все, что нужно  для
большого современного города. Сам бог так устроил и меня надоумил. Жела-
ете выгружать свой чай и шелка, привезенные из Азии, и прямым сообщением
отправлять в Восточные штаты? Пожалуйста, - вот пристани для ваших паро-
ходов, а вот железнодорожный транспорт. Желаете строить  заводы,  откуда
товар можно вывозить по морю и по суше? Вот вам земля и вот  вам  благо-
устроенный поселок со всеми удобствами - для вас и для ваших рабочих".
   А вода? Почти все водные ресурсы так или иначе окажутся у меня в  ру-
ках. Так почему бы мне не купить заодно и водопровод? Сейчас  в  Окленде
две компании снабжают город водой. Грызутся между собой, как кошка с со-
бакой, и обе вот-вот лопнут. Большому городу нужно  хорошее  водоснабже-
ние. А они этого не могут. Сами в луже сидят. Я приберу их к рукам и дам
городу настоящий  водопровод.  Тут  капитал  можно  нажить,  за  что  ни
возьмись. Одно другое тянет. Что-нибудь усовершенствуешь, глядишь -  все
кругом подымется в цене. Цену набивают люди. Чем больше народу соберется
в одном месте, тем недвижимость дороже, а здесь самое место для большого
стечения народа. Вы только взгляните! Видите? Где же еще  быть  большому
городу, как не здесь? Дело только за народом, а я в два года нагоню сюда
сотни тысяч людей. И не подумайте, что это будет какой-нибудь дутый  зе-
мельный бум. Ничего подобного, все честь по чести. Через двадцать лет на
этом берегу уже будет миллион жителей. И вот еще что:  нужны  гостиницы.
Сейчас в Окленде ни одной порядочной гостиницы нет. Я настрою отелей, да
таких, что люди только рот разинут. И пусть сначала ни гроша  дохода  не
приносят, зато шику много; а свои денежки я с лихвой верну, выколочу  из
других предприятий. Ну и, само собой, посажу эвкалипты,  миллионы  эвка-
липтов, по всем этим горам.
   - Но каким образом вы рассчитываете это сделать? - спросила Дид. -  У
вас денег не хватит.
   - У меня есть тридцать миллионов, а если понадобится еще, я могу  за-
нять подо что-нибудь, хотя бы под недвижимость. Проценты по закладной  -
пустяки. Ведь земля-то пойдет втридорога, когда я начну продавать ее.
   Целый месяц Харниш был занят по горло. Почти все свое время он прово-
дил в Окленде, лишь изредка появляясь в конторе. Он  задумал  и  контору
перевести в Окленд, но, как он объяснил Дид, не раньше,  чем  закончится
тайная скупка земель. Каждое воскресенье, взбираясь то на  одну,  то  на
другую вершину, они смотрели на город и на окружавшие его фермы, и  Хар-
ниш показывал Дид, что он успел приобрести за неделю. Сначала  это  были
разбросанные отдельные клочки и участки, но с каждой неделей их станови-
лось все больше, и в конце концов среди владений Харниша остались только
редкие островки не принадлежавшей ему земли.
   Действовать приходилось быстро и в невиданных масштабах, ибо и в  са-
мом Окленде и в его окрестностях уже почуяли, что кто-то прибирает землю
к рукам. Но Харниш располагал наличным капиталом, а стремительность уда-
ра всегда была его главным козырем. Он многое успел, прежде  чем  другие
дельцы догадались о готовящемся земельном буме. Пока его агенты  скупали
отдельные участки, даже целые кварталы в деловом центре города и пустыри
на окраинах под постройку заводов, он, добившись одним наскоком  санкции
городского управления, захватил в свои руки обе обанкротившиеся водопро-
водные компании, все восемь или девять трамвайных линий и уже подобрался
к Оклендскому рукаву и прибрежной  полосе  земли,  где  задумал  строить
порт. Эта прибрежная - полоса уже много лет была предметом тяжбы, и Хар-
ниш взял быка за рога - дал частным владельцам отступного,  а  остальную
землю получил в аренду у отцов города.
   Когда в Окленде наконец поняли, что готовится что-то  небывалое,  ок-
лендцы пробудились от спячки, и все в смятении  спрашивали  друг  друга:
что же происходит? К этому времени Харниш успел  сделаться  тайным  вла-
дельцем самой крупной республиканской газеты и самой влиятельной  демок-
ратической газеты Окленда; затем он открыто перекочевал в новое конторс-
кое помещение. Его широко разветвленная деятельность требовала простора,
и он обосновался в четырехэтажном здании - единственном, по словам  Хар-
ниша, которое не придется сносить в ближайшем будущем. В этой новой кон-
торе были десятки отделов и сотни клерков и стенографисток.
