ода по-
сле битвы у Белой горы, сумел наголову разбить под Мингольсхаймом  армию
графа фон Тилли. Следующей ступенькой военной карьеры Венцеля фон Стурзы
стало сражение с испанцами в Восточной Фрисландии - и вновь под знаменем
фон Мансфельда, на сей раз выступившего на  стороне  Нидерландов.  Но  в
конце концов он уразумел, что граф фон Мансфельд вовсе не тот убежденный
борец за идею, каким любил себя выставлять, а  всего  лишь  предводитель
кровожадной солдатни и мародеров, и покинул  его  армию.  Это  произошло
сразу после сражения с армией Валленштейна под Дессау. С той  поры  Вен-
цель фон Стурза все отчетливее начал понимать, что эта война менее всего
заслуживает названия религиозной.
   - Ибо скажите мне, - спрашивал рассказчик, - почему в тридцатом  году
в Регенсбурге не только протестантские, но и католические курфюрсты пот-
ребовали у императора сместить Валленштейна? И это  перед  лицом  угрозы
высадки шведов? Ну, хорошо, протестантов я еще могу понять: уход Валлен-
штейна означал бы разоружение императора как раз  в  тот  момент,  когда
шведский лев прыгнул на континент с кличем "Спасайте веру Лютера от папы
и императора!" А католики? Поначалу я никак не мог  разобраться,  что  к
чему. Но исход войны ясно показал: каждый  из  "малых  монархов"  в  от-
дельности стремился лишь укрепить собственную власть и заодно  расшатать
императорскую. Поэтому фридландский герцог и превратился для них в стра-
шную угрозу.
   - В таком случае меня удивляет, что император уступил нажиму, -  воз-
разил Карфангер, - ведь он только на Валленштейна и мог рассчитывать.
   - Разумеется, и я в то время рассуждал так же, - отвечал фон  Стурза.
- Однако императору невозможно было обойтись без курфюрстов  -  ведь  он
хотел посадить на королевский трон собственного сына, а кто из  курфюрс-
тов поддержал бы его в этом деле, не уступи он им ранее? А  кроме  того,
Валленштейн всячески препятствовал осуществлению реституционного эдикта,
согласно которому католические имперские сословия получали  право  изго-
нять из своих земель всех некатоликов. Скорее всего,  Валленштейн  стре-
мился покончить с братоубийственной войной.
   - Надо полагать, он видел дальше остальных, и даже религиозные каноны
ему не мешали? - допытывался Карфангер.
   - Они-то уж точно не мешали, - решительно отвечал фон Стурза,  -  ибо
он никогда не интересовался тем, какую веру исповедуют его  солдаты.  Он
заботился в первую очередь о процветании нации, а вовсе не о  благополу-
чии того или иного курфюрста, сословия или земли. А как  далеко  заходил
он в своих планах... - Венцель фон Стурза развел руками. - Я  был  всего
лишь корнетом в одном из полков его армии и не принадлежал к  числу  его
наперсников, как, например, этот итальянский звездочет Джованни Баттиста
Сени. Тут уж я вам ничего не скажу - не знаю.
   Карфангер замолчал, задумавшись. Анна спросила гостя, не  слишком  ли
он недооценивает проблемы вероисповедания, когда говорит о военных собы-
тиях?
   - Как вам сказать, - осторожно начал Венцель фон Стурза.  -  Конечно,
простой народ и кое-кто из зажиточных придают этому очень большое значе-
ние, но мне кажется, что многие из них при этом ставят  религию  превыше
интересов нации. А это уже весьма на руку высокородным господам, которые
тщатся натянуть тесные ризы веры на свои пышные светские одежды.
   Карфангер, в эту минуту как раз занятый теми же мыслями, спросил:
   - А Густав Адольф, шведский король, выходит, вступил в войну  во  имя
спасения протестантской веры?
   - У нас с Чехии есть такая поговорка: за религию бьются многие, а  за
деньги - все. И разве не католическая Франция платила по четыреста тысяч
талеров в год на содержание шведского войска? Так почему же господа шве-
ды и не думают отправляться к себе домой, хотя в немецких землях им дав-
но уже нечего делать, ибо здесь протестантской вере ничего не грозит?
