и уже  помимо
его воли прорывалась в ласковом звуке голоса, вспыхивала в  устремленных
на нее глазах. Дид отлично все это видела, но, подобно многим  женщинам,
думала, что можно играть с огнем и все же избежать пожара.
   - Скоро настанет зима, - сказала она однажды со вздохом сожаления, но
не без лукавства, - и тогда конец прогулкам верхом.
   - Но я должен и зимой встречаться с вами!
   - Она покачала головой.
   - Нам очень хорошо, когда мы вместе, - ответила она, глядя ему  прямо
в глаза, - и я не забыла ваших смешных рассуждении о  цели  нашего  зна-
комства. Но это ни к чему не приведет. Я слишком хорошо себя знаю.  Уве-
ряю вас, я не ошибаюсь.
   Она говорила очень серьезно, даже участливо, явно  стараясь  смягчить
удар, и по-прежнему без смущения смотрела ему в лицо;  но  в  глазах  ее
мерцал золотистый свет, за которым  Харниш  угадывал  сокровенные  тайны
женского сердца, - и теперь он уже не страшился их.
   - Я, кажется, веду себя примерно, - заговорил он. - Думаю, вы  согла-
ситесь со мной. Должен вам сказать, что мне это нелегко дается - Посуди-
те сами. Ни разу я не обмолвился и словом о моей любви, а вы знаете, что
я люблю вас. Это не пустяки для  человека,  который  привык  все  делать
по-своему. Я вообще не из тех, кто любит мешкать. Посмотрели  бы  вы  на
меня в пути. Сам господь бог не догнал бы меня на снежной  тропе.  Но  с
вами я не тороплюсь. Из этого вы можете понять, как сильно я вас  люблю.
Конечно, я хочу, чтобы вы стали моей женой. А говорил я вам об этом?  Ни
разу ни слова не сказал. Молчал и вел себя примерно, хоть  и  тошно  мне
было молчать. Я не просил вас выйти за меня замуж. И сейчас не прошу. Не
потому, что я сомневаюсь. Лучше вас мне не найти, это я верно  знаю.  Но
я-то вам подхожу? Можете вы это решить? Или вы  еще  слишком  мало  меня
знаете? - Он пожал плечами. - Это мне неизвестно, а рисковать я не наме-
рен. Мне нужно знать наверное, думаете ли вы, что могли  бы  ужиться  со
мной или нет. Потому-то я и тяну и не иду ва-банк. Не хочу играть  втем-
ную.
   Так еще никто не объяснялся Дид в любви. Да и по наслышке она не зна-
ла ничего подобного. Больше всего его поразил ее рассудительный тон, ка-
ким говорил Харниш, но она тут же вспомнила, как у него дрожала рука  во
время их первого разговора в конторе, с какой нежностью  он  смотрел  на
нее и сегодня и во все предыдущие дни и как ласково  звучал  его  голос.
Вспомнила она и слова, как-то сказанные им: "Вы, может, не  знаете,  что
такое терпение". А потом он рассказал ей, как стрелял белок из  дробови-
ка, когда они с Дэвисом умирали с голоду на реке Стюарт.
   - Так что, сами видите, - настаивал Харниш, - мы должны встречаться с
вами зимой. Чтобы все было по-честному. Я думаю, вы еще не решили...
   - Вы ошибаетесь, - прервала его Дид. - Я никогда не позволю себе  по-
любить вас. Счастья я с вами не найду. Вы мне нравитесь, мистер  Харниш,
я не отрицаю, но больше этого ничего быть не может.
   - Это потому, что вам не нравится, как я живу, - возразил он,  подра-
зумевая кутежи и пьянство в разгульной компании, которые так любили рас-
писывать газеты; он