   - У меня здесь, - говорил он Дид, - столько  предприятий,  что  и  не
счесть: Земельный синдикат Аламеда и Контра-Коста, Объединенный трамвай-
ный трест. Переправа Йерба-Буэна, Водопроводная  компания,  Пиедмонтский
земельный концерн. Акционерное общество отелей Фэрвью и Портола и еще  с
десяток, названия которых я даже не помню. Потом еще  Пиедмонтское  пра-
чечное заведение и Редвудская компания каменоломен. Я начал с нашей  ка-
меноломни, а кончил тем, что все их купил. Потом судостроительная компа-
ния, но для нее я покамест названия не придумал.  Мне  ведь  понадобятся
суда для переправы, и я решил, что лучше всего их  строить  самому.  Они
как раз поспеют к тому времени, когда готов будет мол. Ух ты! Нет, дале-
ко покеру до такой игры! А заодно и грабителям от меня досталось. Водоп-
роводчики и сейчас еще пищат. Не сладко им пришлось. Правда, их  дела  и
так уже были плохи, но я доконал их.
   - За что вы всех так ненавидите? - спросила Дид.
   - За то, что они трусливые вонючки.
   - А разве вы не ту же игру ведете?
   - Да, но по-другому, чем они. - Харниш задумчиво посмотрел на нее.  -
Я недаром называю их трусливыми вонючками. Они притворяются,  будто  они
невесть какие азартники, а на самом деле, может, у одного из тысячи хва-
тает духу быть игроком. Сплошной блеф - вот как в покере. Все они  обык-
новенные зайцы, а корчат из себя свирепых  волков.  Вечно  затевают  ка-
кой-нибудь подвох, а чуть что неладно - вильнут хвостом и в  кусты.  Вот
вам пример: когда большие тузы захотели отделаться от акций "Литтл  Коп-
пер", они послали Джейки Фэллоу на нью-йоркскую биржу. Он пришел туда  и
кричит: "Беру "Литтл Коппер" по пятьдесят пять!" А  курс  был  пятьдесят
четыре. И в полчаса эти самые зайцы - коекто именует их  "финансисты"  -
взвинтили акции до шестидесяти. А еще через час они юркнули  в  кусты  -
выбросили акции по сорок пять и даже по сорок.
   Они только подручные крупных воротил. Не успеют они ограбить дураков,
как тузы отнимают у них добычу; либо тузы пользуются ими, чтобы  грабить
друг друга. Вот в последнюю биржевую панику угольный Трест таким манером
слопал Чаттанугскую компанию. Трест сам и устроил панику.  Он  добивался
краха нескольких банкирских домов и хотел прижать с десяток  конкурентов
- ну, он и выпустил биржевых зайцев. Зайцы свое дело сделали, и угольная
компания попала в лапы треста. Любой человек, если у него есть  смекалка
и он не боится рискнуть, может загнать зайцев в кусты. Не то чтобы я  их
так уж ненавидел, но противны они мне, потому что трусы.
 
 
   ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
 
   На несколько месяцев Харниш с головой ушел в дела. Издержки  требова-
лись колоссальные, а доходов не поступало никаких. Недвижимость, правда,
поднялась в цене, но в остальном Окленд не откликнулся  на  бурную  дея-
тельность Харниша. Оклендские дельцы выжидали, что же  он  будет  делать
дальше. И Харниш не замедлил  удовлетворить  их  любопытство.  Для  осу-
ществления своих широких планов он нанимал  лучших  специалистов,  каких
только можно было достать за деньги. Он всегда считал, что хорошее нача-
ло - половина дела, и твердо решил с первых же шагов не  допускать  оши-
бок. Руководство постройкой трамвайных линий он поручил Уилкинсону,  ко-
торого переманил из Чикаго, удвоив его и без  того  огромное  жалованье.
День и ночь рабочие артели прокладывали рельсы, день и ночь вбивали сваи
в илистое дно бухты Сан-Франциско. Новый мол должен был иметь три мили в
длину, и на сваи понадобилось столько дерева, что с горных склонов  вок-
руг Беркли сводили целые рощи старых эвкалиптов.