   - Да-а, - протянул Карфангер. - В Мюнстер и Оснабрюк шведов и францу-
зов позвали быть гарантами мира. Я же ни минуты не сомневаюсь в том, что
раздробленность Германии и междоусобицы наших властителей кое-кому  при-
ходятся весьма кстати. Как в таких условиях существовать империи?  Мы  в
Гамбурге чувствуем все это лучше кого бы то ни было, особенно когда  вы-
ходим в море на наших торговых судах. Мы не ощущаем поддержки империи  -
той самой империи, без которой Ганза, пожалуй, никогда не поднялась бы в
свое время до высот такого могущества.
   - Спору нет, вы правы, - согласился фон Стурза, - однако я не считаю,
что ослабление империи - единственная причина упадка Ганзы.
   - Возможно, очень возможно. Ибо благодаря великим географическим отк-
рытиям главные морские пути постепенно переместились  из  Балтийского  и
Северного морей, где некогда безраздельно властвовала Ганза, в  Атланти-
ческий океан. Тем не менее, никому не придет в голову утверждать, что из
Гамбурга и Бремена труднее попасть в Атлантику, чем  из  Голландии  или,
скажем, ла-маншских портов Англии, не говоря уже о Лондоне.
   Увлекшись, Карфангер продолжал  развивать  свои  мысли;  Венцель  фон
Стурза не хотел его прерывать, хотя возражения так и вертелись у него на
языке. Но постепенно рассказ Карфангера захватил и его,  особенно  когда
речь зашла о встрече с алжирским рейсом Юсуфом ибн Морадом,  со  времени
которой прошло уже восемь лет, и о последовавших за нею событиях на рей-
де алжирской гавани. Карфангер поведал и о восьми  захваченных  пиратами
кораблях гамбургского торгового флота, а напоследок - и  о  своих  самых
сокровенных планах.
   Несколько минут фон Стурза молча размышлял об услышанном, затем заме-
тил, что, по его мнению, Карфангер упустил из виду еще одну причину -  и
немаловажную - упадка Ганзы и вообще всей германской морской торговли.
   - Прошу меня извинить, - продолжал он, - возможно, я вижу вещи в нес-
колько ином свете, поскольку не принадлежу к числу граждан славного  го-
рода Гамбурга, но хочу вам сказать вот что. Когда я  был  с  графом  фон
Мансфельдом в Нидерландах и затем, когда немного повидал Англию, мне по-
стоянно казалось, что я очутился  в  каком-то  совершенно  другом  мире.
Сравните сами: кто стоит у руля власти в Англии и в Нидерландах - и  кто
у вас в Гамбурге или в любом другом германском городе?
   - Конечно, Берент, - вступила в разговор Анна,  -  мне  кажется,  что
господин фон Стурза попал в самую точку. Разве не усердие и дух здорово-
го предпринимательства стали причиной невиданного расцвета Англии и Гол-
ландии? И ничего, что на английском троне снова сидит  король  -  у  них
есть и парламент, где заседают не только сановники и высшая знать, но  и
граждане низкого происхождения, слово которых тоже имеет вес. А кто слу-
шает бюргера у нас в Германии? Слово короля, герцога или курфюрста - за-
кон, и неважно, что закон этот приносит одни лишь тяготы  и  бюргеру,  и
купцу, и всем прочим трудовым сословиям. О крестьянах и вовсе нечего го-
ворить. Конечно, я почти не бывала за стенами Гамбурга и могу ошибаться,
но все же уверена, что дело обстоит именно таким  образом,  не  так  ли,
господин фон Стурза?
   - Вашей проницательности можно только позавидовать! - воскликнул  тот
с неподдельным восхищением. - Разумеется вы правы, я полностью  разделяю
ваше мнение. Скажу больше: короли и курфюрсты своими распрями  и  беско-
нечной борьбой за власть так расшатали, раздробили империю, что вряд  ли
немцам удастся когда-либо дождаться единых мер веса и длины и единой мо-
неты.
   - Боюсь, что это так, - поддержал его Карфангер. - Все  это,  да  еще
бесконечные шлагбаумы на дорогах, где каждый владетель волен  устанавли-
вать любые таможенные пошлины,  какие  только  пожелает.  Такого  вы  не
встретите ни в Англии, ни в Голландии.  Выходит,  именно  бюргер  должен
сказать свое веское слово в деле объединения страны? И это  в  условиях,
когда человек человеку - волк?
   - Князья и курфюрсты грызутся меж собой еще почище волков, - возрази-
ла Анна, - а по мне пусть уж лучше тебя грабит твой собрат, чем  продает
за бесценок какой-нибудь курфюрст. Ты, Берент, скажи лучше, откуда у те-
бя этим мысли?
   Карфангер попытался отделаться общими фразами, заговорил об  исконном
соперничестве купцов и судовладельцев, о конкуренции торговых домов, бо-
гатых и бедных ремесленников, но Анна догадывалась, что он чего-то недо-
говаривает. Некоторое время она молча слушала мужа, порой рассеянно  от-
вечая ему, но в конце концов не выдержала:
   - Хватит меня дурачить! Думаешь, я не знаю, что ты выдумал эту сказку
про грабителей, чтобы только меня успокоить?
   - То есть как выдумал? А эту дырку в плече я тоже выдумал?  А  может,
это след какой-нибудь там дуэли или потасовки в портовом кабаке?
   - Нет, вы только послушайте, господин фон Стурза, как он выкручивает-
ся! Скажите хоть вы правду.
   Заговорщики обменялись коротким взглядом. Делать было  нечего,  приш-
лось рассказать Анне все; впрочем, Карфангер знал, что  его  жене  можно
доверить любую тайну.
   Анна не выказала и тени испуга, услыхав о  подозрениях  мужа  относи-
тельно подоплеки того ночного нападения; она и сама догадалась, что  тут
не обошлось без Томаса Утенхольта. Некоторое время она  размышляла,  что
посоветовать мужу - ведь у него не было никаких доказательств.  В  конце
концов все трое пришли к выводу, что лучше всего продолжать делать  вид,
будто Карфангер на самом деле уверен, что чуть не стал жертвой  грабите-
лей.
   Чтобы переменить тему, Венцель фон Стурза  спросил,  отчего  торговые
корабли так плохо вооружены, хотя все прекрасно знают, что моря и океаны
кишат пиратами?
   - Я видел в порту "купцов",  на  палубах  которых  сиротливо  торчали
стволы всего четырех довольно жалких пушек, - продолжал  он,  -  а  имей
торговые корабли приличные орудия и в достаточном количестве - пиратам и
каперам не так-то легко было бы с ними справиться.
   - Вы старый солдат, господин фон Стурза, и безусловно хорошо  знаете,
сколько весят пушки, - начал объяснять Карфангер. -  Именно  поэтому  их
нельзя взять на борт столько, сколько хотелось бы. Возьмем,  к  примеру,
"купца" ластов, эдак, на двести пятьдесят. Как вы  думаете,  сколько  из
них остается для груза? Смотрите: если  вы  отправляетесь  в  длительное
плавание, вам надо брать с собой большой запас провианта и воды, не  за-
будьте запасной такелаж, рангоут, паруса и прочее. А якоря? Это еще лас-
та три-четыре. Что же касается пушек... Посудите сами: один только ствол
восемнадцатифунтового орудия потянет на целый ласт, а это четыре  тысячи
фунтов! И даже самое легкое однофунтовое орудие весит  шестьсот  фунтов,
причем без лафета. Но предпочтение обычно  отдается  пушкам,  стреляющим
ядрами в четыре, шесть или восемь фунтов,  а  два  шестифунтовых  ствола
опять же весят не менее одного ласта.
   - Значит, двенадцать таких стволов - это будет шесть ластов, -  подс-
читал фон Стурза. - Но мне кажется, что такой груз по плечу любому  тор-
говому кораблю.
   - Это так, но речь идет не, об одних только пушках.  Ведь  для  того,
чтобы стрелять из шестифунтового орудия, нужно не менее пяти  канониров,
а восьмифунтовое требует уже семерых. Даже если вы поставите один расчет
пушкарей на два орудия - ведь в бою батареи каждого борта стреляют  поо-
чередно - все равно вам необходимо иметь не менее тридцати-сорока  кано-
ниров и готлангеров, а это - снова провиант, помещения для жилья и, не в
последнюю очередь, жалованье.
   Венцель фон Стурза покачал головой и сказал:
   - А ведь верно - я и забыл,  что  торговля  должна  приносить  барыш.
Меньше пушек и орудийной прислуги - больше места для груза, а значит,  и
больше прибыли, хотя риск тоже возрастает. Больше пушек  и  канониров  -
меньше груза и меньше прибыли, но зато и меньше рискуешь.
   - Совершенно верно, - отозвался Карфангер. - Одни идут на  риск  ради
большей прибыли  -  другие,  напротив,  осторожничают  и  довольствуются
скромным барышом.
   - А вы, как я слыхал, всегда плаваете в одиночку, и пушек у вас,  на-
верное, не больше, чем у остальных?