   Трамвайные линии тянули в горы, а в то же время шел  обмер  окрестных
лугов, разбивка их  на  городские  кварталы,  намечались  места  будущих
бульваров и парков - все по последнему слову науки. Прокладывали канали-
зационные и водопроводные трубы, широкие ровные улицы мостили щебнем  из
принадлежащих Харнишу каменоломен, тротуары заливали цементом. Покупате-
лю оставалось только выбрать участок, нанять архитектора и начать  стро-
ить. Когда открылись пригородные трамвайные линии,  окрестности  Окленда
сразу оживились, и задолго до того, как был закончен мол для  переправы,
их стали заселять новые домовладельцы. Земельные участки принесли Харни-
шу огромную прибыль. Чуть ли не в один день силой своих миллионов он су-
мел превратить сельскую местность в образцовый квартал городских особня-
ков.
   Но все деньги, которые текли ему в руки, он немедля вкладывал в  дру-
гие предприятия. Трамвайных вагонов требовалось так много, что он открыл
собственный вагоностроительный завод.  И,  несмотря  на  то,  что  земля
сильно вздорожала, он продолжал приобретать  участки  под  строительство
фабрик и домов. По совету Уилкинсона он приступил к переделке почти всех
ранее действовавших трамвайных путей. Легкие, устаревшего образца рельсы
были сняты и заменены новыми, тяжелыми. Он скупал угловые участки на уз-
ких улицах и без сожаления отдавал их городу, чтобы можно  было  срезать
углы и трамваи могли свободно мчаться на полной  скорости.  Кроме  того,
еще предстояло проложить трамвайную линию до конца мола, с  ответвления-
ми, которые охватят все районы Окленда, Аламеды и  Беркли.  С  таким  же
размахом планировалась система водоснабжения. Только образцовое обслужи-
вание могло оправдать огромную затрату капитала, вложенного  Харнишем  в
земельную собственность. Он был полон решимости превратить Окленд в  та-
кой город,  где  каждому  хотелось  бы  поселиться.  Выстроив  несколько
больших отелей, он открыл общедоступные парки с аттракционами, а для бо-
лее изысканной публики - картинные галереи и загородные  клубы.  Еще  до
того, как увеличилось население Окленда, городской транспорт стал прино-
сить хороший доход. Харниш был уверен, что риск оправдает себя и что  он
весьма разумно помещает свой капитал.
   - Окленду требуется первоклассный театр, - решил он и,  после  безус-
пешных попыток заинтересовать местных капиталистов, сам  взялся  за  это
дело: только он один предвидел, что недалеко то время,  когда  в  городе
появится двести тысяч новых жителей.
   Но как бы он ни был завален делами, воскресные дни он  посвящал  про-
гулкам в горы. Однако, вопреки ожиданиям, не зимняя непогода  прекратила
эти прогулки в обществе Дид. В одну из суббот она сказала ему, чтобы  он
не рассчитывал встретить ее завтра, а на его настойчивые вопросы ответи-
ла:
   - Я продала Маб.
   С минуту Харниш не мог выговорить ни слова. Ее поступок допускал  так
много толкований, что Харниш не знал, как отнестись  к  нему.  Ведь  это
граничило с изменой. А может, она очутилась без средств? А вдруг она хо-
чет таким способом дать ему понять, что он ей надоел? Или...
   - Что случилось? - с трудом выдавил он наконец.
   - Я не могу платить сорок пять долларов за  тонну  сена,  -  ответила
Дид.
   - Только потому вы продали Маб? - спросил он, пристально глядя  ей  в
лицо; он отлично помнил ее рассказы о том, как пять лет назад она сумела
продержать кобылу всю зиму, хотя сено стоило шестьдесят долларов.
   - Нет, не только. Содержание брата тоже обходится  теперь  дороже,  и
мне пришлось сделать выбор. Я решила, что раз я не могу прокормить  обо-
их, то лучше отказаться от Маб, чем от брата.
   Глубокая печаль охватила Харниша. Он вдруг ощутил  гнетущую  пустоту.
Что же это будет за воскресенье - без Дид? И еще много-много воскресений
без нее? Он в полной растерянности барабанил пальцами по столу.
   - Кто купил Маб? - спросил он.
   Глаза ее вспыхнули, как вспыхивали всегда, когда она сердилась.
   - Посмейте только перекупить ее для меня! - вскричала она. -  И  пос-
мейте отрицать, что именно об этом вы думали.
   - Я и не отрицаю. Вы угадали совершенно точно.