   Карфангер усмехнулся.
   - Видите ли, многое зависит еще и от того, как быстро  удается  обер-
нуться. Гораздо проще делать быстрые переходы, если ты не связан  медли-
тельным, неповоротливым караваном, который вынужден  двигаться  со  ско-
ростью самого тихоходного из его кораблей. Помимо этого в  каждом  порту
приходится ждать, пока будут загружены все суда...
   - Нет, вы не поняли меня, - прервал его фон Стурза, -  я  хотел  ска-
зать, что, по-моему, дело тут в ваших способностях, в вашей  смекалке  и
храбрости. И если бы мне когда-нибудь выпала честь отправиться в  плава-
ние с таким капитаном, как вы... Правда, в море с меня мало  толку  -  я
только шпагой и умею орудовать, - но я готов возместить звонкой  монетой
все расходы, связанные с моим пребыванием на судне.
   - Если я вас правильно понимаю, вы хотите повидать мир? Но  не  забы-
вайте: плавания длятся долго, может случиться, что вы более года не уви-
дите ваших родных и вашего дома.
   - О, за мой дом беспокоиться нечего! - с горькой усмешкой  воскликнул
Венцель фон Стурза. - О нем теперь пекутся другие. Все, что  я  имел,  -
усадьбу, лес, две небольших деревни - дом Габсбургов подарил своим прис-
пешникам. Этим Габсбургам явно понравилось раздаривать усадьбы богемских
помещиков. Что и говорить, для меня это был тяжкий удар,  но  я  в  свое
время не взлетел так высоко, как Валленштейн, и потому, упав, не разбил-
ся насмерть...
   - И вы... и у вас действительно ничего не осталось? - дрогнувшим  го-
лосом спросила Анна. - А как же ваша семья, братья, сестры?
   - Все они давно уже перешли в мир иной, - отвечал фон  Стурза,  низко
склонясь над своей лютней и тихонько перебирая струны, - а я-я стал бро-
дягой, бродячим рыцарем, если хотите. Нанимаюсь на  службу  то  тут,  то
там, тем и живу. А из близких у меня - разве что вот эта лютня,  да  моя
шпага.
   Заметив, что Анна бросила на  него  быстрый,  тревожный  взгляд,  фон
Стурза торопливо пояснил:
   - Да-да, сударыня, вот эта самая шпага и еще несколько, что  лежат  в
комнатушке, которую я снимаю. Видите ли, в  наше  смутное  время,  когда
правосудие зачастую бессильно и поэтому сила вершит суд, хороший учитель
фехтования никогда не останется без куска хлеба.
   - Ради Бога, простите! Я не совсем верно вас поняла, когда вы сказали
про шпагу... - Анна запнулась.
   - Что вы, что вы, - быстро возразил фон Стурза, - я сам довольно неу-
дачно выразился.
   - Послушайте! - Карфангер, по-видимому, только  что  принял  какое-то
решение и теперь обращался к гостю. - Я готов взять вас с собой в следу-
ющее плавание. Я положу вам жалованье штурмана, если вы согласитесь обу-
чать команду фехтованию.
   От неожиданности фон Стурза даже не нашелся, что сказать. Потом  сры-
вающимся от волнения голосом принялся  благодарить  Карфангера,  но  тот
жестом остановил его.
   - Скажите-ка лучше, не будете ли вы слишком неуютно чувствовать  себя
в шторм на скользкой, уходящей из-под ног палубе корабля?
   - Совсем недавно я прибыл сюда морем  из  Голландии,  -  отвечал  фон
Стурза, - и должен вам сказать, что Нептун не был  к  нам  благосклонен,
однако его буйство не произвело на меня особого впечатления.
   - В таком случае - в добрый час, друг мой! - Карфангер  положил  руку
на плечо своего спасителя. Его искренний душевный порыв растрогал старо-
го рубаку чуть ли не до слез. Фон Стурза схватил лютню, казавшуюся игру-
шечной в его огромных ручищах, ударил по струнам и запел: Прощай,  Боге-
мия моя, зовет волна. Нашел я друга, сам того не ожидая. Печали чаша ис-
пита до дна. Прощай, Богемия родная! Далеко за полночь просидели они  за
столом, а когда Венцель фон Стурза собрался наконец  уходить,  Карфангер
остановил его:
   - Мой дом достаточно просторен, и для такого гостя в нем всегда  най-
дется место. Я хочу, чтобы вы поселились у нас.
 
 
   ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
 
   Вновь потянулись недели и месяцы нескончаемых споров на одну и ту  же
тему: что предпринять для  безопасности  гамбургского  торгового  флота?
Вновь и вновь держали совет то старейшины купеческих гильдий, то  судов-
ладельцы, то старейшины братства мореходов, то члены  коллегий  адмирал-
тейства. Все они слали своих делегатов в совет  города,  однако  господа
ратманы твердо стояли на своем: пусть каждый заботится о себе сам.
   Опять разгорелись страсти вокруг необходимости постройки двух тяжелых
фрегатов. Камнем преткновения по-прежнему оставались  огромные  расходы,
связанные с этим предприятием. И вдруг, совершенно  неожиданно  как  для
сторонников, так и для противников этого замысла, Томас Утенхольт выдви-
нул новый аргумент.
   Начал он с того, что абсолютно ничего не имеет против хороших военных
кораблей с полусотней пушек на борту, предназначенных для охраны  торго-
вых караванов, однако следует хорошенько подумать об их  принадлежности.
Не лучше ли будет передать их частным владельцам? Ведь как только  выяс-
нится, что город Гамбург держит в море тяжелые военные фрегаты, то  неп-
ременно найдутся охотники втянуть его в какую-нибудь войну, что при  ны-
нешней тревожной обстановке не составило бы особого  труда.  Стоит  лишь
разок-другой наломать бока подвернувшимся каперам, и их правитель тут же
поднимет крик: гамбургская республика участвует в войне!
   Многие в совете восприняли эту уловку старого хитреца как откровение.
"Разве город не извлекал из своего нейтралитета до сих пор  одну  только
выгоду?" - вопрошали одни. "В течение всех тридцати  лет  этой  кровавой
войны Гамбург только процветал, как никакой другой германский город",  -
вторили им другие. Третьи же патетически восклицали: "Гамбург стал круп-
нейшим центром мореходства во всей Европе, здесь можно купить  все,  что
угодно - пушки и ядра, порох и свинец, паруса и снасти, рангоут и  якоря
и многое-многое другое. Что же теперь, ставить под угрозу эту  сверхпри-
быльную коммерцию, нарушив нейтралитет? А что скажут датчане и шведы? До
сих пор добрососедские отношения с ними гарантировали гамбургским  судам
беспрепятственное плавание по низовьям Эльбы - морским воротам города".
   Наконец настал день, когда Дидерих Моллер объявил членам коллегии ад-
миралтейства решение совета, которое гласило:  Гамбург  будет  и  впредь
должным образом соблюдать свой  традиционный  нейтралитет  и  не  станет
предпринимать никаких действий, угрожающих ему подрывом. А посему  совет
города считает необходимым приобрести один или два тяжелых фрегата  и  в
то же время передать их в аренду  кому-нибудь  из  гамбургских  судовла-
дельцев. Это предложение безоговорочно поддержали  представители  казна-
чейства Лоренц Ворденхофф и Иост фон Ленгерке, а также Иоахим  Анкельман
из адмиралтейства. И капитан Клаус Кольбранд,  с  которым  у  Карфангера
по-прежнему были наилучшие отношения, стал понемногу склоняться  к  этой
же мысли. Но заметив, что Карфангер сразу помрачнел, он  поспешил  уточ-
нить:
   - Вовсе не обязательно, чтобы этим судовладельцем  стал  Томас  Утен-
хольт. Конвойные корабли того же Герда Хармсена Бакера ни в чем не усту-
пают утенхольтовым. Его тридцатичетырехпушечный "Суд царя Соломона"  уже
много лет охраняет наших китобоев в Гренландском море, и за все это вре-
мя ни один из них не стал добычей морских разбойников. А ты сам? Ты ведь
тоже судовладелец, а к тому же еще и капитан, каких поискать,  -  неужто
не управишься с конвойным фрегатом?
   Карфангер не ожидал такого поворота событий и поэтому не сразу нашел-
ся что ответить Кольбранду. Разве для того он все эти годы выступал про-
тив частного конвоирования торговых  судов,  чтобы  теперь  принять  это
предложение? Разумеется, Клаус Кольбранд желает ему только добра,  своим
высказыванием он хотел лишь подчеркнуть свое высокое мнение о нем,  Кар-
фангере. Да и какая разница, каким фрегатом командовать  -  частным  или
принадлежащим городу? Да, он был бы подходящим к