   Но я бы этого не сделал, не спросив вашего согласия, а теперь,  когда
я вижу, что вы сердитесь, я и спрашивать не буду.  Но  вы  очень  любили
свою кобылу, и вам, должно быть, нелегко было расстаться с  нею.  Очень,
очень жалко. А еще хуже, что завтра вы  не  поедете  со  мной  кататься.
Просто не знаю, что я буду с собой делать.
   - Я тоже, - с грустью созналась Дид. - Одно хорошо: я наконец займусь
шитьем.
   - А у меня и шитья нет.
   Харниш сказал это шутливо-жалобным тоном,  но  с  тайным  ликованием:
ведь она созналась, что ей тоже будет скучно. Ради этого можно даже при-
мириться с мыслью о продаже кобылы. Значит, он ей не совсем безразличен,
во всяком случае - не противен.
   - Я очень просил бы вас еще раз подумать, - негромко сказал он. -  Не
только из-за Маб, но из-за меня тоже. О деньгах тут и говорить не стоит.
Для меня купить вашу кобылу - все равно что для  других  мужчин  послать
знакомой даме букет цветов или коробку конфет. А я  никогда  не  посылал
вам ни цветов, ни конфет. - Заметив, что у нее опять  загораются  глаза,
он продолжал торопливо, пытаясь предотвратить  немедленный  отказ:  -  Я
знаю, что мы сделаем. Я куплю кобылу для себя и буду одалживать ее  вам,
когда вы захотите кататься. Тут ничего такого нет.  Всем  известно,  что
кто угодно может взять лошадь у кого угодно.
   Он опять прочел на ее лице решительный отказ и опять не дал ей  заго-
ворить.
   - Мужчины постоянно катаются с дамами в колясках. Что же тут  такого?
И всегда коляску и лошадь достает мужчина. Какая же  разница?  Почему  я
могу завтра пригласить вас покататься со мной и предоставить  коляску  и
лошадь и не могу пригласить вас покататься со мной верхом и предоставить
вам лошадь?
   Она ничего не ответила, но отрицательно покачала головой и  взглянула
на дверь, словно давая понять, что пора кончать этот неделовой разговор.
Он сделал еще одну попытку:
   - Известно ли вам, мисс Мэсон, что, кроме вас, у меня на  всем  свете
нет ни единого друга? Я хочу сказать, настоящего друга - все равно  муж-
чина или женщина, - к которому ты привязан... радуешься, когда он с  то-
бой, и скучаешь, когда его нет. Ближе других мне Хиган, а ведь между на-
ми миллионы миль. Мы с ним только дела вместе делаем,  а  все  прочее  -
врозь. У него большая библиотека, и он человек образованный. В свободное
время он читает какие-то чудные книжки - по-французски, по-немецки и еще
невесть на каких языках, а то сам пишет стихи или драмы. Я ни с  кем  не
дружу, кроме вас, и вы сами знаете, часто ли мы с вами бываем вместе,  -
только по воскресеньям, и то когда нет дождя. Мне без вас трудно  будет.
Вы стали для меня, как бы это сказать...
   - Привычкой, - улыбнувшись, подсказала она.
   - Вроде того. Я так и вижу, как вы едете мне навстречу на вашей  гне-
дой кобыле, в тени деревьев или на солнце, по открытому месту...  а  те-
перь не будет ни Маб, ни вас... Я всю неделю, бывало, ждал  воскресенья.
Если бы вы только позволили мне купить ее...
   - Нет, нет, ни в коем случае, - нетерпеливо прервала его Дид и повер-
нулась к двери, но на глазах у нее выступили слезы. - Очень  прошу  вас,
не говорите со мной больше о Маб. Если вы думаете, что мне легко было  с
ней расстаться, то вы сильно ошибаетесь. Но я это сделала и теперь  хочу
забыть о ней.
   Харниш ничего не ответил, и она вышла из комнаты.
   Через полчаса перед ним уже сидел Джонс, бывший  лифтер  и  бунтующий
пролетарий, которого Харниш когда-то содержал целый год,  чтобы  открыть
ему доступ в литературу. Но усилия Джонса не увенчались успехом: издате-
ли и редакторы отвергли написанный им роман; и с тех пор  разочарованный
автор состоял на службе в частном детективном агентстве, которое Харнишу
пришлось открыть для своих личных нужд. Джонс утверждал, что после  зна-
комства с железнодорожными тарифами на перевозку дров и древесного  угля
его уже ничто удивить не может; он и сейчас ничем не выдал своего  удив-
ления, выслушав приказ Харниша разыскать человека, купившего некую  гне-
дую кобылу.
   - Сколько можно заплатить за нее? - спросил он.
   - Любую цену. Купите ее во что бы то ни стало.
   Поторгуйтесь для вида, чтобы никто не догадался, но купите  непремен-
но. И сейчас же отведите ее на мое ранчо в округе Сонома. Вот вам адрес.
Сдайте кобылу сторожу да скажите ему, чтобы получше ходил за ней. А  по-
том забудьте про нее. И не говорите мне, у кого вы ее купили. Вообще ни-
чего не говорите, только дайте знать, что вы купили ее  и  доставили  на
место. Понятно?
   Но не прошло и недели, как Харниш опять увидел сердитый огонек в гла-
зах Дид.
   - Чем вы недовольны? Что-нибудь случилось? - спросил он с  самым  не-
винным видом.
   - Человек, который купил Маб, уже перепродал ее, - ответила Дид. -  И
если вы к этому причастны...
   - Я даже не знаю, кому вы ее продали, - заявил Харниш. - А кроме  то-
го, я давно и думать о ней забыл.
   Это была ваша кобыла, и меня не касается, что вы с ней сделали.  Сей-
час у вас ее нет, и это очень жаль. А теперь, раз уж у нас  зашел  такой
разговор, то я хочу сказать вам еще кое-что. И,  пожалуйста,  не  серди-
тесь, потому что, в сущности, это вас совсем не касается.
   Он помолчал; Дид с явным подозрением смотрела на него.
   - Речь идет о вашем брате. Вы не можете сделать для него все, что ему
нужно. Вы продали кобылу, но этих денег не хватит, чтобы отправить его в
Германию. А все врачи говорят, что он должен ехать. Там его вылечит этот
сумасшедший немец, который берет человека, делает кашу из его  костей  и
мускулов, а потом опять заново собирает их. Ну, я и хочу отправить ваше-
го брата в Германию, пусть немец себя покажет. Вот и все.
   - Ах, если бы это было возможно! - воскликнула она, очень взволнован-
ная и отнюдь не сердясь. - Но этого нельзя, вы сами  знаете  почему.  Не
могу я брать у вас деньги...
   - Постойте, - прервал ее Харниш. - Если бы вы умирали  от  жажды,  вы
согласились бы выпить воды из рук одного из  двенадцати  апостолов?  Или
заподозрили бы его в злом умысле? (Дид протестующе  подняла  руку.)  Или
побоялись бы сплетен?
   - Это совсем другое, - начала она.
   - Послушайте, мисс Мэсон. Вы как-то чудно судите о  некоторых  вещах.
Бросьте вы это. Вот хотя бы насчет денег. Ну не  смешно  ли?  Вообразите
себе, что вы падаете в пропасть, а я хватаю вас  за  руку  и  удерживаю.
Дурно это? Конечно, нет. Ну, а если вам нужна другая помощь? Не моя  ру-
ка, а мой карман? И что же - это дурно? Так все говорят.  А  почему  все
так говорят? Потому что грабителям выгодно, чтобы дураки были честные  и
уважали деньги. Если бы дураки не были честные и не уважали  бы  деньги,
что бы сталось с грабителями? Неужели вы не понимаете? Хватаю я  вас  за
руку, чтобы не дать вам упасть, или нет, - это им наплевать. У них  одна
хватка - доллары. Пожалуйста, спасай сколько хочешь, только не  доллара-
ми. Доллары - дело святое, такое святое, что вы боитесь взять их у меня,
когда я предлагаю вам помощь. И еще примите во внимание, - продолжал он,
чувствуя, что не сумел убедить ее, - вы не отказываетесь  от  силы  моей
руки, когда падаете в пропасть. Но если я эту же силу приложу к  заступу
и за день работы получу два доллара, то вы не дотронетесь до них. А ведь
это все та же сила моей руки, только в другом виде. А вообще я вовсе  не
к вам обращаюсь. И не вам предлагаю деньги взаймы. Хочу удержать  вашего
брата, чтобы он не упал в пропасть. А вы подскочили ко  мне  и  кричите:
"Стой, пусть падает!" Хороша сестра, нечего сказать! Если этот сумасшед-
ший немец может вылечить ногу вашего брата, то я хочу помочь ему, вот  и
все.
   Поглядели бы вы на мою комнату: все стены увешаны уздечками из  конс-
кого волоса, - там их десятки, больше сотни. Они мне не нужны, а за  них
плачены большие деньги. Их делают арестанты, а я покупаю. Да я  за  одну